Evolution of the butterfly image in Portuguese lyrics: Camões and Portuguese poets of the 18th-19th centuries

Full Text

Введение

Появившись на Земле в юрском периоде – около 190 миллионов лет назад, – бабочки обитают на всех континентах, кроме Антарктиды (Ализаде, Мех, 2019). Эти «порхающие цветы» издревле привлекали внимание человека, вызывая и восторг, и мистический страх, становясь причиной суеверий и основой сказок. Обладая богатым смысловым содержанием, этот образ входит в инсектологический код вербального мышления и культуры (Василенко, Рыбакина, 2023, с. 92).

Сегодня бабочка воспринимается преимущественно как «метафора легкомыслия» (Тресиддер, 1999, с.18) и беспечности. Это характерно для многих лингвокультур, в том числе – для португальской. Не случайно перенос­ным значением энтомонима “borboleta” («бабочка») является «непостоянный, ветреный человек»; образованный от него глагол “borboletear” означает «блуждать без цели» или «предаваться мечтам» (Dicionário Priberam, s. v.). Под влиянием глобализации в португальскую языковую картину мира проникают иные связанные с бабочкой смыслы. Так, словосочетание “efeito (de) borboleta” («эффект бабочки»), изначально реферировавшее к хаотичным системам в теоретической физике, прочно обосновалось и в универсальной мировой, и в португальской фразеологии, обозначая важность малого для судьбы всеобщего (Dooley, 2009, p. 279–288; Espinosa, 2013, р. 5–7; Mello et al., 2022, p. 161–165).

Однако в творчестве знаковых португальских поэтов от Возрождения до Романтизма образ бабочки интерпретировался иначе и трактовался, в противопоставлении огню, как страстное стремление к чему-то желанному или чрезвычайно важному, как мужское начало в оппозиции к женскому и как пробуждающаяся душа.

В поэтическом воплощении этого уникального образа многопланово проявляются и сочетаются его категориальные признаки: «ассоциативность, метафоричность, полисемичность, оригинальность, этнокультурная обусловленность, интеллектуально-эмотивная синергия мысли и чувства» (Алефиренко, 2022, с. 4).

Художественная трансформация образа бабочки в португальской поэзии (XVI–XIX вв.)

Камоэнс

В произведениях крупнейшего португальского поэта Луиша Важа де Камоэнса (1524/1525–1580) образ бабочки фигурирует по меньшей мере в двух несмежных значениях. В хвалебном послании наместнику короля, которое написано в стихотворной форме редондильи, сложившейся «в период Предвозрождения» (Овчаренко, 2023, с. 27), Камоэнс сравнивает стремление бабочки к сияющему во тьме пламени с ревностным и самоотверженным служением господину, обладающему непререкаемым авторитетом. Оно интерпретируется поэтом как готовность пожертвовать собою ради высших ценностей:

Redondilhas                                                                              Редондильи (Пятистишия)
<...>                                                                                                   <...>
Conde, cujo ilustre peito                                                           О граф, Вы заслуживаете
merece nome de Rei,                                                                 Звания Монарха! Уверен я,
do qual muito certo sei                                                              что Вы достойны большего,
que lhe fica sendo estreito                                                       чем должность Вице-короля.
o cargo de Vizo-Rei;                                                                    Для меня любое Ваше поручение,
servirdes-vos de ocupar-me,                                                   Даже и выступить
tanto contra meu planeta,                                                       против собственной судьбы («планиды»)
não foi senão asas dar-me,                                                     – все равно, что крылья получить,
com as quais vou a queimar-me,                                           На них летя, сгорю я,
como faz a borboleta.                                                                Словно бабочка (пред светом Вашим).
(Camões, 1843, p. 37)                                                                 (Перевод здесь и далее наш. – В.М., М.К.)

В ином ключе устойчивую символическую ассоциацию бабочки с «бессознательным влечением к свету» (Керлот, 1994, с. 90) Камоэнс развивает в одном из сонетов, по форме и содержанию отвечающем идеалам эпохи Возрождения. Бабочке, летящей на огонь, уподобляется лирический герой, который вопреки доводам разума доверяется любви, не боясь обжечься ее пламенем:

Qual tem a borboleta por costume,                                     Обычно бабочка,
Que, enlevada na luz da acesa vela,                                     Зачарованная горением свечи,
Dando vai voltas mil, até que nela                                        Облетает ее тысячу раз, пока в ее пламени
Se queima agora, agora se consome,                                  Вдруг не сгорит вся, исчезая вмиг.
Tal eu correndo vou ao vivo lume                                         Вот так и я спешу к огню живому
Desses olhos gentis, Aónia bela;                                            Глаз этих нежных, Аония прекрасная;
E abraso-me por mais que com cautela                              И я воспламеняюсь, как бы ни пытался
Livrar-me a parte racional presume.                                   Разумным быть и осторожным.

(Escritas, Luís de Camões)

Мануэл Мария Барбоза ду Бокаже

К этой же «пламенной» аллегории через два века обращается один из выдающихся представителей португальского классицизма Мануэл Мария Барбоза ду Бокаже (1765–1805). В поэтической зарисовке “O Amante e a Borboleta” («Влюбленный и Бабочка») летящей на огонь бабочке уподоблен лирический герой, который не в силах противостоять охватившей его страсти. По сюжету стихотворения, юному Лауро не спится глубокой ночью. Снедаемый любовными мечтами, он думает о своей несчастной доле и o “venturas de um rival” («об удаче возможного соперника»), которому жаждет отомстить, издавая “vãos queixumes” («напрасные стоны»). И вдруг в его комнату влетает бабочка, влекомая магией света:

 O Amante e a Borboleta                                                           Влюбленный и Бабочка
Leve borboleta em tanto                                                          Легкая бабочка между тем
Por entre os crebos suspiros,                                                  Меж частых горестных вздохов
Junto do lume ondeante                                                           Все ближе к колеблющемуся пламени
Vaguêa em rapidos giros.                                                         Подлетает, быстро кружа.
Eil-a de espaço em espaço                                                       И вот она, за витком виток,
Roçando a flamma luzente:                                                     Уже касается свет дающего огня:
Dóe-se, mas que evite o damno                                            Ожог! Но боли избежать
Cégo instinçto não consente.                                                 Слепой инстинкт не согласится!
(Poesias… du Bocage, 1853, p.127)

И хотя влюбленный юноша указывает бабочке на ее безрассудство и даже называет ее “louca” («безумной»), сам он прислушивается не к разуму, но к сердцу. Оба забывают об опасности, опьяненные красотой.

Впрочем, у Бокаже исследуемый нами образ обретает и иное преломление. Так, в «Анакреонтических одах» своенравный полет бабочки вызывает в сознании юноши воспоминания о возлюбленной:

Odes Anacreónticas I                                                                 Анакреонтические оды I
Veloz Borboleta,                                                                           Быстрая бабочка,
Que leda girando                                                                          Летающая кругами,
Penosas idéas                                                                                Грустные мысли
Me estás avivando:                                                                     Ты оживляешь во мне:
Insecto mimoso.                                                                           Изнеженное насекомое.
Aos olhos tão grato,                                                                    Глазам столь приятный
Da minha tyranna                                                                        Портрет моей госпожи
Tu és o retrato:                                                                             Являешь ты:
A graça, que ostentas                                                                Волшебство твоих
Nas plumas brilhantes,                                                              Ярких крыльев
Tem ella nos olhos                                                                       Есть в ее глазах –
Gentis, penetrantes:                                                                   Добрых и проникновенных.
Tu andas brincando                                                                     Порхаешь ты
De flor para flor;                                                                           С цветка на цветок;
Anarda vaguea                                                                              Анарда же мечется
D’ amor em amor.                                                                        От одной любви к другой.

(Poesias… du Bocage, 1853, p. 116)

Очевидно, что бабочка – уже не метафорический двойник юноши, как это было в стихотворении “O Amante e a Borboleta” («Влюбленный и бабочка»), где легкокрылая провидица уверяла его : “Se em teu siso estivesses, / Viras em mim teu retrato” («Если бы ты был в своем уме, / Ты увидел бы во мне свой портрет»). Теперь это уже эмблема жестокой красавицы: “Da minha tyranna / Tu és o retrato” («Портрет моей госпожи / Являешь ты»). Иными словами, бабочка здесь не он, но она, что позволяет говорить об инверсии мотива или, вернее, о возвращении к его классической трактовке античных времен – бабочке-Психее (Trueblood, 2022, p. 830)^[1].

Схожее явление можно наблюдать в поэме “As Damas e a Borboleta” («Дамы и Бабочка»). В ее основе та же метафора: «женщина – бабочка». Крылатой красавице, которая порхает от цветка к цветку и выбирает для сбора нектара самый неказистый (не жасмин, не розу, но маргаритку), Бокаже уподобляет ветреную избранницу лирического героя. Отвергая благородных претендентов, она отдает предпочтение наименее достойному кавалеру:

As damas e a borboleta                                                            Дамы и бабочка
Batendo as azinhas leves,                                                         Взмахивая легкими крылышками,
Matizadas de mil côres,                                                            Окрашенными тысячью цветов,
Ia veloz borboleta                                                                        Летела быстрая бабочка
Libar o sueco das flôres.                                                           Отведать нектара цветов.
Anhelante, cubiçosa,                                                                  Тревожная, жадная,
Voou a ameno jardim,                                                                Облетела прекрасный сад,
E a flôr, que tocou primeiro,                                                   Цветок, которого первым коснулась она,
Foi o candido jasmim.                                                                Был невинный жасмин.
Da bonina côr de neve                                                              Но от соцветья белоснежного
Esquivou-se, desdenhosa,                                                        Отринулась она с презреньем,
Practicando egual desprezo                                                    Испытывая ту же неприязнь
Co’a fragrante, idalia rosa                                                         И к ароматной и изящной розе.
Sobre insipido, amarello                                                            Вот на невзрачной желтой
Malmequer em fim pousou.                                                    Маргаритке она остановилась все же.
<...>                                                                                                   <...>
Não longe d’ali jaziam                                                                Неподалеку разговаривали
Duas mimosas donzellas.                                                          Две томные девушки.
<...>                                                                                                   <...>
“Olha a brutinha! Bem mostra                                               «Посмотри на эту дурочку! Сразу видно,
De razão não ser dotada;                                                         Что разума в ней мало.
Deixa o jasmim, deixa a rosa,                                                  Оставляет жасмин, оставляет розу
E do malmequer se agrada!”                                                   И радуется маргаритке!»

(Poesias… du Bocage, 1853, p. 131–132)

На сказанное бабочка возражает, что ведь и девушки поступают так же: отвергают добродетельных поклонников и тянутся к тем, кто не стоит внимания. Поэма завершается предположением бабочки о том, что женщина “…só nutre, só conserva / Amor firme, ardente e liso / Se encontra no objecto dele / O nome da flor que pisa” («…питает и хранит / Любовь крепкую, страстную и искреннюю, / Только если находит в предмете ее любви / То, что заключено в названии цветка, который выбирает»). Если вспомнить, что речь идет о маргаритке, которая по-португальски называется «mal-me-quer» (дословно «не-любит-меня»), то смысл этих строк становится яснее. Невольно напрашивается параллель с пушкинским уверением: «Чем меньше женщину мы любим, / Тем легче нравимся мы ей».

Жоау де Деуш и Жулиу Диниш

С любовной тематикой образ бабочки связан и в стихотворениях большинства поэтов последующих эпох. В лирике Жоау де Деуша (1830–1896) прослеживается начатая Камоэнсом и продолженная Бокаже параллель с пламенем: к нему неудержимо стремится и в нем гибнет мечтательная бабочка. Несчастная видит свет и оказывается в магической ауре его притяжения, пропадает в нем как бы нечаянно, по неосторожности. Здесь, как и в строфах, процитированных нами ранее, роль бабочки примеряет на себя мужчина, теряющий волю и разум перед волшебством света (глаз девушки, ее красоты и самой любви). Страсть становится для него губительной, роковой. Энтомологическое отождествление выполняет в данном случае эвфемическую (облагораживающую) функцию (Rustamova, 2021, p. 28–30).

Отметим, что классическим для европейской литературы, особенно для ее золотого века, было противоположное гендерное соотношение: чаще всего яркокрылая чаровница, доверчиво устремляясь к рассеивающему мрак, но в то же время безжалостному огню, аллегорически являлась воплощением женского начала (Гладкова, 2009, с. 39). В связке символов «бабочка – огонь» заложено почти мистическое противоречие: огонь освещает и губит, бабочка наслаждается и гибнет. Ослепленное ярким светом беззащитное и хрупкое существо неосознанно (или осознанно) идет на гибель или самоотречение, воспринимая это как неизбежность. Возможна и параллель с поэтом, который сознательно самоуничтожается ради высшего, ради творчества (Trueblood, 2022, p. 830–831).

Attracção                                                                                         Притяжение
<...>                                                                                                   <...>
Meus olhos... coisa rara!                                                           Глаза мои – такие странные!
Porque hão de em ti parar                                                       Почему они останавливаются на тебе,
Como a corrente pára                                                                Как останавливается реки течение,
Em encontrando o mar!?                                                          Когда она впадает в море?
<…>                                                                                                    <…>
Olhei!... Foi indiscreta                                                                 Я взглянул! Но был нескромен
A vista que te puz.                                                                       Взгляд мой в сторону твою!
A pobre borboleta                                                                       Так вот и бабочка – бедняжка
Viu luz... cahiu na luz!                                                                 Увидит свет – и мчит к нему!

Uma attracção mais forte                                                        Притяжение сильнее
Que toda a reflexão,                                                                  Отраженья, рассужденья
(É fado, é sina, é sorte!)                                                           (Это рок, судьба и жребий!)
Me arrasta o coração.                                                                Разрывает сердце мне!

(Citador, João de Deus)

Игривым и легким выглядит другое стихотворение Жоау де Деуша – “Beijo” («Поцелуй»). Чередование более длинных и совсем коротких, односложных строк, а также ритм этого произведения иконически повторяют порывистое, неравномерное порхание нашей обитательницы цветущих садов. Лирический герой также жаждет приникнуть к девичьему лицу, как бабочка к нежной фиалке:

Beijo                                                                                       Поцелуй
Beijo na face                                                                       Поцелуй в щечку
Pede-se e dá-se:                                                                Нетрудно подарить!
Dá?                                                                                          Подаришь?
Que custa um beijo?                                                        Чего стоит один поцелуй?
Não tenha pejo:                                                                Не стесняйся!
Vá!                                                                                          Эй!
Um beijo é culpa,                                                              Поцелуй – вина такая,
Que se desculpa:                                                               Что простить не жалко!
Dá?                                                                                          Ты же мне его подаришь?
A borboleta                                                                          Вот и бабочка
Beija a violeta:                                                                    Целует нежную фиалку:
Vá!                                                                                          Эй!

(Citador, João de Deus)

 Еще у одного поэта-романтика, Жулиу Диниша (1839–1871), лучи глаз возлюбленной не сжигают, а пробуждают чувства – бабочку, вызволяя ее из кокона. Юный поэт в своих произведениях проводит аналогию с душой – вначале спящей, инертной, пребывающей в «тесноте» (Угрюмов, 2022, с. 76–88), но вдруг оживающей, становящейся неудержимой, непредсказуемой, трепетной бабочкой. Обратимся к его стихотворению “Metamorfose” («Метаморфоза»), ярко воплощающему идеалы романтизма:

Metamorfose                                                                                Метаморфоза

Repara: – a imóvel crisálida                                                     Посмотри: неподвижная куколка
Já se agitou inquieta,                                                                  Зашевелилась беспокойно,
Cedo, rasgando a mortalha,                                                     И вскоре, разорвав пелену,
Ressurgirá borboleta.                                                                 Возникнет бабочка.
Que misteriosa influência                                                         Какое загадочное воздействие
A metamorfose opera!                                                              Творит метаморфоза!
Um raio de Sol, um sopro                                                         Луч солнца, дуновенье ветра
Ao passar, a vida gera.                                                               Жизнь порождают.
Assim minh’alma, inda ontem                                                Так и душа моя, еще вчера
Crisálida entorpecida,                                                                Немая куколка застывшая,
Já hoje treme, e amanhã                                                          Сегодня вся дрожит, а завтра
Voará cheia de vida.                                                                   Взлетит, наполненная жизнью.
Tu olhaste – e do letargo                                                          Ты взглянула – и от летаргии
Mago influxo me desperta;                                                      Волшебный порыв пробуждает меня;
Surjo ao amor, surjo – vida,                                                     Я восстаю для любви, я восстаю для жизни
À luz de uma aurora incerta.                                                   В лучах робкого рассвета.

(Dinis, 1979, p. 61–62)

Любовный контекст накладывает отпечаток на архаичную символику бабочки, что касается не только ее безрассудного полета к манящему огню, но и метаморфоз, интерпретируемых Динишем как обновление и возвращение к жизни через обретение любви.

Заключение

Итак, проведенный нами анализ позволил проследить существенную трансформацию образа бабочки в пространстве португальской поэзии. На первый план выдвигается его ассоциация с темой любви. Любовь как нежность, восторг, страсть и гибель в роковом огне – все это сочетается в художественной семантике образа.

Подобно бабочке, касающейся цветка, лирический герой нежно целует возлюбленную (Деуш). Сила любви преобразует, оживляет и окрыляет его душу (Диниш). Однако любовь способна обжечь или даже погубить неосторожного героя (Камоэнс, Бокаже, Деуш). В роли бабочки при этом почти всегда оказывается мужчина, а не женщина, как в других литературах. Вспомним, например: «Я, словно бабочка к огню, стремилась так неодолимо….» (Э. Рязанов). И если в античном искусстве популярен сюжет ловли Психеи-бабочки Амуром с горящим факелом в руке (Мифологическия энциклопедия), то в португальской поэзии огонь становится ее принадлежностью, тогда как бабочкой оборачивается он. Диада «бабочка (движение, активность, неудержимость страсти) – он, а пламя свечи или цветок (статика, привлекательность, красота) – она» обретает устойчивый характер в поэтической традиции Португалии. У Камоэнса и де Деуша с бабочкой ассоциируется лирическое «я», а с цветком – его избранница.

Таким образом, традиционная символика бабочки получает развитие, претерпевает инверсию и дополняется новыми смыслами.

 

^{1 Uma breve história das borboletas azuis. A Revista de Ibiúna e Região. Vitrine online. 24 de fevereiro, 2019. https://revistavitrineibiuna.com.br/?p=18747}

About the authors

Varvara A. Makhortova

Moscow State Linguistic University

Author for correspondence.
Email: varvara.m.2504@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-7944-1161

Candidate of Philology, Senior Lecturer at the Department of Portuguese Language, Faculty of Translation and Interpreting

38 Ostrozhenka St, Moscow, 119034, Russian Federation

Marina V. Kutyeva

Plekhanov Russian University of Economics

Email: kuteva.mv@rea.ru
ORCID iD: 0000-0002-2952-8349

Candidate of Philology, Associate Professor at the Department of foreign languages No. 2

36 Stremianny Lane, Moscow, 115054, Russian Federation

References

Supplementary files