Этнопоэтические элементы транслингвальности в поэзии Альбины Абсалямовой

Полный текст

Введение Транслингвальная литература - это художественная практика овеществления литературного текста на языке, который не является для автора «материнским» [1-5]. Для создания подобного текста используется язык, находящийся в арсенале писателя как язык усвоенный, язык-посредник, активно наличествующий в его когнитивной базе наряду с языком первичным. Отношения между языками (которых, к слову, может быть более чем два) строятся по-разному. Каждый случай крайне индивидуален, и говорить о том, что существует некий средний показатель «транслингвального воображаемого», неправомерно. Вслед за У.М. Бахтикиреевой и С. Келлманом остается подчеркнуть, что каждая транслингвальная личность транслингвальна по-своему, и отметить, что одним из немногих адекватных способов познания остается онтоязыковой подход [6; 7]. Тем не менее транслингвальный текст предъявляет нам широкую междисциплинарную зону исследований, связанную, в частности, с этнопоэтикой и теорией локального текста. Этнопоэтика - относительно новая филологическая дисциплина, хотя сама идея сохранения в искусстве местного и исторического колорита восходит еще к «Искусству поэзии» Н. Буало. Этому принципу следовали многие поэты, романисты и драматурги Нового времени. В 1968 г. термин ethnopoetics был введен в научный оборот Дж. Ротенбергом, обосновавшим принципы исследования поэзии американских индейцев. В международные словари понятие вошло только в 2000-х гг.; отметим, однако, что в русских терминологических словарях данное понятие по-прежнему не зафиксировано. Тем не менее сама эта область литературоведения сегодня активно развивается. Под этнопоэтикой понимают дисциплину, которая изучает национальное своеобразие текста в категориях специфического, аутентичного для определенной культуры: это концепты (и концептосферы), формирующие менталитет, а также культурные коды литературы. Особый интерес представляют этнопоэтические исследования в области литературы, созданной в полиэтничном пространстве. Ситуация пограничья, особая семиосфера, формируемая в пространстве взаимодействия языков и культур, отражается на разных уровнях художественного текста, что мы и попытаемся показать в рамках нашего исследования. Литература Урало-Поволжья, прошедшая несколько глобальных стадий развития, имеет свою специфику. Она произрастает из семиотически сложной историко-культурной «почвы». Аккумулируя существенный опыт познания действительности, заложенный в фольклоре с его многообразием жанров и аутентичной спецификой, она смогла усвоить и творчески преобразить заимствованные жанровые системы, в результате чего сформировала собственный транскультурный «облик». Транскультуральность - пожалуй, одна из наиболее ярких черт современной литературы региона. Транскультуральность, в свою очередь, подразумевает широкую диалогичность (неслучайно Ф. Ортис, который впервые описал явление транскультурации, говорит о взаимовлиянии и творческом взаимодействии нескольких культур, каждая из которых, оставаясь внутренне целостной, генерирует то общее, что целесообразно рассматривать не как «химеру», но как «ребенка» двух родителей: рождается уникальный феномен с присущими ему чертами обоих культур). Закономерно и то, что диалог - «метафора нашей цивилизации» [8. C. 36]. Каждый этнос - уникальная часть биосферы земли. В этой уникальности заложен неисчерпаемый потенциал к постижению Другого, который становится полноправным субъектом общения. Именно Другой во всей сложности его природы - культурной, этнической, языковой - дает импульс к познанию и осмыслению Своего: в коммуникации рождаются новые смыслы и знания о себе и о мире. Диалог культур - уже не метафора, но сама онтология: сосуществование многих народов на единой территории региона предопределило их психологию и особое мировоззрение. Волго-Уральский регион - один из крупнейших полиэтничных регионов Российской Федерации. Становление и развитие литератур коренных народов, как пишет М.И. Ибрагимов, происходило по-разному. На развитие тюркоязычных литератур (в первую очередь татарской) на протяжении многих веков значительное влияние оказывала восточная традиция. Финно-угорские литературы связаны с национальным фольклором. Исследователь также отмечает, что современные ученые, занимающиеся вопросами литератур Урало-Поволжского региона, сосредоточены на следующем комплексе вопросов: фольклорная традиция и авторское сознание; поэтика книжного эпоса; фольклорный интертекст в литературном произведении; специфика жанровых процессов; историческая поэтика стиха; лингвистические методы в исследовании поэтики литературного текста; поэтика перевода; индивидуальные художественные системы [9. C. 6]. Нас интересует, как элементы транслингвальности проявляются в русскоязычном художественном тексте. Мы выбрали для анализа стихотворения современной татарской поэтессы Альбины Абсалямовой, которую высоко оценивают старшие коллеги по творческому ремеслу: «Поэзия Альбины Абсалямовой привлекает открытостью и чистотой тем, чего так не хватает в наши изменчивые времена. С интересом слежу за её творчеством» (Владимир Зимянин, лауреат Государственной премии СССР, член Союза писателей России); «В стихах может быть отточенность словесных средств, блеск метафор, причудливость ритмов, но это не спасает, если нет в них искренности. Альбина пишет искренние стихи» (Юрий Лощиц, секретарь Правления Союза писателей России); «Стихи молодой Альбины Абсалямовой чем-то напоминают (впрочем, не чем-то, а именно юностью, заметным трепетом души) первую книжку Ахматовой и одновременно вызывают в памяти иные примеры японских образных отпечатков» (Василий Аксёнов, писатель). Обсуждение Дедушке Монет было много, едва умещались в ладошке, А их - ещё больше, сидящих у тёмных оград. А мне так хотелось ичиги, цветные сапожки, И очень хотелось узнать, кто такой конокрад. «Шайтан обещал не шалить», - говорила бабуля, Молитвенник старый меня от шайтана спасал. Но всё ж иногда мне казалось: меня обманули, И он может взять и пробраться - и в спальню, и в зал. Огромная серая книга, увы, не читалась, И бронзовый дед всё смотрел не на внучку, а вдаль. И женщина в белом у входа тревожно прощалась, Но слёз не роняли, а просто застыли Глаза, как миндаль[43]. Маркеры транслингвальности могут быть по-разному проявлены в тексте. Иногда это элементы с экзофонным звучанием, привлекающие внимание читателя трансфертированным образом инобытия, который требует смысловой экспликации. В стихотворении из цикла «Татарское кладбище» «Дедушке» находим слово ичиги (отметим, что оно атрибутировано пояснительной конструкцией «цветные сапожки»). Однако наша исследовательская установка требует большей развертки, так как мы имеем дело не только с транслингвальным, но и с этнопоэтическим маркером. Ичиги - символ татарской культуры, несмотря на то что распространены они были и у народов Сибири, Дальнего Востока и Кавказа. Долгое время изготовление ичигов татарами было домашним ремеслом. Этноспецифику татарской обуви составляет особая мозаичная обувь: нанесенные на ичиги узоры несут особый сакральный смысл. Они выполнены в древних традициях, согласно которым орнаменты читаются как тексты, каждый из которых несет свою семантику и функцию (охранительную, пожелательную и т.д.). Сапожки шили из разноцветной мягкой кожи. Расстояние между кусочками заполнялось вручную цветной нитью. Ичиги украшались узорами из кожи разных цветов: как правило, орнамент представляли флористические мотивы: тюльпан, пальмовый лист, многолепестковая розетка. На девичьих ичигах можно было увидеть орнамент в форме сердца - древний булгарский символ целомудрия. Во второй строфе находим слово шайтан - согласно Татарской энциклопедии[44] это слово обозначает основную категорию злых духов, враждебную Аллаху и людям. Шайтан обещал не шалить, сообщает маленькой героине бабушка; но священная книга не читается. В стихотворении лирическая героиня, еще слишком юная для того, чтобы в полной мере осознать смерть, полна жизни и пока не осознает утраты, которую, несомненно, с горечью осознает сам автор. В ее ладошках золотые монеты - их было принято раздавать как милостыню (садаха) сидящим у оград, чтобы те помолились за умершего. Памятник дедушке, излитый из бронзы, смотрит куда-то вдаль; и глаза бабушки не роняют слез. Это связано с обычаями татар, у которых не принято оплакивать мертвых: чувства следует держать при себе, сколь бы скорбными они ни были. Вот почему глаза ее застыли, как миндаль. По мнению Марата Сафарова, «по-разному читатели приходят к стихам Альбины Абсалямовой - но почти все через большой цикл, посвященный корням, теплому татарскому дому, образу дедушки, с которым Альбина разминулась на несколько лет. Это особое мастерство - показать мир своих близких и родных людей и сделать его созвучным другим. Не хочется ударяться в сентиментальность, но часто я слышал от приходящих на поэтические вечера Альбины, что стихи ее - о них, об их татарских домах»[45]. Героиня вспоминает рай, в котором ей тринадцать: В раю мне тринадцать. Там бабушка варит плов, Вот-вот соберутся гости, мы стол накрываем в зале. Пирог с курагой в духовке, румян и почти готов, И папа встречает тётю с поезда на вокзале. В раю мне тринадцать. Там в школе идёт урок. Считаю по карте путь из Казани в Рио. Там мальчик нескладный прекрасен как маленький бог, Там классная дама воздушна как юная Клио…[46] Это мир беззаботного детства, в котором теплые семейные традиции пронизаны запахами и вкусами любимых блюд. В «раю» еще жив отец, которого героиня потеряет слишком рано. Здесь все осязаемо - Абсалямова будто возвращает читателя к художественному методу неоакмеизма с его вещностью, образной плотностью, чуткостью и чувственностью, чтобы уже в следующем стихотворении создать образ города - любимой Казани. Казань Уронила красавица в речку казан, Вырос город - прекрасней красавицы той. Здесь к намазу влечёт сладкогласный азан, И к обедне зовёт седовласый святой. И дарами далёких-далёких земель Искушает базар - караванщик-старик, И шафран, и корица, и солод, и хмель, И торговцев нездешних волшебный язык. А у сказочных белых кремлёвских ворот Нерушимой скалою вознёсся Джалиль. И стекается в Кремль разномастный народ, И сияет мечеть, как цветной шамаиль[47]. Абсалямова не просто создает образ города, который предстает перед читателем в многообразии красок, звучании языка и разномастности народа, стекающегося к Кремлю. Уже в первой строфе она рассказывает читателю легенду о происхождении города. Существует множество сказаний о происхождении города Казань. Одно из них гласит о жестоком монгольском правителе Хантимере. Некогда он осадил столицу Волжской Булгарии, великий и славный город Булгар. Храбрые защитники города были убиты. Власть пришлось взять женщине - мудрой Туйбике. Когда царица поняла, что гибель города неизбежна, она, чтобы спасти оставшихся, посадила их в лодку, и они ушли вверх по течению Волги. Говорят, Туйбике взяла с собой любимый медный казан - символ достатка и изобилия. Был он тяжел и огромен, и столь же тяжела была цепь от казана. Долго плыли беглецы прежде, чем сойти на берег. Но чтобы жить счастливо на новом месте, нужно принести жертву. Отдала Туйбике в жертву свой казан, и построили на этом месте город, краше которого не видела земля. Эта легенда несколько расходится с авторским вариантом мифа о сотворении города, который мы находим в тексте. Однако есть основания предполагать, что речь в стихотворении все же идет о Туйбике, так как в иных версиях мифа фигурируют другие участники. Маркерами транслингвальности здесь служат слова, незнакомые русскоязычному читателю: азан - призыв к всеобщей молитве; шамаиль - своеобразный феномен мусульманской культуры, представляющий собой картину с изображением мусульманских святынь, мест паломничества с назидательными каллиграфическими надписями либо художественно выполненную надпись с именем Аллаха или цитатой из Корана. Трансфертированные элементы с отпечатком транскультурности не принадлежат собственно татарской языковой картине мира: это маркеры «мира исламского»; тем не менее он является неотъемлемой частью образа города, который создает Абсалямова. Соответственно, заимствованная лексика выполняет в тексте несколько важных функций: - архетипическую: в ксенофоне угадывается отголосок инобытия другой культуры, ее паттернов, наполненных национально-вариативным содержанием экзистенции общества, его представлениями о мире, достижениями и скриптами; - гносеологическую: в воспринимающем сознании читателя неизбежно запускается принцип познавательного круга; - транслятивную: художественный текст ретранслирует коллективному адресату информацию об инокультурных реалиях; - аксиологическую: в культурно-маркированной единице наличествуют ценностные установки, регулирующие нормы поведения в обществе; - концептуальную: в конечном счете этнопоэтические маркеры формируют в сознании адресата определенную картину мира; - экспланаторную: несмотря на то, что трансфертированные слова, как правило, семантически лакунарны для адресата, при наличии авторского комментария они способны объяснить читателю значимые для иной культуры реалии [10]. Татарская слобода Не кончайся, живая вода, Не теряйся, не тай, слобода, Погоди, погоди истончаться, Оставайся такой, как всегда. Пусть тропинки уводят в кусты, Полумесяц сменяет кресты, Деревянные ставни щебечут, И окошки сияют чисты. Пусть белеет берёзья кора, Запах хлеба летит со двора, И мальчишки от счастья смеются, И поют соловьи до утра. Не кончайся, живая вода, Не теряйся, не тай, слобода, Погоди, погоди истончаться, Оставайся такой, как всегда[48]. В данном стихотворении нет маркеров инобытия, однако автор создает поразительный образ старинного центра города - многонационального, верного своим традициям, светлого. Старо-Татарская Слобода начала зарождаться в 1552 г.; в 1773 г. Екатериной II был подписан документ «О терпимости всех вероисповеданий» («Полумесяц сменяет кресты»). Сенной базар, Мечеть Аль-Марджани, улица Каюма Насыри, Юнусовская площадь, улица Тукая, набережная озера Нижний Кабан и многое другое хранит в себе это старинное место - топос, превращенный автором в элемент транслингвального локального текста. Образ города, овеществленный в художественном тексте, представляет собой целый комплекс значений, «преломленный» сознанием автора, сетью личностных смыслов. Происходит своего рода выстраивание пространственной модели, которую автор наполняет не только значимыми для себя установками, но и экспектациями. В семиотическом плане город - это - миф, участвующий в формировании самосознания адресата. Казань - благодатный край, город-рай, живая вода. Но каждый миф антиномичен, и слобода, сердце города, истончается; - аксиологема, или высшая ценность; - функция. У А. Абсалямовой, словами К. Уайта, получается создать «геопоэтический образ» Казани»: «Оно [понятие] фиксирует сам момент взаимодействия земного пространства (гео) и организующей его культурной формы (поэтика) <…> Пространство хочет от человека поэмы в смысле poiema - работы, творения. В поэтическом преображении пространства выражается стремление человека приручить пространство словом, унять его тектоническое буйство и, осмыслив, назвав, обуздать тем самым стихию его изгибов, складок и впадин. Ландшафт предстает перед поэтом как воплощенный, но еще не названный смысл. Искусство именует его. Так получается геопоэтический образ» (цит. по [11. C. 143]). Продолжая развивать образ Казани, Абсалямова пишет стихотворение: Подъемный кран. Кабан. Мечети. Пятнадцать сорок. Скоро звезды. Туман, машины, крыши, дети. Шестнадцать десять. Душно. Слезно. Забор. Дороги. Горизонты. Простуда. Кашель. Мед. Горчица. Пантагрюэли, анаконды. Приди и будь. Шестнадцать тридцать...[49] Перед нами вновь предстает город Казань; на этот раз его средоточием выступает озеро Кабан - еще один транслингвальный этнопоэтический маркер, воссоздающий слой локального текста. Судя по временным маркерам, данным автором («Пятнадцать сорок. Скоро звезды»), действие разворачивается поздней осенью: приближаются сумерки. Героиня больна; более того, она испытывает сильные душевные чувства (мотив ожидания адресата). Казань с ее туманом, машинами, крышами домов и озером Кабан становится центром - и сердцем - разворачивающейся любовной драмы. Заключение Транслингвальный художественный текст - междисциплинарная проблема, которая пересекается с эпистемологическими зонами этнои геопоэтики. В цикле стихотворений «Татарское кладбище» поэтесса Альбина Абсалямова воссоздает не только образ своего детства, наполненного этноспецифическим колоритом, но и образ родного города, предлагая читателю вариант локального текста о месте. Трансфертируя в русскоязычный текст этнопоэтические элементы различной этиологии, Абсалямова воссоздает фрагменты родной культуры. Некоторые из них атрибутированы авторскими комментариями, другие требуют дополнительной экспликации. Это еще раз подчеркивает нашу мысль о том, что транслингвальный текст становится местом встречи не только языков, но и культур, и оставляет некоторым элементам «право на непрозрачность». Абсалямова - самобытный современный поэт, который творит в эстетике неоакмеизма с его вещностью, образной чуткостью, прозрачностью богатством изобразительных форм. Ее русскоязычный текст, подчиненный закону изотипичности (О.А. Валикова), всё же апеллирует к национальному космосу родной культуры с его архетипическим субстратом, мотивикой и аксиологией.

Об авторах

Людмила Павловна Дианова

МГИМО Университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: l.dianova56@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-9502-5953

кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка для иностранных студентов

Российская Федерация, 119454, Москва, пр. Вернадского, д. 76

Список литературы