Том 18, № 4 (2018)

Человеческое общество существует в двух временн ы х плоскостях. Астрономическое время является равномерным, однородным, квантитативным и непрерывным. Социальное время так охарактеризовать нельзя - здесь присутствуют дни, посвященные особым функциям, периоды времени, обладающие специфическими качествами благодаря деятельности, значениям и ассоциациям, которые с ними связывают, а также критические даты, разрывающие континуальность времени. Социальное время обладает квалитативным характером, оно не протекает равномерно - может замедляться, ускоряться и даже остановиться - и его нельзя произвольно делить на части. Концепция социального времени предполагает, что время - человеческое творение, продуктом социальной жизни являются разные темпоральные структуры социальных явлений, а также инструменты и единицы измерения времени. Несмотря на длительность и тематическую насыщенность, дискуссии о социальном времени несправедливо игнорирует концепцию синхронического времени К. Леви-Стросса. В статье представлены ее предпосылки, критика и основные положения, в частности, знаменитая типология «горячих» и «холодных» обществ, в качестве критерия различения которых выступает время, по-разному проявляющееся в разных типах социальных систем и имеющее в них разное значение. Общества, разделяющие нашу концепцию исторического времени как огромной папки, где систематизированы исторические события, которые не должны быть забыты, называются горячими (они подчеркивают свою историчность). Холодные - это общества, основные познавательные системы которых пытаются быть статичными и безразличными к изменениям, т.е. стремятся игнорировать историчность и экстернализируют ее как чуждую. Автор подчеркивает, что, говоря о холодных обществах, пытающихся не принимать время и историчность во внимание, Леви-Стросс не хочет переписать законы логики или физики - это всего лишь попытка увидеть мир глазами иной культуры.

Представление о том, что опросный инструментарий, опосредующий коммуникацию между интервьюером и респондентом, влияет на качество опросных данных, давно превратилось в общеизвестную методологическую мудрость. Однако влияние на качество данных когнитивной нагрузки, испытываемой интервьюером в процессе проведения интервью, пока не получило систематического рассмотрения в существующей литературе. В ситуации, когда анкета заполняется интервьюером, именно последний должен распределять ограниченные индивидуальные ресурсы внимания, памяти, визуального и моторного контроля, а также использовать навыки активного слушания и интерпретации, чтобы свести к минимуму недопонимание вопроса респондентом и собственные ошибки фиксации ответов. Тем не менее, среди различных методов предварительного тестирования качества опросного инструментария или оценки потенциальных эффектов способа проведения опроса методы мультимодальной количественной оценки когнитивной нагрузки интервьюера, сопряженной с использованием опросного инструментария во время интервью, все еще редки или практически отсутствуют. В статье представлены: краткий перечень субъективных, поведенческих и физиологических мер когнитивной нагрузки, используемых в таких дисциплинарных областях, как когнитивная наука, эргономика и т.д., а также описание и обсуждение предварительных результатов пилотного квазиэксперимента, участниками которого стали интервьюеры «Российского мониторинга экономического положения и здоровья населения НИУ ВШЭ», проходившие обучение в процессе перехода от интервьюирования с помощью бумажной анкеты (PAPI) к использованию компьютерных технологий в процессе проведения интервью (CAPI). Результаты исследования позволили продемонстрировать некоторые преимущества и технические ограничения, связанные с параллельным использованием варианта популярной шкалы самооценки когнитивной нагрузки (шкала Пааса) и простого физиологического индикатора (частота сердечных сокращений), дополненных данными видеозаписи с экрана планшета, применявшегося в процессе интервьюирования, в целях мультимодальной количественной оценки когнитивной нагрузки интервьюера при проведении интервью.

Одной из главных черт социальной онтологии постгуманизированного мира в ХХI веке становится распространение практик изменения, мутации и «переизобретения» социальной идентичности агентивов. Происходит снятие аскриптивных (т.е. онтологически «сильных») границ между бинарными статусными распределениями, конвенционально формировавшими гетеронормативные основания социального порядка: между человеческим и субчеловеческим (например, через легитимацию прав эмбрионов); культурным и природным (гендерные «переходы»); одушевленным и неодушевленным (через задействование гуманоидных роботов); физическим и не-физическим (через развитие технологий «дополненной реальности»). В результате образуется новая область странных и гибридных статусов и идентичностей, обладающих смесью аскриптивных и вениральных («достигаемых») характеристик. Этот процесс описывается и анализируется в статье с помощью понятия (морфологической) трансмобильности, подразумевающей как индивидуальные и независимые переходы от прошлой предписанной к новой транзитивной позиции, так и внешние переключения, ориентированные на принудительную символическую и нормативную трансформацию идентичностей как индивидуальных агентивов, так и целых групп субъектов и объектов. В статье сделан акцент на трех типических практиках трансмобильности, которые описывают природу онтологического и нормативного морфогенеза: висцеральная трансмобильность - направлена на изменение онтологии телесных аскрипций (транссексуальные переходы); конверсиональная - стирает грань между «естественной» и «искусственной» онтологией (клонирование); прозопопическая - объединяет практики переключений не-социальных созданий в активно задействованные социальные ко-агентивы (от домашних животных до роботов-андроидов). Основной вопрос статьи - как нормативный порядок сохраняется в условиях «морфологической свободы» и «плоской онтологии» постгуманизированного общества. На основе теории «борьбы за признание» автор делает вывод о существовании «морфотаксиса» - механизма воспроизводства базовой гетерономативности как основы социального порядка, который поддерживает на биологическом, когнитивном и нормативном уровнях аскриптивные различения между мужчиной и женщиной, человеком и клоном, человеком и роботом.

Актуальность заявленной в статье проблематики обусловлена недостаточной изученностью механизмов и инструментов стимулирования инноваций в конкретной социально-экономической среде. Особое внимание уделено проблеме регулирования института интеллектуальной собственности как ключевого звена в трансфере инноваций из науки в производство. Цель статьи - показать особенности стимулирования инноваций посредством регулирования патентного законодательства и практики его применения в России и США, а также определить возможности использования зарубежного опыта в целях повышения активности российских изобретателей и разработчиков новых технологий. Основными методами исследования стали опрос и контент-анализ интервью российских и американских экспертов, репрезентирующих участников инновационного процесса на всех его этапах - от разработок до коммерциализации. В качестве теоретической базы исследования выступил комплекс положений, рассматривающих интеллектуальную собственность как основной институт регулирования интересов и взаимоотношений участников инновационного процесса. В глобальном масштабе институт интеллектуальной собственности не только формирует и закрепляет технологическое доминирование одних стран и отставание других, но и определяет уровень их экономической независимости, общественного благосостояния, наконец, национального суверенитета. Институт интеллектуальной собственности в сегодняшней России не обеспечивает эффективность разработок и полученных на их основе патентов, что связано с рассогласованностью государственных и рыночных механизмов стимулирования инноваций. На примере США авторы показывают важность баланса между защитой интеллектуальной собственности и рыночной конкуренцией с учетом глобальных технологических трендов и делают вывод, что в основе эффективной инновационной политики лежит не директивное управление, а создание благоприятных правовых и экономических условий для взаимодействия всех участников инновационной деятельности. Именно такой подход, по мнению экспертов, позволяет обеспечить продвижение инноваций от разработок до коммерческого использования, взаимосвязь секторов экономики и, в конечном счете, технологическую модернизацию страны.

Несмотря на популярность междисциплинарных оценок социального самочувствия и качества жизни населения разных стран, ни в национальных, ни в международных сопоставительных проектах пока не выработано единого подхода к оценке качества жизни. Существует множество методик, различающихся объемом используемой информации, способами ее обработки и анализа, детализацией исследуемых проблем, подходами к их измерению. В социологических исследованиях качества жизни продолжается поиск оптимального сочетания объективных показателей социальноэкономического развития стран и субъективных оценок жизни населением. Более того, нередко при сопоставлении объективных и субъективных показателей рейтинги стран не совпадают, даже если их динамика близка. В статье обосновывается новый подход к анализу и измерению качества жизни, учитывающий не только условия физического существования человека, его социальное окружение, самочувствие и безопасность, но и экзистенциальное содержание качества жизни: возможности для личностного развития, творчества, свободы выбора жизненного пути и образа жизни. На основе данных Европейского социального исследования в 2016 и 2012 годы автором проведен сравнительный анализ субъективного качества жизни населения России и других европейских стран. Предложена методика расчета композитного индекса, включающего 24 показателя, в котором 11 показателей характеризуют именно экзистенциальное содержание качества жизни. Сравнение России и европейских стран показало, что субъективное качество жизни российского населения ниже, чем в других странах Европы, поскольку до сих пор находится под воздействием длительной социальной трансформации, несправедливого распределения собственности и доходов, глубокой материальной и социально-экономической дифференциации. Социальная травма имела серьезные последствия в сфере выстраивания идентичностей и социальных связей, формирования лояльности, навыков мышления и мотивации поступков, сопровождается значительным социальнопсихологическим напряжением и низкими оценками большинства параметров качества жизни.

Содержание понятия социальных рисков становится особой научной проблемой для всех областей знания и социальной практики, имеющих отношение к исследованию феномена неопределенности и нежелательных последствий. Автор придерживается подхода, согласно которому социальные риски целесообразно интерпретировать как те, что складываются и проявляются в социальной сфере жизнедеятельности общества. В статье анализируются данные мониторинговых опросов населения России, проводимых Институтом социологии ФНИСЦ РАН с 2014 года при финансовой поддержке РНФ по проекту «Динамика социальной трансформации современной России в социально-экономическом, политическом, социокультурном и этнорелигиозном контекстах». В статье рассмотрена динамика ряда показателей изменений в социальной сфере за заданный период: кроме стандартных социально-демографических показателей рассматриваются и индивидуально-личностные: эмоционально-психологическое состояние, оценка обстановки в стране, уровень доверия, уверенность в будущем, социальные ориентации и предпочтения, удовлетворенность разными сторонами жизни. По итогам анализа в статье сделаны выводы содержательного и методического характера. В частности, подтвердилась продуктивность целевого анализа как метода, расширяющего границы и возможности интерпретации данных мониторинговых «контекстных» опросов населения. Выделение подгрупп респондентов согласно исследовательскому интересу позволяет выявить особенности на фоне общих тенденций. В статье показано, что представители той совокупности, которая сформирована по критерию негативной оценки положения дел в социальной сфере, оказались наименее ресурсообеспеченными в противостоянии социальным рискам и угрозам в других сферах жизнедеятельности общества. Решающее влияние на оценку положения дел в социальной сфере оказывают не столько социально-демографические характеристики или показатели уровня и качества жизни, сколько индивидуально-личностные и мировоззренческие особенности, в частности установка на помощь государства как основной адаптационный ресурс.

В статье представлены первые результаты полевых экспедиций 2018 года в рамках проекта, нацеленного на оценку проблем и перспектив функционирования двух наиболее значимых социальных институтов российского села - местной власти и предпринимательства - с точки зрения доминирующих сценариев их взаимодействия и роли в сохранении и стабилизации положения сельских территорий. Анализ практик согласования интересов местной власти и предпринимательства на локальном уровне важен для отслеживания соотношения формального и неформального в жизни сельских территорий, поскольку реальные механизмы взаимодействия властных институций и ключевых акторов местных сообществ нередко отличаются от нормативно установленных правил, если формальные инструменты не в состоянии решить проблемы сельского социума. Запланированный трехлетний исследовательский цикл призван повторить полевые экспедиции десятилетней давности, т.е. речь идет о повторном кейс-стади, в котором сочетаются количественный и качественный подходы (статистические данные и методы включенного наблюдения и полуформализованных интервью), а в качестве кейса выступают конкретные населенные пункты, репрезентирующие особенности нечерноземных регионов России (зона «черных пятен» российского пространства, где процессы депопуляции приобрели практически необратимый характер). Авторы кратко суммируют выводы первых полевых экспедиций (кардинальное изменение состава властных структур и набора их полномочий, разрушение экономических связей, зависимое положение местного самоуправления в силу его финансовой и правовой несостоятельности и т.д.), чтобы обрисовать контекст сравнительного анализа, и описывают свои первые впечатления о нынешней полевой экспедиции по старым адресам (сопоставлены масштабы и успешность предпринимательской деятельности в разных районах, обозначены факторы, таковые детерминирующие, - героические усилия местных властей, появление новых молодых и активных предпринимателей, переориентация производства на более востребованные и коммерчески успешные ниши и т.д.).

Статья посвящена анализу классических и современных теорий и подходов к изучению профессиональной этики. В первой части статьи на основе идей Г. Спенсера, Э. Дюркгейма и Т. Парсонса проблематизируется общесоциологический взгляд на природу профессиональной этики, в основном в функционалистской перспективе. Согласно Спенсеру профессии выполняют важную моральную роль в общественном развитии, связанную с повышением качества жизни. Дюркгейм считал, что профессиональная этика должна способствовать солидаризации и предотвращению конфликтов в трудовой и коммерческой деятельности, чему может содействовать восстановление гильдий в обновленной форме - как институционализированных моральных регуляторов. Парсонс проводил теоретический анализ элементов медицинской этики, чтобы подчеркнуть наличие в капиталистических обществах престижных профессиональных позиций, основанных на альтруистических ценностях. Во второй части статьи показано, как профессиональная этика исследовалась в советской и российской социологии, где в целом представлена довольно слабо, за исключением работ А.В. Ядова, Ю.В. Согомонова, Э.А. Гришина и В.И. Бакштановского, которые подчеркивали практические аспекты этического действия профессионалов. Сегодня диспозиционная теория личности, разработанная группой исследователей под руководством Ядова, нуждается в реинтерпретации с учетом эмоциональной и этической составляющих профессионального труда. Тем не менее, российские авторы разработали оригинальную концепцию профессиональной этики как особого типа прикладной этики, показав ее предназначение и осуществив рефлексивную критику ее социально-философских моделей. В статье представлен обзор современных российских публикаций по социологии профессий, который позволяет констатировать низкий интерес к вопросам профессиональной этики, хотя в большинстве работ упоминаются «коды профессиональной этики» как обязательный атрибут профессионализма. Несмотря на развитую традицию исследований в этой области, западная социология профессий находится в плену функционалистской и критической интерпретаций профессиональной этики и редко выходит за рамки практических аспектов оценки роли этики в действиях профессионалов.

При очевидном интересе средств массовой информации (далее - СМИ) к культурным индустриям этот специфический сегмент интеллектуального рынка все еще остается вне фокуса социологического интереса. Пристального внимания заслуживает, например, «продукция с подтекстом» - отвечающая за мировоззренческую состоятельность информационного общества, тем более что информационные технологии, став частью производственных цепочек культурных индустрий, заметно расширили функции образования и сферы досуга. Крайне разнородные, на первый взгляд, производства идей и смыслов обладают единством в выработке репертуара, создания культа героя своего времени и культуры потребления информационных продуктов. Э. Морен отметил в креативных технологиях органическую «способность стандартизации великих романтических тем, превращения архетипов в стереотипы». С повсеместной оцифровкой производства этот процесс приобрел небывалую динамику, масштаб, а также идеологическую направленность и материальный интерес. Неизжитые драмы холодной войны и неурядицы на постсоветском пространстве убеждают, что «умная сила» оппонентов России достаточно действенна и результативна. Она, с одной стороны, консолидирует общественное мнение других стран, а, с другой стороны, деформирует политическую культуру объекта влияния, изощренными манипуляциями искажая картину мира современных молодых поколений. Инвесторы культурных индустрий не только вкладывают средства в расширение прибыльного интеллектуального бизнеса, но и обслуживают политический процесс воспроизводства власти, которая, в свою очередь, обеспечивает оптимальные условия для проникновения «продукции двойного назначения» в чужие информационные поля и культурные пространства. Готов ли российский социум к нейтрализации и парированию нового класса информационных угроз - об этих и некоторых других дискуссионных проблемах размышляют авторы статьи.