Бутыль с надписью «Икс», или поиски неизвестного в романе Алисы Ганиевой «Жених и невеста»

Полный текст

Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел. Венедикт Ерофеев. Москва - Петушки Все говорят: Халилбек, Халилбек… а я вот не пойму. Алиса Ганиева. Жених и невеста 1. Введение Художественное оформление обложки романа «Жених и невеста» содержит атрибуты свадебного обряда: в первом издании (2015) - белая фата, прикрепленная к клетке, недвусмысленно читается как метафора будущего заточения; во втором издании (2019) изображена со спины счастливая свадебная пара. Соб- ственно, эти две обложки уже создают интригу в метатексте - они противостоят друг другу. С одной стороны, читатель получает установку: роман о грядущей свадьбе, главные роли действа вынесены в заглавие романа - жених и невеста; с другой стороны, по прочтении романа читатель понимает, что «свадебный» сюжет лишь повод, окно, чтобы заглянуть в иные сферы жизни: так развивается второй сюжет с персонажем по имени Халилбек. Возможно, именно он - главный герой. Роман «Жених и невеста» входит в пласт русской литературы о нерусской жизни, существующей в сознании русского обывателя в виде набора ориентальных стереотипов, для которых характерно превосходство над «лицом кавказской национальности»: Это было в девяностые. Вы не поверите, я был русский офицер, но я сочувствовал горцам, их свободолюбию. - Кажется, вы путаете девяностые с девятнадцатым веком, - засмеялась я, видя, как он завирается [1. С. 18]. Она чеченка!.. Я не чеченка… Черкешенка? Дагестанка [1. С. 17-19]. Ну, Патя, ты все-таки как русская. Не скажешь, что из Хачландии… [1. С. 153]. Содержание романа и его поэтику можно рассматривать в разных аспектах: кавказского текста русской культуры, иноэтнокультурного дискурса русской литературы, постколониальной проблематики в современной литературе, как палимпсест советских и постсоветских смыслов и реалий - все перечисленные ракурсы присутствуют в романе. Той или иной стороной они будут затронуты и в этой статье, однако ключевой фигурой нашей аналитики станет персонаж Халилбек. 2. Обсуждение Основное действие романа (кроме экспозиции) происходит в дагестанском поселке (ни одного топонима, кроме Каспийского моря, в повествовании нет). Однако очевиден исторический факт - сталинская политика переселения народов: «Поселок, родившийся здесь лет пятьдесят назад у станции, начинался сразу за ней…» [1. С. 49] - людей насильно выселили с их родных исконных горных мест. С тех пор они утопают в пыли, а в дождливую погоду - в грязи, передвигаясь по главной улице, «Проспекту», по сути канаве, пересекающей поселок. Старики - бабушки и дедушки - еще помнят родной язык, их дети - плохо, а уж внуки говорят только по-русски, но их русский специфический, «в тюбетейке» [2. С. 33], как сказал Сухбат Афлатуни. Другие тексты писателя Алисы Ганиевой, образующие вместе с романом «Жених и невеста» единый «ганиевский дискурс», также фиксируют постколониальные итоги. В повести «Шайтаны» утрата родного языка сопряжена с поколениями: Бабушка про учебу спрашивает, Бика, - стали переводить девушке. - Наш язык не знает она, - оправдывался чей-то голос. - Мои тоже не говорят. Я им на своем, они на русском, - произнесла одна из собравшихся [3. С. 89]. Там же кандидат в градоначальники «после короткого аварского вступления воздел кулак и заговорил на русском…» [3. С. 116-117]. Для такого «русского языка в тюбетейке» свойственна эндемическая лексика, например, только из контекста понятно, что означает глагол «закрыться» - надеть хиджаб («А что, Анжела закрылась?» [1. С. 91]), а также тюркизмы, арабизмы и кораническая образность. В повести «Салам тебе, Далгат!» местный писатель Яраги оплакивает и языки, и традиции родины: Где ты мой, Дагестан? Кто погубил тебя?.. Где языки твои, где песни твои, где вековые стихи твои? все попрано, все попрано… [3. С. 71]. Емкое слово «традиция» включает разные сферы жизни, однако в контексте романа «Жених и невеста», как и в обиходе, под ним чаще всего понимается обрядовый фольклор, а также слово это, как правило, маркировано положительной коннотацией: пропаганда, официоз, учительский дискурс призывают всех «хранить традиции», «вернуться к традициям». Не все традиции (как и собственно фольклор) гуманны и этичны [4], есть опасные, вредные, бесчеловечные и глупые традиции. Именно такие изображены в романе «Жених и невеста». Поиск женихов для невесты, невест для жениха показан у Алисы Ганиевой в комическом ключе: ищут по старинке, с отсылкой к слухам и молве, к мнению соседок и свах («Весь поселок обсуждает» [1. С. 94]; «Тут больше слухи, злые языки» [1. С. 101]), а сами молодые проверяют информацию по социальным сетям. Я ее страницу в интернете видел. Все время саму себя фотографирует. А еще картинки: котята, дети читают Коран, статус «я - дерзкая персона с 05 региона», состоит в группе «Красоточки-дагестаночки-мусульманочки» [1. С. 61]. Помимо безобидных культурных традиций, вызывающих этнографический интерес, - строго регламентированный и необычайно театрализованный порядок свадьбы [1. С. 72-75], свадебные проклятия, известные в фольклористике как «корильные» [1. С. 169], похороны и поминки Ну что обычно соболезнующим гостям раздают?.. Сахар по три килограмма и полотенца [1. С. 105], …Я и носков мужских накупила два мешка на случай чего, чтобы на моих похоронах раздали [1. С. 106], описание, как устроена люлька для младенца [1. С. 83], - в романе представлены и жестокие: убийство за прелюбодеяние [1. С. 71], локальные религиозные войны между «правильными» и «неправильными» мусульманами, исламские требования к одежде («А ты в штанах наружу тоже выходишь?.. Ты бы хоть футболку сверху спустила…» [1. С. 192]), неприятие чужой культуры («Почему на велике, почему не в костюме?» [1. С. 41], почему танго, а не лезгинка), гомофобные настроения («Мне его родные говорили, он на женщин вообще не смотрит. На борьбу не ходит. Вместо борьбы какие-то парные танцы у него, кадрили» [1. С. 57]). Все эти традиции помещены в постсоветскую реальность - с убийством правозащитников, с «ментовским беспределом» [1. С. 54], с ксенофобной пропагандой («посмотрите, какой разврат творится в Америке и Европе» [1. С. 137]) - и в пространство глобальной цивилизации («Я тебе по блютузу пришлю» [1. С. 94]). Для космогонической картины мира любого сообщества и во все времена характерно присутствие авторитета: тотема ли, бога, святого, им может быть как реальный человек, так и мифологический образ. На территории, о которой идет речь в романе, в XIX веке имам Шамиль «из суфийского ордена Накшбанди создал независимое государство, которое отбивало натиск русских вплоть до 1959 года» [5. С. 27]. С тех пор суфийские традиции живы, то уходя в подполье - при советской власти, то возвращаясь - в постсоветский период. Персонажи-суфии из сакральных текстов и хадисов стали персонажами фольклора, а именно прецедентных текстов и изданной коммуникации. Одним из таких святых был Хидр (в разных локальных и языковых традициях существует иная огласовка этого имени: Хадир, ал-Хадир, Хедр, Хизр, Хызр, Хызыр, но это один и тот же персонаж коранической мифологии [6]). Это имя не раз упомянуто в романе «Жених и невеста». В суфийской традиции существует способ передачи духовного знания - увайси [7. С. 43]. Одним из участников увайси был Хидр. «Он так же, как в свое время Мухаммад, унаследовал божественное знание непосредственно от Бога, и с тех пор дух Хизра (или Хидра. - Э.Ш.) обучает ему мусульманских мистиков…» [7. С. 43]. «…Для суфиев ал-Хадир (или Хидр. - Э.Ш.) постепенно становится прототипом муршида» [8. С. 43], т.е. учителя. В тексте Корана имя Хидр не упоминается, однако оно есть в комментариях к Корану [9. С. 728], сделанных к Суре «Пещера». В ней идет речь о путешествующих «к слиянью двух морей» [9. С. 329] Мусе и Иисусе Навине, решивших вернуться назад по своим же следам. «Они нашли там одного из Наших слуг, / Кому мы даровали милость от Себя / И научили мудрости и знанию от Нас» [9. С. 330]. Этот «один из Наших» и был Хидр. Муса сказал ему (Хидру. - Э.Ш.): «Могу ль я за тобой пойти, Чтобы меня ты научил хоть части из того Чему научен ты об Истинном Пути?» Но тот ответил: «Ты не сможешь сохранить терпение со мной И как тебе быть терпеливым в тех (вещах), Смысл которых для тебя неясен?» Муса сказал: «Если Аллаху так угодно, Меня найдешь ты терпеливым; Я не ослушаюсь тебя ни в чем» (Сура 18: 66-69) [9. С. 330]. И Хидр, муршид, учитель, дает уроки Мусе. Первый урок: по дороге им попалась лодка, Хидр вошел в нее и продырявил ее. Муса, не сдержавшись, сказал: «Ты сделал в ней дыру, Чтоб потопить сидящих в ней? Как странно поведение твое!» Ответил тот: «Не я ли говорил тебе, Что ты со мной не сможешь сохранить терпенье?» [9. С. 330]. Второй урок: путешествующим повстречался на пути юноша, Хидр убил его. Муса вновь не сдержался от укоров Хидру. Третий урок: путешествующие зашли в селение, где им не было оказано никакого гостеприимства, однако Хидр, увидев стену, которая должна была развалиться, починил ее. После этого Хидр объясняет свои поступки: Та лодка, что я продырявил, Принадлежала беднякам, Которые работали на море. Я захотел ее испортить потому, Что позади их находился царь, Который силою захватывал все лодки. Юнец, (которого убил я), - Его родители благочестивы были в вере И мы боялись: он им горе причинит Своим неверием и непокорством. И мы хотели, чтоб Господь их Дал им взамен другого (сына), Кто будет и (душою) чище, И милосерднее в (сыновьем долге). А (что касается) стены (в селенье): Она принадлежала двум юнцам-сиротам, И был под нею клад, что им принадлежал. Отец их был благочестив, И потому Господь твой пожелал Достичь им зрелости и клад извлечь По благосклонности Господней Воли. Я не своим решением все это совершил - (На то была Господня Воля)! (Сура 18: 79-82) [9. С. 331]. «Этот рассказ с двояким смыслом будет служить классическим примером того разрыва, что существует между прилюдной ролью пророка и внутренним опытом святого», - резюмирует американский исламовед Карл Эрнст [5. С. 66]. В романе «Жених и невеста» Хидр упоминается в контексте с внесюжетным персонажем по имени Халилбек. Все говорят о Халилбеке: одни воздают ему хвалу, другие - хулу. И не только в этом романе. Халилбек, для прозы Алисы Ганиевой став сквозным персонажем, фигурирует и в повести «Салам тебе, Далгат!»: в ней сюжет построен как путь юноши Далгата на встречу с Халилбеком. Далгат должен передать ему какие-то документы, он ищет его в толпе, в застолье, на собрании, вроде бы уже настиг: Далгат… смотрел на седой затылок Халилбека и ждал, когда сможет подойти поближе и выманить его в коридор. Но тут Халилбек обернулся к Далгату и оказался вовсе не Халилбеком… [3. С. 36]. Халилбек остается неуловимым до конца повести, в загадочном финале которой к Далгату из темноты приближается неизвестный человек со словами «Салам тебе, Далгат!» (Мы еще вернемся к этому таинственному человеку.) И в повести «Шайтаны» тоже говорят о Халилбеке как об авторитетном человеке. Так, от повести к повести и, наконец, к роману прорастает образ Халилбека. В романе он получает почти законченный социальный портрет: …Халилбек был той еще птицей. Он не занимал ни одной официальной должности, но при этом контролировал недвижимость в поселке и в городе, а также - чиновников всех мастей. Он являлся одновременно во все кабинеты, издавал собственные книги по благоустройству и процветанию всего мира, командовал бюрократами, якшался, как поговаривали, с бандитами, нянчил младенцев в подопечных больницах, кружил головы эстрадным певичкам и только больше полнел и здоровел от множащихся вокруг темных слухов. Без ведома Халилбека никто в округе не решался начать свое дело, купить участок, провести конференцию. Он вникал в дела, казалось бы, самые мелкие и вместе с тем стоял, если верить молве, за главнейшими рокировками, пропажами и судьбоносными решениями [1. С. 36]. Романная интрига разворачивается вокруг новой фазы в биографии Халилбека: его посадили в тюрьму. Выпустят - не выпустят, виновен - невиновен, одни на стороне Халилбека, другие против. Он ведь мальчика задавил; построил неблагодарным жителям поселка растленное казино (правда, его вскоре закрыли и отдали под детский приют); катер топором продырявил, чтобы его не конфисковали. Все эти «подвиги» нам уже знакомы по коранической мифологии - это уроки Хидра. Не только поселяне в сомнениях и догадках («А Халилбек… Он же, говорят, - Хидр… Что такое Хидр?.. Это же святой, наставник пророка Мусы... И появляется он в каком хочешь виде. Но чаще в зеленой одежде» [1. С. 188]), но и представители академической среды («Говорят, например, что он бессмертный. Что он - какой-то Хидр. - Перестань, да какой Хидр!.. А что? Это интересная тема... мифологизация живых современников... Он приходит в любом виде. Может и в виде жука, только зеленого. - Почему именно зеленого?.. Так говорит предание. Хидр - помощник людей, но люди обычно этого не понимают» [1. С. 250-251]). В переводе с арабского Хидр - зеленый. Его имя связано «с растительным миром» [6]. На поселковой ферме упали надои молока, «а тут как раз Халилбек в поселок приехал. Идет с какой-то веточкой мимо фермы. Увидел, поговорил с командиром, погладил коров - и все. Молоко пошло» [1. С. 193]. Читатель знакомится не с собственно Халилбеком, а с мифологией о нем. О Халилбеке знают, о нем говорят, но встречаются с ним далеко не все. Его имя и дела, добрые и худые, ему приписываемые, - синтез локальных и коранических мотивов. А вы знаете, - заговорщически понизила голос соседка постарше, - что про Халилбека говорят… А то, что он - святой, не слышали?.. В тюрьме от Халилбека даже на соседние камеры баракат исходит [1. С. 185-186]. Кому же из персонажей романа посчастливилось встретиться с Халилбеком (он же бессмертный Хидр) - отдельная интрига сюжета. Ключевое слово, связанное с Хидром, - зеленый. В романе появляется человек «в зеленом» (и не только человек, он ведь «приходит в любом виде. Может и в виде жука, только зеленого») в начале повествования и в финале, а также в середине. Цвет множится в оттенки зеленой палитры: «салатовый», «изумрудный», «защитный». Теоретики суфизма Средневековья разработали целую систему семантизации цвета, связанную с телом человека и мистическим переживанием [5. С. 144-145]. Так, зеленому цвету - по системе братства Накшбанди - соответствует субстанция «совесть», расположенная в середине груди, а по системе братства Кубрави зеленый цвет - субстанция «истина», присущая человеческому типу «Печать Пророков» [5. С. 145]. Первое описание человека «в зеленом» сделано глазами рассказчицы. Надо отметить, способы повествования всех глав романа (их тринадцать) перемежаются: одна глава - от героини-рассказчицы, по имени Патимат, Патя, другая - от лица всеведущего повествователя. Главы “Ich-Erzählung” посвящены Пате, невесте; главы от повествователя - Марату, жениху. Каждый из них по своим личным обстоятельствам оказывается в родном поселке, приехав туда из Москвы; до поры они незнакомы; родители Марата срочно хотят его женить, так же судьбоносно - сейчас или никогда - хотят выдать замуж Патю. Хотят ли этого Марат и Патя? До встречи друг с другом не хотят. Каждый ищет свой путь в жизни, а судьба уготовила каждому из них Путь. Именно этим персонажам предначертано встретиться с Халилбеком. На подмосковной даче, незадолго до приезда в родной поселок, Патя встречается с человеком «в зеленом»: Из-под дерева за нами внимательно наблюдал мужчина лет пятидесяти, ничем, кроме зеленого плаща, не примечательный… Мужчина вытащил из непонятно откуда взявшейся старой авоськи большую бутылку с самодельной этикеткой, на которой виднелась буква «икс», а дальше неразборчиво [1. С. 16]. Все в этой «странной и неправдоподобной» [1. С. 65] ночевке на даче было для Пати как во сне или в тумане. Она пила вино из этой самой бутыли с наклейкой «Икс» («икс» - графический образ, это кириллическая Х, читатель в конце концов догадывается, какие буквы были дальше: то ли Хидр, то ли Халилбек). Пила вся компания. Рассказывали притчи, проводили спиритический сеанс, то и дело повторяли, что «истина в вине». По прочтении романа читатель понимает, что все не случайно: Хидр отметил Патю, он выбрал ее себе в ученики. Как оказался мусульманский святой, праведник на подмосковной даче? К способностям святого, помимо прочего, относится «нахождение одновременно в двух местах» [5. С. 100]. Для святого не существует земной топографии. Хидр запомнил Патю, когда встретил ее восьмилетней девочкой, он был в облике Халилбека, так что если кто и видел Халилбека, в отличие от всех остальных романных персонажей, то это Патя. Вот ее рассказ: Халилбек был там (в питейной. - Э.Ш.) в кругу завсегдатаев, невысокий, плотный, с круглым незапоминающимся лицом… Он взял со стола бокал из толстого зеленого стекла, протянул его мне… - Это вино. Детское, совсем слабенькое. Халилбек смотрел на меня сверху вниз большими внимательными глазами, и я взяла его зеленый бокал, окинула взглядом собравшихся и выпила бурую, кислую жидкость залпом… Вино Халилбека сотворило со мной странную штуку. Я заболела, но не чувствовала ни слабости, ни жалости к себе, ни плаксивой раздражительности. Мне вдруг стало светло и спокойно, а еще - совершенно ясно, что ничего ровным счетом не важно [1. С. 146-147]. И опять зеленый цвет, метонимически, посредством зеленого бокала, указывающий на сущность Халилбека - святого Хидра. Почти два одинаковых состояния после принятия вина из рук Хидра испытала Патя: один раз, когда ей было восемь лет, второй - двадцать шесть. Патя прошла два этапа инициации в мир увайси, в мир суфийского знания, где вино - одно из средств приближения к Богу. Во славу винопития все поэты-суфии слагали гимны. Вино, несмотря на запрет в обыденной жизни мусульман, присутствует в пространстве коранического рая: Поистине, для почитателей Аллаха В Раю - пристанище благое: Сады и виноградники, И девы-сверстницы с округлыми грудями, И чаши, полные до края (Сура 79: 31-34) [9. С. 614]. Поистине, там праведники пребывать в блаженстве будут. На возвышающихся ложах Откроется им созерцанье (всех вещей). Ты в лицах их узнаешь свет блаженства. И чистым запечатанным вином дадут им жажду утолять, И в завершение - сам мускус (Сура 83: 22-25) [9. С. 620]. Второй персонаж, избранный Хидром, - Марат, жених. Сразу после любовного признания, после договоренности Марата и Пати о странной и скорой свадьбе 13 августа, к Марату подошел некто: он заметил спешащего к нему через солончаки одышливого человека лет пятидесяти, в накинутом не по сезону грязно-салатовом плащике… Незнакомец поднял на него хитрые проницательные глаза и пригласительным жестом раскрыл сумку. На свет выглянула большая бутыль с искрящимся горлышком [1. С. 284-285]. Это, конечно, тот же человек, что встретился Пате в подмосковном лесочке. Детали повторяются: «лет пятидесяти», особенные глаза, сумка/авоська, бутыль; правда, плащ пообтрепался, из «зеленого» превратился в «грязно-салатовый». Симметрично с кораническим сюжетом о Мусе и Хидре развивается диалог между Маратом и человеком в салатовом плаще. Если источником знания Хидр называет «Господню Волю», то в ответ на вопрос Марата «А вы откуда все это знаете?» человек в салатовом плаще отвечает: «Потому что я пью вино, а в вине - истина» [1. С. 290]. «Свадьбы может и не быть. Зависит от предопределения» [1. С. 291] - так «скрытый» Хидр поднимает Марата на новую ступень знания. И путь открывается. И Марат следует по пути. Главное - он понял это после разговора с пьяницей (но читатель знает, что это Хидр. - Э.Ш.) - именно следовать по пути. А дальше - как сложится [1. С. 294]. «Зеленый» цвет мелькает и во второстепенных деталях, мрачных (кто-то в тюремном коридоре видел Халилбека, он был разбитый, «зеленый» [1. С. 222]) и комических (в академическом кабинете идет псевдонаучный разговор о Халилбеке, вдруг в дверях появляется большая дворняга, морда которой украшена изумрудным пятном в форме австралийского континента… Это Халилбек! Халилбек! Он нас подслушивает!.. Не бойтесь! Это зеленка. Кто-то вылил на пса зеленку [1. С. 253]). Не каждому дано распознать святого Хидра - только избранным, только годным для увайси. Например, в Средней Азии Хидр предстает в облике старца, «одаряющего изобилием и счастьем тех, кто воочию увидит его» [6]. Но если явился к тебе однажды белый старик и сел на пороге, а ты его не заметил, и ушел он, исчез, не испробовав твоего хлеба, не смочив бороды твоим чаем, - горе тебе, о случайный мой собеседник, ибо человек тот был Хызыр-бобо… Вот я пришел к тебе и уже ухожу - узнал ли ты меня по жесту, по запаху или хотя бы по слову моему, смертному, как подорожник возле курятника?.. [10. С. 29-30] - таково ви ´ дение Хидра/Хызыра поэтом Санджаром Янышевым. И здесь, как у Алисы Ганиевой, благодати святого удостаивается женщина, «встающая до света», сорок раз переписывающая Суру «Ясин», обретшая Путь. Имя Хидра связано с морем - именно там повстречал его коранический Муса. «Мусульмане считают Хадира (или Хидра. - Э.Ш.) покровителем путешествующих по морю» [6]. В жизни Пати наступает новый этап ее духовной инициации: она затосковала о море. Я вспомнила, что не купалась в море с самого приезда из Москвы… А теперь вдруг приспичило. В море, в море… [1. С. 272]. Но сначала Патя обращается к своей бабушке: помоги, научи. Бабушка, как персонаж мифологического цикла, передающий свою мудрость внучке, как носитель сакрального архаического знания, подталкивает внучку к морю: Ты же видела море?.. Кто обычно сидит на суше? Знатоки законов… Но есть те, которые ищут истину. Они заходят в море и ныряют за жемчугом на самое дно. Они - путешественники. И еще существуют третьи. Которые плавают в лодках, потому что так безопаснее… - И кто такие эти третьи? - Дошедшие до конца пути… Вот ты, я вижу, хочешь отправиться в путь, нырнуть за жемчугом, а мать твоя осталась на берегу. Тебе выбирать: остаться или двигаться [1. С. 270]. И Патя выбирает море. Свадьба не случилась. Патя, избавившись от неудобного свадебного платья, быстро переодевается в балахон и сначала едет, потом бежит к морю. Станет легче, обязательно станет легче… А море становилось ближе и ближе, ближе и ближе [1. С. 314-315]. В суфийско-мифологической рецепции поступка Пати она обрела свой Путь; в реалистической - финал открыт. То же и с Маратом, женихом Пати. Свадьба не состоялась, жениха похитили. Его подозревают в связи с ваххабитами, на него доносит завистливая и мстительная женщина, его пытает «утомившийся от избиений и мата» [1. С. 316] следователь. Марат, истерзанный, впадает в беспамятство: его посещают видения или сон, где он встречается с Хидром, что, по утверждению Джона С. Тримингэма, английского востоковеда, чрезвычайно важно [8. С. 192]: появление во сне алХадира (или Хидра) «считалось решающим доводом, позволяющим избранному обосновать свое право на самостоятельный мистический Путь» [8. С. 224]. Маски сняты: на морском берегу Халилбек подливает Марату вино, неловко капая «на свою защитного цвета футболку» [1. С. 315]. Марат обрел учителя, муршида, встал на путь увайси, как и Патя. Некоторые суфийские практики ориентированы на повторение, твержение слов [5. С. 127], такими словами в повествовании романа стали «тринадцатое августа», день свадьбы, которая оборвалась в тринадцатой главе - это отдельный сюжет в романе, насыщенный, динамичный, материализованный локальными этнографическими деталями и приметами глобальной культуры, проблемами постсоветского существования. Ожидание читателя, заданное обложкой и заглавием романа, не оправдалось, «и жили они счастливо…» не случилось. Другой сюжет в романе - мистический, связанный с рефлексией главных персонажей. Рефлексия выражена неявно, обозначена полунамеками, полуфразами. Именно она мотивирует встречу с таинственным человеком «в зеленом», муршидом, учителем. (Возможно, именно он приближался из темноты к Далгату в повести «Салам тебе, Далгат!».) В этом сюжете финал обнадеживающий: герои, став избранниками учителя, нашли свой путь. Финал также открытый. (В мистический сюжет романа встраивается и убийство Русика-гвоздя: с одной стороны, реалистический, это бандитские разборки, замешанные на гомофобии, с другой - архетипическое неприятие в исламском мире убежденных суфиев, выступающих против регламентации в поисках Бога. Русик вышел на улицу с плакатом «Я агностик». Об исторических параллелях такой казни можно см. здесь: [11. С. 11- 12].) Заключение Рассмотренный повествовательный ряд, сотканный из коранических и суфийских образов и мотивов, - одна из интриг романа Алисы Ганиевой «Жених и невеста». Возможно, кто-то из читателей не сочтет нужным погружаться в этот ряд, ведь главный сюжет романа об ожидаемой и несостоявшейся свадьбе - на фоне будней русскоговорящей нерусской жизни - вполне самодостаточен. Тем не менее мусульманский подтекст романа неслучаен, он был необходим автору, который волей исторических «кульбитов» (или процессов, называемых колониальными и постколониальными) вписан в парадигму бикультурной, биментальной и билингвальной картины мира. Русская культура и литература вытекает не только из христианских архетипов, но и мусульманских, особенно в той историко-литературной фазе, которая начала свой отсчет с захвата Кавказа Российской империей вплоть до наших дней. Так, русский писатель Алиса Ганиева (как и другие авторы, находящиеся в стихии двух культур и языков) играет в современном литературном процессе, помимо прочего, роль медиатора между литературной метрополией (условно) и ее российскими окраинами.

Об авторах

Элеонора Федоровна Шафранская

Российский государственный гуманитарный университет; Московский городской педагогический университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: shafranskayaef@mail.ru

доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русской литературы института гуманитарных наук

Российская Федерация, 125993, Москва, Миусская площадь, д. 6; Российская Федерация, 129226, Москва, 2-й Сельскохозяйственный проезд, д. 4, к. 1

Список литературы