Стабилизационное сознание в изменяющемся российском обществе

Полный текст

Когда меняется общество, его структура и качественные характеристики, можно говорить о такой социальной динамике, которая характеризуется как «перемены», т.е. изменения, подразумевающие корректировку курса общественного развития — от умеренной до радикальной. Происходят ли такие перемены в российском обществе сегодня? Прежде чем отвечать на этот вопрос, следует сделать уточнение — изменения могут происходить по разным траекториям.

Траектории общественного развития в духе времени

В общественном сознании западных стран закрепилось устойчивое представление о реформах как либерально-демократических изменениях в общей парадигме политической модернизации. Изменения в других направлениях воспринимаются как откаты от магистрального пути и зачастую не рассматриваются как самостоятельные процессы. Однако на фоне противоречий современного этапа глобализации все чаще встает вопрос об альтернативах нынешнего пути развития в трактовке Ф. Фукуямы [25] — как о попытках заявить о некоем ином направлении общественных изменений. Наиболее развернутой в этом плане стала концепция устойчивого развития на основе социально-экологической парадигмы, по преимуществу левой и партиципаторной в политико-идеологическом содержании [28; 30], а также консервативные идеи цивилизационного (многополярного) развития с «центрами притяжения» — историко-культурного, технологического и социально-экономического. Остановимся на третьем пути подробнее, поскольку он связан с вопросами современного политического развития российского общества.

Государства-цивилизации — это не только своеобразные ядра стратегических международных отношений, но и зоны влияния мягкой силы, притягивающей «атомы» историко-культурно близких обществ. Можно было бы назвать это притяжение регионализацией, но его отличие в том, что каждая региональная конгломерация претендует на самостоятельное идейно-ценностное значение и уникальность развития через «культурный код» [4; 13; 26]. В художественной литературе и кинематографической фантастике такая модель представлена в космических сагах, где в межгалактических отношениях инопланетные цивилизации образуют союзы и пытаются создать некие общие правила игры в масштабах вселенной, что нередко порождает «звездные войны». Подобного взгляда, но пока в масштабах нашей планеты, придерживаются носители консервативной идеологии (традиционалисты), для кого глобализация — просто совокупность правил игры для фигур разных типов и весовых категорий, которые различаются по цивилизационным основаниям. И хотя идея цивилизационного подхода в общественно-политической мысли не нова, к ее практической реализации через формирование соответствующей идеологии на государственном уровне в России только приступают.

Иными словами, российское общество меняется, и перемены носят се рьезный характер, оказывая влияние как на качество социальных структур, так и на сущностные стороны общественного развития. Перемены наблюдаются во всех сферах жизни: в духовной сфере это реформы образования и выход из Болонской системы, усиление роли религии и идеологическая установка на укрепление традиционных духовно-нравственных ценностей; в социально-экономической сфере — государственная поддержка традиционных отраслей промышленности (прежде всего военно-промышленного комплекса) и сельского хозяйства; в политике — усиление централизации управления, мобилизованное гражданское и политическое участие и выстраивание конфликтных линий разграничения с Западом. Активная фаза этих изменений началась сравнительно недавно, и отправной точкой можно считать принятие поправок в Конституцию в 2021 году. Чтобы изменения вошли в «ткань» общественной жизни, требуется продолжительный период — в институциональном плане развернутый на десятилетия, поэтому сегодня мы наблюдаем ряд противоречий в реформах и государственных мерах, которые порождают конфликты в российской политике.

Естественным образом социальные изменения должны отражаться в массовом сознании — если они действительно значимы. Воздействие внешних и внутренних изменений на состояние общества определяется, в первую очередь, давлением на общественное сознание и, прежде всего, на массовые настроения и поведение [1. С. 5]. Общеизвестно, что общественное сознание имеет консервативный характер, ориентировано на сохранение сложившихся образцов общественной жизни. Тем не менее, бывают периоды, когда интенция перемен в общественном сознании нарастает и может привести к его радикализации. Кроме того, перемены могут соответствовать или не соответствовать общественным ожиданиям: перемены ожидаемые менее травматичны, укладываются в некую модель будущего и осознаются в процессе поэтапной стабилизации; на нежелательные, стрессовые, малопонятные по последствиям изменения общественное сознание реагирует непредсказуемо. С одной стороны, возникает страх ухудшения ситуации, катастрофы в случае перехода от социальной напряженности к массовым конфликтам, и надежда, что негативные изменения сами по себе сойдут на нет и произойдет возврат к прежней, более-менее устоявшейся жизни. С другой стороны, формируется массовое недовольство — распространяясь от ущемленных социальных групп к широким слоям населения, и тогда стабилизация уходит на второй план на фоне необходимости восстановления социальной справедливости. В свою очередь, стабилизационное сознание, с одной стороны, позволяет «амортизировать» перемены, делать их менее болезненными, по крайней мере на первом этапе; с другой стороны, помогает выстроить позитивный образ будущего как основу общественной консолидации. Стабилизационное сознание ориентирует людей на устойчивость жизненных отношений и связей, дает уверенность в завтрашнем дне, «имеет сложные социально-психические детерминанты, в частности глубокую мотивацию, выражающуюся в бессознательном стремлении к безопасности, предсказуемости и снятию тревожности» [14. С. 147].

На эту психологическую основу «подгружаются» идеологизированные представления о стабильности, конструируемые ведущими политическими силами, т.е. общественное сознание отражает своего рода дискурс стабильности. В частности, в России с начала 2000-х годов стабильность становится ведущей идеологемой: в дискурсе власти это ориентация на политический и правовой порядок, социальные гарантии населению, умеренно-консервативные ценности и надежность финансово-экономической системы. Причем подчеркивается, что основные черты такой системы уже сложились и надо всеми способами их сохранять [19. С. 6–7]. Контраргументы противников «официальной стабильности» характеризуют ее как застой, негативную, мнимую или даже депрессивную стабильность с ограниченными возможностями развития системы [15. С. 20, 43; 27. С. 37]. Обе аргументации имеют ограничения, поскольку с научной точки зрения у стабильности как динамического свойства системы имеются и характеристики постоянного обновления и сохранения (устойчивости). В общественном сознании стабилизация рассматривается, прежде всего, в ракурсе устойчивости, как восстановление системы после возмущений, т.е. перемены/изменения воспринимаются как противоположность стабильности — отсюда так называемые «интенции (устремления, общественные ожидания, запросы) стабильности/перемен».

Цикличность общественных запросов  на стабильность и перемены

Как показывают историко-социологические исследования, чередование стабилизационных и ориентированных на перемены устремлений носит в общественном сознании цикличный характер. Императив стабильности, как правило, распространяется в период социальных трансформаций (искомая стабильность после кризисных периодов), интенция перемен — напротив, в ситуации застоя и закрытости социальных структур [14. С. 7]. Вспомним, например, по В. Парето, чередование в духовной жизни периодов патриотической веры и скептицизма и соответствующие ориентиры на элиты львов и лис в политике — лидеров с качествами постоянства агрегатов или инстинкта комбинаций.

Неорганизованность, стихийность массового сознания, его подверженность самым разным влияниям порождают парадоксы и амбивалентность. Массовое сознание определяется текущими настроениями (ситуациями), но в то же время демонстрирует устойчивость основных ценностей, установок, стереотипов и исторической памяти. Кроме того, оно реагирует на общие тенденции в разные исторические периоды, например, на приоритеты обще ственной динамики в той или иной социальной сфере.

Интенция перемен нарастает, когда в духовной жизни возникают новые формы. В начале ХХ века расцвет российской дореволюционной культуры (серебряный век литературы, новые формы искусства, философия космизма, новые общественные движения и т.д.) породил стремление к изменениям — все дышало духом революции и обновления. В сам период изменений, как было в революционные годы, политика как сфера жизни выходит на первый план, имеет доминирующее влияние на общество — мобилизационная экономика, революционная печать, социальные последствия революционной борьбы, ускорение социальной мобильности. В результате общественное сознание радикализируется, происходит массовизация политических процессов. После бурных политических периодов возникает потребность в восстановлении экономики, и первоочередными ставятся задачи экономического роста (индустриализация). Возрастает интенция стабильности — люди ждут социальных гарантий и роста благосостояния, качества жизни. Однако после «брежневского застоя» людям начинает чего-то не хватать — формируются завышенные ожидания, «перемен требуют сердца».

Переход от интенции перемен к императиву стабильности описан в воспоминаниях известного революционера Л.Д. Троцкого, который сетовал, что к середине 1920-х годов революционный дух в массах угас и расшевелить их идеей транзита революции (перманентной революции) не представлялось возможным. Идеи первого периода революции не поддерживались властвующим партийным слоем, и в стране происходили процессы, которые можно было назвать реакцией, — они захватили в той или иной степени весь рабочий класс, включая его партийную часть [24. С. 570]. Похожий поворот произошел в середине 1970-х годов в западной социальной мысли — от леворадикального сознания к консервативному и неолиберальному. Период масштабного социального кризиса с бурными молодежными волнениями и протестами 1968 года начал сменяться стабилизационной тенденцией. Место леворадикальных интеллектуалов, критикующих капитализм и общество потребления, заняли умеренные представители теорий общественного развития (постиндустриального общества, устойчивого развития и др.).

Циклы могут различаться по длительности, выраженности тенденций, последовательности и комбинации. Политика необязательно переходит в радикализированную фазу, экономика необязательно быстро растет и т.д. Так, трагически ворвавшаяся в жизнь советского общества Великая Отечественная война надолго отодвинула стабилизационную фазу. Но в целом цикличность интенций перемен и стабилизации в массовом сознании присутствует, хотя и зависит от исторической ситуации.

Динамика социально-политических изменений в оценках россиян (2016–2022)

Сегодня российское общество находится в политической фазе развития — перемены запущены (санкции, мобилизация, эмиграция, реформы систем образования и воспитания, изменения в молодежной политике и др.), что определяет противоречивое состояние общественного сознания. Летом 2023 года был опубликован опрос Фонда «Общественное мнение» (ФОМ), согласно которому 44 % россиян ожидают, что в течение ближайших трех — пяти лет ситуация нормализуется, а каждый третий (31 %) полагает, что это произойдет в текущем году (1). Это один из главных парадоксов стабилизационного сознания, аналогичный тому, как в начале 1990-х годов люди верили, что рыночные реформы пройдут быстро, экономика восстановится в течение нескольких лет и начнутся новые интеграционные процессы. Однако запущенный процесс изменений вряд ли быстро завершится — структурные изменения рассчитаны на период в несколько лет, а далее последуют непредсказуемые по продолжительности адаптация и оппозиция к новой реальности. При этом возможны как откаты, так и начало принципиально новой динамики изменений, смена вектора развития. Ставки предельно высоки, и даже в случае достижения внешнеполитических целей стране предстоит решить огромное количество внутренних проблем [9. С. 8]

Чтобы понять динамику общественного сознания в России, обратимся к мониторинговым опросам общественного мнения, проведенным Центром комплексных социальных исследований Института социологии ФНИСЦ РАН. На протяжении 2000-х годов ориентация на статус-кво постоянно доминировала как позиция большинства россиян (65 %–70 %) [16. С. 121]. Однако в 2017–2019 годы в российском обществе произошел всплеск настроений, связанных с ожиданием перемен, и некоторый рост гражданской активности. Так, если в 2016 году доля согласных с тем, что «страна нуждается в существенных переменах, нужны новые реформы в экономической и политической жизни страны», составляла 30 %, то к 2018 году — уже 56 %. Особенно эта тенденция была характерна для молодежи с ее запросом на дебюрократизацию и демократизацию [16. С. 121; 17. С.129-131] на фоне наметившегося доминирования Интернета как источника информации в условиях смены поколений. Так, всероссийский опрос СПбГУ в 2019 году показал, что 65 % опрошенных положительно относились к высказыванию о необходимости кардинальных перемен для обеспечения социальной справедливости, и было примерно поровну тех, кто считал, что страна движется в правильном и неправильном направлении [20. С. 213]. В ожиданиях перемен доминировало представление о корректировке политики сверху — политической элитой — при сохранении стратегического курса страны. В тот период 70 % гордились быть гражданами России, и в целом к 2019 году пиковых значений достигла общероссийская граж данская идентичность [3. С. 42], что позволяло надеяться на повышение гражданской солидарности россиян.

В конце 2010-х годов перемены в сознании россиян рассматривались в русле эволюции государства в сторону социал-демократической политики по выстраиванию баланса с гражданским обществом, укреплению принципов социальной справедливости, обеспечению равенства возможностей, увеличению социальных гарантий, борьбе с коррупцией, защите прав человека и сокращению социального неравенства. Эти общественные ожидания соответствовали президентской программе развития общества, которая была отражена в серии публикаций во время избирательной кампании и в «майских указах» 2012 года (2), а затем в национальных проектах (3). Усилившиеся в 2016–2020 годы протестные настроения были во многом связаны с запросом общества на ускорение темпов социального развития и корректировку курса развития страны. Причем социальной базой запроса на перемены стала постепенно увеличивающаяся доля «самодостаточных россиян», ориентирующихся на самостоятельное решение проблем — без помощи государства [2. С. 15]. Политический режим имел большой запас прочности и мог опираться на методы маневрирующей стабилизации, гибко реагируя на общественные запросы и снижая социальную напряженность.

Накануне вступления российского общества в ковидный период 2020–2021 годов оформился дискурс перемен в отношении ряда направлений государственной политики. Пандемийный стресс-тест государственной системы управления породил двоякие оценки ее эффективности. С одной стороны, повысилось доверие региональной власти на фоне значительного обновления губернаторского корпуса, на чьи плечи легла основная работа по борьбе с пандемией на местах. С другой стороны, антиковидные ограничения и слабая социальная защита в период пандемии породили недовольство федеральными властями — вплоть до распространяемых в социальных сетях теорий заговора, политизации и роста социальной базы движения «антипрививочников» [21]. Общественное сознание стало более противоречивым и эмоционально окрашенным, опросы фиксировали рост неуверенности россиян в будущем [8. С. 41] и консервативных тенденций — в попытке защитить личное пространство и семью от вмешательства государства. В то же время возрастали требования к государству в сфере социальной защиты населения, помощи малому и среднему бизнесу, поддержки здравоохранения. В целом, когда привычная жизнь людей нарушена и изменения носят нежелательный характер, возникает стремление к восстановлению стабильности. В ситуации подавленности и растерянности, некоторой апатии общественного сознания власть начала политические изменения, и первым шагом стала конституционная реформа 2021 года. Затем антизападная и антилиберальная политика все больше наполняется самостоятельным консервативным содержанием. А после начала специальной военной операции (СВО) изменения переходят в мобилизационную фазу и затрагивают все сферы общественной жизни. Вопрос в том, насколько общество было готово к такому переходу и как адаптируется к изменениям?

Стабилизационное сознание в условиях нестабильности

В характеристике восприятия и принятия массовым сознанием происходящих изменений следует использовать не только прямые оценки ситуации, но и косвенные показатели социальных установок. Весной 2023 года 62 % россиян отметили, что на изменения в их жизни повлияло проведение СВО, и жизнь каждого пятого (19 %) изменилась значительно — чаще в негативную сторону (38 % — только отрицательное влияние, 5 % — однозначно положительное), каждый третий (30 %) отметил как позитивные, так и негативные изменения, а 27 % практически не ощутил влияния СВО на свою жизнь (несколько чаще представители молодежи до 30 лет и те, чье материальное положение за последний год не изменилось или немного улучшилось). Несколько иначе респонденты оценили изменения своего материального положения: только 2 % сообщили, что в связи с СВО у них выросла зарплата, за последний год материальное положение в той или иной степени улучшилось у 15 %, тогда как ухудшилось у 33 %, поскольку увеличились текущие расходы (39 %), а некоторые (7 %) потеряли часть сбережений и/или доходов. Следует отметить и продолжающееся санкционное давление на российское общество: исчезли некоторые привычные импортные товары (25 %), усложнилась оплата товаров из-за рубежа и перевод денежных средств (9 %), сократились возможности зарубежных поездок (15 %).

Ухудшилось и социально-психологическое состояние общества: по мнению опрошенных, у окружающих людей преобладают тревожность (49 %), раздраженность (13 %), безразличие/апатия (7 %). Показатель тревожности вырос по сравнению с 2021 годом — с 31 % до 49 % (Рис. 1), а показатель спокойствия — напротив, снизился с 33 % до 24 % [18. С. 56]. Негативным синдромом, всегда сопровождающим большие перемены, является идейный раскол, индикатором которого можно считать то, что у 16 % в их семье или среди родственников и друзей ухудшились отношения вследствие разных оценок СВО, прежде всего по причине разногласий между сторонниками и противниками политики России в отношении Украины (35 %). Соответственно, и в целом обстановка в стране оценивается как напряженная, кризисная — 81 % (даже катастрофическая — 8 %), россияне отмечают рост социальной напряженности в обществе (58 %) (но не в своих регионах и местах проживания — Табл. 1).

Рис. 1. Оценки социально-психологического состояния окружающих людей, в %

Таблица 1. Оценки ситуации в стране, регионе и населенном пункте проживания (%)*

*Здесь и далее приводятся данные проекта «Влияние нематериальных факторов на консолидацию российского общества в условиях новых социокультурных вызовов и угроз» (грант РНФ № 20-18-00505)

В основном перемены воспринимаются массовым сознанием как нечто неизбежное, объективно обусловленное, мало зависящее от усилий общественности, причем более трети опрошенных затрудняются с ответом на вопрос, можно ли было избежать военных действий в виде СВО (37 %). В целом бремя ответственности делегируется на государственный уровень. 67 % не участвуют ни в каких формах поддержки СВО (волонтерская деятельность, сбор средств и др.), треть активно поддерживают СВО, столько же (32 %) отмечают, что российское общество выдержало экзамен на консолидацию и взаимоподдержку в экстремальных условиях, у 32 % родственники или друзья участвуют в СВО. Необходимо отметить, что при достаточно низкой оценке консолидации российского общества люди высоко оценивают свой ближний круг: так, среди преобладающих эмоций за последний год 45 % назвали уверенность в поддержке близких и коллег, веру в то, что они придут на помощь, если понадобится. И многие эту помощь действительно получали (51 % — в решении хозяйственно-бытовых проблем). В ситуации экзистенциального выбора россияне будут руководствоваться прежде всего интересами своей семьи (61 %), а не государства (9 %), причем в столичных городах и административных центрах регионов второй показатель еще ниже (Табл. 2); каждый второй (54 %) не готов пойти на значимые жертвы ради интересов страны.

Таблица 2. Приоритеты россиян в ситуации экзистенциального выбора (%)

В условиях перемен в обществе возрастают миграционные процессы: кризисные явления порождают неуверенность в завтрашнем дне и стремление к безопасности. Миграционные настроения в российском обществе нарастали со второй половины 2010-х годов: так, по данным СПбГУ, в 2019 году у 28 % опрошенных россиян были родственники и близкие знакомые, уехавшие из страны за последние десять лет; переезд в другую страну планировали 11 %, 18 % не планировали, но и возможности такой не исключали, т.е. почти треть россиян в той или иной степени была подвержена миграционным настроениям, а среди молодежи этот показатель был еще выше [20. С. 149]. По последним данным Института социологии, у 13 % опрошенных родственники и/или друзья уехали из России после начала СВО, и пока эмиграционные установки несколько снизились (только 0,6 % готовятся уехать за рубеж, 3,3 % имеют такие планы на будущее — против 15 % ориентированных на переезд в Москву и Санкт-Петербург).

В условиях неопределенности планирование будущего становится затруднительным и наблюдается и парадокс — между ожидаемым успехом общественного развития и усиливающейся неуверенностью в завтрашнем дне.

Так, 57 % не планируют свою жизнь, считая это просто невозможным, и живут текущим днем, по ситуации. 23 % часто испытывают страх перед неопределенностью будущего. Только 9 % имеют горизонт планирования свыше трех лет, а 12 % — сбережения, позволяющие их семье прожить не менее года в случае потери дохода, хотя 20 % считают, что они хорошо материально обеспечены. Россияне переживают за будущее страны не в меньшей степени, чем за свое собственное (Табл. 3). С одной стороны, большинство верит в победу России в СВО (более 65 %; 7 % затруднились с ответом). С другой стороны, еще больше россиян (78 %) убеждены в негативных последствиях СВО для страны. Каждый второй (55 %) полагает, что страну ждут трудные времена, хотя за год с начала СВО этот показатель снизился на 22 %, что может говорить о частичной нормализации восприятия ситуации и ожидании постепенной деэскалации международного конфликта.

Таблица 3. Восприятие будущего (в %)

При всей противоречивости оценок текущей ситуации большинство россиян с оптимизмом смотрят будущее: по данным Института социологии, весной 2023 года 74 % опрошенных полагали, что путь, по которому идет Россия, даст положительные результаты: это самостоятельное национальное развитие России как евразийской цивилизации (78 %) с политическим вектором на Восток (66 %) и в союзе с ближайшими соседями (82 %). Внутренняя политика должна иметь выраженный социальный характер — поддерживать здравоохранение (61 %), обеспечивать доступное образование (48 %), гарантировать рабочие места (47 %) и решение жилищного вопроса (46 %). Очевидна общая нацеленность на социальную справедливость (45 %) — высокий уровень жизни и ликвидацию бедности (46 %), однако создание общества равных возможностей видится противоречиво. 40 % считают, что «Россия должна жить своим умом и идти своим путем, а не копировать опыт других стран», но собственный путь характеризуется по-разному: развитие прав и свобод человека, демократизация (35 %), укрепление роли государства, сильная власть, гарантирующая порядок (37 %), декларируемый сегодня государством консервативный путь с приоритетом национальных традиций, моральных и религиозных ценностей (38 %).

В целом россияне ориентированы на либерально-консервативное развитие, сочетающее сильную власть, социальную стабильность, мягкие либеральные реформы и правовое государство, минимально вторгающееся в личную жизнь человека, но поддерживающее социальные устои и традиции. С одной стороны, 55 % выступают за ограничение вмешательства государства в свою жизнь, за индивидуальную свободу и свободу слова (86 %), право человека бороться за свои интересы (63 %), но, с другой стороны, признают право государства вводить некоторые ограничения по отношению к оппозиционным СМИ (66 %) и конкретным инакомыслящим (68 %). Почти половина опрошенных (49 %) признается, что без поддержки государства им просто не выжить, т.е. очевидны и патерналистские установки, и страх политической нестабильности, беспорядков (42 %) [18. С. 32].

В обществе сохраняется представление о России как великой державе, которая не повторяет путь Советского Союза, а стремится стать экономически развитой и политически влиятельной страной (53 %) посредством развития промышленности, науки и образования и умения твердо отстаивать свои национальные интересы. Сильная держава ассоциируется у россиян с государством социальной справедливости, гарантирующим им стабильность и процветание, т.е. подразумевается социальная ответственность государства перед гражданами. По данным опроса, общественное признание (13 %), возможность быть полезным обществу, людям (12 %) и самореализация через участие в общественных и политических организациях (1 %) — менее значимые показатели жизненного успеха человека по сравнению с хорошей работой (51 %), финансовым благополучием (50 %) и семьей с детьми (46 %), а все это может гарантировать государство без посредника в лице гражданского общества.

Отсюда ожидание социально-экономических реформ сверху и лояльное отношение к власти в целом и ее региональным ветвям. Положительную роль сыграла и программа обновления региональных элит, запущенная администрацией президента в середине 2010-х годов («Программа кадрового резерва», конкурс «Лидеры России» и др.) — технократические установки на совершенствование механизма государственной власти в части чувствительности к нуждам населения получили некоторое практическое выражение, укрепив своего рода политический абсентеизм, отстранение от политики и замкнутость большинства на частной сфере и индивидуальных интересах, низкую ценность общественной солидарности и ориентацию не на гражданское общество, а на государство. Сохранится ли такой авторитарный баланс между властью и обществом в условиях усиливающейся политизации и возрастающего нормативного контроля за частной жизнью — вопрос сложный, учитывая, что существовавший долгое время стабилизирующий «патерналистский консенсус» — лояльность населения в обмен на невмешательство власти в частную жизнь граждан при условии реализации государством некоторых базовых социальных гарантий — сегодня оказался под угрозой [16. С. 123].

Парадокс перемен состоит в том, что в обществе одновременно и хотят, и боятся изменений — «и вдруг нам становится страшно что-то менять». Даже сам термин «перемены» довольно расплывчат, обозначая стремление к чему-то неопределенно новому [7. С. 77], а в массовом сознании расплывчатость и неопределенность усиливаются. Поэтому в общественном восприятии ожидания перемен тесно связаны с категорией надежды: люди готовы терпеть трудные времена в надежде на социальную справедливость и сохраняют умеренный оптимизм в оценках будущего, но интенция стабильности в общественном сознании становится все более очевидной и нарастающей.

Отмечая парадокс восприятия перемен общественным сознанием, следует вспомнить, что в исторической памяти россиян самые популярные фигуры с положительными оценками — это правители-реформаторы Петр I (62 %), Екатерина II (46 %), князь Владимир-креститель (49 %) [5. С. 28], т.е. сильные лидеры, сумевшие провести реформы и усилившие при этом государственность и интеграционные процессы. Но при этом историческая эпоха, в которой людям хотелось бы жить, — брежневская (стабилизационная), а не те эпохи, что оцениваются как переломные. Поэтому в условиях перемен возрастает роль политического лидерства как предлагающего модель развития на основе идеи социальной справедливости и выполняющего терапевтическую функцию в условиях нестабильности. В этом смысле крайне важно позитивное идейное наполнение реформ с точки зрения образа будущего: «Вы должны верить… что в конце концов вы создадите счастливую и здоровую нацию, общество, в котором люди найдут счастье» [22. С. 202].

Таким образом, стабилизационное сознание не равно стабильности, а, напротив, проявляет себя в условиях ее дефицита, когда общественная система сталкивается с серьезными вызовами. Так, в одной из популярных теорий международных отношений стабилизация понимается как совокупность идей и действий, связанных с восстановлением безопасности и развитием в так называемых «хрупких государствах» [29. С. 2]. Интенция стабильности в общественном сознании означает ориентацию на модель развития без потрясений, преемственность, интеграцию и баланс общественных интересов. Ю.Н. Давыдов противопоставляет стабилизационному сознанию кризисное восприятие реальности: первое проникнуто стремлением преодолеть кризис, опираясь на убеждение в существовании тех принципов социального порядка, следование которым ведет к самосохранению общества и его развитию [6. С. 18–19]. Формирующиеся черты такого стабилизационного сознания можно наблюдать в российском обществе сегодня.

Примечания

(1) URL: https://fom.ru/Nastroeniya/14871

(2) URL: http://government.ru/orders/selection/406/

(3) URL: https://xn--80aapampemcchfmo7a3c9ehj.xn--p1ai/projects

Об авторах

Сергей Дмитриевич Савин

Автор, ответственный за переписку.
Email: ssd_sav@mail.ru
кандидат социологических наук, ведущий научный сотрудник Центра комплексных социальных исследований Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук; доцент кафедры социологии Российского университета дружбы народов ул. Кржижановского 24/35, корп.5, Москва, 117218, Россия

Список литературы

Дополнительные файлы

Доп. файлы

Действие

1. Рис. 1. Оценки социально-психологического состояния окружающих людей, в %

Скачать (101KB)

Метаданные