Цифровые права человека: международно-правовое и социальное измерения

Полный текст

Цифровизация, являясь закономерным продуктом цифровой революции, стремительно распространяется в современном мире и объективно оказывает колоссальное воздействие практически на все сферы жизнедеятельности человека, общества и государства, в той или иной степени трансформируя всю совокупность социальных отношений, по сути, «погружая» последние в виртуальную реальность. Современный социум развивается, объективно подчиняясь новой цифровой парадигме. Наблюдается тотальная цифровизация общества [7] и общественных отношений [31]. В научный дискурс прочно вошли термины, непосредственно связанные с «цифрой»: «цифровая реальность» [29]; «цифровая среда» [22]; «цифровая социология» [43], «цифровой ученый» [44] и др. Индивидов, появившихся на свет после цифровой революции и получающих информацию главным образом при помощи цифровых каналов, стали именовать «цифровыми людьми». Важно констатировать как объективную данность, что индивид и общество сейчас живут в условиях «цифровой трансформации» [20], в эпоху «цифровых технологий» [11], в «цифровом веке» [34] и «цифровой эпохе» [35; 40; 48; 49].

Под сильнейшим воздействием цифровизации происходят фундаментальные изменения в жизни практически каждого индивида и общества в целом. Цифровизация трансформировалась в серьезный фактор, определяющий, каким образом люди работают, развлекаются, проводят свой досуг и участвуют в политической жизни. Цифровые платформы стали так же важны, как и традиционные институты, в том, как люди организуют свою профессиональную и социальную жизнь. Более того, цифровые платформы (при помощи мобильных приложений) внесли радикальные новшества, которые значительно изменили, например, традиционные способы участия в публичных дебатах, а также в мобилизации политических действий в развитых индустриальных обществах и развивающихся странах [51. С. 5].

Не обошла стороной цифровизация и такой важнейший социально-правовой институт, как права человека. В научной среде сложилась точка зрения, согласно которой инновационные технологии в области информатизации и цифровизации настоятельно диктуют императив реинтерпретации традиционных прав человека и обусловливают появление их новых категорий, так называемых «цифровых прав» [48. P. 226; 49]. Цифровые права человека в последнее десятилетие привлекают внимание российских и зарубежных ученых и экспертов, которые подвергают анализу различные проблемы, порождаемые процессом цифровизации [7; 31; 41; 52; 55 и др.] и оказывающие существенное влияние на обеспечение прав человека в цифровой среде [3–6; 11; 17; 20; 22; 26; 29; 32; 33; 40; 42; 44–55 и др.].

В то же время проблемы возникают даже с названием новых прав: в российской литературе их, как правило, называют «информационными», «цифровыми», «виртуальными», в англоязычной пишут о цифровых правах (digital rights), интернет-правах (Internet rights), праве на коммуникацию (right to communicate), свободе соединения с любым лицом в любое время, в любом месте и для любых целей (freedom to connect — to anyone, anytime, anywhere, for anything). Порою данные термины применяются в качестве синонимов, в ряде случаев делается акцент на определенных особенностях обозначаемых ими прав [6. С. 12]. В российской научной литературе юридического характера нередко наблюдается «разноголосица» даже в названии цифровых прав. Так, например, М.С. Бурьянов применяет термин «глобальные цифровые права» [3–5], стремясь подчеркнуть естественный характер и планетарную масштабность нового вида прав.

Учитывая, что среди представителей научного и экспертного сообществ отсутствует единая и консолидированная точка зрения на проблему, более корректно называть новые права информационно-цифровыми, поскольку они априори неразрывно связаны с информацией, являющейся, в свою очередь, конструктом реальности и одной из социальных ценностей (например, тот же цифровой код представляет собой информацию), т.е. цифровое общество выступает в качестве «особой стадии информационного общества» [15. С. 120].

В научной литературе существуют разные точки зрения на сущность и природу цифровых прав. Часть исследователей отождествляет их с «традиционными» («обычными») правами, перенесенными в цифровую сферу. Так, цифровые права представляют собой не что иное, как обычные и общие гражданские права, но они выражены и переведены в плоскость цифровой сферы: «гражданские права являются универсальными и поэтому должны быть действительны в Интернете» [33. С. 47]; «на сегодняшний день цифровые права — это права человека и юридические права, которые позволяют отдельным лицам получать доступ, использовать, создавать и публиковать цифровые носители или получать доступ и использовать компьютеры, другие электронные устройства и телекоммуникационные сети» [33. С. 49].

В зарубежной научной литературе доминирует утверждение, что цифровые права обладают специфическими детерминантами, придающими им характер sui generis, что позволяет отнести их к новому — четвертому — поколению прав человека [48. С. 226]. Вопрос о том, можно ли причислять цифровые права к новому поколению прав человека, вызывает интерес как российских, так и зарубежных авторов [6; 11; 40; 48; 49 и др.].

В научно-экспертном сообществе выдвигаются радикальные и далеко не бесспорные идеи о том, что в условиях шестого экономического уклада под воздействием искусственного интеллекта (далее — ИИ) и робототехники происходит кардинальная смена всего устоявшегося миропорядка: меняется экономика, политика, право, идеология, общественные отношения, ценности и даже сама личность человека [21. С. 135]. Безусловно, под сильным воздействием цифровизации вполне может поменяться личность, но не сущность человека. И данное обстоятельство выступает серьезным аргументом в пользу тезиса, что цифровые права (в нынешнем своем виде) не могут претендовать на права нового поколения: «С одной стороны, процесс цифровизации политики, экономики, культуры не формирует целого каталога принципиально новых прав человека. С другой стороны, рассуждая о поколениях прав человека, следует отметить, что цифровые права требуют принципиально новых способов их признания и регулирования, соблюдения, обеспечения и защиты» [11. С. 26].

В современном международном праве принято различать три поколения прав человека, поскольку принципы и нормы, относящиеся к правам человека, складывались как во внутригосударственном, так и в международном праве на протяжении длительного времени. В зависимости от хронологии провозглашения различных прав и свобод человека многие ученые делят их на три поколения. К первому поколению относят гражданские и политические права, которые называют «негативными» — для их имплементации государство не должно предпринимать каких-либо конкретных действий, а должно лишь не вмешиваться в их осуществление отдельными индивидами. Ко второму поколению относят социально-экономические права, которые называют «позитивными» — для их имплементации требуются конкретные акции государства. К третьему поколению многие ученые причисляют «коллективные», или «солидарные», права — основанные на солидарности людей: К. Васак предлагал закрепить их в третьем пакте (в дополнение к Международному пакту о гражданских и политических правах 1966 года [28] и Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах 1966 года [27]). Очевидно, что следует признать научно корректной и эффективно «работающей» концепцию поколений прав человека, выдвинутую в свое время Васаком.

В последнее время стали говорить о четвертом поколении прав, к которому часть исследователей относит цифровые права. Это поколение принципиально отличается от первых трех: каждое из трех поколений имело в виду один комплекс прав, а четвертое поколение включает в себя весь предыдущий комплекс прав, развивающихся в условиях научно-технического прогресса и внедрения инноваций. В частности, к ним относятся базовые цифровые права: на доступ к телекоммуникационной сети Интернет; на поиск, получение и передачу информации; на использование, создание и публикацию цифровых произведений; на анонимность; на свободу слова (в телекоммуникационной сети Интернет); на забвение [25]. Некоторые из них включают в себя как гражданские, так и политические (например, избирательные), социальные и прочие права, т.е. когда мы говорим о нарушениях прав четвертого поколения, то такие нарушения характеризуются нарушением комплекса прав не одного человека, а значительной части индивидов.

Основополагающим международно-правовым документом в сфере прав человека является Всеобщая декларация прав человека (1948; далее — ВДПЧ), статьи которой часто рассматриваются специалистами в области прав человека как наиболее подверженные воздействию (в том числе деструктивному) Интернета (статьи 18, 19 и 20 — права на свободу совести, выражения мнений и ассоциаций) [10].

Положительным моментом является то, что сейчас стало легче обмениваться информацией и получать к ней доступ, имея больше и более легкие каналы для распространения фактов и мнений. В данной связи следует сделать акцент на том обстоятельстве, что в условиях нарастающей (а практически уже тотальной) цифровизации социальных отношений наблюдается четко выраженная тенденция к атомизации общества, получившая импульс для эскалации в процессе вынужденной самоизоляции миллиардов индивидов по всему миру в «ковидное» время. Однако надо признать, что та же цифровизация предоставила феноменальные (с технологической точки зрения) возможности для осуществления взаимного общения в онлайн-режиме огромнейшего числа лиц. Таким образом, право на ассоциацию теперь также может быть цифровым (виртуальным), и обмен происходит через границы, с использованием цифровых платформ и средств, начиная от текстовых сообщений и заканчивая телеконференциями. Так, например, в относительно недавнем миграционном кризисе сирийские и средиземноморские беженцы используют форумы и онлайн-платформы, чтобы понять, где безопасно пересекать границы и куда идти, а европейские граждане — для самоорганизации и реагирования.

Растущая зависимость от цифровых каналов рискует усугубить маргинализацию тех, у кого нет цифровой или технической грамотности для участия или грамотности для навигации по базовому текстовому интерфейсу. Например, перевод в онлайн формат перечней рабочих вакансий и систем голосования либо доступа к государственным услугам (здравоохранение, пенсии) оказывает воздействие на тех, кто не имеет реальной возможности (или не желает) использовать такие цифровые платформы.

Социальное измерение цифровых прав наглядно проявляется в том беспрецедентном воздействии, которое они оказывают, буквально вторгаясь (проникая) во все сферы жизнедеятельности современного социума, порождая различные этические и правовые проблемы. Даже руководствуясь законами формальной логики, можно прийти к непротиворечивому умозаключению, что цифровые права относятся к правам индивида так называемого «цифрового общества», которое в последнее время находится в фокусе пристального внимания российского и зарубежного научных сообществ [1; 2; 8; 9; 12–16; 18; 19; 23; 24; 30; 36; 38; 39; 43 и др.].

Целесообразно выразить солидарность с позицией тех ученых, кто в своих исследованиях, посвященных разным аспектам цифрового общества, пишут о том, что нельзя игнорировать глобальные процессы, происходящие в эпоху постмодерна. Человечество перешло в эпоху цифрового общества, и без глубокого понимания его философских концепций мы становимся беззащитны, поскольку цифровизированное общество требует увеличения потоков информации при естественном сокращении схем их интерпретации. Следует признать поразительную метаморфозу: человек становится не потребителем информации, а ее объектом. Более того, индивид превращается в объект экспериментов, проводимых в области инновационных биотехнологий, применение которых не ограничивается существующими этическими нормами [16. С. 103] и которые, по сути, направлены на реализацию идей, лежащих в основе трансгуманизма.

К сожалению, объем статьи не позволяет детальным образом рассмотреть эту концепцию, согласно основному теоретическому посылу которой человеческая природа несовершенна и необходимо преодолеть это несовершенство. В литературе представлена точка зрения на трансгуманизм как последнюю ступень гуманизма, утверждающего, что индивид наделен правом изменить собственную природу, даже преодолеть ее и создать некое сверхсущество, после чего человек обретет бессмертие и станет асексуален. Предполагается создать сверхразумное, сверхчеловеческое существо, которое, согласно идеям трансгуманистов, будет править миром. Считается возможным создать цифровую личность живого человека, считав информацию из его мозга и сделав виртуального двойника: когда тело индивида умрет, он сможет продолжить существование и развиваться на основе своего характера, пополняя память впечатлениями от общения [16. С. 101]. Трансгуманизм, базовые постулаты которого взяли на вооружение некоторые современные лидеры развитых стран, в определенной степени несет в себе угрозы и вызовы для традиционных прав человека (в том числе информационно-цифровых), поскольку нацелен на трансформацию человеческой природы.

В настоящее время перед мировым сообществом возникает целый ряд серьезных вопросов, сопряженных с цифровизацией социальных отношений, в том числе с цифровыми правами человека. Представители российского и зарубежного научно-экспертных сообществ предпринимают соответствующие усилия для оценки использования гражданами цифровых платформ и связанных с ними цифровых прав и обязанностей в страновом, региональном и международном контекстах, стараясь выявить главные тренды и проблемы, которые имеют прямое отношение к праву голоса, участию в выборах, прово димых в электронном формате, а также к изоляции и маргинализации так называемого «цифрового меньшинства». В рамках соответствующих структур ООН предпринимаются попытки выработать основу для установления прав, которыми заинтересованные стороны той или иной цифровой платформы (прежде всего обычные пользователи), должны пользоваться, а также обязанности, которые они могут нести [34; 35; 37].

Одна из главных проблем в сфере цифровизации социальных отношений состоит в том, чтобы определить наилучшие модели механизмов управления цифровыми платформами и использования этих сред в качестве ресурсов в политических, социальных и культурных трансформациях. Цифровые права — хотя они предоставили огромные возможности для оптимизации и совершенствования реализации прав человека — одновременно обусловили больше возможностей для ограничения этих прав (например, фальсификации информации и т.п.). Специфика цифровых прав диктует и особенность международного механизма, который должен быть разработан для их защиты.

В настоящее время речь может идти исключительно о разработке международно-правовых документов рекомендательного характера, относящихся к так называемому «мягкому праву» (soft law), т.е., о декларации, которую оптимально разрабатывать в рамках Третьего комитета ООН. В целях повышения эффективности такой разработки и придания ей высокопрофессионального характера целесообразно создать соответствующие рабочие группы (по отдельным направлениям). И лишь после согласования интересов государств-членов ООН можно будет приступить к разработке итогового документа. Предлагаемая некоторыми авторами конвенции ООН по цифровым правам представляет собой несколько упрощенный подход. В случае с таким весьма неординарным социально-правовым феноменом, как цифровые права, требуется иной подход и другой базовый международно-правовой акт, главной целью которого будет обеспечение не только всестороннего и комплексного регулирования, но и защиты цифровых прав и свобод.

Более того, механизм защиты цифровых прав должен быть иным, чем в пактах: должны быть исключены индивидуальные жалобы. Что касается контрольного механизма реализации положений и норм будущего международно-правового акта, то возможен механизм, аналогичный действующему Универсальному периодическому обзору (УПО). В обязательном порядке должны быть предусмотрены две части такого контрольного механизма: 1) государства-члены направляют информацию о том, как соблюдают цифровые права; 2) и в то же время имеют право посылать жалобы. Дело в том, что цифровые права могут нарушать не только государства, но и индивиды (физические лица или группы), мошенники, нарушающие права на собственность или распространяющие ложную информацию. Специфика международного регулирования цифровых прав заключается в том, что многие из них следует подвергать реальным и серьезным ограничениям во избежание злоупотреблений.

Поскольку будут появляться новые виды цифровых прав, целесообразно предусмотреть разработку и принятия дополнительных протоколов к международным пактам и подумать о механизме контроля реализации цифровых прав — должны быть созданы комитеты экспертов (из юристов и специалистов в области цифровых технологий). Следует разработать в рамках ООН и принять соответствующей резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН Международный цифровой кодекс прав человека — новый международно-правовой документ, призванный обеспечить всестороннее и комплексное регулирование цифровых прав и свобод человека.

Таким образом, цифровизация, стремительно распространяемая в мире, объективно приведет к более эффективной международной защите прав и основных свобод человека и совершенствованию контрольного конвенционного механизма в данной сфере; появятся новые международно-правовые принципы и нормы, конкретизирующие права и свободы человека, в том числе те, что закреплены во Всеобщей декларации прав человека и международных пактах. Все это будет содействовать укреплению прав человека, развитию межгосударственного сотрудничества и усилению международной безопасности, особенно в сфере свободы информации, свободы выражения мнения, свободы слова и т.п. Появятся новые права человека, в частности право свободного выражения слова и мысли в сети Интернет, т.е. в виртуальной реальности.

Об авторах

Владимир Алексеевич Карташкин

Автор, ответственный за переписку.
Email: v.kartashkin@mail.ru
доктор юридических наук, главный научный сотрудник сектора прав человека ул. Знаменка, 10, Москва, Россия, 119019

Список литературы