Архаическая лексика в карачаево-балкарских паремиях

Полный текст

Введение Архаической лексике в лингвистической литературе традиционно уделяется значительное внимание. Она, как правило, рассматривается при исследовании языковых единиц в динамическом аспекте, в частности, актуализируется тот факт, что лексика, сопряженная с процессом архаизации, находится в периферийных отделах словарного состава языка, что детерминируется ее малой употребительностью, стремящейся к нулю [1. С. 159]. В имеющихся тюркологических исследованиях, в том числе и на материале карачаево-балкарского языка, представлена общая традиционная интерпретация архаической лексики. Так, например, казахский лингвист Г.Г. Мусабаев отмечает: «И архаизмы и историзмы являются словами устаревшими, т.е. ненужными для данного периода развития языка. Однако в языке есть и более древние слова, которые не считаются архаизмами. Поэтому термин “устаревшие слова” мы принимаем условно, имея в виду ненужные, вышедшие из употребления слова» [2. С. 26]. И.М. Отаровым предпринимается попытка провести лексико-тематическую характеристику архаизмов и историзмов в карачаево-балкарском языке [3. С. 118-123]. Тюркологи подвергают анализу лексические, фонетические и семантические архаизмы [4; 5], а также дают их словообразовательные характеристики [6]. Выявляются функционально-семантические характеристики архаизированных лексем в эпическом тексте [7], диалектах [8], поэтических произведениях [9], их представленность в различных лексико-семантических группах слов [10]. В некоторых работах освещаются вопросы, связанные с отражением ими некоторых сегментов национальной картины мира [11]. Однако функциональносемантический потенциал архаической лексики в составе карачаево-балкарских паремических высказываний все еще не определен. Между тем мировосприятие, мировоззрение народа нигде не отражается так ярко, как в пословицах и поговорках, передающихся из поколения в поколение. Этот пласт народной мудрости, который вобрал в себя чувства и мысли разных поколений, отразился и в языке. Каждая эпоха рождает новые устойчивые выражения, в которых получают свое отражение различные явления, происходящие в жизни народа. Не всякое изречение может восприниматься как пословица, а лишь такое, которое согласуется с образом жизни и мыслями большинства людей [12]. Паремии представляют большой интерес как для лингвистики, лингвокультурологии, так и для этнолингвистки, лингвофольклористики, так как они позволяют воссоздать наиболее важные стереотипы национального сознания. Они убеждают нас в том, что «каждая национальная целостность: народ, страна, культура - имеет особое мировоззрение, уникальную шкалу ценностей» [13. С. 9]. В них отражаются социальные отношения, особенности быта, обычаи, нравы и традиции этноса, «эксплицитное выражение предпочтения, связанные с ценностной доминантой культуры» [14. С. 28]. Паремии, являясь частью живой разговорной речи, наиболее полно отражают образ мыслей народа, занимают особое место в фольклоре и уходят своими корнями в глубокую древность. Бытуя в народе, они пополняются новыми жизненными наблюдениями различного характера (духовно-нравственного, философского, бытийного и т.д.). «Они являются сгустками древнейшей образности и новейшего языкового остроумия, самым точным и ярким способом оценки окружающей жизни и общества. В пословицах и поговорках отражается, как в зеркале, все мировоззрение данного народа, его быт, характер, наблюдательность и историческое прошлое» [15. С. 4]. Цель нашего исследования заключается в рассмотрении архаизированных лексем в составе карачаево-балкарских паремий. Ставится задача провести их полиаспектный анализ. Исследование направлено на выявление и описание наиболее релевантных семантических и иных составляющих устаревших слов, присущих пословицам и поговоркам. К анализу привлечены паремии, отобранные путем сплошной выборки из лексикографических источников карачаево-балкарского языка [16-18] и сборников паремий [19; 20]. Обсуждение Анализ архаической лексики, в том числе и лексем, функционирующих в составе паремий, предполагает учет нескольких признаков, сопряженных с процессом архаизации слов. В лингвистической литературе наиболее релевантным признается такой признак, как степень архаизации. Согласно этому признаку, слова делятся на две группы. В первую группу обычно включаются лексемы, входящие в пассивный запас слов языка. Они имеют незначительный функциональный потенциал или же вовсе не употребляются в живой речи, однако известны в среде образованных людей. К таким относятся слова типа май ‘масло, жир; масляный, жирный’, сохта ‘учащийся, ученик’: Аман малны айнытсанг, эрининги-бурунунгу май этер, аман адамны айнытсанг, эрининги-бурунунгу къан этер (Если слабую скотину откормишь - отплатит тебе жиром, если плохому человеку поможешь - достанется тебе). Аман сохтаны китабы тас болур (У плохого ученика книга потеряется). По отношению к ним оппозиционны так называемые полные архаизмы. Они не только неупотребительны, но и непонятны в смысловом отношении. Значит, для понимания их семантики необходимо прибегнуть к соответствующим лексикографическим источникам. Речь идет о таких словах, как манс ‘ремень (длинный и широкий из воловьей шкуры)’, хаги ‘каменная печь для сушки зерна’: Игиден туугъан аманнга манс жетмез (Плохому, родившемуся от хорошего, не достанется и ремня). Хагиде къурутмай, къууут болмаз (Не просушив на печи, не получится толокно). Целый ряд архаических лексем выявляется по характеру причин, которые приводят к архаизации. При этом подобные слова подразделяются на историзмы и собственно архаизмы. Появление историзмов предопределяется экстралингвистическими факторами. Они обозначают те понятия и явления, которые исчезли в связи с различными трансформациями жизненного уклада этноса (ёзден ‘уздень’, къарауаш ‘служанка, рабыня’ и др.): Ёзден сёз ёзенни ёрге айландырыр (Слово узденя реку вспять повернет). Къулну бий этсенг, анасын къарауаш этер (Если превратить холопа в князя, он из матери рабыню сделает). Собственно архаизмы появляются в результате воздействия внутрилингвистических факторов. Они вытесняются из употребления своими абсолютными синонимами. Так, например, в карачаево-балкарских паремиях употребляются синонимичные слова май (собственно архаизм) и жау (абсолютный синоним), которые имеют значение ‘жир, масло’: Арыкъ къозугъа къарасанг, эрнинги-бурнунгу май/жау этер (Если откормишь худого ягненка, то он отплатит тебе жиром). В паремиях налицо и лексико-семантический статус архаизированных слов. Согласно этому признаку, они подразделяются на лексические и семантические архаизмы. Если первые полностью вышли из употребления, то у вторых деактуализируются лишь некоторые их значения. Например, слово бегеуюл ‘стражник’, превратившись в лексический архаизм, полностью потеряло свои функциональные возможности: Асылсызны бегеуюл этсенг, тойну зауугъу къалмаз (Если из бессовестного сделаешь стражника, свадьба будет омрачена). Слово батман сохранило свое лексическое значение ‘улей’, но утеряло семантику ‘мера сыпучих тел’: Бир батман алтынынг болмасын, бир аякъ басар жеринг болсун (Чем иметь один батман золота, лучше иметь одну пядь земли). Выше были рассмотрены паремии с архаизированными именами существительными. Однако архаизации подвергаются и имена прилагательные, такие, как къайыр ‘злой’, халгер ‘старый (заржавевший) нож’, эрек ‘необщительный, нелюдимый, отчужденный’: Иги итни биргесине тургъан кючюк къайыр болур (Щенок, находящийся рядом с хорошей собакой, вырастет злым). Халгер хансдан чыкъгъанча (Как старый нож, который обнаружился в траве). Иши - керек да, кеси - эрек (Работа его нужна, да сам он нелюдим). В паремиях присутствуют и архаизированные глаголы. К ним, например, можно отнести лексему жей- ‘кушать, есть’: Балалы тауукъ къурт жеймез (Курица, имеющая цыплят, червей есть не будет). Бере барсанг, жейе барыр (Сколько не дашь, все съест). В современном карачаево-балкарском языке вместо данного глагола употребляется слово аша- в том же значении. Особый интерес вызывает производный от рассматриваемого глагола субстантив жеймиш ‘пища, еда’: Иги алаша къарт болса, къаргъалагъа жеймиш болур, иги киши къарт болса, къатынлагъа бедиш болур (Хороший мерин, состарившись, для ворон пищей станет, хороший мужчина, состарившись, станет посмешищем для женщин). На современном этапе носители языка вместо лексемы жеймиш употребляют синонимичные ей имена существительные жем ‘корм, пища, еда’, аш ‘пища, еда; обед’. Слова с аффиксом -мыш/-миш в современных тюркских языках являются именами существительными, которых не так много. В карачаево-балкарском языке сохранились лексемы типа турмуш ‘житье-бытье’, жаламиш ‘ненасытный, жадный’. Такие формы, хоть и редко, встречаются в составе топонимов (Ётмюш къол (Перевалочная балка), Кетмиш суу (Срывающаяся вода)), а также в некоторых сказках о животных (башламиш ‘начало’, ортамиш ‘середина’, жаламиш ‘конец’). Как отмечается в сравнительно-исторических исследованиях, «первоначально данный показатель маркировал отглагольное прилагательное, в залоговом и временном отношении был индифферентен и обозначал результат действия» [21. С. 447]. В составе паремий обнаруживаются также архаичные для карачаево-балкарского языка глагольные формы на -жакъ: Ёлежекге ийнанама, тирилежекге ийнанмайма (В то, что умру верю, в то, что воскресну - нет). Кеси ёлежакъ - кимге не бережакъ (Сам скоро умрет, кому что может дать). Из таких форм в словарях зафиксирована только лексема ёлежек ‘смертный, подверженный смерти’ [22. С. 276], которая вышла из активного употребления. Подобные формы скорее всего были привнесены в карачаево-балкарский язык из родственного кумыкского языка, но не прижились. Они представляют собой причастия будущего категорического времени, образованные от основ глагола [23. С. 363]: бережакъ ‘который даст’, ёлежек/ёлежакъ ‘который умрет’, тирилежек ‘который воскреснет’. Некоторые архаизмы представляют собой результат влияния неродственных культур, например, русской и сванской, о чем свидетельствуют паремии типа Шештурка хамбалгъа миннгенча (Как Шештурка залез на носильщика), Эбизени къудурасына къатылма (Не трогай кожаный мешок свана). В них устаревшими являются слова хамбал ‘амбал, носильщик’, къудура ‘кожаный мешок из шкуры овцы, козы’. Первое слово является трансформой русской лексемы амбал, обозначающей физически крепкого мужчину, выполняющего, как правило, функции грузчика, носильщика. По всей видимости, некий носитель карачаево-балкарского языка в какой-то момент был свидетелем того, что его соплеменник по прозвищу Шештурка ‘Стоящий как вертел’ (это прозвище характеризует поведение человека и производно от фразеологизма шиш тур ‘встать на дыбы’), не ограничившись наймом амбала на ярмарке, смог еще залезть на него, что выходит за рамки стереотипного поведения. В результате словесной интерпретации такого события и появилась соответствующая поговорка. Общеизвестен и тот факт, что карачаевцы и балкарцы издревле контактировали со сванами, к тому же их сближали суровые условия жизни, характерные для высокогорья. Последние, как отходники, часто бывали в Карачае. Кудура служил для свана вместилищем съестных припасов. Значит, данное слово имеет метонимическое значение ‘еда, съестное’. Посягательство на содержимое кудуры предполагает лишение припасов, важных для удовлетворения определенных физиологических потребностей. Оставшись без еды, сван лишается жизненной активности, возможности благополучно вернуться домой через горные перевалы. Представленная выше паремия коррелирует с поговоркой эбизени къууутуна къатылгъанлай (словно некто, посягнувший на толокно свана). Слово къууут в ней имеет семантику ‘мука из жареной кукурузы, толокно’. Данный продукт являлся неотъемлемым элементом кухни горца. Небезынтересны и региональные различия рассматриваемого пласта лексики. Так, некоторые региональные архаизмы (хадек ‘имущество, вещи’, дёнге- ‘разочароваться, потерять интерес к чему-либо; расхотеть’ и др.) вытеснены из обращения общелитературными словами (харакет, ёнгеле-) с соответствующей семантикой: Хадек (или харакет) деген - кюбюрден, саугъа деген - жюрекден (Вещи - из сундука, подарок - от сердца). Ачы къызыл терк онгар, бек сюйген терк дёнгер (или ёнгелер) (Ярко-красное быстро выгорает, горячо полюбивший быстро остывает). Указанное присуще и для диалектизмов типа ушхула ‘чучело’, гылан ‘шум, гвалт’, которые также подверглись процессу архаизации: Ийнек ушхуладан ёнгелегенлей (Словно корова, которая не признавала чучело своего теленка). Уланы кёпню гыланы кёп (У кого много сыновей, у того много шума в доме). Данные слова относились к цокающему диалекту карачаево-балкарского языка. Архаизмы и историзмы карачаево-балкарского языка, как и других языков, относятся к различным лексико-тематическим группам и обозначают орудия труда (къайракъ ‘точильный камень’, талкъы ‘кожемялка’, тикгич ‘кожаная тесьма для шитья сбруй, чабуров и т.д.’), одежду (опуракъ ‘одежда’, тухтуй ‘тесемка, которая вяжется из ниток и применяется для соединения прорезей в полах черкески, кафтана’) и т.д.: Биз кирген жерге тикгич да киреди (Куда шило заходит, туда и тесьма пройдет). Бир балтагъа - минг къайракъ (Для одного топора - тысяча точил). Элни сёзю - темир талкъы (Людская молва - железная кожемялка). Эки къолу тухтуй тюйген (Мастерица, руки которой искусно плетут тесьму). Юй ариуу - топуракъ, адам ариуу - опуракъ (Дом красит известка, человека - одежда). Среди них наличествуют и слова с абстрактными значениями (байдамлыкъ ‘веселье, радость’): Халкъ бла кёрген - байдамлыкъ, халкъсыз кёрген - сыйытлыкъ (Увиденное вместе с народом - радость, увиденное без народа - горе). Архаические лексемы в силу своей этнокультурной значимости отражают закодированные в пословицах и поговорках различные релевантные сегменты языковой картины мира. Обратимся, например, к паремии Эрге баргъан ишмиди, этек къайыргъанды эмгек (Легко замуж выйти, трудно подол подогнуть). В ней архаизм эмгек имеет значение ‘мука, мученье, несчастье’ [22. С. 767]. В живой разговорной речи более употребительна другая пословица, являющаяся эквивалентной предыдущей, в которой эмгек заменяется широко употребляемой лексемой тынч с антонимичным значением: Эрге баргъан тынч болса да, этек бюкген тынч тюйюлдю (Хоть и легко замуж выйти, нелегко подол подогнуть). Данные паремии употребляются при определенных жизненных обстоятельствах, связанных с обсуждением перспектив семейной жизни для замужней девушки. Они решают две коммуникативно-прагматические задачи. С одной стороны, речь идет о предупреждении, с другой - о запоминании релевантной информации. Мысленное ее декодирование осуществляет реципиент, который как носитель языка априори должен знать смысл пословицы. В этом отношении значимую нагрузку несет и устойчивое выражение этек бюкген (къайыргъан) ‘подвернуть подол’, которое раскрывает суть предупреждения - быть готовым ко всем тяготам семейной жизни. В контексте отмеченного важным представляется обращение к актуальным фоновым знаниям. Так, например, в качестве назидания девушке, выходящей замуж, часто говорят: Тыш юйге чыкъсанг, бир кесек сокъуруракъ, сангыраууракъ, тилсизирек болургъа керексе, къолларынг а - алтын (Когда идешь в чужой дом, ты должна быть немного слепой, глухой, безъязыкой, а руки - золото). Заключение Устаревшие слова составляют значимый сегмент лексического фонда карачаево-балкарских пословиц и поговорок, входят в пассивный запас слов языка, в силу чего характеризуются незначительными функционально-семантическими возможностями или же вовсе не представлены в живой разговорной речи. Полные архаизмы не только неупотребительны, но и непонятны в смысловом отношении, поэтому для понимания их семантики необходимо обращаться к специализированным лексикографическим источникам. Учет характера причин, способствующих архаизации лексики паремий, дает возможность говорить об историзмах и собственно архаизмах. Если появление историзмов детерминируется экстралингвистическими факторами, связанными с изменениями жизненного уклада этноса, то собственно архаизмы возникли в результате воздействия внутрилингвистических факторов и вытеснены из употребления своими современными абсолютными синонимами. С точки зрения частеречного происхождения устаревшие слова большей частью являются именами существительными, прилагательными и глаголами, среди них встречаются как регионализмы, так и диалектизмы, относящиеся к различным лексико-тематическим группам. Архаическая лексика сигнализирует о влиянии на язык карачаево-балкарских пословиц и поговорок как родственных, так и неродственных языков. Архаизмы и историзмы в силу своей этнокультурной специфики способствуют отражению закодированных в паремиях различных сегментов культуры, релевантных для национальной языковой картины мира.

Об авторах

Мусса Бахаутдинович Кетенчиев

Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова

Email: ketenchiev@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-1656-8368

доктор филологических наук, профессор кафедры карачаево-балкарской филологии

Российская Федерация, Кабардино-Балкарская Республика, 360004, Нальчик, ул. Чернышевского, 173

Мариям Ахматовна Ахматова

Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова

Email: mari.ahmatova@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-0507-395X

кандидат филологических наук, доцент кафедры карачаево-балкарской филологии

Российская Федерация, Кабардино-Балкарская Республика, 360004, Нальчик, ул. Чернышевского, 173

Аминат Таубиевна Додуева

Кабардино-Балкарский государственный университет им. Х.М. Бербекова

Автор, ответственный за переписку.
Email: daminat57@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-8279-9618

доктор филологических наук, профессор кафедры карачаево-балкарской филологии

Российская Федерация, Кабардино-Балкарская Республика, 360004, Нальчик, ул. Чернышевского, 173

Список литературы