How to Write the Histories of National Literatures?

Full Text

Введение Развернувшаяся в начале века на страницах центральной литературной печати дискуссия о кризисе жанра истории литературы по времени совпала с начавшимся во многих республиках написанием новых историй национальных литератур. Процесс этот сопровождался рефлексиями по поводу их теоретико-методологических оснований. Отправной точкой этих рефлексий был отказ от методологии советских историй, основывавшихся на ленинской теории о трех этапах национально-освободительного движения в России. Впрочем, ученые из разных республик, работая над концепциями историй национальных литератур, не отрицали огульно опыта предшественников. Так, В.Г. Родионов, автор концепции трехтомной «Истории чувашской литературы», пишет о значимости реализовывавшегося в ИМЛИ под руководством Р.Ф. Юсуфова проекта «Истории литератур народов СССР дооктябрьского периода», в котором, по словам ученого, развивались традиции Д.С. Лихачёва в области создания теоретической истории литературы [1. С. 6-7]. Реализация проектов новых историй национальных литератур в первую очередь была обусловлена стремлением преодолеть сложившийся в советский период «патернализм, связанный с признанием превосходства одной литературы над другими» [2. С. 258]. В этой связи у ученых возникает потребность пересмотреть само понятие «национальная литература». С одной стороны, высказываются суждения о его неактуальности в современной ситуации интернационализации литературного творчества: «Современный писатель - нередко носитель полиэтнических культурных ценностей, человек мира, пишущий для читателей многих стран (Э. Хемингуей, Г. Миллер и др.), живущий поочередно в разных культурных координатах и не мыслящий себя в прокрустовом ложе какой-то одной этнической или эстетическрй системы» [3. С. 56]. С другой стороны, говорят о «метаморфозах содержания» и о новых смыслах, обусловленных современными реалиями: «Словосочетание „национальная литература“ имеет сравнительно долгую историю своего употребления в научном языке. Его содержание, установленное в советское время, было достаточно ясным и настолько устойчивым, что постепенно отставало от того, что происходило в реальной жизни. Но теперь оно получило новые импульсы в своем семантическом развертывании, стало сложным и противоречивым. Одновременно в нем обозначились симптомы кризиса. Появились серьезные „за“ и „против“ его права на существование в научном языке» [2. С. 259]. Цель исследования - на примере реализуемого в Институте языка, литературы и искусства им. Г. Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан проекта по написанию пятитомной «Истории татарской литературы» (на русском языке) проблематизировать вопрос о теоретико-методологических основаниях построения историй национальных литератур. Обсуждение Одной из реакций на кризис в изучении национальных литератур стал «этнокультурный поворот», приведший, по словам К. Султанова, к становлению «статической модели описания национальной литературы», когда собственно эстетические критерии, соотносимые с полнотой и целостностью художественного текста, оказываются на периферии его анализа [4. С. 16]. Применительно к реализуемым проектам историй национальных литератур этот «этнокультурный поворот» выразился в стремлении создать этноцентристские историко-литературные нарративы. Показательна в этом плане концепция, лежащая в основе новой десятитомной «Истории азербайджанской литературы», «…так как в предыдущих изданиях, - написано в русскоязычной аннотации к первому тому, - исследования велись с учетом идеологических принципов, вытекающих из требований существующей политической системы, в представляемом проекте считаем целесообразным представить читателям этапы развития истории азербайджанской литературы в свете государственной независимости» [5. С. 1057]. Автор реализуемой в десятитомнике концепции периодизации азербайджанской литературы академик Иса Габиббейли главным принципом периодизации многовековой азербайджанской литературы называет «идею азербайджанства» [6. С. 8]. По сути, здесь предлагается иной (этноцентричный) вариант идеологической истории, основывающийся на идеологеме «азербайджанство». Этноцентризм положен в основу реализованного в Институте языка, литературы и искусства им Г. Ибрагимова Академии наук Республики Татарстан проекта восьмитомной «Истории татарской литературы». В теоретико-методологическом введении в первом томе профессор Д.Ф. Загидуллина пишет, что в его основу положена категория «дух нации», который проявляется на всех этапах историко-литературного процесса [7. С. 5]. Эта категория в широком временном диапазоне восходит к романтизму. «Со времен зарождения новой романтической историографии, - пишет В. Земсков, - и одновременно истории литературы, в том числе, и в последующем, во времена попыток найти цивилизационные основания, пройдя позитивизм, историко-культурную школу и т.д., наше сознание вплоть до пост-структуралистского „вызова“ оставалось незамутненным. Разные „духи“ - „дух народа“, „дух нации“, „дух империи“, „дух класса“, „дух цивилизации“, „дух этноса“ - определяли характер центризма и, соответственно, рассказывания / нарратива в историографических, историко-литературных, потом - цивилизационных построениях» [8. С. 80]. С другой стороны, как показывает монография Д.Ф. Загидуллиной, посвященная становлению теории литературы у татар в начале XX в., в этот период в творчестве целого ряда татарских критиков и литературоведов (Г. Ибрагимова, Дж. Валиди, Г. Губайдуллина, Г. Баттала) формируется представление о художественном творчестве как проявлении духа нации [9. C. 202-243]. Этноцентризм как основа историй национальных литератур в той или иной степени характерен и для большинства других реализованных в последние два десятилетия в Поволжье проектов [10; 11]. В настоящее время в ИЯЛИ им Г. Ибрагимова АН РТ начата работа над проектом пятитомной «Истории татарской литературы» («Истории…») на русском языке. Создание многотомной русскоязычной «Истории…» обусловлено, в первую очередь, стремлением сформировать у незнакомого с татарской литературой читателя целостное представление о ней в ее историческом развитии. Это первый опыт подобного рода. До этого времени отдельными изданиями вышли «Средневековая татарская литература (VIII - XVIII вв.)» [12] и «История татарской литературы Нового времени (XIX - начало XX вв.)» [13]. Новое издание концептуально должно отличаться как от указанных работ, так и от восьмитомной татароязычной «Истории татарской литературы». Необходимо учитывать иной «горизонт ожидания» русскоязычного читателя, малознакомого с татарской литературой. В этой связи представляется проблематичным взять за основу идею Д.С. Лихачёва о теоретической истории литературы, учитывая, что последняя предполагает некоторый необходимый уровень знаний, сведений и некоторую начитанность по национальной литературе, позволяющие представлять лишь характер процесса, его движущие силы, причины возникновения тех или иных явлений, особенности историко-литературного движения [14]. Плодотворным представляется соединение принципов теоретической истории литературы и традиционной, в которой будет освещаться творчество знаковых в татарской литературе поэтов и писателей. В теоретической части предполагается проблематизирующее изложение вопросов, релевантных отдельным историко-литературным периодам. Историю литературы трудно рассматривать изолированно от процессов культурного развития татарской нации, ее истории. Поэтому уместной представляется актуализация культурно-исторического контекста. Например, в качестве отдельного нарратива в «Историю…» может быть включена статья о роли татарских медресе в развитии литературы, ее институционализации. (В этом плане заслуживает внимания опыт чувашских коллег: в описании литературного процесса начала XX в. значительное внимание уделяется роли Симбирской чувашской учительской школы, в которой учились выдающиеся деятели чувашской литературы: Г. Комиссаров (Вандер), К. Иванов, Г. Кореньков.) Дискуссионным в татарском литературоведении продолжает оставаться вопрос о жанрах татарской литературы. Если канонические жанры средневековой татарской литературы достаточно хорошо систематизированы и изучены [15], то относительно неканонических жанров такого сказать нельзя [16; 17]. Традиционные для жанра «Истории…» вопросы о литературных направлениях и течениях также должны излагаться в проблемном виде. Например, модернизм в татарской литературе начала XX в. можно представить в контексте проблемы смены картин мира в литературе указанного периода [18; 19]. Описание соцреализма в татарской литературе будет интересным для русскоязычного читателя при актуализации вопроса о соцреалистическом каноне и национальных традициях. Еще одной теоретически продуктивной идеей в новой «Истории…» может стать «множественность литератур» (термин Я. Сафиуллина). Это понятие, восходящее к идеям Гердера о равноценности всех языков и культур и, следовательно, о множественности культурных миров и единовременности разных смыслов, позволяет устанавливать отличия явлений в истории татарской литературы от явлений в русской и европейской литератур, а также литератур народов Поволжья. В отличие от прежних, написанных в советский период «Историй», в которых межлитературный контекст актуализировался с опорой на понятие «взаимообогащение», в новом проекте за основу предпочтительнее взять понятие «диалог», понимаемый как порождающее новые смыслы столкновение различий участвующих в диалоге литератур [20]. Таковы в общих чертах теоретические основы новой «Истории…». Подчеркнем, что речь на данном этапе идет о концепции проекта, которая в ходе работы над ним может претерпевать изменения. Относительно кратких очерков творчества татарских поэтов и писателей (эти очерки, согласно концепции, должны составлять вторую часть каждого тома) существует мнение, что они должны быть построены не как последовательный нарратив о жизни и творчестве (традиционный для большинства «Историй» подход), а как проблемный анализ художественного творчества. Приведем несколько примеров возможных названий таких очерков: «Хасан Туфан: от поэтического авангарда к традиционной поэтике»; «Поэтический авангард в поэзии 1920-х гг.: Х. Такташ, К. Наджми, А. Кутуй»; «Открытия психологизма в прозе А. Еники и А. Гилязова»; «Мифологизм в современной татарской прозе: Н. Гиматдинова, Г. Гильманов, Ф. Байрамова» и др. В восьмитомную «Историю татарской литературы» отдельно была включена статья о творчестве русскоязычных писателей Татарстана (автор И. Еникеев). Литературная идентичность таких поэтов и писателей (Р. Бухараев, А. Кутуй, А. Сахибзадинов, И. Абузяров, Г. Яхина) - один из дискуссионных в современном литературоведении вопросов. Суть развернувшейся дискуссии состоит в том, насколько обоснованно рассмотрение творчества этих писателей как феноменов татарской литературы. Интересным представляется и вопрос о литературном билингвизме. В татарской литературе это явление не получило распространения. Возможно, причина этого состоит в том, что «творчество на неродном языке - огромный риск для художника слова»: писатель, отваживающийся на языковой переход, оказывается «чрезвычайно уязвимым, открытым для интенсивной критики, неприятия как в своей, так и в новоприобретенной лингвокультурной среде» [21. С. 227]. Впрочем, и в других литературах Поволжья, по всей вероятности, наблюдается такая же ситуация. «Переход с родного языка на русский, - пишет А. Арзамазов, - нечастое явление в литературах народов Поволжья и Урала. Для большинства писателей принципиально важно творить, заявлять о себе именно на родном языке, тем самым поддерживая полнокровную связь со своим народом, исходной традицией. Отказ от родного языка может расцениваться и как измена, предательство этнических интересов» [21. С. 227]. Творчество русскоязычных татарских писателей может быть рассмотрено в контексте феномена культурного пограничья. Несмотря на то, что татарский язык не стал для них языком творчества, национальное присутствует в их произведениях в виде образов, тем, мотивов, культурных кодов. «Мне всегда было привычно жить на границе культур. Да и все мы в Казани живем, так или иначе, на границе. В городе есть церкви и мечети, мы говорим на татарском и на русском языках. Когда в мою жизнь вошли немецкий язык и культура, это тоже было органично: в детстве у меня был дедушка, который читал немецкие стихи, потом я сама поехала жить в Германию, и этот язык и культура тоже стали частью меня. Мне комфортно чувствовать себя на границе разных культур, это обогащает», - говорит в одном из интервью Г. Яхина[32]. Впрочем, понятие «литература культурного пограничья» применимо не только к творчеству русскоязычных писателей Татарстана. Оно, в частности, продуктивно при изучении творчества поэта-просветителя XIX в. М. Акмуллы (1831-1895). Его идентичность формировалась на пересечении трех культур: татарской, башкирской, казахской. «Акмулла, - пишет по этому поводу известный татарский ученый М. Усманов, - помимо классической тюрко-татарской литературы, впитал казахскую народную поэзию, формировался и на основе школы степных поэтов. Он - неповторимый поэт, соединивший в своем творчестве эти два начала» [22]. В этой связи его творчество рассматривается как общее наследие трех литератур: татарской, казахской и башкирской. Заключение Вопрос о том, как писать истории национальных литератур, является дискуссионным. Представленная в этой статье концепция русскоязычной «Истории татарской литературы» должна рассматриваться как приглашение к дискуссии. Существующий у разных народов опыт написания историй национальных литератур свидетельствует о различных подходах к этому жанру. Это благоприятный для его развития фактор: наряду с академическими многотомными «Историями», востребованными представляются популярные, учебные «Истории». В ситуации дефицита внимания к национальным литературам в общероссийском литературном пространстве реализация таких проектов представляется особенно значимой: все вместе они способствуют формированию у русскоязычного читателя представления о множественности российских литератур.

About the authors

Marcel I. Ibraghimov

G. Ibraghimov’s Institute of Language, Literature and Arts of the Academy of Sciences of the Republic of Tatarstan

Author for correspondence.
Email: mibragimov1000@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-7805-3167
SPIN-code: 4217-6864

Associate Professor, PhD in Philology, Senior Researcher of Literary Studies

20 Baumana st., Kazan, 420111, Russian Federation

References

Supplementary files