НЕВИДИМЫЕ ТЮРКИЗМЫ В КНИГЕ ОЛЖАСА СУЛЕЙМЕНОВА «АЗ И Я» (ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД)

Полный текст

Habent sua fata libeli. Книги имеют свою судьбу (латинская поговорка) 1. ВВЕДЕНИЕ В марте 2018 г. в интервью с Сергеем Шергуновым, молодым российским писателем, Олжас Омарович Сулейменов - классик советской литературы, поэт, культуролог, тюрколог, европейский дипломат и посол доброй воли, писательбилингв, всю свою жизнь свободно творящий на русском языке, вновь вернулся к обсуждению книги «Аз и Я», посвященной интерпретации текста памятника древнерусской культуры «Слово о полку Игореве» [1]. Впервые книга О. Сулейменова «АЗ и Я. Книга благонамеренного читателя» (она состоит из двух частей: часть I. АЗ. СОКОЛЫ И ГУСИ; часть II. Я. ШУМЕРНАМЕ) была опубликована в 1975 г. в Алма-Ате в издательстве «Жазушы» тиражом 100 000 экземпляров, который сразу же после жесткой критики по указанию ЦК КПСС был изъят полностью. Если в 1976 г. акад. Б.А. Рыбаков характеризовал книгу как «яростно антирусскую», то десять лет спустя акад. Д.С. Лихачёв с интересом обсуждал позицию автора, утверждая, что О. Сулейменов «… изначально исходит из фантастической концепции истории текста (а не делает ее результатом исследования), дает без ссылок безапелляционные неверные утверждения, связанные с историей, языком, палеографией, перепиской рукописей; предлагает тюркские прочтения для слов, хорошо известных в древнерусском языке, игнорирует существующую литературу о “Слове”» [2. С. 11]. В это же самое время американский журнал «Проблемы коммунизма» называет эту книгу О. Сулейменова в числе немногих историко-литературных произведений, которые подготовили перестройку. Позднее обсуждение авторской позиции, как и в целом содержания книги неоднократно возобновлялось. Тридцать лет спустя, в 2005 г. выходит второе значимое издание книги, которое повторяет издание 1975 г., теперь уже в Москве, в издательстве «Грифон-М», и снова бесконечно малым тиражом - всего 3 000 экземпляров (!). И снова интервью, полемика, критика... [2]. Для писателя и исследователя О. Сулейменова памятник древнерусской словесности «Слово о полку Игореве» изначально представлял собой двуязычный текст, который изобиловал тюркской лексикой, зачастую искаженной или непонятой, благодаря тому, что текст «Слова» неоднократно переписывался и переводился, иными словами, у этого текста было много авторов, включая переписчиков и переводчиков. Одновременно О. Сулейменов предлагает свое собственное видение исторического контекста похода князя Игоря как усобицы «между своими», а сам князь представал как отрицательный персонах «с дьявольскими чертами». Вследствие геополитических факторов и тесных постоянных контактов между Степью и Древней Русью неизбежно возникало и языковое взаимодействие, языковые контакты, которые оставляли следы в обоих языках. По этому поводу О. Сулейменов говорил так: «Я впервые заявил, что “Слово о полку Игореве” было написано для двуязычного читателя двуязычным автором. Допустим, русским, который владел и тюркскими языками. Значит, на Руси тогда существовал билингвизм. Я попытался это доказать, опираясь на данные многих древнерусских источников. В советской исторической науке считалось, что в русский язык за время половецкого и татаро-монгольского нашествия попало всего несколько тюркских слов, таких как аркан или кумыс. Я же говорил о НЕВИДИМЫХ тюркизмах, которые всегда считались русскими. Вот это и потрясло академиков. Я, как ни странно, оказался первым двуязычным читателем “Слова о полку Игореве”…» [3]. Если наличие ряда тюркских лексических единиц в тексте «Слова» и было отмечено до О. Сулейменова [см., например, 4], то тюркологи-профессионалы не оказали поддержки его точке зрения: «… он (О. Сулейменов. - Е.К.) создает новые слова, не считаясь с тем, известны ли они древнерусскому языку, создает новую грамматику, противоречащую грамматике древнерусского языка, новую палеографию, не подтверждаемую ни единым примером из рукописей, - и все это для того, чтобы иметь возможность предложить новые прочтения в тексте “Слова”» [5. С. 257]. Обсуждение нового взгляда на толкование содержания, сопоставительный лингвистический (этимологический) анализ «Слова о полку Игореве» ведется в части I книги (СОКОЛЫ И ГУСИ), а в части II (ШУМЕР-НАМЕ) автор приводит 60 тюркизмов, представленных в так называемых шумерских глиняных книгах, т.е. зафиксированных на клинописных табличках. Позднее его ученик из Азербайджана А. Мамедов расширил число тюрко-шумеризмов до 800 единиц. 2. ОБСУЖДЕНИЕ На наш взгляд, уместно начать с обсуждения названия книги «АЗ и Я»: это своеобразная криптограмма (от греч.: kryptos тайный и gramma пишу), иными словами, это запись с помощью условных знаков или букв, как отмечают словари иностранных слов. И потому она читается на одном дыхании как АЗИЯ - Азия, вызывая аллюзию на начало поэмы А. Блока «Скифы», включая эпиграф: Панмонголизм! Хоть имя дико, Но нам ласкает слух оно… Вл(адимир) С(оловьев) Мильоны - вас. Нас - тьмы, и тьмы, и тьмы. Попробуйте, сразитесь с нами! Да, скифы - мы! Да, азиаты - мы, С раскосыми и жадными очами! Для вас - века, для нас - единый час. Мы, как послушные холопы, Держали щит меж двух враждебных рас Монголов и Европы! Verba volant - scripta manent Слова летают, надписи остаются (латинская поговорка) С другой стороны, Азъ - это первая буква древнерусского кириллического алфавита, а Я - последняя буква алфавита современного русского языка, тогда их сочетание можно интерпретировать через известную идиому: альфа и омега, от альфы до омеги, т.е. ‘всё в целом, полностью’. Обратимся к началу кириллического алфавита, расположив в таблице его первые буквы с указанием на соотнесение с современным алфавитом, графическим представлением, числовым значением и названием: Ретроспектива начального фрагмента кириллического алфавита Буква Графика Числовое значение Чтение Название Буква Графика Числовое значение Чтение Название А а 1 [а] азъ Д д 4 [д] добро´ Б б [б] бу´ки Е е 5 [е] есть В в 2 [в] ве´ди Ж ж [ж] живе´те Г г 3 [г] глаго´ль Каждая из букв имела определенный смысл, что в целом делало азбуку своеобразным посланием к славянам - людям, которые ею пользовались. Вот толкование первых трех букв азъ, буки, веди: азъ - ‘я’; буки - ‘буквы, письмена’; веди - познал, совершенное прошедшее время от ведети - ‘знать, ведать’. Их сочетание создает осмысленную фразу: Азъ буки веде - ‘Я знаю буквы’. Азъ (передает значение ‘Я’) - не последняя, а первая буква алфавита, очевидно потому, что весь мир концентрируется вокруг субъекта Я как мой мир, моя вселенная, как начало и основа всех других начал. Если продолжить объединять кириллические буквы в подобные фразы, то получим такой текст: Азъ буки веде. Глаголь добро есте. Живите зело, земля, И, иже како люди. Мыслете наш он покой. Рцы слово твёрдо. Укъ фертъ херъ. Цы, черве, шта ъра юсъ яти! И его примерный перевод: Я знаю буквы. Письмо - это достояние. Трудитесь, усердно, земляне! Как подобает разумным людям. Постигайте мироздание. Несите слово убеждённо! Знание - дар Божий. Дерзайте, вникайте… Чтобы Сущего свет постичь [6]. Обратившись к данным палеографии, напомним, что первая буква финикийского алфавита алеф послужила прототипом для букв в алфавитах других языков. Начало финикийского алфавита Символ Первоначальное значение-мотивация Первоначальное название и фонетическое значение Потомки в современных алфавитах бык Алп = [ʔ] гортанная смычка א (алеф) в иврите ' (алиф) в арабском (алаф) в сирийском Α (альфа) в греческом A в латинском А в кириллице Несмотря на то, что мотивация содержания связана с быком, внешний вид буквы напоминает плуг, а оба компонента - бык и плуг оказываются не только взаимосвязанными, но и важнейшими историко-культурными и этническими составляющими жизнедеятельности человека [7]. Процесс смыслонаделения буквы указывает на семиозис, разворачивающийся от иконического знака к знакусимволу, от пиктограммы к идеограмме и, следовательно, к абстракции, многозначности и новым функциям. Принимая во внимание эти рассуждения, приходим к заключению, что название книги «АЗ и Я» создает аллюзию на описание мира человека, его мировидение, миросозерцание в определенный исторический период, на определенном геополитическом пространстве, когда убедительным свидетельством контактов народов служил язык в его символической функции, когда Степь и Русь сосуществовали в синкретичном единстве. Эту идею, с нашей точки зрения, и пытался обосновать О. Сулейменов, анализируя многослойный текст «Слова о полку Игореве». Будучи носителем идеального и материального, осуществляя синтез звукобуквенной и мыслительной деятельности, язык проявляет свою семиотическую сущность и реализует принцип двойного означивания как посредник между миром и человеком, по В. фон Гумбольдту. Если семиотическое означивание свершается в слове, то семантическое - в предложении, но синтез плана выражения и плана содержания - означающего и означаемого - в первую очередь свершается в слове [8. С. 122]. Очевидно, что этот принцип вполне реализуется и применительно к этапу становления звукобуквенных алфавитов, когда, по О. Сулейменову, осуществляется переход от первого - звукоподражательного этапа становления человеческого языка ко второму этапу - знакоподражательному (выделено О. Сулейменовым. - Е.К.), когда графический знак, или первоиероглиф отпечатлевается в значениях слов [2. С. 11]. Этот переход также запечатлевается в механизмах становления лексемы. Обратимся к примерам О. Сулейменова. Графические знаки он называет настоящими знаками, а далее анализирует становление важнейшего для человека и его первой религии знака. Так, знак ᴗ *můƞ - букв. ‘бык’ в дальнейшем послужил основой для названий месяца и луны: ᴗ - ‘юная луна, месяц’, т.е. символ роста, знак будущего: месяц дорастет до полной луны. Этот знак стал способен передавать понятия «жизнь», «радость», «счастье», «юность», а жрецы учили носить этот знак-улыбку на лице как символ лунопоклонничества. ᴖ - ‘угасающая луна’, т.е. символ старости - уголки губ опущены; обозначает понятия «грусть», «печаль», «тоска». ᴗᴖ - сочетание обоих знаков философы трактовали как диалектику жизнь, аналогично в китайской традиции сочетание двух «рыб» передавало взаимодействие двух противоположных начал Инь и Янь, мужского и женского. Сравните также древнегреческие маски комедии и трагедии, современные смайлики. С точки зрения языкового принципа двойного означивания эти знаки становятся особой системной характеристикой слова-лексемой, ее означающим, в то время как означаемое такой лексемы содержится в толкованиях - и языковых, и неязыковых [2. С. 11]. С этой точки зрения в центре внимания нашего обсуждения лишь один раздел «Невидимые тюркизмы» части I книги О. Сулейменова «АЗ и Я»1. Приведем цитату из публикации известного российского тюрколога Н.А. Баскакова: «Проникновение элементов тюркского фольклора с его мифологией, поэтикой, переживанием тотемических представлений прослеживается на протяжении всей поэмы. Автор “Слова о полку Игореве” видит после сражения поле битвы, которое “птицы крылами приодели, а звери кровь полизали”, слышит, как “крычат телеги полунощи, рцы лебеди распужены”, т.е. употребляет образы и сравнения, характерные для половцев, тотемом которых, судя по их названию, был лебедь (quman < quu = “лебедь” и -man - аффикс, образующий название предмета по производной основе, что соответствует русскому суффиксу -анин - “лебедянин”). Подметил автор “Слова” и неразличение синего, голубого, серого и зеленого оттенков цвета, которые объединены для тюрка в едином цвете, выраженном словом Kök ~ gök - небо, синий. Если русская поэтическая традиция 1 Здесь и далее цитируем и анализируем раздел текста по [9. С. 47-54]. различает “голубой” Дон, “синее” море, “серую” мглу, “зеленое” вино, “лиловые” молнии, то для половца - а вслед за ним и для автора “Слова” - все представляется “синим”: “синий Дон”, “синее море”, “синее вино”, “синяя мгла”, “синие молнии”» [4. С. 59]. Лексико-семантические средства языка «Слова» свидетельствуют о том, что в ней нашли отражения традиции тюркского эпоса, тюркской символичности и поэтики, что ярко проявляется в образах зверей и птиц: сокола, волка, лебедя, быка и ворона как «наиболее характерных представителей животного мира кипчакского и огузского героического эпоса, а названия волка, быка и лебедя - тотемами древнетюркских племен» [4. С. 60]. Вот наиболее очевидные тюркизмы «Слова»: § географические названия: реки Сула и Каяла; город Тъмуторокань; § этнонимы (названия племен): хинови, тълковины, оварьскыя, угорскыи, могуты, татраны, шельбиры, ревугы, ольберы; § имена собственные: Шарокань, Кончак, Гза/Гзакъ, Кобяк, Овлур/Влур; § социальные, воинские и бытовые лексемы: каган, быля, боярин, салтан, чага, кощей; сабля, харалуг, хоругвь, чолка, шерешир, телега, орьтма, япончица, жемчуг, ногата, котор , босый, багряный и др. Весь этот арсенал тюркизмов общепризнан, этимологически выверен и подтвержден авторитетным мнением ученых. Тем не менее, существуют и невидимые тюркизмы, о которых идет речь в книге «АЗ и Я». Их существование и пытается обосновать исследователь-билингв О. Сулейменов: «К числу не увиденных Переписчиком тюркизмов я отношу прозвище Всеволода - буйтур. (…) ...Игорь ждетъ мила брата Всеволода. И рече ему буйтуръ Всеволодъ...» [9. С. 48]. Со ссылкой на А.И. Мусина-Пушкина О. Сулейменов повторяет, что «имя: Буй - значит Дикий, а тур - вол. Итак, Буй-туром или Буйволом называется здесь Всеволод в смысле метафорическом, в рассуждении силы и храбрости его» [9. С. 48]. Он предлагает ассоциировать слово богатырь с объединением этих двух единиц - буй и тур. Далее отмечается: «Ни один из позднейших толкователей не увидел в “буйтуре” постоянного сочетания. Эпитет “буй” в дальнейшем тексте “Слова” произвольно заменяется Переписчиком на другой, созданный им по аналогии - “яр”, так же в форме краткого прилагательного. Это выдает его понимание эпитета “буй” (“буй - буйный”, следовательно, “ярый” должен быть в форме “яр”)» [цит. по: 9. С. 49] ... Яръ туре Всеволоде, стоиши на борони, прыщеши на вои стрелами, гремлеши о шеломы мечи харалужными. Камо Туръ поскочяше... Тамо лежать поганыя головы Половецкия; поскепаны саблями калеными шеломы Оварьскыя отъ тебе Яръ Type Всеволоде. Реконструкция протографа, по О. Сулейменову, предполагает отдельные повторы, которые могли не понравиться переписчику: 5. Буйтуре Всеволоде, стоиши на борони. 6. камо буйтуре поскочяше... 7. от тебе, буйтуре Всеволоде... При этом приводятся веские аргументы как со ссылкой на протографический текст «Задонщины», еще одного древнерусского памятника, так и на тот факт, что автор «Задонщины» мог использовать только тот список «Слова», в котором отсутствовал «яр тур». Поэтому О. Сулейменов утверждает, что на фоне частотного использования в тексте «Слова» лексемы буй сочетания буй тур и яр тур - «нововведения, звучащие фальшиво», тем более что «… термин “тур” даже не в качестве имени-прозвища, а в обычном употреблении никогда не встречается с определением, не говоря уже о таких необычных эпитетах, как “буй” или “яр”. А в эпоху постоянного эпитета такое разнообразие - неоправданная роскошь: “комонь” всегда “борзый”, “волк” всегда “серый” (или по-тюркски “бозый”, “босый”, от боз, бос - серый), ворон всегда “черный”. Море - синее, трава - зеленая, солнце - светлое» [9. С. 50]. Зададимся вопросом: чем же заслужил не очень популярный «тур» - буйвол сразу два эпитета, и притом такие редкие? Если бы Автор хотел передать прилагательное «буйный» в краткой форме, то, вероятно, получил бы «буйн», «буен», а не «буй» [9. С. 50]. О. Сулейменов дает пояснение в комментарии в следующем разделе «Буйные». Он вновь обращается к текстам «Слова» и их реконструкции с опорой на синтагматические предложенческие и текстовые образцы: «Мне кажется, термин “буй” входил в число титулов, выражая какую-то ступень княжеской иерархии в Киевской Руси». В тюркских языках варианты буй, бий, бай, бей, бой применялись к людям, пользующимся властью и уважением. В Златом слове есть случаи оригинального употребления интересующего нас эпитета. Святослав, обращаясь к князьям с призывом встать на защиту Русской земли, находит каждому достойное, уважительное определение. И вдруг почемуто к четырем князьям он обращается буквально на ты: ...Ты буй Рюриче и Давыде! Не ваи ли вои злачеными шеломы по крови плаваша? ...А ты буй Романе и Мстиславе! Храбрая мысль носить ваю умъ на дело. А перевод, скорее всего, опирается на точку зрения очередного переписчика «Слова»: ...Ты буйный Рюрик и Давид! ...А ты буйный Роман и Мстислав! Реконструируя оригинал-протограф, О. Сулейменов предлагает такой вариант прочтения: ...Аты буй Рюриче и Давиде! ...Аты буй Романе и Мстиславе! Или даже: ...Именитые Рюрик и Давид! ...Именитые Роман и Мстислав! Здесь Аты - уважительное обращение, означающее «Именитый», букв. «Высокоименный». Отрицая метод народной этимологии, на который, очевидно, опирался переписчик, О. Сулейменов приходит к заключению: «Тюркизм “аты буй” сохранился благодаря своей невидимости: простота и благозвучие (вернее - созвучность славянским лексемам) спасли термин от калькирования или переделки» [9. С. 51]. Наконец, прокомментируем еще один невидимый или неувиденный (?) тюркизм: кур. В строке Всеслав «изъ Киева дорискаше до куръ Тмутороканя» словоформа куръ подвергается неоднозначным реконструкциям. Если А.И. Мусин-Пушкин просто заменяет его на название города Курск и тогда князь, «рыскал до Курска и Тмутороканя», то в интерпретации акад. Д.С. Лихачёва появляются куры: «до куръ = до петухов» и подразумевается «до пения петухов». Такое толкование более соответствовало бы тексту «до куровъ Тмутороканя». Но тюркское слово кур обнаруживает такие значения: кыр (общетюркск.) ‘горный хребет, горное плато’; кура (кора) ‘стена, пространство, обнесенное стеной’; кур (кöр) ‘могильный холм’ [9. С. 54]. Происхождение слова кур прозрачно: «от корня “кур” - строй, воздвигай; курган - крепость, постройка; курма - тоже; куран - тоже, курм - тоже. В “Слове” еще не употребляется лексема “стена” (она германского происхождения и пришла в русский язык позже). Ее эквивалент - “забрало” (“въ Путивле на забрало”). Стена русского города Путивля - забрало; стена половецкого города Тмутороканя - “кура”», - пишет О. Сулейменов. Таким образом, Всеслав «доскакал до стен Тмутороканя», а «Кура» - еще один невидимый тюркизм «Слова» [9. С. 55]. *** Подводя лингвистическое обоснование, отметим, что объективно слово-словоформа предшествует слову-лексеме, потому что оно наблюдаемо. Композиционное свойство слова - быть частью предложения и текста - выявляет не только его формальные синтагматические качества, но и обусловливает его семантику с необходимым учетом грамматических категорий и форм через его употребление в составе единиц другого качества и уровня - от синтагмы до текста. Таким образом слово-словоформа становится синтактически значимой единицей, а через синтактику - семиотической единицей: ее означающее - это звучание, точнее, звукобуквенный образ; ее означаемое или семантическое означивание - это языковое лексическое и грамматическое значение [10. С. 60]. В тексте оба содержания слова-лексемы - семиотическое и семантическое - в первую очередь реализуются благодаря корректному историко-культурному и этностилистическому толкованию с опорой на языковые синтагматические и парадигматические параметры. 3. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Для понимания значения содержания книги и авторского исследовательского метода представляется особенно важным процитировать несколько высказываний О.О. Сулейменова от первого лица о книге «АЗ и Я» [11]. «Сейчас я отношусь к этой книге ровно, как и ко всем моим книгам, которые остались в ХХ веке, отношусь как к данности: да, это было. Но тогда… Я имею в виду годы 1975, 1976-й и так далее - они стали для меня как автора этой книги временем особого напряжения и, по-своему, особого подъема. Сейчас, оглядываясь на то время, я понимаю: когда на книгу обращено такое внимание, это свидетельствует о том, что в целом она для того периода стала очень заметным явлением культуры и политики…» «Моя книга как раз и предлагала посмотреть на прошлое как на непрерывную линию, как на кровеносный сосуд, который нельзя прерывать. Она говорила в частности о том, что на Руси возможно было русско-кыпчакское двуязычие. Это видно на примере “Слова о полку Игореве”, которое писалось, как я считаю, для двуязычного читателя…» «Вслед за отдельными “невидимыми” тюркизмами мне открывались куски текста, первоначально передававшие целые тюркские фразы, а то и несколько предложений кряду. Их понимали читатели XII века, но в XVI-м они уже были переведены на русский переписчиком (в “Аз и Я” об этом говорилось подробнее). Чем глубже вчитывался в такие строки памятника, тем яснее становилась догадка: оригинальный текст поэмы был писан человеком, знающим язык половцев. И писалась эта вещь для двуязычного читателя Киевской Руси XII века». «Огульно отрицая прошлое, мы утрачиваем что-то важное, необходимое для настоящего и будущего. А то получалось, что каждый новый строй разрушал предшествующий рельеф, даже горы, чтобы начинать с нуля. Поэтому “настоящая история” у нас начиналась снова и снова только с новых дат». «Каждый развитый этнос в своей истории переживал периоды двуязычия. Порой неоднократно приходилось оказываться под влиянием различных иноязычных культур. И ничего постыдного в этой правде нет… Любое великое произведение древности - плод взаимодеятельности культур». «Я теперь уверен, что наконец открыл код слова. Теперь могу узнать этимологию, то есть происхождение любого слова из любого языка. А это - генезис культов, культур, религий, цивилизаций. Потому что действительно “вначале было Слово и Слово было - Бог”». «И, завершая, хочу сказать, что “Слово о полку Игореве” - литературный памятник трех временных срезов - XII, XVI, XVIII веков - продолжает ждать исследователей. Не столько патриотов, сколько ученых, способных выявить, какая из правд, накопившихся в науке за века изучения памятника, является истинной. То есть - истиной».

Об авторах

Елена Александровна Красина

Автор, ответственный за переписку.
Email: elena_krassina@mail.ru

доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры общего и русского языкознания филологического факультета Российского университета дружбы народов

Список литературы