Том 19, № 3 (2019)

В последние десятилетия одной из значимых тенденций реконфигурации ландшафтов социального и культурного разнообразия становится «индигенизация современности». В своем современном значении концепт «индигенность» выражает стремление коренных народов (indigenous peoples) и разных сообществ, прежде маргинализованных в границах национальных государств, самостоятельно определять перспективы своего развития. В глобальной перспективе индигенность утрачивает прежнюю сопряженность с определенными типами обществ или культурными сценариями аутентичности и традиционных образов жизни, и индигенные акторы перестают играть роль радикально Другого в современных дискурсах и интеллектуальной жизни Запада. Переход от генеалогической модели индигенности, основанной на идеях происхождения, родства и культурной аутентичности, к реляционной модели позволяет сместить фокус внимания со свойств, присущих тем, кто понимается как индигенный в определенном контексте, на отношения индигенных и неиндигенных акторов. Коренные народы конституируют и репрезентируют свою идентичность и культуру с учетом общественного мнения, национального законодательства и международно-правового регулирования, что приводит к фундаментальным трансформациям самих акторов. Их характеристики больше не могут быть представлены только в терминах примордиальности. В условиях глобализации культурные паттерны индигенности отличаются разнообразием и осмысляются на основе новых подходов к изучению социальной организации культурного разнообразия, а также моделей управления им. Современный дискурс индигенности поддерживают такие концепты, как «частичные отношения», «вовлеченность», «интеркультурные отношения», что подразумевает признание множественных частичных отношений, связывающих субъекта и объект, индигенные и неиндигенные «миры» и культурные практики. Изменение характера дискурса индигенности как в социокультурном, так и эпистемологическом аспекте сопряжено и с реконфигурацией проблемного поля социальной антропологии.

Статья посвящена одной из основополагающих проблем теории революции - классификации революций. В статье рассматривается четыре наиболее популярных в последние десятилетия определителя революций, которые задают типы данного явления. Речь идет об использовании таких терминов, как «революция сверху», «революция снизу», «народная революция» (маркер настоящей революции - «снизу»), «пассивная революция» и «консервативная революция». Все эти понятия имеют общее методологическое основание, в своих определениях тесно взаимосвязаны и несут в себе общие проблемы использования для классификации революций. Автор разбирает принципы появления этих терминов и возможность их применения как классифицирующих применительно к революции, обозначая два ключевых вопроса: 1) охватывает ли классификация (как и определение) все известные социально-политические революции; 2) не позволяет ли классификация (определение) попасть в список революций явлениям, пусть и сходным по ряду внешних признаков, но принципиально отличным от революций. Главная проблема современных работ заключается в систематизации революций согласно приведенным названиям, возведенным в ранг классифицирующих определений. Более того, эти «новые типы революций» добавляются к существующим системам классификаций, что порождает путаницу и размывание границ понятия «революция», позволяя «протаскивать» в него иные социально-политические феномены - радикальные и массовые формы протеста, реформы и государственные перевороты. Понятия «революция сверху», «революция снизу», «народная революция», «пассивная революция» и «консервативная революция» могут сохранять общественное звучание и использоваться на бытовом уровне, возможно, даже в общественно-политическом пространстве (что, правда, вызывает сложности), но не являются научными терминами и основаниями для научной классификации революций.

В статье рассматриваются особенности пространственного размещения образовательных и научных организаций на территории России как важная составляющая цифрового общества. На обширном социологическом и статистическом материале обосновывается необходимость пересмотра существующего подхода к организационному построению системы высшего образования с учетом проектов «5-100» и создания опорных и федеральных вузов, направленных на укрепление системы высшего профессионального образования в регионах. Авторы анализируют существующие программы, в частности национальные проекты «Образование» и «Наука», с точки зрения новых подходов к их территориальной организации. Цель статьи - анализ региональной доступности основных уровней образования. В качестве ее индикатора рассматривается охват потребителей образовательными услугами того или иного уровня. Статья базируется на гипотезе, что повышение пространственной доступности основных уровней образования вносит важный вклад в повышение устойчивости и ускорение общественного развития. Авторы отмечают, что все принятые программы и относительно новые структурные элементы высшего образования предполагают усиление финансирования и выделение значительных бюджетных средств. С учетом объемов этого финансирования разрыв региональных систем увеличивается и включение новых участников (вузов) в круг наиболее сильных учебных заведений становится все более проблематичным. Между тем именно система высшего образования и связанных с ней научных организаций выступает сегодня одним из основных драйверов развития региона, определяет его кадровый потенциал и место в экономике страны.

В статье представлены особенности адаптационного потенциала молодежи, проживающей в мегаполисе, как наиболее успешно адаптирующейся к кризисным условиям группы населения России. На основе результатов вторичного анализа эмпирических данных показан недостаток научного знания о факторах, способствующих успешной адаптации молодежи мегаполиса к социально-экономическому кризису. Обоснована необходимость использования особого методологического подхода к изучению адаптации молодежи к кризисным условиям, учитывающего комплекс ресурсов, задействованных как в процессе ее адаптации, так и социального развития в целом. На основе разработанной П.С. Кузнецовым комплексной модели ресурсов социального развития молодежи, способствующих успешной адаптации, осуществлена эмпирическая интерпретация и операционализация понятия «адаптационный потенциал молодежи» по семи комплексам ресурсов: материальному, самосохранения, регулятивному, воспроизводственному, коммуникативному, когнитивному и самореализации. На основе данных мониторингового исследования Института социологии ФНИСЦ РАН выявлены факторы успешной адаптации молодежи Москвы к экономическому кризису: высокий семейный доход; поиск дополнительных заработков, а не ожидание помощи от государственных и общественных структур; наличие небольших денежных накоплений, косвенное влияние кризиса и высокая оценка материального положения; высокий уровень готовности к материальному, социальному и финансовому рискам; стабильность и защищенность на рабочем месте, возможность реализовать свои навыки, ме́ньшие временные затраты на работу в неделю; высокий уровень коммуникативных ресурсов; высокий уровень образования, широкий кругозор и мотивация на самообразование; ценностные ориентации, способствующие активной адаптационной стратегии; положительная установка на достижение жизненных целей. Разработаны рекомендации для лиц, принимающих решения в сфере молодежной политики, нацеленные на усиление адаптивных возможностей молодежи Москвы и закрепление успешных моделей адаптации к кризисным условиям в повседневной практике.

В статье представлены результаты социологического исследования в рамках Федерального проекта «Кадровый потенциал», нацеленного на оценку факторов и условий трудоустройства выпускниц московских вузов. Актуальность проекта обусловлена тем, что ежегодно, после выпуска из высших учебных заведений, на рынке труда возникает переизбыток рабочей силы с высокой квалификацией и, как правило, без опыта работы. Изучение мотивационного ядра, определяющего поиск и выбор места работы выпускниками вузов, их уровень притязаний к содержанию и оплате труда, готовность к профессиональной мобильности поможет принять меры по снижению остроты данной проблемы. Эмпирическая основа статьи - данные исследования, объектом которого выступали девушки, обучающиеся или недавно закончившие обучение в московских вузах. Результаты опроса показали, что на выбор будущего места работы влияет совокупность субъективных и объективных факторов: уровень будущей оплаты труда, возможности карьерного роста, перспективы профессионально-личностного роста и стабильность компании. Были выявлены три группы факторов, играющих главную, второстепенную и незначительную роль при выборе девушками места работы. Уровень оплаты труда - ведущий мотив трудоустройства: притязания на высокую оплату труда характерны для студенток и молодых специалистов естественнонаучного, информационно-математического и технического профиля, в меньшей мере - для гуманитариев, специалистов в области культуры и искусства. Эмпирические данные позволили подтвердить гипотезу, что для студентов практически всех профилей обучения характерно желание решать вопросы своего финансового благополучия посредством трудовой миграции.

Проблема социальной депривации и эксклюзии пожилых людей становится актуальной не только для России, но и для многих европейских стран. Цель статьи - оценка факторов риска депривации пожилых людей в сфере социально-трудовых отношений на основе теоретико-методологического анализа концепций классиков социологической мысли, современных отечественных и зарубежных социологов, исследующих вопросы социальной депривации. Обобщив теоретико-методологические подходы, авторы разработали факторную модель депривации пожилых людей в социально-трудовой сфере. Используя эту модель, а также результаты социологических исследований, проведенных в 2017-2018 годы методом анкетного опроса в Пензенской и Саратовской областях и Республике Татарстан, авторы проанализировали факторы депривации пожилых людей в сфере труда. В статье подчеркивается, что пожилые люди представляют неоднородную социальную группу, часть которой является объектом социальной политики, защиты и обеспечения, а другая - активным субъектом социальных взаимодействий. Депривация пожилых людей зависит от внешних и личностных факторов, которые имеют объективный или субъективный характер. По данным эмпирических исследований, показаны наиболее значимые депривирующие факторы пожилых людей в социально-трудовой сфере - возраст, уровень образования, место жительства, социально-профессиональный статус до пенсионного возраста, самооценка здоровья и уровня жизни, восприятие своей востребованности на рынке труда, а также положение пожилых людей на рынке труда с позиций работодателей. Результаты исследования позволили выделить сферы деятельности, в которых трудовая занятость пожилых людей наиболее востребована: здравоохранение, торговля и производство, в то время как сфера информационных технологий для них закрыта. Преодолению факторов депривации способствует выбор и реализация стратегий поведения, соответствующих модели активного долголетия.

Автор определяет нацию как территориальное сообщество, исконно проживающее в конкретном регионе, и придает особое значение факту рождения в исторически развивающейся территориальной структуре данного культурного сообщества, что позволяет рассматривать нацию как особую форму родства. Нация отличается от иных форм территориальных сообществ (племени, города-полиса и различных «этнических групп») не только б о льшими размерами территории, но и относительной единой культурой, обеспечивающей нации устойчивость во времени [22. P. 7]. Сопоставительные историко-лингвистические исследования показывают, что «с точки зрения истории человечества неопровержимо, что некоторые самые ранние и великие достижения человечества были обретены в цивилизациях, которые основывали и возглавляли афро-азиатские народы» [28. P. 74]. Народность оромо - одна из древнейших в мире с собственной территорией (Оромией), языком (афаан оромо) и политической культурой (демократия гадаа), и в течение длительного времени она стремилась избавиться от абиссинского колониального правления. Национальная память оромо включает в себя воспоминания о колониальной зависимости и национальном героизме, о долгой войне против абиссинских военачальников и абиссинского вторжения на земли народности оромо в XIX веке благодаря новому вооружению, которое африканские колонизаторы получали от западно-европейских колониальных держав и использовали не только для захвата земель, но и уничтожения народности оромо, которая считает абиссинское колониальное правление периодом самого страшного унижения в своей национальной истории. Статья состоит из двух частей: в первой части автор работает с теоретической интерпретацией понятий «нация», «национализм», «унижение» и ряда уничижительных колониальных понятий, которые до сих пор используются в литературе (как «племя» и «этническая группа»). Во второй части автор реконструирует национальную социально-политическую память оромо как самостоятельной нации в период со средневековья до последней четверти XIX века; рассматривает «вопрос оромо» в контексте глобальной истории колониализма, захвата территории оромо и превращения их в рабов, истории унизительной колониальной зависимости от абиссинского деспотизма; характеризует два последних абиссинских политических режима и Национальное движение оромо за независимость, достоинство и мир, сыгравшее важную роль в стабилизации ситуации на территории Африканского рога.

Современное состояние глобальной социальной системы предполагает принудительное воздействие на национальные сообщества комплекса факторов, обобщенно сводимых в единое понятие глобализации. Результатом социологической рефлексии глобализации стало понимание того, что, наряду с созданием единого экономического, социального, культурного пространства, активизирующего международное взаимодействие, возрастает уязвимость отдельных социальных систем. Самыми популярными в последние десятилетия парадигмами международной конкуренции стали стратегии Дж. Ная: жесткой, мягкой, умной и разумной силы. Квинтэссенцией теоретической концептуализации потенциала «intelligent power» является то, что здесь проявляются ресурсы преимущественно внутренней направленности, что позволяет сконцентрироваться на создании общенациональной мировоззренческой платформы, консолидирующей базовые смыслы социальной системы и цели ее развития. Возможности социологии как ресурса стратегии «intelligent power» заложены в ее экспертном, научно-образовательном, инновационном и дискурсивном потенциале. К сожалению, несмотря на обширную и мощную сеть научно-образовательных учреждений с социологической составляющей, содержащихся на бюджетные, государственные средства, они не работают с полной отдачей в национальных интересах. Социология как единственная из социально-гуманитарных наук, обладающая полным набором теоретико-методологического и методического инструментария, позволяющего добывать и анализировать социальную информацию любой сложности, прогнозировать социальные процессы и явления, может реализовать свой потенциал в следующих областях деятельности в рамках стратегии «разумной силы»: фабрики мысли с пропорциональным участием представителей органов государственного и муниципального управления и социологов могут снабжать власть необходимой информацией, консультировать ее при разработке значимых решений, стимулировать интерес к получению новых сведений, побуждать к инициированию новых обследований, служить площадкой ее взаимодействия с профессиональными исследователями социальной жизни; создание и реализация конкурентоспособных на международном уровне образовательных программ на основе производства новых знаний и оперативного и эффективного внедрения их в учебный процесс; критическая оценка зарубежных идейно-концептуальных разработок с последующим их переформатированием, выработкой собственных идей, конструированием новых социальных парадигм с учетом национальных интересов.

В статье рассмотрены основные подходы к изучению нестандартной трудовых отношений. Основываясь на концептуальной модели, предложенной К. Раковски, проанализировано три подхода: структуралистский, неомарксистский и легалистский; выявлены их методологические ограничения и эвристический потенциал. Основываясь на статистических и социологических данных, показано широкое распространение нестандартных трудовых отношений в России (32-59 млн человек). Автор приводит диаметрально противоположные оценки этого явления: одни концепции сосредоточены на преимуществах, другие - на недостатках нестандартных трудовых отношений. Как правило, эти оценки зависят от идеологических позиций авторов и предмета анализа. В статье показана методологическая путаница в анализе нестандартных трудовых отношений в легалистском подходе, получившем сегодня широкое распространение: в нем происходит отождествление неформального сектора экономики и нестандартной трудовой занятости, что затрудняет анализ бенефициаров и «жертв». Преимуществами нестандартных трудовых отношений пользуются лица, занимающиеся предпринимательской деятельностью, страдают от них наемные работники. В статье предложено разграничить наемных работников с нестандартными трудовыми отношениями и предпринимателей в неформальном секторе экономики, что позволило объединить концепции нестандартных трудовых отношений и выявить выигрывающие и проигрывающие в них группы. Проанализированы причины роста нестандартной занятости: глобализация, автоматизация, изменение ценностей труда, социальная политика - в контексте эволюции капитализма как исторической системы.

Сравнение либерализма и неолиберализма показывает, что концептуальные противоречия либеральных идей возникают при гипостазировании разных форм социального бытия, поэтому политический либерализм будет так или иначе противоречить культурному либерализму, а правовой рано или поздно войдет в конфликт с экономическим. Что касается принципиальных расхождений между концепциями либерализма и неолиберализма, то они не обнаруживаются: и либерализм, и неолиберализм основываются на одних и тех же ценностях, и различия заключаются лишь в сфере их приложения. Либерализм как политическая практика предназначен в основном для внутреннего потребления, неолиберализм - для внешнего. Иными словами, неолиберализм, являясь составной частью либерализма, представляет собой внешнеполитическое измерение либеральных концептов. Внешней политике имманентно присуща агрессия: предтечами современных неолибералов следует признать ряд французских революционных правительств. В качестве доказательства укажем на внешнюю политику Конвента, которая явно переросла либеральные идеи Просвещения и была направлена на силовую реализацию либерализма в масштабе Европы. Суть либерализма проявляется в вытеснении прежних, отчасти еще традиционных социальных, политических и хозяйственных практик и замещении их унифицированными, которые должны стать нормой для всего человечества. Что касается неолибералов, то они предпочитают продвигать свое влияние посредством институционального давления, используя международные неправительственные организации, транснациональные компании, а также связанные с ними руководства ряда стран разного уровня развития. Эти организации, набирая кадры для менеджмента по всему миру и постоянно их перетасовывая, перемещая их из страны в страну, пытаются создать новую управленческую культуру, предназначенную для неолиберальной модели управления, ориентированной на глобальный масштаб. Цель неолибералов по большому счету неотличима от целей либералов (можно спорить только о средствах) и представляет ее внешнеполитическую компоненту: она заключается в переформатировании социального пространства в глобальном масштабе. Внешне это выглядит как упразднение прежних государств и введение новой социально-политической системы, что можно увидеть в Евросоюзе, где прежние государства постепенно замещаются регионами и проводится социальная политика, направленная на формирование новоевропейской идентичности.

Рецензия на книги: Boden M.A. AI: Its Nature and Future. Oxford: Oxford University Press, 2016. 156 p.; Collins H. Artifictional Intelligence: Against Humanity’s Surrender to Computers. Cambridge: Polity Press, 2018. 232 p.