Русская классика в транскультурном каноне США

Полный текст

Введение Проблема канона - избранной части классики, наиболее широко изучаемой и преподаваемой в учебных заведениях, - относится к важнейшим в системе мировой литературы. С тех пор как в конце XVIII века немецкие романтики ввели идею о национальной литературе как формирующей ценностной основе нации-государства (до этого основу европейского гуманитарного образования составляла античная классика), в гуманитарных науках ведутся дискуссии о принципах формирования национального канона. В статье кратко рассматривается становление литературного канона США с середины XIX века и более подробно - формирование русского сегмента в транскультурном варианте канона с конца ХХ века на материале антологий, учебных и справочных изданий. Становление национального литературного канона США В англоязычном литературоведении давно отмечена важная роль образовательных учреждений в создании и поддержании статуса литературных произведений: в Великобритании об этом писал еще Мэтью Арнольд в программном эссе «Литературное влияние академий» (“The Literary Influence of Academies”, 1864), в США - гарвардский профессор Ирвинг Бэббит в книге «Литература и американский колледж» (“Literature and the American College”, 1908), критик и преподаватель Колумбийского университета Лайонел Триллинг в эссе «О преподавании современной литературы» (“On the Teaching of Modern Literature”, 1966). В то же время до середины ХХ века некоторые исследователи и писатели подчеркивали, что национальная классика является естественным выражением национального характера [1-4]: как заметил Олдос Хаксли, «нации во многом изобретались поэтами и романистами» [3. P. 50]. Работы конца ХХ века вновь обращают внимание на конструирование национальной идеи и, соответственно, национального литературного пантеона под воздействием социальных, экономических, политических и культурных факторов. Знаковыми метафорами для изучения формирования наций стали названия основополагающих исследований в этой области: «Воображамые сообщества» Бена Андерсона (1983) и «Изобретение традиции» под редакцией Эрика Хобсбаума (1983) [5-10]. Конструктивистский подход отличает также многие современные исследования по истории создания национальных канонов и их преподавания в высших учебных заведениях. На материале английской литературы можно отметить движение вглубь истории для установления момента начала формирования канона: в работе 1988 года оно датируется второй половиной XVIII века (поскольку с 1748 года Адам Смит начал читать первые университетские курсы по литературе в Эдинбургском университете, а в 1774 году был издан закон об авторском праве), а в работе 1992 года - концом XVII века [11; 12]. Изучение подобных работ позволяет приблизиться к диахроническому пониманию важности роли университетов, издательского бизнеса и статусных лиц в конструировании национального пантеона. В США идея о необходимости существования национального канона практически совпадает с моментом легитимации писательского права интеллектуальной собственности в Англии и появляется одновременно с формированием новой нации, остро ощущающей потребность подчеркнуть отличие американской культурной идентичности от английской. Основы, утвердившие индивидуализм как воплощение национального духа, были заложены в американский канон к середине XIX века, когда были опубликованы эссе Эмерсона «Доверие к себе» (1841), а также романы Купера, «Алая буква» Готорна (1850) и «Моби Дик» Мелвилла (1851)[2]. С конца XIX века отдельные произведения американских писателей преподаются в колледжах и университетах, первый учебник по американской литературе в 1896 году создал Д. С. Харт, однако программы по литературе формируются только в ХХ веке. Примечательно, что первые курсы по литературе США включали Ирвинга, Купера, Эмерсона, Готорна, Лонгфеллоу, Уиттьера, По, Холмса, «иногда Торо или миссис Стоу, но не Уитмена или Мелвилла» [14. P. 245; 15]. Первая половина ХХ века отличается относительной стабильностью в американском каноне, однако после Второй мировой войны благодаря усилиям последователей школы «новой критики» статус классиков приобрели Фицджеральд, Хемингуэй, Фолкнер. В этот период в англоязычных литературоведческих исследованиях доминирующее положение постепенно занимает институциональная, или социологическая, модель канонообразования (Джонатан Каллер, Стенли Фиш, Пол Лаутер). Важнейшей работой в этом направлении стала книга последователя Бурдье Джона Гиллори «Культурный капитал: проблема формирования литературного канона» (1993), где доказывается, что канон формируется под воздействием идеологических запросов, а школы как социальные институции реагируют на эти запросы [16]. Институциональной модели противостоит модель эстетическая, воплощенная шекспироцентричным «Западным каноном» Гарольда Блума (1994). Нельзя исключать эстетику творчества и сводить писательскую работу к «сенсационному дизайну» [17], нужно учитывать обе составляющие [18; 19]. В российском литературоведении такой подход отражается в актуализации метафоры канона как памяти культуры: «Если понимать каноничность как меру исторически длящейся воспроизводимости, то канон действительно, буквально, оказывается мнемотехнической системой… и человек, и национальная культура не отбирают, выбирают, включают и исключают, а запоминают» [20. С. 68-69; 19; 21]. Авторы коллективной монографии о поэтическом школьном каноне России пытаются определить мнемонический («меморативный», «припоминаемый») пантеон в сознании русских читателей начала XXI века как фрагмент национальной коллективной памяти [22]. Обсуждение Формирование транскультурного канона в США «Канонические войны» 1980-1990 годов сформировали новую научную дисциплину - теорию канона (Canon Тheory) - и подвергли пантеон «мертвых белых мужчин» невиданной «ревизии» [23. С. 6]. Благодаря усилиям противников старого канона в университетские курсы по литературе вошли тексты представителей многих групп, прежде лишенных голоса из-за социальной, гендерной и этнокультурной дискриминации. Стало очевидно, что канон - не монолитная целостность. Широкое распространение получила классификация шотландского жанроведа Аластера Фаулера, выделившего официальный и индивидуальный, потенциальный (все письменные и устные тексты) и доступный каноны, из которых формируется селективный канон, в том числе педагогический [18. P. 97-99]. Историю диахронических и вре ´ менных канонов можно проследить на материале учебных антологий - важнейшего средства документирования канона. В США первым эмпирическим исследованием такого рода стала монография Джозефа Ксиксилы «Каноны по соглашению. Критические тенденции и антологии американской литературы» (2004). Анализируя несколько десятков университетских антологий, изданных с 1919 по 1999 год, Ксиксила заключает, что три фазы в каноне американской литературы ХХ века сформированы ведущими литературно-критическими тенденциями: историографической (1919-1946), новокритической (1947-1967) и мультикультурной (1967 - настоящее время) [24. P. 37-38]. «Хитовская антология» (“The Heath Anthology of American Literature”), с 1990 года переизданная несколько раз, - яркий пример мультикультурного подхода в преподавании американской литературы, поскольку в ней представлены авторы практически всех этнических традиций США. В работе «Каноны и контексты» (1991) главный редактор антологии Пол Лаутер анализирует сложный процесс преодоления консервативных принципов в системе гуманитарного образования и объясняет свой подход к проблеме критики канона (canonical criticism): необходимо формировать компаративную дисциплину «Литературы Америки», что позволит оценить «англо-европейские мужские голоса… в хоре американской культуры» [25. P. 51]. На ранней стадии формирования транскультурного канона США заметно лишь постепенное добавление в него литератур стран Западной Европы. Однако к началу 1990-х годов в новый американский канон все более явно включается и русская литература, что особенно наглядно можно увидеть на примере фундаментальных (в среднем около двух тысяч страниц) и наиболее авторитетных в США Нортонской и Лонгмановской антологий (о мультикультурной идеологии редакторов «Нортонской антологии» при выборе текстов современных американских авторов [26]). В расширенное издание «Нортонской антологии мировых шедевров» включены «Пиковая дама», «Записки из подполья», «Смерть Ивана Ильича» и «Вишневый сад» [27]. За исключением «Пиковой дамы», те же произведения появляются и в многотомной «Нортонской антологии мировой литературы», четвертое издание которой вышло в 2018 году [28]. В «Нортонской антологии западной литературы» к ним вновь добавляется «Пиковая дама», а также «Шинель» и «Дама с собачкой» [29]. Наконец, в антологии «Нортонское введение в литературу» русская классика представлена только «Дамой с собачкой» (в разделе «Место действия») и «Вишневым садом» (в разделе «Драма») [30]. Такой же выбор сделан и в известном в США учебнике-хрестоматии «Бедфордское введение в литературу», с 1990 года выдержавшем одиннадцать переизданий с незначительными изменениями [31]. Бессменный составитель этого издания Майкл Мейер ставит своей задачей представить «альбом мировой литературы», современной и классической, в комплексе межкультурных интертекстуальных связей. Поэтому за чеховской «Дамой с собачкой» следует одноименная модернизация Дж. К. Оутс, написанная с женской точки зрения. Кроме того, русская классика присутствует в антологии опосредованно, в лице Татьяны Толстой, «правнучатой племянницы Льва Толстого» [32. P. 522]. Этот медиаторский принцип (в котором важна роль культурного посредника) в отборе текстов встречается и в хрестоматии по ХХ веку, «Один мир литературы», где Толстая представлена не только как «дальняя родственница Льва Толстого» и «внучка значительного романиста Алексея Толстого», но и как приглашенный преподаватель русской литературы в американских университетах [33. P. 662][3]. В «Лонгмановскую антологию мировой литературы» под общей редакцией Дэвида Дэмроша, одного из ведущих специалистов по исследованию системы мировой литературы, включены те же произведения Достоевского, Гоголя и Чехова, что и в «Нортонских антологиях», - «Записки из подполья», «Шинель» и «Дама с собачкой», - но сделан выбор в пользу других текстов Пушкина («Медный всадник», «Вновь я посетил…», «Осень» и отрывок из «Евгения Онегина», а не «Пиковая дама») и Толстого («После бала», а не «Смерть Ивана Ильича») [34]. В «компактной», однотомной, версии сохранены «Медный всадник», «Записки из подполья» (за которыми следуют отрывки из книг Ницше в рубрике «Резонанс») и «Дама с собачкой», текст Толстого заменен на «Смерть Ивана Ильича», а «Шинель» исключена [35]. К началу нынешнего века все более системный характер приобретают и справочные издания по мировой литературе. В их числе - «Хронология мировой литературы» Джорджа Т. Куриана (2003), составителя многих энциклопедий. Как поясняет автор, его книга включает канон с VII века до н.э. до конца ХХ века, но не ограничивается им. XIX век выделяется особо как период, когда «впервые такие страны, как США и Россия, начали вносить вклад в литературный канон, и стала формироваться глобальная литературная деревня» [36. P. 89]. Как и многие другие исследователи, в числе основных причин формирования канона мировой литературы Куриан называет повышение уровня грамотности, развитие художественного перевода и удешевление печатного производства. Краткие сведения о ведущих писателях даются в порядке их значимости, определяемой автором по «влиянию на последующие поколения и количеству переводов произведений на другие языки»; если сосредоточиться на прозаиках и авторах, совмещавших разные жанры, то для XIX века этот ряд выглядит так: Достоевский, Диккенс, Толстой, Пушкин, Бальзак, Генри Джеймс, Гоголь, Джейн Остин, По, Флобер, Чехов, Марк Твен, Вальтер Скотт [36. P. 90-92]. Последнее место среди русских писателей, отведенное в этом «рейтинге» Чехову, противоречит его включению во все антологии по мировой литературе, описанные выше: нередко именно Чехов, а не Достоевский и Толстой, является единственным классиком, репрезентирующим русскую литературу. В качестве примера еще более широкого охвата авторов можно привести двухтомный Справочник по мировой литературе (2003), впервые изданный в 1984 году под названием «Великие иностранные писатели» и переиздававшийся в 1995 году. Поскольку издание задумано как дополнение к аналогичному справочнику по американской и британской литературам, то их оно не включает, что позволяет полнее представить литературы других стран от античности до современности. В частности, этот справочник - достаточно редкий пример англоязычного издания, где можно найти информацию о Грибоедове, Лермонтове, Гончарове и русских прозаиках ХХ века. К числу достоинств книги можно также отнести алфавитные и хронологические указатели всех рассматриваемых писателей и произведений (в каждом списке свыше пятисот позиций) и авторские словарные статьи с подробной библиографией переводов и литературоведческих работ. К числу недостатков - отсутствие разделения материала на национальные традиции, как это было сделано, например, в упоминавшейся выше антологии «Один мир литературы». Если воспользоваться американской социокультурной метафорикой, то в данном случае наблюдается движение вспять: от модели «лоскутного одеяла», где можно выделить отдельные составляющие, к модели «плавильного тигля». Однако даже если англоязычный читатель начнет знакомство с русской классикой, следуя алфавитному принципу данного Справочника (что создает обратный хронологический порядок), внутри словарных статей он может получить ценные ориентиры: Чехов - «ведущий мастер рассказа и драмы в русской литературе эпохи модерна, где доминируют поэзия и роман», Достоевский «возвышается над постгоголевским “гражданским реализмом”», «вклад Гоголя в удивительный ренессанс русской литературы XIX века превзойден только Пушкиным» [37. P. 230; 284; 394]. Статьи об авторе отсылают ко второму тому, где дается более подробная информация о произведениях: следуя английскому алфавиту, для Чехова - это все знаменитые пьесы и «Дама с собачкой», для Гоголя - «Ревизор», «Записки сумасшедшего» и «Мертвые души», для Достоевского - «Братья Карамазовы», «Преступление и наказание», «Идиот» и «Записки из подполья», для Пушкина - «Медный всадник» и «Евгений Онегин», для Толстого - «Анна Каренина», «Смерть Ивана Ильича», «Крейцерова соната» и «Война и мир». Главное отличие этого ряда от традиционного русского канона заключается, пожалуй, в отсутствии петербургских повестей Гоголя и лирики Пушкина. Помимо описанного Справочника по мировой литературе в издательстве «Гейл», специализирующемся на издании учебных книг, вышла и чрезвычайно полезная Контекстуальная энциклопедия мировой литературы (2009). Для понимания места русской классики в мировом литературном процессе важны подобные комментарии авторов справочных статей: «Среди европейских писателей XIX века Федор Достоевский - ведущий романист модерности»; «создатель современного рассказа» Гоголь - писатель, которого еще предстоит постичь (при этом приводятся слова английской романистки А.С. Байетт, сравнивающей Гоголя с Диккенсом за дар оживлять воображаемое); в «Евгении Онегине» Пушкин создал особую поэтическую форму, получившую название «пушкинский сонет»; романы Толстого остаются в числе лучших образцов этого жанра [38. P. 490, 705- 707, 1263, 1551]. Данную энциклопедию отличает выраженная учебная направленность: после каждой статьи даются вопросы и задания, предлагающие студентам соотнести классику и современность. Так, влияние толстовской философии предлагается найти в работах Махатмы Ганди и Мартина Лютера Кинга, а описание крепостных у Тургенева сопоставить с изображением рабства у афроамериканских писателей [38. P. 1552, 1583]. Заключение Проведенный обзор антологий и учебно-справочных изданий демонстрирует продуктивность транскультурного подхода к канону, поскольку он позволяет выявлять закономерности и проводить параллели в развитии мировой литературы. Однако при использовании этого подхода следует учитывать и жанровую, и тематическую составляющую, чтобы не создавать таких курьезных соположений, как в антологии «А сейчас - читайте: Курс по мультикультурному чтению» (1999), где фрагмент из «Макбета» расположен рядом с отрывком из комической пьесы Чехова «Медведь» для демонстрации «разнообразия драматургических приемов» [39. P. 25-27]. На основе анализа Нортонской и Лонгмановской антологий, а также популярного учебника-хрестоматии «Бедфордское введение в литературу» с конца ХХ века по настоящее время удалось выявить ядро русского сегмента в транскультурном каноне США: это «Медный всадник» (реже «Пиковая дама» и «Евгений Онегин»), «Шинель», «Записки из подполья», «Смерть Ивана Ильича», «Дама с собачкой» и «Вишневый сад». Можно сказать, что в этом ядре доминирует петербургская тема, сопряженная с экзистенциальной. Вполне закономерно, что некоторые из перечисленных текстов стали объектами художественной реинтерпретации: в последние десятилетия в литературе США появился роман в стихах «Золотые ворота», написанный онегинской строфой, по крайней мере три рассказа-вариации «Дамы с собачкой» и три вариации гоголевских повестей «Шинель», «Нос» и «Портрет» [40; 41].

Об авторах

Евгения Михайловна Бутенина

Дальневосточный федеральный университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: butenina.em@dvfu.ru

доктор филологических наук, профессор кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации

Приморский край, 690922, г. Владивосток, о. Русский, п. Аякс, 10

Список литературы