Adverbial Word Formation in Russian and Tatar Languages: Ethnolinguistic Aspect

Full Text

Введение В системе частей речи естественного языка наречия занимают особое место и призваны выполнять две важные категориальные функции: 1) выражать признак действия, что «соответствует симметричности содержательных отношений между ядерными частями речи: существительным и прилагательным (грамматический предмет и его признак), глаголом и наречием (процесс и его признак)» [1. C. 172]: бежать быстро, петь громко; 2) обозначать признак другого признака: идти слишком медленно, очень тихая речь. Адвербиальную лексику в разных языках, как правило, составляют номинативные единицы, лишенные форм словоизменения, а следовательно, и традиционных грамматических значений (если не считать образование форм сравнительной степени морфологической категорией). При этом, обладая указанной морфологической общностью, наречия объединяют группы слов с весьма различными семантическими, деривационными и синтаксическими свойствами. Актуальность нашего исследования обусловлена неослабевающим интересом современной лингвистики к межъязыковому анализу разных подсистем языка с точки зрения их характерологических признаков и этнокультурной маркированности. Несмотря на достаточно полное описание структуры и семантики адвербиальных слов как в русском, так и в татарском языках (В.В. Лопатин, И.С. Улуханов, М.В. Филипенко, О.Н. Калякина, Ю.Н. Гребенева, В.В. Бурцева; А.Г. Акберова, Ф.А. Ганиев, З.К. Ишкильдина, В.И. Якупова и др.), в настоящее время отсутствуют специальные исследования, ориентированные на выявление у данного класса слов универсальных и специфических свойств в аспекте этнолингвистики и лингвокультурологии. В этой связи объектом нашего исследования стали русские и татарские наречия как результат словообразовательной номинации признаков действия, а предметом - специфика их структуры, семантики и способов выражения культурнопрагматических смыслов. Цель работы - выявить и описать этнокультурный компонент в деривационно-семантическом пространстве адвербиальных слов типологически дистантных языков, каковыми являются русский и татарский. Новаторство работы состоит в том, что в ней впервые предпринята попытка описать адвербиальные дериваты русского и татарского языков в этнолингвистическом аспекте, а именно установить их универсальные и дифференциальные признаки, формирующие языковую картину мира каждого этноса. Этнолингвистический подход в нашем исследовании трактуется широко: от «моделей и функций применения языка в различных ситуационных контекстах, свойственных разным культурам» [6. С. 178], до изучения «внутрисистемных индикаторов этнокультурного своеобразия» и «проявления культурной идиоматичности в больших смысловых пространствах» [7. С. 4-5]. Результаты исследования имеют и прикладной характер: они могут быть использованы в практике «этноориентированного» обучения русскому и татарскому языкам, поскольку «обучающийся как представитель конкретного этноса и носитель определенной культуры обладает специфическим этническим сознанием и менталитетом» [8. С. 36]. Методы и материалы. В процессе языкового анализа использовались сопоставительно-типологический, контрастивный и когнитивно-дискурсивный методы. Материалом для исследования послужили «Морфемный словарь наречий русского языка» Ю.Н. Гребеневой [2], «Словарь наречий и служебных слов русского языка» В.В. Бурцевой [3], «Русско-татарский словарь» под ред. Ф.А. Ганиева [4], «Татарско-русский словарь» [5], а также толковые словари русского и татарского языков. Результаты и обсуждение Сопоставительное исследование процессов деривации в разносистемных языках продолжает оставаться одной из актуальных проблем современного языкознания, что обусловлено «интересом к изучению национальной специфики семантики и языкового мышления» [9. С. 6]. В процессе сравнения производных слов неродственных языков выявляются сходства и различия в способах словообразования отдельных частей речи, в типах деривационной семантики, в парадигматических и синтагматических отношениях дериватов в рамках более крупных (комплексных) единиц словообразования. Русские наречия чаще всего образуются при помощи следующих способов словообразования: префиксального (всегда - на-всегда), суффиксального (шаг - шаг-ом), префиксально-суффиксального (бок - с-бок-у), сложения (полу-сидя), сложно-суффиксального (мимо-ход-ом), префиксально-сложносуффиксального (в-три-дорог-а). В рамках синтаксической (реже - лексической) деривации русские наречия мотивируются разными частями речи: существительными (лето - лет-ом), числительными (два - два-жды), прилагательными (милый - мил-о), глаголами (уметь - умеj-учи) и наречиями (много - мног-овато), см. подробнее [10. С. 756-776]. Татарские наречия также образуются от субстантивных, адъективных, глагольных, адвербиальных основ и от основ имен числительных. Здесь можно выделить четыре основных способа образования адвербиальных слов: суффиксальный: көз (осень) - көзге-чə (по-осеннему); ике (два) - ике-лəтə (вдвойне); словосложение: йөзгə - меңгə (очень редко), көн - төн (днём и ночью); словосложение как результат лексикализации словосочетаний: баштүбəн (головой вниз), шарт итеп (с треском, громко); конверсия (адвербиализация): якты (светлый) и якты (светло); акыртып (заставив кричать) - акыртып (насильно); өчəү (трое) - өчəү (втроем), см. [11. С. 481-506; 12. С. 74-86; 13. С. 10-16]. Для обоих языков наиболее продуктивным способом образования наречий является суффиксация на базе субстантивных и адъективных основ. В татарском языке, как и в других тюркских языках, например, башкирском [14], отсутствуют префиксальный и префиксально-суффиксальный способы словообразования. Эти различия, безусловно, обусловлены принадлежностью сравниваемых языков к разным морфологическим типам: русского - к флективносинтетическому, татарского - к агглютинативно-аналитическому. Однако структурно-семантический анализ производных слов в языках различного морфологического строя в настоящее время становится явно недостаточным. Как известно, в современной лингвистике чисто классификационный подход постепенно уступает место направлению, рассматривающему лингвистическую «объяснительную» типологию как средство познания универсальных свойств естественного языка и пределов его варьирования в отдельном лингвокультурном сообществе: «системная лингвистика давно показала, что межъязыковые различия не сводятся к различиям только внешней формы, но во многом определяются различиями внутренней формы, конкретные параметры таких различий требуют более детального теоретического анализа» [15. С. 234]. Следует отметить, что динамика в изменении приоритетов современной лингвистики (от последовательного системоцентризма к многоаспектному антропоцентризму) коснулась и теории деривации, когда на первый план для исследователя выступают когнитивные, прагматические и коммуникативные характеристики производных слов. Можно предположить, что словообразовательные типы наречий в русском и татарском языках формируют культурологически и коммуникативно значимые блоки смыслов и являются необходимыми элементами языковой картины мира, демонстрируя стереотипы номинации и специфику языкового мышления. По мнению ученых, процесс трансляции элементов понятийно-ментальной картины мира одного этноса в ценностную систему другого осуществляется посредством перекодирования языковых структур, и прежде всего семантической, грамматической и словообразовательной структуры слова. В первую очередь об этом свидетельствует явление межъязыковой лакунарности. В самом общем виде понятие лакуны сформулировано в лингвистике следующим образом: «лакуна - это отсутствие единицы в одном языке при наличии ее в другом» [16. С. 206]. Однако существующие определения лакунарных языковых единиц свидетельствуют о неоднозначности и определенной диффузности этого термина (ср. также дискуссионность понятия «безэквивалентная лексика»). В настоящее время этнопсихолингвистика, теория перевода и межкультурной коммуникации трактуют явление лакунарности как «феномен значимого отсутствия номинативных единиц», «слова, не имеющие аналогов в сопоставляемых языках» (Г.В. Быкова), «неотъемлемое и панхроническое свойство языковой системы», «потенциально возможные (латентные) элементы в системе языка и речи» (М.В. Карапетян), «инвариант некоторого вербального и невербального поведения, присущего той или иной локальной культуре» (Л.В. Кульчицкая), «сигналы специфических процессов и состояний, противоречащих узуальному опыту носителей некоторой лингвокультурной общности» (И.В. Томашева), «этнолингвистический феномен», «специфические реалии, процессы и состояния, внешние по отношению к узуальному опыту носителя того или иного языка (В.А. Нуриев) [17. С. 20-61, 93-156]. Современная классификация лакун включает в себя следующие их разновидности: абстрактные и предметные, видовые и родовые, внутриязыковые и межъязыковые, немотивированные и мотивированные, стилистические, номинативные и частеречные лакуны [16. С. 208-209]. Расширение лингвистического знания о лакунарной и безэквивалентной лексике позволяет выделить также лексические, грамматические и словообразовательные лакуны. Рассмотрим межъязыковые словообразовательные лакуны в области производных наречий русского и татарского языков, компенсация (элиминация) которых осуществляется при помощи следующих способов: заимствование, описательные конструкции (перифрастические обороты, развернутые объяснительные дефиниции), перечислительный (синонимический) ряд соответствий. Так, лакунарными в татарском языке будут устаревшие производные слова, характеризующие языковую и культурно-историческую картину мира русского этноса. Префиксально-сложное наречие одвуконь образовано на базе количественно-именного сочетания два коня и означает ‘ехать верхом, держа на поводу второго коня’. Данная лексическая единица обладает прозрачной внутренней формой и этнокультурной маркированностью, однако ее интерпретация вне контекста (в силу отсутствия в толковых словарях) для носителя русского языка представляется затруднительной: По дороге и лугам тянулись конные башкирцы, иногда на одной лошаденке по два, по три, иные ехали одвуконь, ведя запасного на поводу (Шишков В. Емельян Пугачев); Если б хотели ехать одвуконь, так взяли бы четырех - у каждого был бы один конь под верх, другой в запасе (Алексеев Н. Брат на брата). В татарском языке специальная лексическая единица (наречие образа действия) для обозначения данной ситуации отсутствует, хотя само понятие, без сомнения, существует. Лакунарными по отношению к татарскому языку часто являются адвербиальные фразеосочетания разной степени устойчивости и близости к универбу (однословной номинации) типа с горем пополам, от нечего делать, худо-бедно и др. Например, наречие сиднем в составе фразеологизма сиднем сидеть ‘сидеть, не вставая долгое время; находиться где-нибудь безотлучно, никуда не выезжая’ образовано от устаревшего агентива сидень: Когда Ивану сему минуло пять лет, а ходить он не мог, потому что был сидень, то отец его и мать много стали о том кручиниться и просили Бога, чтоб дал сыну их здоровые ноги; однако сколько ни молились, а сын их не мог ходить и сидел сиднем ровно тридцать лет и три года (Сказка о тридесяти трех летнем сидне Иване-крестьянском сыне…, 1788). Данное адвербиальное сочетание передается на татарский язык развернутыми перифрастическими оборотами: утырган тавыктай кузгалмый утыру (букв. сидеть неподвижно, как курица на насесте); беркая чыкмыйча гел өйдǝ утыру (букв. сидеть дома, никуда не выходя); ср. также другое устойчивое сочетание с лингвокультурной коннотацией: чин чином ‘так, как следует’ - тǝртипкǝ туры килеп (букв. в соответствии с порядком). Лакунарными для татарского языка являются сложные наречия с разговорной (сниженной) функционально-стилистической окраской. Например, наречие с затемненной внутренней формой c бухты-барахты ‘вдруг, без видимой причины, без всяких оснований, необдуманно, ни с того ни сего сделать что-либо’: Один, самый главный, бог с бухты-барахты решил, другим пришлось соглашаться (Распутин В. Живи и помни). В татарском языке ему соответствует перечислительный ряд слов көтмǝгǝндǝ (неожиданно), киннǝтттǝн (вдруг, внезапно), шул ук вакытта, хǝзер үк (в тот же момент, сейчас же), передающий эту семантику в самом общем виде. Однако ни одно из татарских соответствий не содержит эмоционально-экспрессивной коннотации русского слова и оценочных лингвокультурных смыслов, которые возникают в результате опосредованной отсылки к звукоподражательным глаголам бухнуться и барахнуться, означающим внезапность и неожиданность действия. Наречие вкривь и вкось ‘в разных направлениях, в беспорядке, как попало’ образовано на базе прилагательных кривой (в тат. кǝкре) и косой (кыек). Однако в татарском языке данному наречию будет соответствовать номинативная единица с другой внутренней формой: аркылы-торкылы (букв. поперёк, крест-накрест): вкривь и вкось сшитая рубашка - аркылы-торкылы тегелгǝн күлмǝк. Рассмотрим аналогичное производное наречие, эмоционально-экспрессивная окраска которого усиливает оценочный и прагматический потенциал номинации: сикось-накось - ‘косо, вкривь и вкось, кое-как, небрежно, не так, как нужно’: Перегородка из обломков фанеры и досок, сколоченных сикосьнакось, делила вагончик пополам (Иванов А. Географ глобус пропил). Специфика ассоциативного мышления позволяет употреблять его и в метафорическом значении: Как помер отец родной, всё сикось-накось пошло (Корнилов В. Демобилизация). Данная лексическая единица, образованная в результате словообразовательной игры, также является лакунарной и не фиксируется в двуязычных русско-татарских словарях. В результате сопоставительного анализа установлено, что лакунарными могут быть целые структурно-семантические типы наречий. Так, русские производные наречия, образованные на базе прилагательных - заимствований из латинского или западно-европейских языков, передаются на татарский язык уже вторичными (через русский язык) заимствованиями: экспрессивно - экспрессив, экстравагантно - экстравагант, эксцентрически - эксцентрик, экспансивно - экспансив [4. С. 699-701]. В то же время словарь фиксирует и развернутые описания подобных единиц: экстерн → экстерн-ом: уку йортында укымыйча гына үзлегеннǝн укып сынау бирүче (букв. сдавать экзамены, не обучаясь в учебном заведении, т.е. подготовившись самостоятельно); сдать экзамены экстерном - имтиханнарны института укымыйча тапшыру; окончить университет экстерном - университетны экстерн булып тǝмамлау. Или: экспромт → экспромтом - алдан ǝзерлǝнмичǝ, кинǝттǝн, көтмǝгендǝ, капыл гына (букв. заранее не подготовившись, вдруг, неожиданно, внезапно); произнести речь экспромтом - алдан ǝзерлǝнмичǝ нотык сөйлǝу (букв. говорить без предварительной подготовки) [4. С. 699]. Не представлены в двуязычных словарях и составные наречия с книжной функционально-стилевой окраской типа мучительно-страстно, равнодушноустало, томительно-однообразно, удивленно-вопрошающе, поскольку подобные лексические единицы являются коммуникативно значимыми для художественного дискурса, а для разговорной или нейтрально-книжной речи не характерны. Явление лакунарности неразрывно связано с понятием внутренней формы слова, под которой понимается «семантическая и структурная соотнесенность составляющих слово морфем с другими морфемами данного языка; признак, положенный в основу номинации при образовании нового лексического значения слова» [18. С. 19]. Подобная трактовка вполне правомерно отождествляет внутреннюю форму с мотивировочным признаком, выраженным производящей (мотивирующей) основой, поскольку в производном слове элементы смысла распределяются между двумя структурными компонентами - корневой и аффиксальной морфемами, а в композите - между двумя корневыми морфемами. В то же время морфосемантическая структура слова, по мнению ученых, представляет собой и лингвокогнитивную сущность. «Внутренняя форма слова, с позиции теории познания, - это структура знаний, являющаяся результатом концептуальной интеграции представлений об объекте действительности и слове, его обозначающим» [19. С. 211]. Внутренняя форма слова может интерпретироваться и как этнокультурный феномен, как способ выражения культурной информации в слове и специфики этнического языкового сознания. Будучи следствием процесса мотивации, внутренняя форма русских и татарских наречий свидетельствует об универсальных и специфических ассоциациях, лежащих в основе характеристики действия, в том числе передающихся «по наследству» от производящего слова. Рассмотрим русские и татарские наречия со специфической внутренней формой, которые обусловлены разными мыслительными структурами, т.е. способами категоризации знаний об окружающей действительности (понятиями, образами, стереотипными представлениями, пресуппозициями и пропозициями, коммуникативной ситуацией и т.д.). Они возникают в языковом сознании в процессе вербализации (лексикализации) того или иного признака действия. Например, обстоятельственное наречие причины сдуру ‘сделать что-либо по глупости, не сообразив в чем дело’ в русском языке мотивировано существительным дурь ‘сумасбродство, блажь; вздор, чепуха’. А я вот заблудился. Понесся сдуру за глухарем и заблудился. Теперь меня по всему лесу ищут, мамка ревет... (Астафьев В. Васюткино озеро); Но если меня кто-нибудь другой пожалеет или сдуру полюбит, я... не знаю, мне будет тяжело и грустно (Шукшин В. Калина красная). Ни один из татарских эквивалентов - ахмаклык белǝн (от ахмаклык - глупость, дурачество), аӊгыралык белǝн (глупость, тупость), тинтǝклек белǝн (глупость, сумасбродство, идиотизм), акылсызланып (букв. потеряв ум) [4. С. 550] не передает лингвокультурную специфику русского слова. В татарских соответствиях на первый план выступает семантический компонент ‘глупость’, тогда как для русского языкового сознания важны и другие дифференциальные признаки ‘не сообразив сразу, вовремя’ и ‘осознание / неосознание неправомерности своего поступка’, ‘самоирония’. В русском языке отсутствует резко выраженная отрицательная оценка, она, скорее, носит снисходительно-фамильярный характер. Приведем в качестве примеров ряд наречий, мотивировочный признак которых указывает на специфичность мотивирующих слов: украдкой (от красться ← красть) - яшеренеп калу, яшертеп генǝ, сиздермичǝ, шым гына (спрятавшись, скрытно, так, чтобы никто не увидел, не почувствовал, не дав почувствовать, тихо): взглянуть украдкой - сиздермичǝ генǝ карап алу; невмоготу (от могота ← мочь) - чыдар хǝл калмады, чыдар хǝл юк (букв. нет сил терпеть); осатанело (от осатанелый ← осатанеть ← сатанеть ← сатана) - котырынган (от котырган - бешеный, буйный), саташкан (от саташу - бредить, помешаться), явызлану (становиться злым, жестоким), ерткычланган (от ерткычлану - звереть, свирепеть, остервенеть); очумело (от очумелый ← очуметь ← чуметь ← чума) - котырган, котырып киту (от котыру - беситься, буйствовать, бушевать, яриться, неистовствовать ), акылдан шашу, тилеру, юлǝрлǝну, акылдан язу (сойти с ума). Проанализируем татарские наречия, внутренняя форма которых указывает на национальное своеобразие мотивировочных признаков и прагматический потенциал лексической единицы. Так, от прилагательного буш (пустой) в татарском языке образуется не только наречие бушка - впустую, что свидетельствует о совпадении внутренней формы татарского и русского дериватов, но и бушлай - бесплатно (в рус. от бесплатный), даром (в рус. от дар). Специфическую внутреннюю форму имеют и наречия яланаяк - босиком (букв. с голыми ногами), яланбаш - без головного убора, яланкул - без рукавиц, ялантǝн - голышом (букв. голое тело). «Внутренняя форма слова представляет собой свернутое смысловое содержание объекта (фрагмента) действительности; актуализирует не только предметную соотнесенность, но и всю коммуникативно значимую информацию» [18. С. 214] Татарское наречие икекуллап (с радостью) образовано путем лексикализации количественно-именного сочетания ике кул (букв. две руки) с одновременным присоединением суффикса -лап (ср. в русском языке аналогичное по семантике выражение двумя руками «за»). Однако в татарском языке возможны другие лексические варианты данной словообразовательной модели: дурткуллап - с большим желанием (букв. четырьмя руками), бишкуллап (пятью руками) - с большой охотой [11. С. 500]. О специфике татарского языкового мышления при номинации признаков действия свидетельствуют и другие дериваты: беравыздан - одновременно (букв. из одного рта); берьюлы - одновременно (букв. одной дорогой); барабара - немного погодя, с течением времени (букв. идет - идет); этле-мǝчеле - враждебно, как кошка с собакой (от эт - собака, мǝче - кошка); егылатора - торопливо, ср. егылар-егылмас - держаться еле-еле, чуть-чуть, быть на грани падения (букв. упадет - не упадет); бөгелǝ-сыгыла - кокетливо, жеманно, заискивающе (букв. наклоняясь и ломаясь); борычлап-тозлап - очень сильно ругать (букв. с солью - с перцем); ваклап - в розницу, по мелочам, подробно (букв. измельчая); корыпбөтереп - досконально (деепричастия от глаголов тереть - уничтожать); янып-пешеп - старательно (деепричастия от глаголов гореть - вариться); унга-бергǝ - очень редко (букв. на десять - на один); туяр-туймас - впроголодь (букв. насытится - не насытится); икелǝнмǝстǝн - без колебаний (от икелǝнү - колебаться, букв. раздваиваться); күптǝн - давно (от күп - много). Таким образом, по соотнесенности со словообразовательной структурой слова можно выделить русско-татарские и татарско-русские соответствия разной понятийно-семантической целостности, коммуникативно-прагматической направленности и эмоционально-экспрессивной окраски. Сопоставительный анализ адвербиальной деривации в русском и татарском языках позволяет не только установить сходства и различия в использовании мотивировочных признаков в рамках одного и того же денотативного пространства, но и выявить наиболее значимые, предпочтительные для данного языкового коллектива ментально-культурные смыслы. Заключение Адвербиальная лексика в русском и татарском языках обладает особым номинативным характером, отличающим ее от других классов знаменательных слов. Словообразовательная структура производных наречий может демонстрировать смысловую организацию слова и соответствующего понятия, а именно указывает, благодаря каким свойствам и признакам в сознании говорящего детерминируется какое-либо действие или состояние. Межъязыковая словообразовательная лакунарность, отражающая специфику концептуального осмысления процессов деривации, обусловлена коммуникативно-прагматическим, этнокультурным и стилистическим потенциалом слова. Анализ внутренней формы русских и татарских дериватов позволяет вскрыть когнитивные механизмы в языковом моделировании окружающей действительности. Этнолингвистический подход в сопоставительном изучении словообразовательных подсистем разных языков дает возможность интерпретировать морфосемантическую структуру слова как лингвокультурологический феномен и один из способов концептуализации процессуальных и непроцессуальных признаков предмета. Осмысление денотативно-семантического пространства одного языка сквозь призму другого позволяет выявить национальное своеобразие словообразовательной и лексической семантики, а также динамику процессов деривации в целом.

About the authors

Venera G. Fatkhutdinova

Kazan Federal University

Author for correspondence.
Email: favenera@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-3252-8526
SPIN-code: 8876-5564
Scopus Author ID: 56242842900
ResearcherId: E-1437-2015

Doctor of Philology, Professor of the Department of Applied and Experimental Linguistics

18 Kremlevskaya St, Kazan, 420008, Russian Federation

References

Supplementary files