Том 27, № 3 (2023): «КРИТИКА ЧИСТОГО РАЗУМА» КАНТА И ВАРИАНТЫ ЕЕ ПРОЧТЕНИЯ ФИЛОСОФАМИ

Предложена карта тех философских течений, которые сформировались под воздействием критической философии Канта. Подробно рассмотрены такие направления кантианства, как немецкий идеализм в лице Ф. Якоби, неокантианство, представленное Э. Кассирером и А. Рилем, онтологическая интерпретация теории Канта М. Хайдеггером и аналитическая традиция неокантианства, представленная Дж. Макдауэллом. На этих примерах можно продемонстрировать, какие подходы к пониманию Канта сложились в ходе истории. Например, четко можно выявить эпистемологический подход, рассматривающий теоретическую философию Канта как теорию познания и, прежде всего, как теорию опыта. Ей можно противопоставить различные метафизические подходы, которые развились на фоне идеалистического прочтения критики чистого разума. Практически в качестве исключения изредка возникают реалистические трактовки Кантовой теории опыта, стремящиеся преодолеть онтологический дуализм в отношении явления и вещи в себе, и которые представляются поэтому наиболее адекватными ее духу и букве. В рамках аналитического кантоведения возник целый спектр интерпретаций концепции опыта у Канта, для которых камнем преткновения стали, прежде всего, учение Канта о познавательных способностях - чувственности и рассудке, дедукции категорий и трансцендентальном единстве апперцепции. В первом случае основным является до сих пор вызывающий затруднения у исследователей вопрос о кооперации познавательных способностей в процессе формирования опыта; во втором - вопрос о роли додискурсивных и дискурсивных понятий в этом процессе; в третьем - вопрос о соотношении апперцепции, сознания и самосознания и их функциях в познании. Показано, что все эти вопросы еще ждут своего окончательного решения. Статья имеет характер введения к блоку, посвященному рецепции Критики чистого разума Канта в связи с приближающимся юбилеем философа.

Программа «критики исторического разума» В. Дильтея сложилась в полемике с наследием И. Канта на базе трансцендентальной рефлексии данных описательной психологии. Она была ориентирована на постижение радикального отличия наук о духе от наук о природе. Отправляясь от критического переосмысления учения Канта в границах собственного варианта академической философии жизни, Дильтей заговорил о том, что направляющий познавательную активность субъекта разум характеризуется, прежде всего, не «чистотой» теоретичности, а своей вовлеченностью в «открытый» поток истории, которую он при посредстве языка наделяет значением и смыслом. Он взаимодействует с историческим опытом, который возникает при посредстве синтеза переживаемых субъектом во времени актуальных событий и образов памяти с реальными категориями и конструируемыми рассудком понятиями. Способность суждения о происходящем в истории, его оценка в гуманистической перспективе также мыслятся Дильтеем как неотрывные от работы исторического разума. Разум, вовлеченный в поток времени и жизни, не может быть носителем теоретической «чистоты» и выступает как изначально герменевтический по своей сути. Дильтей представил аналитику основных уровней герменевтической процедуры - переживания, выражения и понимания - нацеленных на описание многообразия духовно-культурных миров в синхронии и диахронии их существования. Отрицая возможность постижения значения и смысла истории путем конструирования субстанциальных схем, он утверждал важность нарративного постижения минувшего в свете настоящего. Проект «критики исторического разума» Дильтея опирался на мысль об «открытости» смысла минувшего, в силу его укорененности в самом способе человеческого существования во времени. Эта идея была воспринята и переосмыслена в горизонте фундаментальной онтологии М. Хайдеггера и других современных мыслителей герменевтической ориентации.

Кант разработал теорию познания для обоснования научного знания. Такие области культуры как эстетика и наука об организмах, не рассматриваются Кантом в контексте познания. Кассирер поставил перед собой задачу распространить кантовский метод познания на все формы культуры, в том числе донаучную и эстетическую. Цель данного исследования - показать, как Кассирер раскрыл возможность разных объективных форм, названных символическими, основываясь на кантовской теории познания, но трансформируя ее. Для этого Кассирер предпринял следующие шаги: модифицировал определения синтеза a priori (акта рассудка) и чистого созерцания (формы пространства и времени) - основных строительных блоков кантовского познания; указал на необходимое соотношение априорных понятий и созерцания; охарактеризовал априорный синтез и созерцание как включающие в себя и соединение и изначальное единство - противоречащие друг другу понятия. Это противоречие «двойная направленность» было определено как характерное свойство априорного синтеза. Первый аргумент исследования состоит в том, что именно такая, включающая в себя противоречия, характеристика априорного синтеза несет в себе возможность различных синтетических актов. Один вид синтеза образует мир природы и связан с научной формой пространства и времени, другой, из которого возникает миф и эстетика, является продуктом непосредственного, близкого телесному восприятию, пространства и времени. Таким образом, Кассирер расширил рамки «чистого» синтеза. Второй аргумент заключается в том, что Кассирер определил априорный синтез и чистую интуицию как функциональные понятия. Функциональное понятие относится к модели понятия-как-отношения, разработанной им. Понятие-как-отношение нарушает правила непротиворечивости, предполагая как разделение, так и соединение составляющих его моментов. Понятие-как-отношение объясняет противоречивую характеристику априорного синтеза, которое включает в себя как сочетание моментов в синтетическом акте, так и исходное единство созерцания.

Анализируется влияние кантовской философии на проблематику и развитие русского эмпириокритицизма. Показывается, что прежде всего был воспринят критический пафос философии Канта, а также его призыв к интеллектуальной честности в философии. Опираясь на Канта, русские эмпириокритики доказывали несостоятельность метафизики как в ее религиозной, так и материалистической формах. Кроме того, критике поверглись и учения основоположников эмпириокритицизма Э. Маха и Р. Авенариуса, где также были обнаружены догматические допущения. В результате попыток устранить эти допущения возникла динамическая концепция опыта, на основе которой были разработаны концепции эмпириомонизма (А. Богданов), эмпириосимволизма (П. Юшкевич), научной философии (В. Лесевич), позитивной философии жизни (С. Суворов), позитивной эстетики (А. Луначарский), этики сорадования (А. Богданов) и многие другие. Особое внимание уделялось при этом анализу «вещи в себе», поскольку именно это понятие кантовской философии было использовано Г. Плехановым для обоснования «ортодоксального» марксизма. Русские эмпириокритики выступали против предложенного Плехановым отождествления «вещи в себе» и материального предмета, доказывая, что понятие материи является метафизическим допущением и не может по этой причине способствовать опровержению дуализма и кантовского «агностицизма». С монистической точки зрения, «вещь в себе» должна быть понята исходя из опыта, как необходимая форма его организации. Согласно Богданову, в «вещи в себе» нет ничего априорного, эта идея возникла в результате подстановки известного под неизвестное и выражает некоторый процесс, а не сущность. В русском эмпириокритицизме активно обсуждались также эстетика и моральная философия Канта. Истолкование прекрасного как «целесообразности без цели» было расширено до основополагающего принципа «эстетического миросозерцания», что позволило придать убедительность учению об идеале, практике социального конструирования и т.д. В результате полемики с этикой сострадания, наиболее авторитетным защитником которой считался Кант, была создана альтернативная этика сорадования. Таким образом, можно сделать вывод о том, что влияние кантовской философии на русских эмпириокритиков было комплексным и способствовало разработке ими новых идей.

Герменевтическая трактовка познания Х. Арендт сложилась во многом в русле переосмысления идейного наследия И. Канта. Хотя она сумела предложить достаточно оригинальную интерпретацию теоретических воззрений великого немецкого философа, ее герменевтическая стратегия испытала влияние также тех подходов к их пониманию, которые были предложены ее учителями М. Хайдеггером и К. Ясперсом. Герменевтическое учение Арендт отправляется от необходимости осознания тесного единства практического действия и мыслительной активности человеческого субъекта - Vita Activa и Vita Contemplativa. Принимая исходное положение метафизики конечности Хайдеггера о “заброшенности” человека в поток времени, Арендт одновременно следует призыву Ясперса о необходимости экзистенциально-герменевтической интерпретации практического действия и способностей духа путем обращения к их пониманию на основе наследия Канта. Выделяя среди основных векторов самореализации духа мышление, волю и способность суждения, она демонстрирует их теснейшую взаимосвязь с основными типами практической активности человека - трудом, работой и действием. Анализируя способности духа, Арендт акцентирует определяющую роль мышления, которое соединяет воедино процессы получения знания и смыслосозидания. Ею особо выделяется первичность смыслосозидающей функции разума по отношению к способности рассудка порождать истинное знание на базе обобщения данных созерцания. Характеризуя мышление вслед за Кантом как «вещь в себе», Арендт говорит о его сопричастности вечности и времени в моменте настоящего, способности обобщать минувшее и проектировать будущее. Мышление составляет ядро практического разума, которое Кант отождествил с волей, открывающей в своей устремленности в будущее новый горизонт смыслопорождения. Способность суждения также оказывается порождением мышления, обращаясь к минувшему при опоре на здравый смысл и воображение. Арендт справедливо утверждает, что «паралич» способности суждения, указующей на значимость кантовского категорического императива, грозит не только искаженным видением истории, но и триумфом «банальности зла» в сфере политики.

П.Ф. Стросон - один из самый известных кантианских философов и интерпретаторов «Критики чистого разума». Предлагается реконструкция этой интерпретации, а также анализируется ее история и место в рамках стросоновской философии. Я показываю, какими образом Стросон читает текст, каким стратегиям интерпретации следует и с какими проблемами сталкивается. В книгах «Индивиды» и «Границы смысла» Стросон ассоциирует себя с Кантом и рассматривает себя как продолжателя его проекта. Кантовская философия является для Стросона дескриптивной, антискептической метафизикой, которая пытается эксплицировать нашу базовую концептуальную схему. Однако под гнетом критики ему пришлось от этой трактовки отказаться и сменить интеллектуальных героев. Одним из главных героев книги «Скептицизм и натурализм» становится уже Юм. Вторая часть работы и посвящена описанию этого перехода от Канта к Юму. В этой работе Стросон ратует за некоторый умеренный, либеральный натурализм à la Юм вместо дескриптивной метафизики, которой он придерживался до этого. Этот новый натурализм более скромен в своих претензиях.

Исследуется феномен так называемого «третьего прочтения» сообщений о пропозициональных установках. Это прочтение, изначально исследовавшееся в диссертации Ж. Фодор (1973) и ставшее с тех пор одной из значимых проблем формальной семантики естественных языков, отличается от более известных de re и de dicto прочтений и тем, что является промежуточным случаем между ними. Если de re прочтение можно обозначить как транспарентное специфическое, а de dicto прочтение - как непрозрачное неспецифическое, то третье прочтение оказываются транспарентным неспецифическим. Стандартное решение, предложенное Фодор, вызывало бурное обсуждение в литературе и породило серию общепризнанных контрпримеров, которые, как считается, демонстрируют ограниченность решения Фодор. При этом альтернативные подходы к экспликации этих прочтений также страдали от формальных недостатков (например, не удовлетворяли требованию композициональности значения, которое является базовым требованием в формально-семантической литературе). Исследование выявило, что анализ всех сложных случаев третьего прочтения не учитывал в полной мере их синтаксическую структуру, которая оставалась незамеченной в силу присутствующего во многих из этих случаев эллипсиса. Показано, что восстановление этой синтаксической структуры позволяет проанализировать все сложные случае как простые с применением классического стандартного анализа, предложенного Фодор, дополненного базовыми принципами допустимости подстановки L-эквивалентных выражений в интенсиональных контекстах, восходящих к Г. Фреге и Р. Карнапу. В заключительной части демонстрируется то, как именно осуществляется экспликация основных сложных случаев «третьего прочтения» в терминах стандартного подхода.

Исследуется философская концепция начала философии как отношения между субъектом и объектом, которую разработал неокантианец Генрих Риккерт. Во-первых, исследование реконструирует проблемный фон, который привел Риккерта к проблеме начала и к его различению трех значений понятия «начало». Этот фон связан с возрождением диалектической философии в начале ХХ века. Во-вторых, предлагается концепция коррелятивного начала философии как ответа на парадокс, сформулированный Гегелем в начале «Науки логики». Таким образом, аргумент Риккерта в ответ на три основных критических замечания Гегеля в начале философии анализируется через понятие Я. Чтобы прояснить аргументы, которые Риккерт развивает в своем эссе о понятии начала философии, мы приведем существенные ссылки на риккертовскую концепцию гетерологического мышления. Наконец, появление коррелятивного начала оценивается по отношению к общему проекту трансцендентальной философии. Мы покажем, как то, что Риккерт называет обращением к объекту, приводит Риккерта к парадоксальной позиции, которую он сам характеризует как «трансцендентальный эмпиризм». Помимо этой трудности, настоящее исследование сстремится показать, что позиция Риккерта представляет собой одну из самых оригинальных позиций трансцендентальной философии, занимающуюся гегелевским вопросом об истинном начале философской науки.

Рассматриваются телесно-аффективный аспект супрематической теории восприятия, которые позволяют увидеть структуру феномена в контексте онтологических, социально-исторических и религиозно-мистических рассуждений К. Малевича. Автор ставит задачу представить теорию восприятия Малевича с точки зрения современной теории энактивизма. Точнее, в рамках энактивизма автор обращается к теории социальных аффордансов, которая сегодня активно применяется в дизайне, гейм-индустрии и других практических сферах жизни. Автор опирается на теоретические и социально-политические статьи Малевича и вторичную исследовательскую литературу. Несмотря на изученность суперматизма в искусствоведческом ключе, автор настаивает на необходимости дальнейшего изучения теоретических работ Малевича в контексте современной философии сознания и на актуальности суперматической философии для современной культуры мышления. Автор применяет феноменолого-герменевтический метод для наиболее аутентичного представления мысли Малевича, элементы экологической психологии и энактивизма в философии сознания. В свою очередь, теория аффордансов позволяет сочетать все вышеперечисленные моменты органичным и эффективным образом. Исследование показывает, что идеи Малевича об искусстве и творчестве также имеют непосредственное родство с этой теорией. Более подробно исследуется тезис об ощущении как цели художественного высказывания. Подчеркивается, что Казимир Малевич всегда акцентировал телесно-аффективную составляющую искусства, тем самым участвуя в глобальной культурно-исторической смене представлений об искусстве; теперь искусство перестает быть элитарным, а, напротив, постоянно сопряжено в практической стороной жизни. Так, Малевич говорит о новом искусстве, которое подходит человеку нового мира, советскому гражданину. В этом контексте я связываю идею аффорданса, которая означает создание ощущения-возможности для субъективного действия (агента), с художественным актом, целью которого, согласно Малевичу, является создание эмоционального тела - аффективного ощущения. Теория социальных аффордансов, которая объясняет механизм социальной интеракции, получает свое обоснование в качестве наиболее близкой к суперматизму и адекватной объяснительной модели супрематической философии. В результате, основываясь на уже разработанной концепции телесно-аффективной динамики, автор доказывает дальновидность и новаторство идей Малевича, которые по сути предвосхищают теорию социальных, эмоциональных аффордансов общения.

Возросшее внимание православной церкви к вопросам медицинского образования в нашей стране явилось следствием того факта, что в 1990-е гг. она вновь стала одной из самых деятельных сил нашего общества. Связь между церковью и медицинским сообществом, восходящая ко временам, когда врачевание душевного и телесного здоровья фактически было делом одних и тех же людей, не может оставлять церковь равнодушной к профессиональному становлению медицинских работников. В советскую эпоху произошла принудительная дехристианизация медицинской профессии, были приняты меры по упразднению врачебной этики, корни которой восходят к Клятве Гиппократа и Евангельским заповедям. Восстановление диалога церкви и медицины началось после распада советского государства, но этот диалог все еще является недостаточно регулярным. В настоящее время факторами, осложняющими указанный диалог, являются либеральное медицинское законодательство и капиталистические методы хозяйствования в здравоохранении. Первое, легализуя аборты, искусственное оплодотворение и стерилизацию, освобождает врача от моральной ответственности в вопросах, касающихся управления человеческой жизнью, второе побуждает его рассматривать свою профессию не как служение, а как средство заработка на чужом страдании. Если диалог церкви и медицины, будучи перенесен в стены медицинских вузов, станет постоянным, это будет способствовать укреплению духовно-нравственных основ медицинской профессии, на которых она всегда и существовала. Одной из значимых форм этого диалога, несомненно, должно стать преподавание биомедицинской этики, содержательно выстроенной с позиции современной теологии и с опорой на ценности традиционных духовных культур России.

Вооруженные нападения в учебных заведениях с целью массовых убийств (скулшутинг, «колумбайн»), совершаемые подростками, стали нарастающей тенденцией последних лет, поражая своей непредсказуемостью, стихийностью, жестокостью. Изучение этого феномена проводится с различных оснований, что позволяет выявить его различные характеристики и особенности для диагностики и предотвращения. Представлены сложившиеся научные подходы к изучению скулшутинга (психологический, правовой, социологический, семиотический, экзистенциальный), показана их специфика и возможности. На основе анализа кейсов скулшутинга в России в 2014-2022 гг. показаны основные признаки и тенденции проявления массовых нападений в учебных заведениях. Используя возможности экзистенциального подхода в философии и психологии, на основе трудов А. Камю, Э. Фромма, М. Босса, В. Франкла, Л. Берковица выявлены смысловые этапы и элементы скулшутинга как экзистенциального преступления и последующего суицида. Целью нашего исследования выступает выявление и характеристика источников и сущности скулшутинга («колумбайна») как экзистенциального типа преступления для понимания смысловых мотивационных источников скулшутинга и анализа «пограничной ситуации», ведущей к индивидуальному деструктивному бунту против мира. Показана связь неразрешенности экзистенциальных потребностей и проблем личности и запускающих саморазрушительные механизмы личности факторов, с демонстративным «бегством» от реальности, на фоне масс-медийного паттерна агрессивности и легитимации насилия как способа преодоления проблем и самопрезентации. Представленные характеристики и моделирование поступков скулшутеров на основе экзистенциального анализа позволили сделать выводы о возможных мерах противодействия подобным преступлениям.

Религиозный фундаментализм продолжает вызывать огромную озабоченность после трагедии 11 сентября, поскольку в этом злодеянии участвовали многочисленные экстремистские группы, в том числе исповедующие религиозный фундаментализм. Эта ужасная трагедия заставила всех граждан мира осознать экзистенциальную угрозу, исходящую от этих организаций. Их существование вызывает бурные дискуссии в различных областях, в том числе в академической сфере, в которой главный вопрос состоит в выяснении того, «что заставляет эти группы действовать беспощадно и бесчеловечно». Помимо политического материала, их экстремизм подпитывается особым подходом к доктринам или догмам, учениям, идеологиям и религиозным традициям веры, которые они исповедуют. Методология, используемая фундаменталистами при подходе к своим религиозным текстам и традициям, является одной из основных проблем в исследовании религиозного фундаментализма. Эта методология относится к авторитарному методу, который влечет за собой два важных вопроса. Почему фундаменталисты считают свои религиозные доктрины и догмы непогрешимыми и неоспоримыми? Почему они полагают, что все остальные знания и ценности подчинены их религиозным текстам? Этот философский анализ направлен на исследование и оценку недостатков авторитарного метода в рамках фундаментализма, противопоставляя его экспериментальному или научному методу Дьюи и соединяя эти два метода с «рефлексивным методом», постулируемым автором.

В рамках исследования, посвященного анализу состояния и степени изученности материалов В.С. Соловьева в архивных фондах России, была проведена работа в ряде архивохранилищ Москвы и Санкт-Петербурга. В контексте данной темы были просмотрены и проанализированы документы из фондов РГАЛИ, ГАРФ, ЦАГМ, ОР РГБ (Москва), ОР РНБ, ИРЛИ РАН, РГИА (Санкт-Петербург). Особое внимание было уделено периоду творчества философа 1880-х гг. как наименее исследованному в его биографии по причине недостаточной доступности источников, обусловленной ограничениями духовной цензуры в связи с церковно-политическим содержанием произведений Соловьева данного периода («Великий спор и христианская политика», 1883; «История и будущность теократии», 1887 и т.д.). В связи с этим особое внимание было уделено фондам Соловьева в РГАЛИ (Ф. 446) и ОР РНБ (Ф. 718). В ходе исследования было выявлено немало единиц хранения, содержащих неразобранные, черновые материалы, записные книжки и конспекты философа, которые нуждаются в систематизации и изучении в первую очередь. Проведенная работа позволяет установить масштаб и определить приоритетные направления актуальных исследований творческой биографии и философии В.С. Соловьева на основе изучения первоисточников в архивах России.