Metalanguage of Modern Linguaxiology: Paremiological Level

Full Text

Введение

Формирование лингвоаксиологии как дисциплины языковедческого характера, базирующейся на идеях теории познания, в последние годы происходит интенсивно. Доказательством могут служить научные сборники^[1], монографии^[2] и многочисленные словари^[3], предметом исследования и лексикографического описания которых являются ценности и способы отражения их в языке. Вместе с тем авторы вынуждены прибегать к описательным характеристикам, использовать существующие термины в новых значениях, иногда предлагать свои. В связи с этим актуальным становится представление терминов лингвоаксиологии и их дефиниций, что послужит основой описания метаязыка рассматриваемой отрасли современного гуманитарного знания.

Методология и методы исследования

Методология исследования определяется, прежде всего, теоретическими постулатами аксиологии как отрасли философского знания, а также работами, в которых обозначены актуальные лингвоаксиологические понятия. Ведущую роль играют труды по паремиологии, в которых впервые использованы лингвоаксиологические термины применительно к пословичному фонду разных языков и этнографических материалов по вепсской лингвокультуре.

Ведущий метод проведения данного исследования — описательно-аналитический метод, который представляет собой наблюдение за анализируемыми явлениями, их системное рассмотрение и обобщение; также использовались элементы компонентного анализа при рассмотрении дефиниций и их сопоставлении; языковой материал — пословицы — подвергся лингвоаксиологическому анализу, алгоритм которого предложен автором. Иллюстративный материал взят из паремиографических сборников^[4] русского, осетинского, тувинского, алтайского и коми языков.

Терминологический аппарат лингвоаксиологии:  предпосылки и определения

Лингвоаксиология как отрасль языкознания базируется на постулатах антропоцентризма и берет основание в аксиологии как отрасли философского знания. Каждый человек по-разному познает мир, оценивая его с учетом шкалы «хорошо — плохо», при этом норма выступает неким усредненным понятием. По замечанию С.Ф. Анисимова, аксиология определяет значение чего-либо для человека, поскольку оно верифицирует понятие как ценность или антиценность [1.  С. 7–8]. Объективация действительности происходит для конкретной личности, хотя фактически данный взгляд является субъективным. В связи с этим в современной аксиологии в целом и лингвоаксиологии в частности возникает проблема определения природы ценностей, критериев их выделения и классификации.

Ценность является центральным понятием лингвоаксиологии. Общепризнана бинарность ценностей: существование дихотомий, выраженных противоположными понятиями, как правило, антонимами, поскольку любой ценности противопоставлена антиценность. Т.Б. Радбиль предлагает градацию ценностей: собственно ценность и антиценность при указании на положительный или отрицательный полюс в диаде добро — зло; не ценность при указании на понятия, не имеющие оценки и находящиеся вне системы ценностей [2.  С. 572]; ложная ценность, или псевдоценность — «ценность не безусловная, не самоочевидная, которая нуждается в каком-то обосновании и воспринимается как-то то положительное только при наличии некоторых дополнительных условий. <…> изначально что-то плохое (или просто внеоценочное), которое лишь в определенных обстоятельствах может расцениваться как нечто хорошее» [3.  С. 90].

Определение ценности содержится в ряде лингвистических работ: это «мировоззренческие универсалии», которые определяют «сферу общения членов социума друг с другом и с самим социумом» [4.  С. 9]; «понятие, фиксирующее положительные или отрицательные качества любого объекта или явления» [5.  С. 13]; «категория практической значимости для организации жизненного пространства человека в условиях типовых ситуаций» [6.  С. 351]. Таким образом, исследователи, предлагая соответствующие определения, обращают внимание на социальную, оценочную, прагматическую функции ценностей.

Ценности образуют ценностную картину мира, включающую «существенные для данной культуры смыслы», отражающую посредством ценностных доминант тип культуры, репрезентируемый в языке [7.  С. 5]. Содержательно с ценностной картиной мира, по В.И. Карасику, связаны аксиогенные (ценностнопорождающие) ситуации — «положения дел, осмысливаемые как взаимосвязанные представления о том, что есть благо и зло» [8.  С. 32], и отражаемые в различных текстах, в т.ч. фольклорных. Если продолжить мысль ученого, то главная функция ряда фольклорных жанров — дидактическая — состоит в воспитании путем трансляции и восприятия ценностей той или иной культуры и религии.

Каждому народу свойственна определенная система ценностей и норм, репрезентированная в языковых единицах различных уровней, что дает право говорить о наличии аксиосферы как «организованного пространства, элементы которого связаны друг с другом разнообразными отношениями» [Бочина 2023: 8]. В качестве синонимического используется термин аксиологическая парадигма — «класс аксиологем^[5] (ценностей и антиценностей), противопоставленных друг другу и объединенных наличием у них аксиологического вектора» [10.  С. 109].

Объединение ценностей / антиценностей в ценностные парадигмы происходит на основании некоей общности: можно, например, выделить ценностную парадигму определенного времени — современного общества; конкретного народа; учительского / врачебного сообщества и под. (см. подробнее: [11]).

Вопрос о типологии ценностей не решен ввиду отсутствия единых оснований выделения. Наиболее распространенным является выделение общечеловеческих ценностей, к которым относятся такие семантические доминанты: мир как отсутствие войны; здоровье как отсутствие болезни и под., которые фактически представляют собой ценностную автосемантизацию.

Вместе с тем классификация ценностей с позиции культуры представляет собой антиномию Восток — Запад. Согласно философским воззрениям противопоставление восточных и западных ценностей является одним из главных аксиологических постулатов (С.Ф. Анисимов подчеркивает: на Востоке «ценностные представления занимают гораздо больше места, чем на Западе» [1.  С. 22]), что отражает современное состояние культуры. Данное деление позволяет говорить о противопоставлении восточной и западной культур не только по формальному — географическому — признаку, но и по основанию значения нравственных категорий для того или иного народа. Начиная с XIX в., в трудах русских философов обозначен особый — третий — путь России, которая, вбирая ценности и традиции Востока и Запада, представляет собой евразийский тип культуры. Экстраполируя данную классификацию, Н.Ю. Нелюбова на материале пословиц показывает справедливость подобного выделения типов культур и их соотношения с ценностями [13]. Таким образом, конкретная ценность, характеризуя ту или иную лингвокультуру, может являться культурно маркированным, занимающим определенное место в иерархии ценностей образованием.

В.И. Карасик предложил следующие основания для группировки ценностей: 1) по качеству (витальные, утилитарные, моральные, духовные resp. основополагающие); 2) по количественному охвату событий (общечеловеческие, цивилизационные, этнокультурные, групповые) [8.  С. 8].

Ценности представляют собой систему, которая определяет «сущность Человека», являясь «атрибутом человеческого сознания» [14.  С. 127]. Антропоцентрическая парадигма диктует выделение первостепенных ценностей, благодаря которым формируется личность человека. По мнению В.В. Красных, следует выделить систему ценностей культуры, которую в первую очередь составляют духовные и морально-нравственные ценности [15.  С. 93], при этом ценностный абсолют у каждого народа свой: он напрямую связан с типом культуры и репрезентирован в языке посредством номинирования ценностей, их вербализации эксплицитно (лингвоаксиологическими маркерами) или имплицитно.

Системный подход при рассмотрении ценностей позволил представить ценность как маркированное образование и выделить в зависимости от целевой установки универсальное и национально маркированное; культурно маркированное; религиозно маркированное и под. Кроме того, лингвоаксиологические маркеры представлены на разных уровнях языка [16.  С. 674–675] и в зависимости от степени отражения оценки относятся к ядерной или периферийной зоне [17.  С. 21; 18].

Проблема номинации ценностей может решаться несколькими способами — с учетом диахронического или синхронического подходов. Диахронический анализ должен проводиться с учетом историко-этимологического и дефиниционного анализа. Так, анализ при выборе точной номинации понятий труд, работа, лень, безделье показал, что дихотомия труд — безделье является наиболее корректной, представляя собой шкалу с обозначенными пределами — крайними точками, где слово лень будет близким понятием к безделью, отличающимся национальной маркированностью, а лексема дело в современном русском языке, несмотря на многозначность, не несет ценностной нагрузки, в отличие от понятий труд и работа, при этом работа получает конкретное значение [19.  С. 280]. С позиции синхронии экспериментальным путем перечень ценностей включает 38 понятий (например: «безопасность, вера, власть, внимание к людям, достаток, дружба, здоровье, семья, покой, порядочность») и 30 антиценностей [4.  С. 9].

Ценности и антиценности объединяются в диады (как обозначение крайних точек в традиционной шкале хорошо — плохо)^[6], что, по словам Т.Г. Бочиной, характеризует «бинарный способ членения и упорядочения окружающей действительности» чертой как мифа, так и пословицы [20.  С. 19]. Согласно Г.Л. Пермякову, бинарные оппозиции — «инвариантная пара противопоставленных сущностей», которая служит средством трактовки пословичных образов [21. 107]. Вербализация бинарного может иметь национально маркированный характер. Например, предметы мутовка — поварешка как репрезентация диады сырое — вареное в свадебном обряде вепсов^[7] [22.  С. 166].

Л.К. Байрамова в рамках конвенционанальных ценностей выделила аксиологические диады, которые получили следующие номинации: витальные (жизнь — смерть; здоровье — болезнь); священные (родина — чужбина); гедонистические (счастье — несчастье); социально-утилитарные (труд — безработица / лень / отдых); материально-утилитарные (богатство — бедность); интеллектуально-познавательные (ум — глупость); нравственно-этические (правда — ложь); эмоционально-утилитарные (смех — плач); религиозные (рай — ад) [23.  С. 301].

Лингвоаксиологи оправдывают введение и употребление таких терминов, как ценностные ориентации, ценностные ориентиры, используемых как синонимы^[8]. Е.В. Ничипорчик ценностные ориентации называет предельными смыслами, свойственными коллективному сознанию; они «основываются на ранжированных представлениях о ценностях», детерминируя «ценностное отношение к объектам материального и идеального мира» [24.  С. 109]. Актуальность, частотность употребления терминосочетаний, вовлеченность их в другие термины (в т.ч. при дефинировании) метаязыка конкретной отрасли знания доказывает необходимость / справедливость включения термина в глоссарий. Приведем пример из монографии В.Н. Телия, где используется одно из обозначенных сочетаний: аксиологическая модальность — «связь, устанавливаемая между ценностной ориентацией говорящего / слушающего и обозначаемой реалией <…>, оцениваемой положительно или отрицательно по какому-либо основанию (эмоциональному, этическому, утилитарному и т.п.) в соответствии со “стандартом” бытия вещей или положения дел в некоторой картине мира, лежащим в основе норм оценки» [25.  С. 22–23] (выделено нами — О.Л.).

Исследователи подчеркивают связь системы ценностей и категории оценки, которые «формировались исторически, в определенном социуме, под влиянием традиций, обычаев» и пр., «эволюционируя во времени» [26.  С. 8]. Данная связь «основана на взаимодействии убеждений, представлений и ожиданий личности о мире с процессом оценивания объектов и событий в этом мире» [27.  С. 12]. Н.Ю. Нелюбова предлагает номинировать эти отношения как ценностно-оценочные и анализирует их с позиций традиционного восприятия и способов репрезентации в языке [28].

С учетом обозначенной взаимосвязи и концептуальной значимости понятий ценность и оценка С.М. Кравцов и С.В. Максимец определяют аксиологическую лингвистику как «отрасль языкознания, изучающую способы выражения оценки говорящего в отношении объекта высказывания, варианты классификации оценок, а также определяющую общекультурные и национально маркированные ценности через анализ языка [11.  С. 28].

Оценка как лингвистическое понятие являлась предметом специального детального изучения [29; 30]. Оценка «задана физической и психологической природой человека», его чувствами, воздействуя на его «мышление и деятельность», формируя отношение к живому и неживому [29.  С. 24]; «реализуется в рамках времени и пространства (хронотоп)» [31.  С. 79]. Под влиянием оценки изменяется отношение конкретного человека или социума в целом к какой-либо ценности: явление получает значение и переходит в разряд ценностей, проявляя амбивалентность (например, крылатая единица библейского происхождения Ложь во спасение в значении ‘ложь для блага обманываемого’^[9]). Е.В. Ничипорчик представляет оценку как ценностное суждение, высказывание, «в котором воплощается акт оценивания» [24.  С. 37]. На «взаимосвязь субъективного и объективного содержания» при оценке обращает внимание Т.В. Матвеева [32.  С. 40].

Роль паремиологического материала в становлении терминологического аппарата лингвоаксиологии

В предисловии к коллективной монографии «Общая и русская лингвоаксиология» выделены уровни лингвоаксиологии, которые фактически представляют собой аспекты изучения аксиологической семантики следующих элементов языка: 1) лексических и синтаксических единиц, «представленных в речи в виде ценностно-оценочных комплексов»; 2) «форм, ценностно-оценочный потенциал которых реализуется в определенных синтаксических конструкциях»; 3) текста-дискурса [33.  С. 9]. Представляется, что выдвинутые авторами направления исследований ценностной семантики должны быть дополнены изучением лингвоаксиологического потенциала паремиологических текстов (прежде всего пословиц), поскольку паремиологический состав языка демонстрирует «максимальную информативность и репрезентативность» системы ценностей народа, представляя «собой универсальный способ моделирования типичных ситуаций, их интерпретации и оценки» [28.  С. 114]. Именно «аксиологический аспект» занимает ключевое место в категоризации не только пословичной семантики, но и в целом пословичной картины мира «по критерию отношения содержания пословиц к действительности» [34.  С. 320].

Формирование метаязыка современной лингвоаксиологии происходит на паремиологическом материале, что доказывает справедливость высказанной нами точки зрения, связанной с рассмотрением аксиологической семантики устойчивых единиц языка в рамках аксиопаремиологии (термин наш — О.Л.) [35]. Охарактеризуем основные термины, появившиеся в связи с рассмотрением паремиологических единиц.

Лингвоаксиологический потенциал паремий — это репрезентация в паремии одной или нескольких ценностей, обеспечивающих «встроенность данной единицы в систему ценностных координат, под которой мы понимаем структуру иерархически организованных ценностей [36.  С. 82]. Вспомогательным инструментарием при верификации ценностей, отраженных в паремиях, являются паремиографические сборники и словари, организованные по тематическому типу: во-первых, принимается во внимание номинация ценностей в соответствующих словарных рубриках; во-вторых, анализируется набор единиц, репрезентирующих ценности; в-третьих, учитывается выбор составителя с учетом синхронического или диахронического подхода.

Лингвоаксиологический анализ паремий ставит целью выделение ценностных констант и ценностных переменных лингвокультуры путем комплексного анализа паремиологических единиц: номинации ценности; выделения семантических доминат; рассмотрения лингвоаксиологических маркеров — языковых средств — компонентов паремии, содержащих оценку / способствующих оценочности, передающих аксиологически заряженную семантику паремий, выраженную эксплицитно и имплицитно.

Ценностные константы — это «ментальные постоянные, характерные для того или иного народа, сформулированные им в виде паремий, которые выступают как ретрансляторы традиций, менталитета, национального характера, социального опыта» [37.  С. 313], ценностные переменные — ценности, «меняющиеся под влиянием социо-историко-культурного контекста» [36.  С. 82] и характеризующиеся в лингвокультуре амбивалентностью. Например, к ценностным константам русского мира, согласно пословицам, относятся следующие: семья, Родина, труд, дружба [38.  С. 746].

Описание ценностных констант и ценностных переменных проводится путем выявления семантических доминант — общей семантики, «объединяющей паремии как одного, так и нескольких языков, позволяющей выразить основные смыслы и морально-нравственные установки» [39.  С. 173]. Так, при характеристике семьи как ценностной константы анализируются группы паремий, оценивающие следующие отношения: 1) дети — родители; 2) муж — жена; 3) родители супруга; 4) другие родственники. Рассмотрение пословиц разноструктурных языков первой подгруппы позволяет выделить семантические доминанты, среди которых: Ребенок повторяет поведение своих родителей; Воспитывать ребенка надо с рождения; Каждый ребенок — личность; Родители любят своих детей; Родители оберегают детей; Отличие старших и младших детей; Один ребенок — много детей; Любого ребенка отличает плохое поведение; Важность получения навыков и знаний в детстве; Милосердное отношение к сиротам; Бог покровительствует сиротам [40.  С. 59–60]. Как видно из примеров, семантические доминанты могут иметь «универсальную обобщенность», т.е. отличаться «афористичностью» [41.  С. 698]. А пословицы, в свою очередь, являются одной из основных разновидностей афористических единиц [42.  С. 390–391]. Поэтому семантические доминанты могут быть эквивалентны тексту пословицы: рус. Без отца — полсироты, а без матери — и вся сирота. Адекватность выбора данной формулировки в виде пословицы доказывает наличие подобных единиц или их вариантов в других языках: осет. Мадæй сидзæр — æцæг сидзæр, фыдæй сидзæр — æрдæг сидзæр ’Отца нет — полсироты, матери нет — круглый сирота’; тув. Ада чокта — чартык ɵскүс, Ава чокта — бүдүн ɵскүс ‘Без отца — полусирота, Без матери — круглый сирота’; коми Ай абу — джин сирӧта, мам абу — тыр сирӧта ‘Нет отца — полусирота, нет матери — круглый сирота’; алт. Эненин ӧскӱзи — эки ӧскӱс, Аданыҥ ӧскӱзи — јаҥыс ӧскӱс ‘Сирота без матери — две сироты, сирота без отца — один сирота’.

Ценностный смысл чаще выражается эксплицитно при помощи лингвоаксиологических маркеров^[10] — языковых средств (лексических и / или грамматических) — компонентов паремии, содержащих оценку / способствующих оценочности, передающих аксиологически заряженную семантику паремий, выраженную эксплицитно и имплицитно, средств, обладающих оценочным значением или способствующих оценке.

Анализ паремиологического фонда разных языков позволил выделить поликультурные лингвоаксиологические маркеры — лексические единицы, обладающие одинаковым смыслом в фольклорных текстах разных языков. Например, компонент черный в русских / кара в тувинских пословицах, наряду с прямым значением, называющим колоратив, имеет символическое значение с семами ‘плохой’, ‘негативный’. Например: рус. Черный день придет — приятели откинутся; Береги (или: Паси) денежку про черный день! Как душа черна, так и мылом не смоешь; В черный день перемогусь, а в красный — сопьюсь; Личиком беленек, да душой черненек; Рожа крива (черна), да душа пряма (бела); Рубашка беленька, да душа черненька; тув. Араганың дашты ак, ишти кара ‘У араки чистая внешность, черное нутро’; Кара булутту хат тарадыр, Кара херекти хээли агартыр ‘Черные тучи ветер разгонит, Черное дело взятка оправдает’. Поликультурными лингвоаксиологическими маркерами могут быть и другие образы, получающие в разных языках символическое наполнение, отражающееся в паремиологических единицах. М.А. Бредис при анализе пословиц финно-угорских, тюркских, монгольских и др. языков обращает внимание на роль соматизмов (глаза, руки) при характеристике антиценности скупость [43]. Перспективным является инвентаризация подобных единиц для представления универсального характера паремий неродственных языков и обнаружения культурной общности.

Н.Ю. Нелюбова отмечает, что линвгоаксиологические маркeры «образуют систему, входящую в состав аксиологического паремиопространства и имеющую ядерно-периферийную структуру». Развивая типологию линвгоаксиологических маркеров, исследователем выделены четыре типа, среди которых: 1) «лексемы (в том числе однокоренные), эксплицитно представляющие ценности, антиценности или понятия, связанные с ними»; 2) «лексемы (в том числе однокоренные), имплицитно представляющие ценности, антиценности или понятия, связанные с ними, посредством метафорических образов, отражающих ценности / антиценности»; 3) этнолингвомаркеры; 4) «лексемы общеоценочной семантики, которые эксплицитно выражают положительную / отрицательную оценку независимо от контекста или меняют ее в определенных контекстах» [28.  С. 117–118].

В ряде работ отмечается наличие различных отношений между лингвомаркерами: системных (синонимических, антонимических, гиперо-гипонимических, конверсивных) [16]; синтагматических (выявление сопредельных ценностей и определение «валентности элементов») [28.  С. 115]. В связи с этим пониманием применительно к паремиологии используются термины аксиологическая валентность (термин Т.Г. Бочиной) как «способность лексем, именующих ту или иную ценность, вступать в высказываниях в семантические и синтаксические связи с другими аксиолексемами» [20.  С. 8] и аксиологический синкретизм как «совмещение в аксиологической семантике компонента паремий элементов (сем), обусловленных спецификой сочетания их первичной семантики с метафорическими и символическими значениями, а также комплексом ассоциативных, пресуппозитивно объясняемых и понятных представителям определенного этноса связей с его ценностными ориентациями» [44.  С. 237]. В силу новизны данные термины еще не получили широкой апробации.

Заключение

Антропоцентрический поворот, лежащий в основе современного гуманитарного знания, повлиял на развитие междисциплинарных направлений лингвистики. Лингвоаксиология, с одной стороны, базируется на постулатах философии, с другой — учитывает достижения лингвистики в целом и лингвокультурологии в частности. Несмотря на отсутствие единой типологии ценностей ввиду невозможности выделения критериев лингвисты используют термины ценностная картина мира, аксиогенные (ценностнопорождающие) ситуации, аксиосфера, ценностная парадигма и пр.

Стимулом для расширения терминологического аппарата во многом послужили исследования по паремиологии, в которых проведен лингвоаксиологический анализ устойчивых единиц фольклорного происхождения, в лингоаксиологический глоссарий вошли термины ценностные доминанты и переменные; лингвоаксиологические маркеры; аксиологическая валентность; аксиологический синкретизм.

Терминологический аппарат современной лингвоаксиологии проходит этап становления, после которого возникнет необходимость в лексикографическом представлении терминов.

^{1 Сб. «Эволюция ценностей в языках и культурах» (М.: Пробел, 2000, 2011) носил междисциплинарный характер и во многом наметил направление будущих исследований в области лингвоаксиологии.}

^{2 По охвату языкового материала одной из самых значительных является: Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Славянский мир в паремиологической интерпретации: аксиологические доминанты и их лингвокультурологическая интерпретация. Монография. СПб. : СПбГУ, 2022.}

^{3 Подготовка и издание аксиологических словарей проводилось под рук. проф. Л.К. Байрамовой (КФУ). Напр., Байрамова Л.К. Аксиологический фразеологический словарь русского языка. Словарь ценностей и антиценностей. Казань : Центр инновационных технологий, 2011; Байрамова Л.К., Бойчук В.А. Аксиологический словарь фразеологизмов-библеизмов на русском, украинском, белорусском, болгарском, польском, чешском, английском, немецком, французском языках: [словарь ценностей и антиценностей]. Казань: Центр инновационных технологий, 2012. и др.}

^{4 Алтайские пословицы и поговорки / пер. Н.Р. Отйноткиновой, С.П. Рожновой. Новосибирск: Ин-т филологии СО РАН, 2010; Гуриев Т.А. Осетино-русский словарь. Владикавказ: Алания, 2004; Коми войтырлӧн шусьӧгъяс да кывйӧзъяс = Пословицы и поговорки Коми народа : сб. / гл. ред. А. Родов; научн. ред., сост., предисл. П. Лимеров; пер. на коми язык Е. Плетцер. Сыктывкар : Коми республиканская типография, 2023; Мокиенко В.М., Никитина Т.Г., Николаева Е.К. Большой словарь русских пословиц. М. : ОЛМА Медиа Групп, 2010; Пословицы и поговорки тувинского народа / авт.-сост. Б.К. Будуп. Кызыл : Тувинское книжное изд-во; Радуга Тувы, 2020.}

^{5 Термин аксиологема принадлежит К.А. Жукову, это «аксиологический идеал»; выбранная из парадигматического ряда характеристика, «которую мы избираем в качестве оценки, воплощенной в целом ряде паремий» [12.  С. 109].}

^{6 Спорным является вопрос выделения триад тишина — шум — крик (В.И. Даль); белое — серое — черное и др.}

^{7 С.Н. Жульникова в качестве примера приводит паремию перифрастического содержания Ну что, с мутовкой или с поварешкой?, которую использовали вместо прямого вопроса об итогах сватовства [22.  С. 165].}

^{8 Ввиду небольшого объема статьи мы не будем подробно рассматривать данные термины, выскажем лишь отдельные замечания. Также отметим, что стремление термина к однозначности и отсутствие синонимов является аргументом в сторону необходимости выбора одного из вариантов терминосочетаний.}

^{9 Ашукин Н.С., Ашукина М.Г. Крылатые слова: Литературные цитаты; Образные выражения. М. : Худож. лит., 1988.  С. 187.}

^{10 Впервые применительно к паремиологическому составу языка этот термин использован [39].}

About the authors

Olga V. Lomakina

Author for correspondence.
Email: lomakina-ov@rudn.ru
ORCID iD: 0000-0003-4885-952X
SPIN-code: 3460-9050

Dr.Sc. (Philology), Professor, Professor of the Department of Foreign Languages, Faculty of Philology

References

Supplementary files