О ТЕКСТЕ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ И ИНТЕРПРЕТАТИВНОМ КОММЕНТАРИИ К НЕМУ (НА МАТЕРИАЛЕ РОМАНА Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ИГРОК»)

Полный текст

ВВЕДЕНИЕОсновной текст большинства произведений русской классики в настоящее время считается раз и навсегда установленным. Между тем это далеко не так, и некоторые уточнения такого текста по-прежнему не только возможны, но даже и необходимы. Покажем это на примере романа Ф.М. Достоевского «Игрок».При жизни писателя он был опубликован только однажды [1], а из рукописей его сохранились совсем немногие (РО ИРЛИ; см. [2. С. 92, 93]. Это обстоятель- ство как будто бы свидетельствует о том, что серьезных вопросов публикация его текста вызывать не должна. Между тем, как известно, роман был написан в край- не сжатые сроки, и впоследствии у Достоевского не было случая снова вернуться к его тексту. В результате даже вопрос о заглавии романа теперь решается не так уж однозначно: заменив по просьбе издателя первоначальное заглавие «Рулетен- бург», Достоевский впоследствии, перечисляя свои сочинения и имея в виду их переиздание, продолжал именовать роман именно так [3. С. 379, 546]. На этом основании некоторые исследователи полагают, что, если бы роман был переиздан при жизни писателя, Достоевский вернул бы ему первоначальное заглавие [3. С. 401]. Очевидно, что и текст романа, который в академическом издании До- стоевского перепечатан с издания Ф. Стелловского, как правило, лишь с незна- чительными изменениями, требует к себе пристального внимания.В академическом издании (ПСС) уже было исправлено несколько существен- ных опечаток. Выражение «адвокаты при условных процессах» с полным основа- нием было заменено на «адвокаты при уголовных процессах», «занял место у сту- ла» - на «занял место у стола», а «я разбирал деньги» - на «я забирал деньги» [1.С. 398] (здесь и далее курсив мой - С.К.). Однако в тексте романа есть и другие явные, но до сих пор не выявленные опечатки. Так, фраза второй главы, где речь идет о правилах «джентльменской игры»: «Впрочем, и очень пристально наблю- дать опять-таки не следует: опять уже это будет не по-джентльменски, потому что это во всяком случае зрелище не стоит большого и слишком пристального наблю- дения» [1. С. 5, 217], разумеется, должна быть исправлена на: «…это зрелище во всяком случае не стоит большого и слишком пристального наблюдения». Серьез- ная опечатка обнаруживается также в одной из заключительных и ударных фраз романа: «Неужели я не понимаю, что я сам погибший человек» [1. С. 63, 5, 317]. Учитывая, что немного выше мистер Астлей говорит Алексею Ивановичу: «вы погибший человек», ее следует печатать: «Неужели я сам не понимаю, что я по- гибший человек».Не исключено, что в тексте романа могут быть выявлены и другие увековечен- ные многочисленными перепечатками романа опечатки. Так, например, возмож- но, следует поправить фразу «Он даже с Полиной небрежен до грубости; впрочем, с удовольствием участвует в общих прогулках в воксале или в кавалькадах и поезд- ках за город» [1. С. 13, 5, 220]. Поскольку в словосочетании «поездках за город» второе имя существительное употреблено в винительном падеже, аналогичным образом, по-видимому, должно быть оформлено и предыдущее словосочетание:«в общих прогулках в воксал», тем более что только в этом последнем виде слово«прогулках» обретает свой действительный смысл.Некоторые незначительные опечатки с полным основанием исправлены в ака- демическом издании прямо в тексте. Так, например, фраза M-lle Blanche о гене- рале: “Il a du chance” [1. С. 59] потребовала грамматической конъектуры: “Il a de la chance” [3. Т. 5. С. 309], а фраза «Барон, узнав, что вы принадлежите к моему дому, объяснился уж со мною в воксале и, признаюсь вам, еще немного, и он по- требовал бы у меня удовлетворения» [3. С. 22] исправлена на: «…объяснялся уж со мною в воксале…» [3. Т. 5. С. 237]. Аналогичным образом фрагмент «запоминаю я тоже, что чаще всех выходили двенадцать средних, к которым я и привязался» [1. С. 50-51; 3. Т. 5. С. 293] должен быть исправлен на «вспоминаю я тоже…», а фраза «Бабушке выкинули запечатанный в синей бумажке тяжеловесный сверток с пятидесятью фридрихсдорами [1. С. 36; 5, 264] - на «с пятьюдесятью фридрих- сдорами».Фраза: «не хочу брать на себя еще нового легкомыслия, т. е. прямо потребовать от барона, или даже только предложить ему, об удовлетворении» [3. Т. 5. С. 241], в которой воспроизведен вариант Стелловского [1. С. 24], возможно, также тре- бует исправления на «потребовать от барона, или даже только предложить ему, удовлетворения», тем более что вариант именно такого управления глагола «тре- бовать» мы находим в романе несколько выше: «еще немного, и он потребовал бы у меня удовлетворения» [1. С. 237]. Впрочем, этот вопрос - точно так же как и обозначенный выше вопрос о выражении «прогулках в вокзал» - нуждается в дальнейшем изучении на основе большего числа примеров из языка Достоевского.В других случаях следует, напротив, восстановить вариант издания Стеллов- ского: «Генерал иногда осмеливался противоречить, но скромно, единственно настолько, чтоб (в ПСС «чтобы» - С.К.) не уронить окончательно своей важно-сти» ([1. С. 8]; ср.: [3. T. 5. С 210], «Минуты чрез (в ПСС «через» - С.К.) две, чуть- чуть только я стал ясно соображать, мне ярко представились дв емысли…» ([1. С. 255]; ср.: [3. Т. 5. С. 24]), «может, и чрез (в ПСС «через» - С.К.) сорок лет вспо-минать буду...» ([1. С. 45]; ср.: [3. Т. 5. С. 282], «Вечером он появился с нею (в ПСС«с ней» - С.К.) под руку в воксале» [1. С. 27; 3. T. 5. С. 247], «Телеграмму за теле- граммою посылали: умерла аль (в ПСС «али» - С.К.) не умерла?» ([1. С. 29]; ср.: [3. Т. 5. С. 251], «…я помнил и сознавал, что иду к ней, сейчас с нею (в ПСС «с ней» - С.К.) сойдусь…» [1. С. 152]; ср.: [3. Т. 5. С. 295], «Они даже вздумали надомною (в ПСС «надо мной» - С.К.) смеяться…» ([1. С. 56]; ср.: [3. Т. 5. С. 304], «сто-ит пред ним (в ПСС«перед ним») и на него смотрит...» [1. С. 20]; ср.: [3. Т. 5. С. 234],«Извиняться пред баронессою (в ПСС «перед баронессою» - С.К.) и бароном вы не будете» [1. С. 22]; ср.: [3. Т. 5. С. 237]. К тому же варианты Стелловского, в издании которого представлены языковые формы XIX века, сохранены в ПСС во многих других аналогичных случаях. См., например: «Возвращаясь пред обедом с детьми домой, я встретил целую кавалькаду» [3. Т. 5. С. 209], «…и даже во сне поминутно видел ее пред собою» [3. Т. 5. С. 214], «Между тем я слышал, как чрез соседнюю комнату кто-то прошел к монсиньору…», «Чрез минуту он был уже визирован» [3. Т. 5. С. 211], «Они все где-то гуляли в парке, и я успел увидеться с нею только за ужином» [3. Т. 5. С. 218], «Полина Александровна настаивала, чтоб я непременно разделил с нею сегодняшний выигрыш пополам…» [3. Т. 5. С. 219], «- Вы смее- тесь, что ли, надо мною, - крикнул генерал» [3. Т. 5. С. 236], «Я все-таки был по- ражен, что она так высказалась, что она удерживает такое право надо мной, что она соглашается на такую власть надо мною» [3. Т. 5. С. 232]; в последней фразе по соседству находятся и тот, и другой варианты - С.К.).В издании Стелловского слова “mademoiselle”, “madame”, “monsieur” встре- чаются как в полной, так и в сокращенной форме (“m-lle”, “m-me”, “m-r”). Так, “Blanche” только в первый раз названа “mademoiselle Blanche” [1. С. 7], а затем зовется по преимуществу “M-lle Blanche” [1. С, 7, 13, 14, 17, 23, 24, 27, 28, 30,32-34, 37, 39, 41, 42, 62], “m-lle Blanche de Cominges” [1. С. 27, 30] и “m-lle deCominges” [1. С. 30, 40, 54], а то и просто “Blanche” [1. С. 41, 42, 48, 55-59]. Ана- логичным образом ее мать зовется “m-meveuve Cominges” [1. С. 30, 35] и в сходной манере упоминается “M-me Blanchard” [1. С. 50]. При этом слова “m-lle”, “m-me” безо всякой системы пишутся то с маленькой, то с большой буквы.Когда в романе заходит речь об Антониде Васильевне, как правило, исполь- зуется прономинация «бабушка», а почтительные обращения к ней “madame la générale”, “Madame la princesse”, “Merci, madame…», “Mais, madame…”, “Madame, madame…” [1. С. 32, 37, 42] даются в издании Стелловского, естественно, в пол- ной форме. Это же касается обращений Де-Грие к Полине в письме: «Mademoiselle, писал Де-Грие…», «Надеюсь, mademoiselle…» [1. С. 49], в то время как в третьем лице употребляется сокращенная форма “M-lle Pauline” [1. С. 14, 54], “M-lleПолина” [1. С. 55]. Впрочем, когда обращение как таковое не имеет места, используются сокращенные формы: «Лакеи называют его “M-r le comte”, мать M-lle Blanche называется “m-me la comtesse”…» [1. С. 7]. Случаи обращения к M-lle Blanche в романе не отмечены, однако когда она сама воображает свое изменившееся обще- ственное положение после того, как выйдет замуж за генерала, то начинает упо-треблять по отношению к себе уважительные формы, в которые слово “madame” входит по преимуществу в полном виде: «Я буду “Madame la générale”», «Мне теперь нужно совершенно иначе держать себя <…>“M-me la générale de Sago- Sago”, “Madame la générale a quatotzeconsonnes”…» [1. С. 27, 30]. И точно так же, обращаясь к баронессе Вурмельгельм, Алексей Иванович говорит: “Madame la baronne…”, “Madame [1. С. 20], а Де-Грие упоминает Бланш и ее мать следующим образом: “M-lle Blanche de Cominges… et madamesamère…” [1. С. 24].В ПСС все эти слова во всех случаях напечатаны в полной форме: “mademoiselle”, “monsieur”, “madame”, и этим нивелируется важная особенность текста романа, которая, конечно же, подлежит восстановлению по изданию Стелловского (как и прописная буква при написании всех этих слов, требуемая правилами вежли- вости во французской письменной речи).Впрочем, другая особенность этого издания воспроизведена в ПСС совершен- но напрасно. По-видимому, из соображений экономии бумаги в нем иногда на целую страницу нет ни одной красной строки (см., например, [1. С. 14, 17-19], а также [3. Т. 5. С. 216-217]). При этом даже некоторые диалоги идут в подбор с дальнейшим повествованием или размышлением героя-рассказчика, и в ПСС они иногда не отделены от них даже тире. Например: «Ну, довольно! И ненадо! - закричал я, странно волнуясь и не понимая, почему вскочило это мне в мысль! И когда, где, каким образом мистер Астлей мог бы быть выбран Полиною в по- веренные?» [1. С. 68]; ср.: [3. Т. 5. С. 246].Целый ряд фраз романа стилистически выглядят настолько шероховато (пре- жде всего с точки зрения порядка слов), что скорее всего, будь у Достоевского возможность спокойно пересмотреть текст, он бы их поправил: «В Париже и на Рейне, даже в Швейцарии, за табльдотами так много полячишек и им сочувству- ющих французиков, что нет возможности вымолвить слова, если вы только рус- ский» [3. Т. 5. С. 210], «Он объявил мне, что был нынешним летом на Норд-Капе и что весьма хотелось ему быть на Нижегородской ярмарке» [3. Т. 5. С. 210] и т.п.В некоторых поправках нуждается не только основной текст, но и опублико- ванные в ПСС варианты наборной рукописи. Так, например, вариант к строке 3 страницы 318: «и я в один час ~ изменить! / я и могу в один час воскреснуть из мертвых» [3. Т. 5. С. 345] - следует поправить на: «и я в один час ~ изменить! / и я могу в один час воскреснуть из мертвых» (РО ИРЛИ. Л. 129; рукой А.Г. Досто- евской).Оставляя в стороне вопросы орфографии и пунктуации, заметим только, что с этой точки зрения многое в издании Стелловского носит бессистемный харак- тер и некоторые из этих особенностей текста, к сожалению, воспроизведены в ПСС.Подводя итог нашему небольшому критическому анализу, скажем, что, не- смотря на относительно высокий текстологический уровень академического из- дания Достоевского в 30 томах, разумеется, далеко не все дискуссионные вопро- сы текстологии романа «Игрок» в нем выявлены и тем более не все они разреше- ны удовлетворительным образом. В аналогичной текстологической проверке нуждаются, разумеется, и романы так называемого «великого пятикнижия».К ТЕОРЕТИЧЕСКОМУ ПОНЯТИЮ «ИНТЕРПРЕТАТИВНЫЙ КОММЕНТАРИЙ»Как известно, комментарий к художественным произведениям в научных и популярных изданиях носит в основном историко-литературный характер и вклю- чает в себя реальный, исторический, интертекстуальный и биографический, а также текстологический комментарий. Интерпретации же художественных про- изведений производятся, как правило, в особых статьях и монографиях. К со- жалению, обыкновенно эти интерпретации лишь самым незначительным образом опираются на научный комментарий.Впрочем, у меня сложилось убеждение в том, что, помимо историко-литера- турного комментария к художественным произведениям, к ним следует состав- лять, условно говоря, «интерпретативный комментарий». И научная интерпре- тация должна базироваться в первую очередь именно на нем.В этот интерпретативный комментарий следует включать прежде всего основ- ные сквозные и повторяющиеся мотивы художественного произведения, которые непосредственно конструируют его смысл. Сюда же стоило бы отнести и интер- текстуальный комментарий, который должен, однако, включать в себя не от- дельные реминисценции, как правило, спорадически отмечаемые в историко- литературном комментарии, а воссозданную интертекстуальную структуру лите- ратурного произведения, т.е. выделение основных пре- и гипотекстов, скрыто как бы инструментирующих его, а также проявление их на микроуровне, т.е. на уровне отдельных реминисценций, референций и аллюзий [4].Не имеет принципиального значения, будет ли подобный интерпретативный комментарий предварительно опубликован или проделан исследователем для себя. Важно то, что он, по моему убеждению, должен предшествовать любым по- пыткам научной интерпретации. Только предварительное выполнение этой от- части технической задачи позволит филологу в статье избежать интерпретации того или иного фрагмента произведения в отрыве от контекста или без учета его конкретной художественной функции.Приведу только один пример. Упоминание героем-рассказчиком «Игрока» подруги M-lle Blanche Cléopâtre интерпретируется некоторыми исследователями как отсылка к пушкинским «Египетским ночам» [5. С. 195]. Между тем контекст романа: «На остальные пятьдесят тысяч она завела экипаж, лошадей, кроме того, мы задали два бала, то есть две вечеринки, на которых были и Hortenseи Lisette и Cléopâtre - женщины замечательные во многих и во многих отношениях и даже далеко недурные» (здесь и далее курсив мой - С.К.) - носит характер аллюзии и намекает на дополнительные сексуальные связи повествователя, доставленные ему Blanche. Причем связи эти начисто лишены сколько-нибудь демонического оттенка.В чем же основной смысл романа Достоевского «Игрок», как легко он выво- дится из анализа основных его лейтмотивов? В отличие от «Преступления и на- казания», романа о погибшем человеке, «воскресающем» благодаря чудодействен- ной силе любви к нему женщины, «Игрок» - это роман о людях, погибающих под губительным действием разрушительных страстей и даже еще не осознавших или не вполне осознавших, что они «погибают». Проблески такого осознания уАлексея Ивановича: «Я просто сгубил себя!» - тут же сменяются надеждами на воскрешение: «Я завтра могу из мертвых воскреснуть и вновь начать жить. Чело- века могу обрести в себе, пока еще он не пропал!» [3. Т. 5. С. 311]; ср. в «Престу- плении и наказании»: «Тут так-таки разом и ухлопал себя, навеки!..» [3. Т. 6. С. 322].«Завтра, завтра все кончится!» - таковы финальные слова героя-рассказчика, надеющегося все внезапно поправить удачной игрой, в то время как читатель до- гадывается, что скорее сбудутся ожидания мистера Астлея, который пророчит ему: «… вы останетесь здесь, и ваша жизнь кончена» [3. Т. 5. С. 317].Между прочим, аналогичным образом с самого начала инструментован образ«генерала». В уста мистера Астлея еще в главе VIII вложена реплика: «Генерал - несчастный человек. Я видел вчера, как mademoiselle Blanche скакала на прекрас- ной лошади с monsieur Де-Грие и с этим маленьким русским князем, а генерал скакал за ними на рыжей лошади. Он утром говорил, что у него болят ноги, но посадка его была хороша. И вот в это-то мгновение мне вдруг пришло на мысль, что это совершенно погибший человек» [3. Т. 5. С. 248-249].И далее в обрисовке обоих героев, погибающих в итоге от хотя и разных («лю- бовь» в одном случае и «игра» в другом), но одинаково гибельных страстей, под- черкиваются одни и те же мотивы нарастающего безумия: «Генерал шел, как буд- то ошеломленный ударом дубины по голове» [3. Т. 5. С. 256]; «Он помешался, по край- ней мере, в высшей степени потерялся» [3. Т. 5. С. 287]; «Он упал без чувств, а потом всю неделю был почти как сумасшедший и заговаривался» [3. Т. 5. С. 307]. Ср. также: «родные дети генерала, уж совершенно брошенные этим сумасшедшим человеком» [3. Т. 5. С. 249].В случае с героем-рассказчиком мотивы нарастающего безумия представлены как прямо и открыто, так и исподволь: «я, в дороге, и тосковал как сумасшедший, метался как угорелый, и даже во сне поминутно видел ее пред собою» [3. Т. 5. С. 249]; «Вы понимаете, почему на меня нельзя сердиться: я просто сумасшедший» [3. Т. 5. С. 230]; «Я вышел от бабушки как одурманенный» [3. Т. 5. С. 268]; «Я былкак в горячке…» [3. Т. 5. С. 292].Непрямое введение мотивов безумия дано через скрытые отсылки к гоголев- ским «Запискам сумасшедшего»: « …мелькнет иной раз теперь в моей голове: “Уж не сошел ли я тогда с ума и не сидел ли все это время где-нибудь в сумасшедшем доме, а может быть, и теперь сижу, - так что мне все это показалось и до сих пор только кажется...” Я собрал и перечел мои листки. (Кто знает, может быть, для того, чтобы убедиться, не в сумасшедшем ли доме я их писал?)» [3. Т. 5. С. 281]. Фра- за из письма Алексея Ивановича к Полине: «…а я покамест сижу в своей комнате, по крайней мере большею частью…» [3. Т. 5. С. 286] - содержит скрытую цитату из «Записок сумасшедшего». Ср. у Гоголя: «Дома большею частию лежал на кро- вати. <…> После обеда большею частию лежал на кровати. <…>Большею частию лежал на кровати» [6. С. 201]. Сознание того, что человек, страстно увлеченный игрой, похож на сумасшедшего, сохранилось у Достоевского и впоследствии. После одного из последних в жизни писателя проигрышей он писал А.Г. Досто- евской 16 (28) апреля 1871 г.: «Не сумасшедший же я вовсе! <…> Не думай, что я сумасшедший, Аня, ангел-хранитель мой!» [3. С. 29 (1), 198, 199, 200].Мотивам сумасшествия в изображении героя-рассказчика сопутствуют моти- вы сна, бреда, вихря, вихревого кружения: «все это пролетело как сон, - даже страсть моя, а она ведь была сильна и истинна…» [3. Т. 5. С. 281], «живу <…> под влиянием всего этого недавнего вихря, захватившего меня тогда в этот круговорот и опять куда-то выбросившего <…> Мне все кажется порой, что я все еще кружусь в том же вихре и что вот-вот опять промчится эта буря, захватит меня мимоходом своим крылом и я выскочу опять из порядка и чувства меры и закружусь, закру- жусь, закружусь…» [3. Т. 5. С. 281], «Точно уж так дороги мне этот безобразный сон и все оставшиеся по нем впечатления…» [3. Т. 5. С. 282], «Воротясь домой, я был уже как закруженный» [3. Т. 5. С. 302], «Может быть, и действительно правда, что я не вынес денег и закружился» [3. Т. 5. С. 302], «Что я скажу о Париже? Все это было, конечно, бред и дурачество» [3. Т. 5. С. 303].При этом жизни как генерала, так и героя-рассказчика в Париже приданы черты неподлинного существования, ощущаемого самими героями: «Много раз я замечал, впрочем, что ему становилось грустно, кого-то и чего-то было жаль, кого-то недоставало ему, несмотря даже на присутствие Blanche» [3. Т. 5. С. 308],«Я, конечно, живу в постоянной тревоге» [3. Т. 5. С. 302].Своего рода временное помешательство, под влиянием той же страсти к игре, что и у Алексея Ивановича, происходит в романе и с «бабушкой». При этом с ней случается именно то, за что она так презирала генерала: «Не взыщи на мне, старой дуре. Теперь уж не буду молодых обвинять в легкомыслии, да и того несчастного, генерала-то вашего, тоже грешно мне теперь обвинить.<…> Подлинно, бог на старости взыщет и накажет гордыню» [3. Т. 5. С. 288]; аналогичным образом из- виняют заблуждения страсти Полина и (в ее передаче) мистер Астлей: «Знаешь, он “генерала” извиняет; он говорит, что Blanche… что страсть, - ну не знаю, не знаю, - вдруг повторила она, как бы заговорясь и потерявшись. - Бедные они, как мне их жаль, и бабушку» [3. Т. 5. С. 297].По иронии судьбы с генералом и в самом деле происходит как раз то, что Де- Грие дважды говорит о «бабушке» - причем в том числе и самому генералу: «Cette vielle est tombée en enfance, - шепнул мне Де-Грие» [3. Т. 5. С. 256], «Elle est tombée еn enfance, - повторял Де-Грие генералу» [3. Т. 5. С. 259]. С ним случается «что- то вроде припадка», после которого он действительно как бы «впадает в детство»:«Рассуждать или даже только вести кой-какой немного серьезный разговор он уж совершенно не мог; в таком случае он только приговаривал ко всякому слову “гм!” и кивал головой - тем и отделывался. Часто он смеялся, но каким-то нерв- ным, болезненным смехом, точно закатывался; другой раз сидит по целым часам пасмурный, как ночь, нахмурив свои густые брови. Много он совсем не припо- минал; стал до безобразия рассеян и взял привычку говорить сам с собой» [3. Т. 5. С. 307].Прочные народные основания характера «бабушки», ее близкая к народной религиозность позволяют ей - единственной в романном пространстве «Игро- ка» - преодолеть свою страсть и вернуться на родину. Так, роман о погибающих в водовороте гибельных страстей людях оказывается в то же время и размышле- нием о путях спасения.ЗАКЛЮЧЕНИЕВсем вышеперечисленным лейтмотивам романа соответствует, разумеется, художественная организация текста на самых различных ее уровнях. И все это вместе образует ту основную его диалектику и тот соответствующий ей музыкаль- но-повествовательный пласт, которые и должны быть положены, по моему убеж- дению, в основу как интерпретации всего романа, так и толкования его отдельных эпизодов.Так, самый общий интерпретативный комментарий к художественному про- изведению закладывает основы его интерпретации, а более детальный коммен- тарий такого рода и выявление полной интертекстуальной структуры произведе- ния может стать руководством к действию при герменевтических процедурах, направленных на понимание других его аспектов.

Об авторах

Сергей Акимович Кибальник

Автор, ответственный за переписку.
Email: kibalnik007@mail.ru

доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник ИРЛИ РАН, заведующий Отделом новейшей русской литературы

Список литературы