Representation of Modus Meanings in a Transcultural Literary Text

Full Text

Известно, что проблема билингвизма является актуальной и рассматривается в лингвистике как в советский, так и постсоветский период во всех союзных республиках, в том числе и в Казахстане. Следует отметить тот факт, что в это время наблюдается процесс активного усвоения национальной языковой картины мира (ЯКМ) прежде всего двух народов - русского и родного (например, казахского), в результате которого формируется билингвальная языковая личность, усвоившая языки соответственно с культурой народов - носителей этих языков. Особый интерес в этом отношении вызывает творчество писателей инонациональной культуры, пишущих на русском языке, авторов-билингвов, которых научное сообщество уже по традиции объединило в одну типологическую общность под названием «русскоязычных писателейбилингвов». В этой связи в современной науке отмечается, что, «когда соединение истории с лингвистикой в новой исторической данности стало объективным, возникла возможность историко-лингвистического анализа процессов, характерных для единой в ХХ в. общности, в частности - русско-национального коммуникативного двуязычия / билингвизма, в пределах которого особое место занимает художественный билингвизм. При этом художественный текст, обусловленный билингвальным творческим сознанием, до сих пор остается одним из самых загадочных и малоизученных лингвистических объектов» [1]. Эта идея была представлена еще ранее в диссертационном исследовании У.М. Бахтикереевой; она заключается «в постановке проблемы особых свойств обусловленного творческим билингвальным сознанием текста, в котором описывается национальный образ „первичной‟ культуры средствами „вторичной‟ языковой культуры, что выводит на познание природы билингвальной личности через ее приобретенный - русский язык и неисчерпаемых возможностей языка. Причем речь идет о языке, выражающем через свою систему речевых знаков значения, которые присущи иному языку» [2. С. 3]. Обзор научной информации позволяет нам называть художественные тексты данного типа транскультурными, в которых наблюдается сочетание двух культур (см работы: З.Г. Прошиной, М. Тлостановой, У.М. Бахтикиреевой, М. Джусупова, Н.М. Джусупова и др.). Обращение к анализу транскультурных текстов вызвано необходимостью описания «особости» их функционирования: изображение жизни казахского народа, его быта, национальной культуры и географического местоположения не на казахском языке, а на русском - языке другой русской культуры. Действительно, в художественном тексте русскоязычного писателя-билингва наблюдаются интересные и, на первый взгляд, необъяснимые процессы. Схематически это можно объяснить следующим образом: обозначим языковую личность русского писателя лингвистическим субъектом - L-1 (Language), а отражение им этно- и лингвокультуры русского народа как представителем данного этноса - C-1 (Culture), соответственно языковую личность казахского писателя - L-2 и отражение им этно- и лингвокультуры казахского народа - C-2. В нашем случае, как можно заметить, нет прямого соответствия: L-1 - C-1 или L-2 - C-2, а получается некая асимметрия: L-1 - C-2. Причем следует отметить, что на месте художника слова (L-1) - языковая личность не русская, а личность писателя-билингва, думающая, мыслящая и пишущая на русском языке (в нашем случае - казаха). Нами рассматривается именно это «несоответствие», в процессе которого происходит некое наложение, соприкосновение, проникновение двух культур - русской со стороны средства повествования и казахской, так как отображается объективная действительность казахского народа. Этим вызвано принципиально важное для нас положение о том, что русскоязычный писатель-казах, творящий на русском языке, формирует ЯКМ не русскую (это касается не только объекта повествования) и не казахскую, так как пишет о казахском народе на русском языке. В результате русскоязычный писатель, описывая окружающую действительность объективного мира казахского народа, широко вводит в языковую ткань произведений различные единицы, передающие генетически родные для него реалии, заполняя лакуны, соответствующие русской картине мира и русской ЯКМ. Именно в таком процессе творчества и сказывается особый генетический код писателя-казаха, который позволяет наиболее точно, ярко, образно передать особенности характера, поступков, обычаев и традиций казахского народа при помощи различных способов их языковой экспликации [3. С. 10-12] . В качестве источника языкового материала в работе использованы фрагменты из произведений казахстанских русскоязычных писателей: А. Алимжанова, Б. Джандарбекова, С. Санбаева, А. Жаксылыкова и др. Известно, что с позиции антропоцентризма вопросы, связанные с выражением категории модальности (в частности модуса и диктума), были и остаются актуальными в современной филологической науке. Слово модус (от ср.лат. modalis - модальный; лат. modus - мера, способ) этимологически родственно термину модальность [4]. Анализ научной литературы по данной теме позволяет говорить о том, что модус представляется комплексом семантических категорий: персональностью, временной и пространственной локализацией, персуазивностью, модальностью, авторизацией, оценочностью и др. В рамках статьи ограничимся изучением соотношения понятий «модус» и «модальность» как взаимосвязанных и взаимообусловленных. Термины «модус» и «диктум», введенные в научный оборот Ш. Балли, активно используются при описании структурно-семантических особенностей предложения как высшей единицы грамматической системы языка. По мнению ученого, в предложении - «это наиболее простая возможная форма сообщения мысли» - выделяется диктум, который коррелятивен процессу, образующему представление (основное содержание), и модус, выражающий модальность, который коррелятивен операции, производимой мыслящим субъектом с учетом его психо-, этнолингвистических особенностей, естественно влияющих на его картину мира и ЯКМ. Выражением модальности служит модальный глагол (думать, радоваться, желать и др.), а его субъектом - модальный субъект, оба вместе образуют модус, дополняющий диктум. Различаются эксплицитный и имплицитный модусы. Характерной формой выражения эксплицитного модуса является главная часть в составе сложноподчиненного предложения с придаточным изъяснительным. В образовании таких предложений большую роль играют модальные глаголы, обозначающие суждение говорящего о предмете речи, диктуме. Модус и диктум дополняют друг друга [5]. По мнению Г.В. Гака, в российском языкознании различение денотативного (номинативного) и коммуникативно-модального аспектов предложения в сущности соответствует в общих чертах различию диктума и модуса. Под диктумом он понимает пропозициональное значение - отображение определенного события, положения вещей («предметная ситуация»), модус же выражает то, что говорится о диктуме: кем, кому, когда, в каких условиях, с какой целью («речевая ситуация»). Модус «охватывает переменчивые элементы высказывания, субъективно окрашенные, зависящие от интенции говорящего» [6. С. 19-26]. М.И. Черемисина, Т.А. Колосова соотносят понятия «модус» и «диктум» с понятиями пропозиция, событие. Диктум понимается ими как «основное сообщение, референтом которого является некоторое положение дел в той реальности, которая отображается в речи. Объективная реальность противостоит связанному с нею психическому переживанию, языковое выражение которого понимается как модус. Для различения понятий «модальность» и «модус» авторы предпочитают называть модусами фрагменты предложения, содержащие модальную интерпретацию диктума: я считаю/полагаю/уверен/мне кажется/может быть и др. Модусы этого типа могут иметь форму предложений со свободно замещаемой позицией субъекта, прямого или косвенного (я/ты убежден, мне/ему показалось …). Модусная часть предложения представляет собой специфическую пропозицию. Они дают следующее определение, которое, на наш взгляд, кажется наиболее точным: «Модус - это вербализованная субъективная интерпретация диктумного события, которая может даваться в аспекте модальности (то есть возможности, вероятности события и степени достоверности его) или в аспекте характера психической обработки представления/информации о диктумном событии» [7. С. 34-95; 8. С. 47-53]. В дальнейшей работе данное определение модуса берется нами за основу. В лингвистике установлено, что модус может занимать по отношению к диктуму как начальную, так и конечную позицию. Инверсии модуса и пропозиции зависят прежде всего от семантики модуса. Значения эксплицитного модуса распределены по следующим основным планам: перцептивному (сенсорному) - модусы чувственного восприятия: видеть, слышать, чувствовать и др.; ментальному (когнитивному, эпистематическому) - модусы полагания: думать, считать, казаться, представляться и т.п., модусы сомнения и допущения: возможно, может быть и др., модусы истинной оценки: правда, верно, неверно, невероятно и т.п., модусы знания и незнания: знать, не знать, быть известным и др., модусы общей оценки: плохо, хорошо и др.; эмотивному - модусы эмоционального состояния: грустно, жаль и т.п.; волеизъявительному (волитивному) - модусы желания, волеизъявления и необходимости: хотеть, желать и др., нужно, необходимо и т.п. Все указанные модусы могут иметь субъективную валентность, могут не иметь ее и быть нейтральными. Итак, подведем итоги по данному вопросу: 1. В каждом предложении можно выделить основное содержание (диктум) и модальную часть (модус). Модус выражает субъективное отношение говорящего/пишущего к основному содержанию предложения с точки зрения его достоверности/недостоверности. 2. Диктум и модус взаимосвязаны, они дополняют друг друга. 3. В плане выражения выделяются эксплицитные и имплицитные модусы. Основными формами выражения эксплицитного модуса являются главная часть в структуре сложноподчиненного предложения с придаточными изъяснительными, а также специальные показатели в простом предложении - вводные (модальные) слова и вставные конструкции различного типа, рассмотрение которых выходит за рамки данной статьи. Далее остановимся коротко на одной из эксплицитных форм выражения модуса, а именно на сложноподчиненных предложениях (СПП) с придаточной изъяснительной частью. Известно, что характерной формой выражения эксплицитного модуса считаются СПП изъяснительного типа, получившие в литературе название «псевдосложных предложений», где главная часть (модус) и придаточная часть (диктум) имеют свою модальность, выражаемую грамматически (наклонением, модальными словами, союзами). Единая модальность СПП данного типа есть результат «сложения» предикативных единиц его частей, то есть модуса и диктума. Модус занимает по отношению к диктуму прежде всего препозицию. В составе модусной конструкции решающая роль отводится модальным словам, в частности модальным глаголам, обозначающим суждение, чувства, восприятие говорящего о предмете речи, сопровождаемые предсказуемой/присловной связью [9-11]. Наши наблюдения позволяют считать, что стремление писателя к созданию естественной, доверительной беседы с читателем приводит его к эффективному использованию СПП с придаточным изъяснительным. Апелляция писателя к модусу служит для актуализации неожиданности, необычности сообщения, для создания атмосферы доверительности общения, для выражения эмфазы и т.д. В связи с этим в транскультурном тексте модусы служат показателями авторского заинтересованного участия в изображении событий, явлений, особенностей жизни и быта казахского народа, его географического местоположения; описанные события как бы «пропущены» писателем «сквозь себя», через его мировоззрение, миропонимание. Без сложных предложений данного типа художественный текст писателя походил бы на роман-хронику, где исторические факты излагаются конкретно и точно, без актуализации субъективного фактора в повествовании. Поэтому в транскультурном тексте писателя-билингва речь повествователя, помимо философско-публицистических отступлений автора, сентенций, рассуждений, насыщена различными типами модуса - модусами перцептивного (сенсорного) плана (видеть, слышать, чувствовать, видно, слышно и т.д.), модусами ментального (когнитивного) плана (думать, считать, полагать, казаться, возможно, может быть и т.д.) и др., т.е. такими, которые регулярно выражаются единицами русского языка, получившими в науке название «предикатов внутреннего состояния» [12-14]. Особенностью этих слов является их способность эксплицировать модусы, связанные с основными сферами внутренней жизни человека - мыслительной и эмоциональной. Нами выделяются две основные группы СПП изъяснительного типа в зависимости от компонентов, составляющих главную часть - модус: 1) СПП, модус которых представлен предикативной конструкцией с опорным словомглаголом, выражающим достоверность (верить, знать, считать), и 2) СПП, модус которых представлен предикативной конструкцией с опорным словомглаголом, выражающим недостоверность информации (думать, вспоминать, казаться, чудиться и др.). 1. Сложные предложения первого типа в основном встречаются в речи персонажей, в отдельных случаях - и в собственно авторской речи. Такое соотношение в употреблении СПП изъяснительного типа, модусная часть которых выражает достоверность сообщаемого в придаточном - диктуме, закономерно, так как повествуется о событиях давно прошедших лет и говорить об их достоверности категорично от имени самого автора (я знаю, я считаю, что…) было бы некорректным. Анализ показал, что в контексте произведений данные конструкции СПП органично вплетаются в синтаксическую структуру речи персонажей, обретая при этом функциональную значимость. Ср.: Манай продолжил беседу: «Горе одного не тяжелее печали народа», - говорили древние. Если сын останется жив, то вернется, если погибнет, то я верю, что он умрет, не опозорив чести ни своего рода, ни своего отца[50]. В речи старика Маная выражается уверенность в том, что его сын Кенже (единственный из оставшихся живых) лучше умрет, но не опозорит «чести ни своего рода, ни своего отца». На наш взгляд, с такой уверенностью может говорить тот отец, кто воспитывал настоящего джигита, воина, человека, знающего и почитающего обычаи и традиции своего народа. СПП изъяснительного типа с модусной частью, выражающей достоверность сообщаемой информации, представлены в транскультурном тексте писателя-билингва не только в речи повествователя, но и в открытом авторском «слове». Рассмотрим фрагменты, в которых содержатся конструкции с использованием глагола знать: знать, как…; знать, что…; знать о том, что… и др. Например: После того как попытка открыть через третье лицо глаза Спаргапису окончилась неудачей, замолчал и Бахтияр. Он лучше других знал, как страшна и безжалостна царица в гневе[51]; По рассказам Нургали он (Абен. - Уточнение наше.) знал, что старики проводили отца в последний путь с почестями: зарезали на поминки единственную корову. Закончится война, будет жив - приедет, поставит кладку на могиле[52]. Как видим, семантическая структура предиката внутреннего состояния ‘знать’ дала возможность репрезентировать дополнительные модусные смыслы, заложенные в нем в ментальной области человека. Как правило, в художественный текст исторического характера, помимо основного содержания, вводятся подлинно исторические сведения. Так, например, в речи повествователя говорится о том, что после долгих преследований предводитель казахских повстанцев Махамбет был схвачен властями и посажен в царскую тюрьму в Калмыково, где он и узнает о подробностях многих преступлений. Например: Находясь в тюрьме в Калмыково, Махамбет узнал, что на берегу Жаика атаман Донсков открыл огонь из орудий по кочевьям у брода, чтобы перейти на восточный берег - на свободные земли Среднего жуза. Река была затоплена трупами. А Кайбала, обещавший счастливую жизнь, бежал[53]. С этих позиций интересны и фрагменты, в которых содержатся конструкции с использованием глаголов утверждать, считать: утверждать/считать, что… и др. Например, в СПП с придаточным изъяснительным: Халебцы утверждают, что великий философ из Дамаска вновь вернулся в Халеб и последние дни жизни провел здесь, и потому, безусловно, Мухаммед аль-Фараби похоронен в этом городе, где-то возле старой крепости[54]. Модусные конструкции фрагментов репрезентируют достоверную (‘ут- верждают’) либо относительно достоверную (‘считают’) информацию, представленную в диктуме сложных предложений, поэтому истинность сообщае- мого здесь относительная. И на самом же деле никто не знает точного места захоронения великого Учителя, сына двух народов - казахов и арабов. Итак, модусы, выражающие достоверность излагаемой информации в диктуме, используются наиболее широко в речи персонажа (реже - в речи повествователя) и придают речи говорящего естественный, непринужденный характер, обогащая ее новым, национально ориентированным содержанием, накладывающимся на знания читателя и обогащающим их. Схематически это можно представить следующим образом: верю, Имя собственное + знаю, что (как)… считаю, 2. СПП, модус которых представлен предикативной конструкцией с опорными словами-глаголами понимать, думать, вспоминать, казаться, чудиться и др., выражающими недостоверность информации (и предположение, и воспоминание, и мечта, и иллюзия, и размышление и т.п.). В транскультурном тексте писателя-билингва СПП данного типа используются широко и своеобразно. Анализ фактического материала позволил нам сделать следующую градацию в выражении значения недостоверности сообщаемого: а) модусная часть сложного предложения со значением недостоверности первой степени - выражение возможности, предположения информации (при помощи опорного глагола понимать, думать, вспоминать и т.п.) и б) модусная часть сложного предложения со значением недостоверности второй степени - выражение предположения малого до невозможного при помощи глаголов типа казаться, чудиться. а) Модусная часть сложного предложения со значением недостоверности первой степени. Они чаще всего встречаются в речи повествователя для передачи внутренних переживаний, волнений, различных чувств и потому особенно субъективно мотивированы. Сравним: Очень скоро Ишпакай понял, что удержать в повиновении эту грозную степную вольницу невозможно, если ее не объединить общей целью. И он, соблазнив кочевников заманчивой картиной богатства и славы, повел свои орды в дальний и тяжелый подход[55]. Интересен тот факт, что рассматриваемая конструкция употребляется писателем и при описании животных, делая при этом более понятным для читателя их внутреннее состояние. Например, однажды в зимнюю пору Тани с маленькими детьми возвращалась домой и неожиданно в открытом поле встретилась лицом к лицу с голодной волчицей. Забыв о страхе, Тани бросилась защищать своих детей. Сравним: Волчица поняла, что встретилась с непобедимой силой. Поняла, потому что знала эту силу в самой себе…[56] б) СПП изъяснительного типа с модусной частью, выражающей вторую степень недостоверности, - выражение предположения малого до невозможного при помощи различных форм глаголов казаться, чудиться. В художественном дискурсе писателя-билингва данная группа является самой многочисленной. Опорными словами модуса здесь выступают безличные глаголы казаться, чудиться. Отметим, что данные глаголы оказываются очень близкими по значению. Сравним: глагол чудиться означает - ‘казаться, мерещиться’, а слово казаться, помимо своих основных значений (‘иметь тот или иной вид, производить то или иное впечатление’; вводное: ‘как будто, по-видимому’), имеет еще одно: ‘представляться воображению’[57]. Анализ показал, что частотность употребления данных глаголов позволяет писателю перевоплощаться в своих героев, передавать их внутреннее состояние, думать их мыслями, чувствовать их радости, печали и т.п. В связи с особенностями структуры модуса СПП изъяснительного типа нами приводится следующая градация: 1) модусная часть (субъектно-предикатная конструкция), включающая имя собственное или его эквивалент (личное местоимение) и безличный глагол, присоединяемая к диктуму при помощи союза что; 2) модусная часть, представленная определенной видо-временной формой безличных глаголов, присоединяемая при помощи союза что; 3) модусная часть в форме глагола казаться, присоединяемая к диктуму без союза что. 1. СПП изъяснительного типа, модусная часть (субъектно-предикатная конструкция) которого включает имя собственное или его эквивалент (личное местоимение) и безличный глагол - чудиться, казаться. Например, молодому талантливому композитору Курмангазы «кажется, мерещится» в вое ветра волшебный гул и пение родной земли: Никто, кроме Курмангазы, пока не мог ощутить этот звон от воя ветра. Курмашу почудилось, что гудит и поет земля, у него захватило дух от могучих аккордов, от волшебного гула земли9. Tumanova A.B. Polylinguality and Transcultural Practices, 2024, 21 (2), 280-294 Здесь с помощью оценочного компонента в семантике предиката внутреннего состояния ‘(по)чудиться’ очень точно передан элемент творческого перевоплощения. Как известно, музыка, так же как и поэзия, имеет огромную силу воздействия на слушающих, тревожа их сердца, поднимая дух. В следующем фрагменте сарбазам ‘кажется, видится’, что рядом с ними их друзья несутся лавиной, и это вселяет уверенность в освобождении и скорой победе - «распрямились плечи джигитов»: Бурные, гневные, призывные аккорды тревожат сердце султана и поднимают дух пленных сарбазов. Им чудится, что где-то близко лавиной несутся их друзья. От дробного стука копыт содрогается сердце. Распрямились плечи джигитов[58]. Использование конструкции модуса возможно и без субъекта, тем не менее смысл излагаемого вполне понятен и завершен. Сравним: Пели люди, чудилось, что это поет один человек с нежной глубокой душой, тоскующей по необыкновенному добру и любви...[59] Рассмотрим фрагменты, в модусной кострукции которых содержится в различных видо-временных формах безличный глагол казаться. Десятидневное вынужденное ожидание начала боя утомило сарбазов и раздражало их, вселило неуверенность в правильности такого решения предводителей Исатая и Махамбета; началось брожение в войске повстанцев, наблюдаются отдельные случаи измены, убийства. И во всем этом Махамбет винил только самого себя, ему представлялось, что «он причина всех бед и гибели Туке…»: Ничто не удивило Махамбета - ни слова Исатая о том, что он, Махамбет, должен оставить его, ни уход батыра Асау, ни измена старшин бершцев… Его ошеломила весть о смерти Туке. Махамбету казалось, что он причина всех бед и гибели Туке…[60] Приведем примеры СПП изъяснительного типа, в которых изображаются картины природы. Образное описание окружающей действительности у русскоязычного писателя сочетается с элементами метафоризации. Ср.: Сеит вел Кенже по известным только ему одному тропам. А может, и тропинок-то не было. Кенже казалось, что небо опрокинулось на них, закрыв все пути…[61] Туманова А.Б Полилингвиальность и транскультурные практики. 2024. Т. 21. № 2. С. 280-294 Закат был чудесен, Солнце приблизилось к земле и запылало красным пламенем. Тысячи золотых стрел бросило оно в степь. Курмашу казалось, что лучи звенят, поют и по степи несутся сладостные звуки тихой песни[62]. Анализ показал, что данная группа СПП изъяснительного типа наиболее многочисленная и продуктивная. В них структура модуса состоит из сочетания имени собственного (Курмаш, Кенже, Махамбет, автор/повествователь и др.) или его эквивалента (он, она, они и др.) в дательном падеже с различными видо-временными формами безличных глаголов казаться, чудиться. Схематично это выглядит так: СС СП М = в дат. падеже + в наст./прош. вр. (имя собств. или местоим.) (кажется, по/казалось, чудится, почудилось) Примечание: М - модус; СС - семантический субъект; СП - семантический предикат Наряду с рассмотренными выше типами модуса в транскультурном тексте писателя-билингва регулярно употребляется ее редуцированная форма - казалось, кажется, то есть используются глаголы без эксплицитно выраженного субъекта. В таких СПП речь персонажа полностью сливается с авторской. На наш взгляд, при изъятии семантического субъекта сам писатель проявляется ярче и выразительнее. Перед нами особое, нестандартное мироощущение, мировосприятие художника слова, отсюда и необычное, субъективированное творческое отражение реально существующей окружающей действительности. Рассмотрим это на примерах. Так, использование слова казалось помогает создать иллюзию непосредственного участия самого писателя в событиях: Казалось, что массагеты и савроматы решили полечь все до единого на этом окровавленном поле15; Алдияр остановился, оглянулся назад. Казалось, что слова Зарбая вывели его из оцепенения. Он услышал, как жиделинцы слали проклятья карателям, увидел Курмангазы, медленно перевел взгляд на Мынбая[63]. Также в сложном предложении смысл недостоверности может быть передан при помощи субъектно-предикатной конструкции, присоединяемой Tumanova A.B. Polylinguality and Transcultural Practices, 2024, 21 (2), 280-294 к диктуму без союза что. На наш взгляд, писатель преднамеренно опускает союз что, удлиняя паузу и тем самым акцентирует внимание читателя на данном моменте, достигая тем самым оценочной цели. Ср.: «Брат… Мой брат…» - колотилось сердце, переполненное небывалым чувством светлой, чистой любви. Мне казалось, вот-вот лопнет в груди горячая, натянутая струна. Сейчас для Акана я готов был пойти на все[64]. Итак, модусы в структуре сложных предложений в виде форм глаголов казалось, оказалось, кажется, присоединяемые к диктуму при помощи союза и без него, стилистически мотивированы единой авторской точкой зрения на описываемые события. Модус находится обязательно в препозиции к диктуму сложного предложения, выделяется интонационно и графически. Схематически модус выглядит так: кажется, М = казалось, что/как + Д оказалось, Примечание: М - модус; Д - диктум Заключение Итак, в результате анализа транскультурного текста русскоязычного писателя-билингва нами сделаны следующие выводы: 1. СПП изъяснительного типа с модусной частью, представленной сочетанием имени собственного или его эквивалента в дательном падеже в функции семантического субъекта (и без него) с разными формами безличных глаголов казаться, чудиться (казалось, оказалось, кажется; чудится, почудилось), выбраны художником слова не случайно. Их использование в художественном дискурсе стилистически и семантически мотивировано, так как писатель в своих произведениях стремится «представить воображению» историческое прошлое и/или то или иное событие настоящего, при этом нереально гарантировать полную достоверность его. 2. Недостоверная информация передается путем привлечения художественного вымысла, домысливания, творческого перевоплощения писателя, что неизбежно репрезентируется средствами языка, а подлинные исторические факты легко и естественно вклиниваются в текст произведения, не нарушая плавного течения авторского повествования. Для выполнения этих задач и употребляются рассмотренные выше конструкции сложных предложений. Туманова А.Б Полилингвиальность и транскультурные практики. 2024. Т. 21. № 2. С. 280-294 3. Кроме основной функции оценки диктума, то есть того, что «представляется воображению» субъекту речи, модус выполняет и дополнительные функции: отражение специфики мировоззрения национального писателя, его творческого мировосприятия, особенностей его ЯКМ; стремление к реальному отражению важных событий из жизни казахского народа, придание торжественности, образности речи повествователя и персонажей произведений; желание «оживить» не только давнопрошедшие события, но и их участников и т.д. Все сказанное прекрасно удается выполнить русскоязычному писателю, так как описываемые события, факты, образы и их чаяния «пропущены» художником слова «сквозь себя», прочувствованы им и предопределяют, на наш взгляд, адекватное декодирование информации от реципиента/читателя. Следовательно, модальную интерпретацию диктума СПП изъяснительного типа можно считать одним из продуктивных способов экспликации модусных смыслов с точки зрения достоверности/недостоверности излагаемой информации, а конструкции такого типа являются эффективными способами реализации авторского отношения к изображаемому.

About the authors

Ainakul B. Tumanova

al-Farabi Kazakh National University

Author for correspondence.
Email: a.tumanova@inbox.ru
Doctor in Philology, Professor, Department of Russian Philology and World Literature 71 al-Farabi avenue, Almaty, 050040, Kazakhstan

References

Supplementary files