Memories from the Future: The Historical Experience of the First World War and the Civil War in Soviet Propaganda of the 1920s and 1930s

Full text / tables, figures

Введение

Современная историография подчеркивает мобилизационный и милитаризированный характер советского общества конца 1920-х – 1930-х гг.^[1] Наличие постоянной внешней угрозы, реальной или воображаемой, атмосфера «осажденной крепости» служили универсальным оправданием тяжелых условий жизни и эффективным инструментом для подавления сопротивления радикальным мероприятиям, реализуемым во внутренней политике.

Советское общество в 1920–1930-е гг. жило в ожидании неизбежной войны. Какой виделась эта будущая война? Какой исторический опыт взяла на вооружение власть, конструируя ее образ? Фактически в ее распоряжении были две модели – Первая мировая или Гражданская война. В нашей статье делается попытка увидеть «следы будущего в прошлом», понять, как с помощью манипуляций с исторической памятью формировались массовые представления о новой войне.

Советская пропаганда в 1920–1930-е гг. активно использовала «полезное прошлое», поставив себе на службу недавнюю историю страны. Как говорилось в первой редакционной статье «Военно-исторического журнала», военная история должна, черпая опыт прошлого, освещать дорогу в будущее^[2]. Исследователи отмечают, что составной частью советского политического проекта являлась так называемая «ретроспективная пропаганда»^[3]. События прошлого актуализировались, приобретали не только собственно историческую ценность, но и превращались в составную часть модели сегодняшнего дня.

«Мировая буржуазия грозит пролетариату новой войной»

«Все как один против империалистской войны, на защиту завоеваний Октября!» – с таким призывом обратился ЦК ВКП(б) к трудящимся в 1927 г., накануне десятилетнего юбилея Октябрьской революции^[4]. Этот воинственный лозунг был связан с военной тревогой, благодаря которой страна оказалась в состоянии «имитации войны»^[5].

Несмотря на провозглашение политики мира, руководители партии говорили о будущей войне как о неизбежности и пытались заранее определить ее характер, используя сравнение с Первой мировой войной. Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 29 июля – 9 августа 1927 г. заявил, что грядущая война против СССР создаст обстановку, которая будет принципиально отличаться от ситуации 1914 г. Речь теперь должна идти не о войне между империалистическими государствами, а о борьбе империализма против пролетариата, «организованного как государственная власть»^[6].

Присутствие Первой мировой войны в советском информационном пространстве в рассматриваемый период заметно в нескольких аспектах. С одной стороны, как показала О.С. Поршнева, влиятельным актором исторической политики были руководители Красной Армии, заинтересованные в изучении опыта 1914–1918 гг.^[7] Поэтому в это время издавалось много военно-исторических работ, анализирующих отдельные операции Первой мировой войны^[8]. Кроме оригинальных сочинений, в СССР публиковались и работы западных авторов^[9]. Примечательно, что переводные издания снабжались специальными предисловиями, в которых расставлялись «правильные» акценты, объяснялись «ошибки» буржуазных авторов в оценке Первой мировой войны.

С другой стороны, в системе советской пропаганды гораздо более востребованным оказался не собственно военный, а социально-политический опыт мировой войны. Как писал один из авторов журнала «Коммунистический Интернационал», учесть опыт первой империалистической войны – это учесть опыт революционного движения^[10]. Данный аспект хорошо заметен уже в 1924 г., когда отмечался десятилетний юбилей начала войны^[11].

Вообще интерес к истории Первой мировой войны заметно возрастал в юбилейные годы – 1924, 1934 и особенно 1939 гг. Причем трактовка войны от юбилея к юбилею менялась. Так, в 1924 г. советские пропагандисты старательно замалчивали роль России в Антанте и события на Восточном фронте и представляли войну, прежде всего, как конфликт западных держав^[12]. В 1934 г. акцент был сделан на классовой борьбе в воюющих странах^[13]. Исторический опыт Первой мировой был признан значимым только в этом контексте.

В 1934 г. Центральные Комитеты компартий Франции, Англии, Германии и Польши обратились к трудовому народу всех стран с призывом помнить о миллионах жертв, о непомерных военных расходах, о несправедливых послевоенных мирных договорах, проводя прямые параллели между 1914 и 1934 гг.^[14] И все же будущая война должна была отличаться от Первой мировой: это должна была быть империалистическая, контрреволюционная война против СССР, который таким образом оказывался не на периферии, а в самом центре конфликта.

Постоянные напоминания в прессе о грядущей войне с отсылками к опыту 1914–1921 гг. вызывали у простых людей беспокойство и опасения, заставляли их искать любую информацию о положении в мире. В частности, материалы агитационно-пропагандистского отдела Ленинградского обкома ВКП(б) показывают, что эти вопросы часто задавались на собраниях, лекциях и т.п. Например, при проработке партактивом области решений VII конгресса Коминтерна в 1935 г. слушатели спрашивали: «Придется ли нам воевать? Будет ли допускаться братание в будущей войне? Будем ли воевать, если Германия выступит против Франции? Какая из стран, готовящих войну, является для нас наиболее опасной?»^[15].

Лекции о международном положении пользовались большой популярностью. Особенно это заметно в 1939–1940 гг., когда разгорелись военные действия в Европе и на Дальнем Востоке. Так, судя по отчетным материалам отдела пропаганды и агитации Ленинградского обкома ВКП(б), из 112 лекций, прочитанных в сентябре 1940 г., 25 были посвящены международному положению, причем посещаемость этих лекций (в среднем 305 чел.) была выше, чем на других темах (154 чел.)^[16].

Лектор Разумовский в своем отчете в августе 1940 г. отмечал, что в результате «безобразной» организации на его лекцию о «Манифесте Коммунистической партии» на заводе «Дружная Горка» никто не пришел. Отсутствие рабочих и партийного актива завода организаторы объяснили так: «Лето, лес, озеро, речка…». В то же время Разумовского уверили, что, если будет лекция о международном положении, соберется около 300 чел.^[17]

В докладной записке другого лектора, работавшего в Новгороде, Боровичах и Валдае, также подчеркивался высокий интерес к лекциям на тему: «Международное положение и внешняя политика СССР»: «Как правило всюду помещения, где устраивались лекции, были переполнены. Интерес к междун<ародной> тематике настолько велик, что за 5–6 дней до устройства лекции, билеты обычно проданы»^[18].

Для всех пропагандистов нормативным текстом с 1938 г. служил «Краткий курс истории ВКП(б)», в VI главе которого были даны оценки Первой мировой войны, а в VIII главе много внимания уделено иностранной интервенции в годы Гражданской войны^[19]. Война 1914–1918 гг. была представлена как борьба за передел мира и сфер влияния, ее виновниками названы империалисты всех стран. Она была неудачной для России в военном и социально-экономическом отношении: «царская армия терпела поражение за поражением»; «война разрушала народное хозяйство России»^[20].

В 1939 г., когда отмечалось 25-летие начала Первой мировой войны, на ее восприятие определяющее воздействие оказал острый международный кризис и начало военных действий в Европе^[21]. Советская пропаганда перенесла исторический опыт четверть вековой давности на современную политическую ситуацию, на «вторую империалистическую войну». Это изменило и характер ожидавшегося столкновения СССР с внешним миром. Начавшаяся новая мировая война была представлена не как конфликт великих держав, преследующих свои интересы, а как готовящееся нападение фашистов-милитаристов-империалистов на миролюбивый Советский Союз. При этом отмечалось, что некоторые капиталистические страны тоже были заинтересованы в мире, мощной силой является и антифашистское народное движение. Поэтому, если агрессорам удастся спровоцировать новую мировую войну, то она примет характер народной войны против фашизма^[22].

Спустя всего несколько недель советской пропагандистской машине пришлось срочно перестраиваться^[23]. Если до заключения пакта Молотова – Риббентропа публицисты писали о «фашистских хищниках», подчеркивали особую агрессивность германского империализма как в настоящее время, так и накануне Первой мировой войны^[24], то после 23 августа оценки вынужденно поменялись.

Нормативным пропагандистским текстом стало сообщение В.М. Молотова на заседании Верховного Совета СССР 31 августа 1939 г. Смена ориентиров советской внешней политики привела и к переоценке Первой мировой войны в пропагандистском дискурсе. Так, в выступлении В.М. Молотова отмечалось: «История показала, что вражда и войны между нашей страной и Германией были не на пользу, а во вред нашим странам. Самыми пострадавшими из войны 1914–18 годов вышли Россия и Германия»^[25]. Главными поджигателями войны снова, как и в 1924 г., были объявлены английские и французские империалисты.

Отсылки к опыту Первой мировой войны были использованы для оправдания пакта 23 августа и Договора о дружбе и границах 28 сентября 1939 г. В качестве примера приведем стенограмму лекции, прочитанной ответственным редактором журнала «Коммунистический Интернационал» П. Виденом (Э. Фишером) на тему «Моменты борьбы рабочего класса за рубежом» 4 января 1940 г. в Ленинградском областном комитете МОПР^[26]. Докладчик начал с тезиса о том, что после заключения пакта 23 августа Германия изменила свою политику и в начавшейся войне не является агрессором. Затем, отвечая на вопросы, он заявил о невозможности новой Антанты, так как подобный союз был бы для нашей страны менее выгоден, чем договор с Германией^[27].

В целом динамика образа Первой мировой войны на протяжении 1920–1930-х гг. варьировалась в зависимости от международной обстановки и внутриполитической ситуации. Сохраняя название «империалистическая война», советская пропаганда часто использовала ленинский тезис о превращении империалистической войны в войну гражданскую. Именно Гражданская война сыграла решающую роль в формировании образа будущей войны.

«Победоносная гражданская война»

В 1939 г. в СССР появилось новое издание Наркомата обороны – «Военно-исторический журнал». В редакционной статье, открывшей его первый номер, говорилось: «Враги народа всячески мешали развитию военно-исторических знаний. Они сознательно игнорировали историческое прошлое великого русского народа, стремясь предать забвению его героическую вооруженную борьбу за самостоятельное и независимое государственное существование. Они извращали опыт победоносной гражданской войны в СССР»^[28]. В этом пассаже нам интересны не ритуальные упоминания о врагах народа, а тезис о «победоносной гражданской войне».

Как подчеркивал один из видных советских военных историков 1930‑х гг. Н.Г. Корсун, «победоносная гражданская война» в СССР была школой, сформировавшей оперативное искусство и тактику Красной Армии и придавшей им своеобразные черты, присущие военному искусству победившего пролетариата^[29]. Именно Гражданская война стала главным источником героического военного дискурса, отодвинув Первую мировую на задний план.

Формирование образа Гражданской войны осуществлялось не только прямыми пропагандистскими кампаниями, но и средствами искусства. В советской литературе уже к началу 1930-х гг. сложился костяк писателей, выбравших ее своей главной темой – Вс. Вишневский, Д. Фурманов, Б. Лавренев и др. В середине 1930-х гг. на экраны страны вышли художественные фильмы о героях Гражданской войны – Чапаеве, Щорсе, Пархоменко. Гражданская война обросла обширной научно-популярной библиографией^[30].

В советской публицистике рассматриваемого периода описание гражданской войны насыщено лексикой войны национальной: «Трудящиеся Советской республики, поднявшиеся под руководством партии Ленина – Сталина на отечественную войну (здесь и далее курсив наш. – С.У.) против белогвардейских банд и иностранных интервентов, одержали в 1918 г. ряд решающих побед. Трехсоттысячная оккупационная армия, с помощью которой германский империализм хотел уничтожить советскую власть и превратить Украину в свою колонию, была разбита»^[31]. В результате в сознании людей произошло смешение образов мировой и гражданской войн.

С чем связано приоритетное внимание советской пропаганды к Гражданской войне? Во-первых, объективно для России эта война была большей трагедией, чем Первая мировая. Во-вторых, большевики не могли назвать себя победителями в империалистической войне, в отличие от гражданской.

Можно также предположить, что внимание к событиям Гражданской войны способствовало еще большему возвеличиванию И.В. Сталина, претендовавшего на славу гениального военного руководителя, организатора самых важных побед Красной армии. В героизации Гражданской войны были заинтересованы и руководители РККА 1930-х гг., выдвинувшиеся именно в этот период. Для них военный опыт 1918–1921 гг. был лично значимым.

Конструируя образ будущей войны на основе мифологизированного исторического опыта, нужно было поместить в него внешнего врага. Гражданская война не предусматривает такого противника, на борьбу с которым можно было бы сплотить весь народ. Именно поэтому, на наш взгляд, в дискурсе Гражданской войны в центре внимания оказывается не борьба с белым движением и иными внутренними противниками большевиков, а иностранная интервенция.

«Краткий курс истории ВКП(б)» отчеканил формулировку: в 1918 г. началась иностранная военная интервенция против Советской власти, поддержанная контрреволюционными мятежами ее врагов внутри России^[32]. Эту тему подхватили пропагандисты на всех уровнях, называя Гражданскую войну «священной» и «справедливейшей из войн» и сравнивая ее с освободительными войнами прошлого^[33].

Таким образом, грядущая война мыслилась по модели интервенции. Но интервенция в реальности была всего лишь вмешательством, причем ограниченным, в Гражданскую войну. Поэтому в официальном советском дискурсе пришлось «подправить» картину: размах интервенции преувеличивался, а белые генералы оказывались просто подручными у западных империалистов. Их приход на советские территории был сродни иноземной оккупации^[34].

Тесно связанные с интервентами белые как бы выводились из числа русских людей, оказывались «чужими» на родной земле^[35]. Советская пропаганда ни на минуту не допускала, что эти люди тоже любили свою родину и действовали в ее интересах.

В советском пропагандистском дискурсе был выработан концепт «контрреволюционной войны», которую западные державы вели против Советской России в 1918–1920 гг. Рассмотрим его на примере масштабной агитационно-пропагандистской кампании, посвященной двадцатилетию героической обороны Петрограда в 1919 г.

В 1939 г. в Ленинграде была создана специальная комиссия по организации празднования. Ее задача заключалась не столько в том, чтобы напомнить об одном из эпизодов гражданской войны, сколько в том, чтобы использовать этот эпизод для мобилизации масс и развития оборонной работы^[36].

Особое обстоятельство заключалось в том, что Ленинград был пограничным городом. И это ощущение близости врага остро чувствовали его жители. Как говорил в мае 1932 г. один из участников конференции комсомольской организации завода «Красный Путиловец», «нельзя забывать того, что в случае объявления войны финский самолет летит до Ленинграда всего 7 минут»^[37].

Кампания предусматривала выпуск целой серии агитационно-пропагандистских материалов. Ленинградские издательства планировали опубликовать брошюры «Тов. Сталин – организатор и руководитель обороны Петрограда»; «Оборона Петрограда от банд Юденича и иностранных интервентов»; «Балтийский флот – защитник красного Петрограда»; «Ленинград – неприступная крепость обороны страны». Сотрудники Ленинградского Истпарта должны были подготовить сборники документов и материалов, воспоминаний участников обороны Петрограда, писатели – составить сборник очерков и рассказов^[38].

В рамках кампании была организована серия популярных лекций^[39]. Их тематика («Пулковское сражение и разгром», «Как и почему победила советская страна» и т.п.) свидетельствует о подмене понятий «гражданская война» и «национальная война»^[40]. Фактически один из эпизодов гражданской войны предлагалось трактовать в терминах войны межгосударственной.

Как и любая массовая кампания, празднование 20-летия разгрома Юденича не обошлось без «инициативы снизу». В данном случае застрельщиками выступили рабочие завода «Красный Октябрь», которые обратились ко всем ленинградцам с предложением включиться в массовое оборонное соревнование, установив тем самым прямую связь между событиями Гражданской войны и подготовку к войне грядущей^[41]. В ответ на этот призыв трудящиеся брали на себя обязательства усилить работу организаций ОСОАВИАХИМа, получить значок ПВХО, приобрести навыки работы в противогазе, стать ворошиловскими стрелками, парашютистами и т.п.^[42]

В ходе кампании поход Юденича на Петроград был представлен как акция Антанты. В этой связи говорилось, что «осенью 1919 года англо-французские империалисты подготовили новый вооруженный поход против молодой Советской республики»; «героическая эпопея обороны Петрограда взволновала весь мир»; «она послужила предметным доказательством непобедимости советского народа, отстаивающего свою свободу и независимость»; «эта попытка кончилась крахом, точно так же, как и все такие же попытки поработить нашу страну»^[43].

Еще более ярко этот сюжет проиллюстрирован в художественном фильме «Разгром Юденича» (Ленфильм, 1940 г.). В одном из эпизодов главный герой – рабочий-путиловец, большевик Иванов говорит: «Английские танки идут на Петроград». Перед этим зритель видит панораму исторического центра города с памятником Петру I и слышит отрывок из поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник». Все вместе создает впечатление, что на город идут иноземные захватчики, готовые его разрушить^[44].

Юбилейная кампания предусматривала и целую серию праздничных мероприятий^[45], которые растянулись на несколько месяцев. Среди них:

20 мая 1939 г. в Центральном парке культуры и отдыха им. С.М. Кирова (ЦПКиО) – народное гулянье, посвященное Военно-Морскому Флоту СССР;

12 июня 1939 г. – день стрелка, показ достижений массового стрелкового спорта;

18 июня 1939 г. – массовые гуляния, посвященные разгрому восстания на фортах «Красная Горка» и «Серая лошадь» в 1919 г.^[46];

30 июня 1939 г. на площади Урицкого (в 1923–1944 гг. так называлась Дворцовая площадь) – парад физкультурников под лозунгом «Крепим вооруженную мощь страны Советов»;

12 июля 1939 г. – народное гулянье, посвященное 5-й годовщине образования НКВД (очевидно, включение этого праздника в план мероприятий, посвященных разгрому Юденича, можно объяснить особым вниманием сталинских пропагандистов к теме «пятой колонны», врагов народа и «предателей» Троцкого и Зиновьева, якобы готовившихся в 1919 году к сдаче Петрограда белым^[47]);

18 июля 1939 г. – народное гулянье, посвященное очередному призыву в РККА и ВМФ (призывникам напоминали, что они, говоря словами П. Тольятти, «сыны героев гражданской войны»^[48]);

1 августа 1939 г. – городской оборонный митинг, показ массовых оборонных видов спорта;

6 августа 1939 г. – праздник вооруженного народа в честь годовщины боев у озера Хасан;

18 августа 1939 г. – массовый народный праздник, посвященный дню авиации.

Апогеем массовых мероприятий должен был стать городской день обороны 24 октября 1939 г., посвященный «героическим победам Красной Армии и Питерского пролетариата над Юденичем у Пулковских высот».

Сваливая в одну кучу интервентов и белых, День Военно-Морского Флота и спортивный праздник, советская пропаганда не упускала из виду главное: напоминание о прошлом должно было мобилизовать людей на ударный труд и военную подготовку. В открытом письме участников обороны Красного Петрограда к ленинградским призывникам говорилось: «Советские люди постоянно помнят о своем священном долге крепить оборонную мощь любимой родины. По-стахановски работая у станков, они в то же время учатся метко стрелять из винтовки и пулемета, метать гранату, летать на самолете, водить танк»^[49].

Выводы

Межвоенное советское общество являет собой пример удивительной трансформации исторической памяти о недавних событиях. В результате целенаправленных пропагандистских усилий по конструированию прошлого Гражданская война вытеснила Первую мировую и, в свою очередь, приобрела черты войны национальной. Недостаток позитивного исторического опыта противоборства Красной Армии с внешним противником был восполнен героизацией Гражданской войны.

Советская пропаганда вольно обращалась с «полезным прошлым», черпая в нем элементы идеального будущего. К концу 1930-х гг. в ней уже сложился шаблон, о каких войнах и в каком ключе нужно напоминать советским гражданам, чтобы способствовать формированию мобилизационных настроений и подготовить их к будущей войне.

В пропагандистских оценках Первой мировой войны в 1920-е – 1930-е гг. господствовал дискурс империалистической войны, столкновения «мировых хищников». Такая война не могла служить моделью для будущих конфликтов. Поэтому за образец была взята война гражданская, которой, в свою очередь придали черты справедливой войны, в которой народ защищал свою страну от внешнего врага.

Интерес советской пропаганды к историческому опыту Первой мировой и Гражданской войн носил «волнообразный» характер, оживлялся в связи с юбилейными кампаниями, а также с изменениями в международной обстановке. При каждом повороте советской внешней и внутренней политики менялся и ракурс восприятия прошлого. Таким образом, и Первая мировая, и Гражданская войны неоднократно «пересоздавались», формируя представления о будущей войне, неизбежность которой никем не оспаривалась.

^{1 Социальная мобилизация в сталинском обществе (конец 1920-х – 1930-е гг.). М., 2018; Velikanova O. The first stalin mass operation (1927) // Soviet and Post Soviet Review. 2013. № 1. P. 64–89; Голдман В. Террор и демократия в эпоху Сталина. Социальная динамика репрессий. М., 2010; Кондрашин В.В., Сухова О.А. Колхозная система как основной ресурс мобилизационной экономики СССР в 1930-х – 1950-х гг. // Новейшая история России. 2019. Т. 9. № 4. С. 979–992; Мобилизационная модель развития российского общества в ХХ веке. Челябинск, 2013; Kenez P. The Birth of the Propaganda State. Soviet Methods of Mass Mobilisation. 1917 1929. Cambridge, 1985; Никонова О.Ю. Осоавиахим как инструмент сталинской социальной мобилизации (1927–1941 гг.) // Российская история. 2012. № 1. С. 90–104; Брянцев М.В. Англо-советский конфликт 1927 года в представлении населения советской провинции // Новейшая история России. 2017. № 3. С. 100–114.}

^{2 За ленинско-сталинскую передовую военно-историческую науку // Военно-исторический журнал. 1939. № 1. С. 8.}

^{3 Сенявская Е.С. Историческая память о Первой мировой войне: особенности формирования в России и на Западе // Вестник МГИМО-Университета. 2009. № 2. С. 31–37; Бранденбергер Д. Национал-большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931–1956). СПб., 2009.}

^{4 Правда. 1927. 26 октября.}

^{5 Голубев А.В. Советское общество и «военные тревоги» 1920-х годов // Отечественная история. 2008. № 1. С. 39.}

^{6 Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). 29 июля – 9 августа 1927 г. М., 2020. С. 296.}

^{7 Поршнева О.С. «Империалистическая война» в большевистской политике памяти: институциональный аспект (1920–1930-е годы) // Новейшая история России. 2020. Т.10. № 1. С. 153–167.}

^{8 Зайончковский А. Мировая война 1914–1918 гг. М., 1924; Новицкий В. Мировая война 1914–1918 гг. М., 1926–1928; Корсун Н. Эрзерумская операция на Кавказском фронте мировой войны в 1915–1916 гг. М., 1938; Бородин Ф.М. Мировая война 1914–1918 гг. М., 1939; Васильев Н. Транспорт России в войне 1914–1918 гг. М., 1939; Подорожный Н.Е. Нарочская операция в марте 1916 г. на русском фронте мировой войны. М., 1938; Шафалович Ф. Встречный бой 10-го армейского корпуса на р. Золотой Липе 26–29 августа 1914 г. М., 1938.}

^{9 Ребольд Ж. Крепостная война в 1914–1918 гг. М., 1938; Вильсон Г. Линейные корабли в бою 1914–1918 гг. М., 1938; Гибсон Р., Прендергаст М. Германская подводная война 1914–1918 гг. М., 1935.}

^{10 Нотович Ф. Учесть опыт первой империалистической войны // Коммунистический Интернационал. 1934. № 17. С. 42.}

^{11 Манифест Коминтерна к мировому пролетариату и тезисы к десятилетию мировой империалистической войны. Тифлис, 1924; Десятилетие мировой войны (Материалы для агитаторов). М., 1924; К десятилетию империалистической войны. Л., 1924.}

^{12 Ульянова С.Б. Кампания борьбы против «империалистических войн» в 1924 году: задачи, проведение, результаты // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. 2015. Т. 21. № 1. С. 41–44.}

^{13 Поль К. Опыт классовой войны в мировую войну // Коммунистический интернационал. 1934. № 16. С. 37.}

^{14 Коммунистический Интернационал. 1934. № 20–21 С. 3.}

^{15 Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (далее – ЦГАИПД СПб). Ф. 24. Оп. 10. Д. 145. Л. 1–2, 52–54, 82–87.}

^{16 Там же. Д. 492. Л. 35.}

^{17 Там же. Л. 3.}

^{18 Там же. Л. 84.}

^{19 История ВКП(б). Краткий курс. М., 1938. С. 154–173, 215–236.}

^{20 Там же. С. 155, 166–167.}

^{21 ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 10. Д. 419. Л. 33.}

^{22 Флорин В. Силы войны и силы мира // Ленинградская правда. 1939. 1 августа.}

^{23 Лейбович О.Л. «Война на Западе уже началась…»: Разговоры 1939 г. в бараках, тюрьмах и очередях // Шаги. 2015. Т. 1. №. 3. С. 18–19.}

^{24 К 25-летию первой мировой империалистической войны // Коммунистический Интернационал. 1939. № 7. С. 5.}

^{25 Молотов В.М. О ратификации советско-германского договора о ненападении // Военно-исторический журнал. 1939. № 2. С. 9.}

^{26 ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 10. Д. 546. Л. 1–27.}

^{27 Там же. Л. 1, 21.}

^{28 За ленинско-сталинскую передовую военно-историческую науку // Военно-исторический журнал. 1939. № 1. С. 3.}

^{29 Корсун Н. Некоторые оперативные выводы из последних войн // Военно-исторический журнал. 1939. № 1. С. 25.}

^{30 Ананьев К.В. В боях за Перекоп. М., 1938; Датюк Н. Штурм Перекопа. М., 1939; Гуковский А.И. Ликвидация Пермской катастрофы. М., 1939.}

^{31 Боголюбов А. Разгром Колчака // Военно-исторический журнал. 1939. № 1. С. 9.}

^{32 История ВКП(б). Краткий курс. М., 1938. С. 216–217.}

^{33 Белановский В., Добржинский Л. 1 августа – Международный антивоенный день. Л., 1939. С. 8; Если родина позовет вас в бой // Ленинградская правда. 1939. 21 октября.}

^{34 Хесин С. На Юденича. М., 1939. С. 8, 49–50.}

^{35 Шефтель С. Советский патриотизм. М., 1939. С. 8.}

^{36 ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 10. Д. 417. Л. 1.}

^{37 Там же. Ф. 202 к. Оп. 2. Д. 57. Л. 145; Там же. Д. 117. Л. 26 об.}

^{38 ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 10. Д. 417. Л. 3–4.}

^{39 Там же. Л. 27–30.}

^{40 Там же. Д. 490. Л. 43.}

^{41 Ленинградская правда. 1939. 11 июля.}

^{42 Там же. 1939. 15 июля.}

^{43 Залесская А. Разгром второго наступления Юденича на Петроград // Ленинградская правда. 1939. 18 октября; Город навсегда советский // Ленинградская правда. 1939. 21 октября.}

^{44 Брыкин Н., Недоброво В. Оборона Петрограда. Л., 1939. С. 211.}

^{45 ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 10. Д. 417. Л. 8–10.}

^{46 Елизаров М. Восстание на форте «Красная Горка» в июне 1919 г. Правда и легенды // Морской сборник. 2009. № 4. С. 69–75.}

^{47 Priestland D. Stalinism and the politics of mobilization: ideas, power, and terror in inter-war Russia. N.Y., 2007. P. 4.}

^{48 VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны. М., 1975. С. 263.}

^{49 Ленинградская правда. 1939. 21 октября.}

About the authors

Svetlana B. Ulyanova

Author for correspondence.
Email: oulianova@mail.spbstu.ru

Doktor Istoricheskikh Nauk [Dr. habil. hist.], Professor of the Department of Social Sciences

References

Supplementary files