Коррупция: институциональные признаки, социальные детерминанты и последствия
- Авторы: Егорышев С.В.1, Егорышева Е.А.2
-
Учреждения:
- Институт стратегических исследований Республики Башкортостан
- Институт права Башкирского государственного университета
- Выпуск: Том 21, № 2 (2021)
- Страницы: 253-264
- Раздел: Современное общество: актуальные проблемы и перспективы развития
- URL: https://journals.rudn.ru/sociology/article/view/26815
- DOI: https://doi.org/10.22363/2313-2272-2021-21-2-253-264
Цитировать
Полный текст
Аннотация
В статье рассмотрена природа, причины, детерминанты и последствия распространения коррупции. Как проявление социальной девиации деликвентного характера и одна из разновидностей преступности коррупция оказывает деструктивное влияние на все сферы общественной жизни и, прежде всего, на управление ими, перераспределяя их ресурсы и подменяя общественные ценности и цели групповыми и личными. Проявляясь не только на уровне государств, но и в международном масштабе, коррупция требует активного противодействия со стороны мирового сообщества: в календари 187 стран, включая Россию, внесен Международный день борьбы с коррупцией. По оценкам Всемирного банка, ежегодный объем взяток в мире составляет 1 триллион долларов. Для многих стран коррупция стала угрозой национальной безопасности, что заставляет искать и использовать эффективные и нередко радикальные меры противодействия коррупции, что закономерно сопровождается ее всесторонними исследованиями как объективного и распространенного социального явления. В статье коррупция рассмотрена на основе междисциплинарной методологии с акцентом на институциональном и структурно-функциональном подходах, что позволило охарактеризовать институциональные признаки коррупции, ее структуру, функции и социальные последствия, а также оценить эффективность мер антикоррупционной политики. Статья написана по материалам официальной статистики, отражающей динамику преступлений коррупционной направленности в России и в Республике Башкортостан за 2012-2020 годы, а также по результатам социологического исследования Института стратегических исследований Республики Башкортостан, проведенного в 2020 году на основе методики оценки коррупции, утвержденной Постановлением Правительства РФ. Исследование было сфокусировано на проблемах во взаимодействии граждан и сотрудников органов государственной и муниципальной власти («бытовая» коррупция), а также органов власти и представителей бизнеса («деловая» коррупция) (соответствующие выборки составили 814 и 300 человек). Исследование «бытовой» коррупции проводилось методом индивидуального формализованного интервью, «деловой» коррупции - методом анонимного анкетирования на платформе Google Forms.
Полный текст
Множество международных и российских политических и правовых документов и публикаций специалистов, представляющих разные отрасли научного знания, обусловили целый ряд интерпретаций коррупции. Приведем две наиболее полные и часто встречающиеся в литературе дефиниции: в самом общем понимании коррупция — это использование должностными лицами служебного положения в корыстных целях [24. С. 147]. Поскольку предмет нашего рассмотрения — коррупционные преступления, которые подразделяются на несколько видов, мы будем опираться на определение, представленное в законодательстве: «коррупция — злоупотребление служебным положением, дача взятки, получение взятки, злоупотребление полномочиями, коммерческий подкуп либо иное незаконное использование физическим лицом своего должностного положения вопреки законным интересам общества и государства в целях получения выгоды в виде денег, ценностей, иного имущества или услуг имущественного характера, иных имущественных прав для себя или для третьих лиц либо незаконное предоставление такой выгоды указанному лицу другими физическими лицами» [30].
Различия в интерпретациях коррупции и в подходах к ее изучению проявляются в классификации ее видов. На наш взгляд, при классификации действий коррупциогенного характера следует опираться на то, по какой из нормативных систем (право или мораль) оценивается коррупционное поведение — как девиантное (аморальное) или как деликвентное (преступление), а также на то, в какой сфере осуществляются коррупционные действия. Соответственно, коррупция может быть государственной (верхушечной), политической, коммерческой (деловой) и бытовой (низовой) [8; 18]. Возможны и иные классификации, поскольку коррупция — сложное, многофакторное, объективно существующее социально-опасное явление, требующее междисциплинарного изучения.
Когда коррупция становится предметом социологического интереса, институциональный и структурно-функциональный подходы дополняют межпредметную методологию ее изучения. К тому же коррупция приобрела институциональные признаки, имеет свою иерархию и стратификацию в социальной структуре. Институционализация коррупции свидетельствует о том, что существующие и возникающие практики взаимодействия социальных групп, индивидов и органов власти на коррупционной основе стали регулярными и долговременными, а в российской действительности и традиционными: 34% опрошенных нами респондентов видят причины коррупции в стране в традициях и особенностях менталитета, 37% — в традиционной алчности чиновников.
Признаками превращения коррупции в социальный институт служат, например, функции, которые она выполняет. Выделяют следующие функции коррупции: упрощение административных связей, ускорение принятия управленческих решений, сокращение и ослабление бюрократических барьеров, перераспределение ресурсов в условиях их дефицита; «обеспечение незаконным путем объективной потребности», не удовлетворенной в должной мере нормальными социальными институтами [3. С. 292; 10; 32. С. 21]. Признаками институционализации коррупции являются наличие субъектов коррупционных действий и отношений, распределение социальных ролей, формирование правил коррупционного поведения, таксы коррупционных услуг, сленга и символики, используемых при выстраивании коррупционных схем: «один дает, другой берет, и дело движется вперед» [15. С. 261].
Институционализации коррупции во многом способствует наличие коррупционной идеологии. Так, в чиновничьей среде с начала рыночных реформ с подачи Г.Х. Попова укрепилось мнение, что взятка — способ адаптации чиновников к условиям рынка, а Е.Т. Гайдар утверждал, что «Россию у номенклатуры нельзя, да и не нужно отнимать силой, ее можно “выкупить”» [2. С. 143], — вот и «выкупаются» должности, услуги, контракты, ресурсы и т.п. В то же время простые люди часто рассматривают коррупционные проявления как норму, позволяющую ускорить решение проблемы, получить привилегию, выразить признательность за оказанную услугу и т.п.
В ходе проведенного нами исследования было установлено, что 61% опрошенных бизнесменов не использовали прямые или скрытые платежи, чтобы снизить активность чиновников при исполнении ими своего служебного долга, но каждый третий (33%) бизнесмен в той или иной мере пользовался этим коррупционным инструментом. В 2020 году в Башкортостане каждый третий предприниматель в той или иной мере был участником коррупционных действий в форме подарков (60%), прямых и скрытых платежей (30%) и неформальных услуг (42%). 38% опрошенных предпринимателей назвали сумму неформальных платежей в диапазоне от 3 до 150 тысяч рублей, причем для 44% из них размер платежа был известен заранее. 47% респондентов из «неделовой среды» назвали стоимость подарка или величину взятки в интервале от 3 до 15 тысяч рублей, и для 63% из них сумма была известна заранее. В общественном сознании сложилось терпимое, часто безразличное и даже оценочно-неопределенное отношение к коррупции. Например, только 40% респондентов осудили и тех, кто дает взятки, и тех, кто их берет, 22% — только берущих взятки, а каждый десятый не осуждает никого из них.
Сохранение и воспроизводство коррупции на всем временном пути развития государственно-организованных обществ обычно объясняется теми же причинами, что и существование социальных отклонений как таковых, включая крайне деструктивную и социально-опасную их форму — преступность, о которой немецкий профессор-юрист, представитель сформировавшейся в 1880–1890-е годы социологической школы уголовного права Ф. Лист писал, что преступность вечна, как смерть и болезни [13. C. 103]. Другие представители школы — Э. Ферри [31] и Г. Тард [26] — отмечали взаимосвязь цивилизации и преступности, а Э. Дюркгейм считал преступность «нормой», без которой общество невозможно [4].
Ответ на вопрос о причинах этой «нормальности» дают социологи и криминологи [3; 12]. Так, «наличие, постоянное сохранение в обществе преступности — невозможно без признания того, что и преступность выполняет определенную социальную функцию, служит формой либо регулятивной, либо адаптивной (приспособительной) реакции на общественные процессы, явления, института» [33. C. 14]. Следовательно, коррупция как вид преступности и аморальности объективно присуща обществу, живущему в условиях товарно-денежных отношений, и государству, пораженному бюрократизмом, будучи способом корректировки неэффективной работы государственной системы: «коррупция — хроническая и неизлечимая болезнь любого государственного аппарата всех времен и народов» [9].
Основной детерминантной коррупции является бюрократизм как патология государственного управления и следствие стагнации государственной власти. По мере снижения эффективности государственного аппарата и социального контроля под влиянием бюрократизации возрастают возможности коррупции, которая как бы компенсирует недостатки управления. И если бюрократизм — это власть должностного положения, то коррупция — злоупотребление этим положением ради выгоды обладающих властью. Скажем, такое производное коррупции, как блат — это «неформальная система сопротивления требованиям бюрократии» [19. C. 183], т.е. использование личных контактов для обеспечения доступа к ресурсам, товарам, услугам и привилегиям в собственных, родственных и дружеских корыстных интересах.
Блат возможен благодаря такой детерминанте коррупции, как кумовство (непотизм) — служебное покровительство друзьям и родственникам в ущерб делу [16. C. 286], когда «все в нашей власти — если во власти все наши!» [14. C. 260]. В управленческой практике кумовство проявляется в так называемых «командах» поддержки или соратников, на которые опираются руководители всех рангов и которые составляют основу бюрократических аппаратов этих руководителей. Такая взаимная поддержка редко способствует синергетическому эффекту в управлении и чаще ведет к достижению идеала бюрократии — максимизации масштабов и сфер контроля при минимизации ответственности [5; 6].
Коррупционные действия, включая взяточничество (получение взятки и посредничество), относятся к социально опасным видам преступности, которой оказывается активное противодействие. В советское время взяточничество характеризовалось выраженной латентностью и меньшими масштабами по сравнению с настоящим временем. Так, например, в 1980-е годы удельный вес коррупционных преступлений в общем числе зарегистрированной преступности в стране не превышал 0,6%, причем и в СССР, и в РСФСР наблюдалась тенденция сокращения выявленных случаев взяточничества (с 6024 фактов — в СССР и 3268 фактов — в РСФСР в 1980 году до 4292 фактов — в СССР и 2195 фактов — в РСФСР в 1989 году) [17. C. 74].
С 1990-х до 2009 года официальная статистика стала показывать устойчивую тенденцию роста зарегистрированного взяточничества в России (2691 факт — в 1990 году, 6872 факт — в 1999, 13141 факт — в 2009 году) [3. C. 301], как и общих показателей преступности в стране. С 2012 по 2019 год в России в целом и в Республике Башкортостан статистика вновь показала тенденцию снижения уровня регистрируемой преступности (2012 — соответственно 2302168 и 65418 преступлений, 2016 — 2160063 и 65343, 2018 — 1991532 и 54428) и уровня выявленных преступлений коррупционной направленности, которые в стране и регионе не превышали 2,6% (2012 — соответственно 49513 и 1690 преступлений, 2016 — 32924 и 549, 2018 — 30495 и 623) [20; 21; 22]. 2020 год показал рост регистрируемой преступности и коррупционной ее разновидности: в России — соответственно 2044221 и 30813 преступлений [23], в Башкортостане — 55883 и 1103 [7] (Табл. 1). В 2020 году удельный вес коррупционных преступлений в общем объеме зарегистрированной преступности составил в России 1,5%, в Башкортостане — 2%.
Таблица 1. Преступления коррупционной направленности в России и Республике Башкортостан, 2012–2020 годы [7; 20; 21; 22; 23]
Преступления | Российская Федерация | Республика Башкортостан | ||||||
2012 | 2016 | 2018 | 2020 | 2012 | 2016 | 2018 | 2020 | |
Всего: | 49513 | 32924 | 30495 | 30813 | 1690 | 549 | 623 | 1103 |
Связанные со взяточничеством | 9758 | 10758 | 12527 | 14548 | 257 | 327 | 293 | 370 |
Связанные с коммерческим подкупом | 1212 | 1165 | 968 | 1444 | 106 | 116 | 36 | 56 |
Помимо взяточничества, к преступлениям коррупционной направленности относятся должностные преступления против интересов государственной службы, местного самоуправления, коммерческих и иных организаций. Если в 2018 году в России было учтено 13262 преступления против интересов государственной службы, то в 2020 году — 14773, а в Республике Башкортостан — соответственно 494 и 652 [7; 23]. На фоне роста числа преступлений коррупционной направленности заметно и увеличение денежных сумм, фигурирующих в них: 2012 год — 30271 тысяч рублей, 2016 — 3988, 2018 — 72586, 2020 — 126604 [20; 21; 22; 23]. В 2012 году средний размер взятки в Башкортостане составил 83 тысячи рублей, в 2018 году — 522 тысячи, в 2020 — 663 [7]. Таким образом, коррупционеры стали выше ценить свои «услуги» и учитывать разницу между возможной выгодой и финансовыми потерями в случае разоблачения. В 2020 году ущерб от коррупционных преступлений в республике составил 258612 тысяч рублей.
Общество, за исключением чиновничье-бюрократического сословия, заинтересовано в сокращении коррупции до социально-терпимого уровня — когда проявления коррупции не оказывают на общественное сознание сильного депрессивного воздействия. Сложность решения этой задачи обусловлена объективной природой и институциональным характером коррупции, ее взаимосвязью с другими формами социальных отклонений, прежде всего преступностью, наличием сильнодействующих факторов коррупции, включая заинтересованных в ней групп, располагающих огромными административными и финансовыми возможностями для торможения антикоррупционной политики и сведения ее к показательным кампаниям.
Кроме того, коррупция отличается высокой способностью адаптироваться к существующим барьерам, разрушать их и препятствовать созданию новых. Как правило, речь идет о правовых и административных антикоррупционных барьерах, но возникают и барьеры, которые, напротив, способствуют процветанию коррупции. Например, это дополнительные правила, регламентации, условия для деятельности коммерческих структур, особенно на стадии их создания и начала функционирования, и в сфере оказания государственных услуг. Сталкиваясь с подобными барьерами и разрушая их при помощи взяток, предприниматели несут дополнительные издержки и в стремлении сократить их нередко экономят на выполнении законных требований (за такой «экономией» стоят не только материальные, но и людские потери). В целом обеспечить социально-терпимый уровень коррупции одними лишь правовыми мерами не удастся — нужны эффективные политические, экономические и социальные меры противодействия ей [25. C. 141; 32. С. 307].
Вместе с тем следует отметить и позитивные результаты противодействия коррупции правоохранительными органами, что выражается в росте выявляемости и раскрываемости преступлений коррупционного характера (в 2020 году в России составили 95% [23]). Тем не менее, снизить коррупцию до социально-терпимого уровня одними полицейскими мерами невозможно. Огромный резерв для решения этой задачи кроется, во-первых, в формировании в общественном сознании устойчивого чувства неприятия коррупционных действий, какими бы причинами они ни объяснялись; во-вторых, необходимо активное участие самого общества в противодействии коррупции. «Я буду ждать того времени, — писал великий русский писатель-драматург А.Н. Островский, — когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного» [14. С. 364]. Эти слова актуальны и сегодня, но звучат скорее как благие пожелания, поскольку «в настоящий момент, к сожалению, вклад общественности в выявление коррупционных преступлений не столь значителен» [11. C. 27].
Следует хотя бы тезисно сказать о мерах противодействия коррупции, например, в Республике Башкортостан и об оценке их эффективности респондентами. В регионе эту работу проводят не только правоохранительные органы, но и структуры государственной власти и муниципального управления. Объединяет их усилия Комиссия по координации работы по противодействию коррупции в Республике Башкортостан, возглавляемая главой региона. Также создано Управление главы региона по противодействию коррупции в Аппарате межведомственного Совета общественной безопасности республики. Оценку эффективности антикоррупционных мер Комиссия осуществляет не только по отчетам и статистическим данным, но и по результатам социологических исследований.
В российском и региональном законодательстве, в подзаконных нормативно-правовых актах описан комплекс антикоррупционных мер, применение которых дает различный эффект, связанный не только с выявлением и раскрываемостью преступлений коррупционной направленности, но и с их предупреждением и профилактикой. Оценка этих мер респондентами-предпринимателями, мнение которых в силу их профессиональной деятельности можно считать компетентным, представлена в Таблице 2.
Если суммировать данные по двум группам показателей: 1 — «очень и скорее эффективные» — и 2 — «скорее и абсолютно неэффективные», то наиболее эффективными респонденты считают следующие антикоррупционные меры: ужесточение наказания (76%), упрощение процедуры предоставления государственных услуг (74%), ограничение (обезличивание) прямого контакта между заявителем и исполнителем государственных услуг (70%), информирование граждан о возможностях противодействия коррупции (69%). Таким образом, предприниматели поддерживают не только строгое наказание коррупционеров, но и меры профилактики, включая предание гласности фактов коррупции и повышение информированности граждан о возможностях противодействия коррупционным действиям. Однако респонденты не считают эффективными массовую пропаганду нетерпимости к коррупции (34%), повышение заработной платы чиновников (48%) и ротацию управленческих кадров (34%).
Как и в случае с преступностью в целом, представления о масштабах и сферах распространения коррупции на трех уровнях организации социума (страна — регион — муниципалитет) преимущественно сформированы средствами массовой информации. Так, степень коррумпированности федеральных органов власти респонденты оценивают выше (31%), чем республиканских (21%) и муниципальных (19%), хотя более трети (37%) опрошенных затруднились с ответом. Такой же умозрительный характер имеют оценки мер, направленных на противодействие коррупции: только 8% знают об этих мерах и постоянно повышают свою информированность, каждый четвертый (25%) что-то слышал, но конкретно ничего сказать не может. 37% считают недостаточно эффективной проводимую в стране антикоррупционную политику, потому что власти либо хотят, но не могут эффективно бороться с коррупцией (20%), либо могут, но не хотят этого делать (22%). Четверть респондентов не смогли или не захотели высказать свое мнение по этому вопросу. Вероятнее всего, эти оценки формируются на основе несовпадения ожиданий от применяемых мер и реальных результатов, а также под влиянием акцентов, содержащихся в материалах СМИ.
Все это подтверждает актуальность задачи достижения социально-терпимого уровня коррупции, обусловленного не привыканием к ней как средству, компенсирующему недостатки управленческих структур, или методу противостояния соперничающих преступных групп, а восприятием коррупции и ее последствий на основе достоверной информации и компетентных оценок антикоррупционных мер.
Таблица 2. Оценка респондентами-предпринимателями эффективности антикоррупционных мер (в %) (Республика Башкортостан, 2020)
Содержание меры | Степень эффективности | ||||
Очень эффективная | Скорее эффективная | Скорее неэффективная | Абсолютно неэффективная | Затрудняюсь | |
Создание специального органа по борьбе с коррупцией | 12 | 40 | 26 | 11 | 11 |
Введение ограничений на сделки между государственными структурами и коммерческими организациями, руководители которых состоят в родственных отношениях | 15 | 47 | 22 | 6 | 10 |
Регламентирование подарков должностным лицам | 10 | 43 | 27 | 10 | 10 |
Повышение прозрачности во взаимодействии государственных и муниципальных служащих с организациями в рамках системы «электронное правительство» | 30 | 37 | 14 | 8 | 11 |
Ограничение (обезличивание) прямого контакта заявителя и исполнителя государственной услуги | 30 | 40 | 14 | 7 | 9 |
Упрощение процедуры предоставления услуг органами власти (принцип «одного окна», МФЦ, Интернет-портал государственных услуг) | 36 | 38 | 10 | 6 | 10 |
Совершенствование законодательства | 19 | 44 | 19 | 5 | 13 |
Система ротации должностных лиц | 13 | 40 | 26 | 8 | 13 |
Усиление контроля за доходами и расходами должностных лиц | 30 | 36 | 18 | 7 | 9 |
Ужесточение наказания за коррупцию | 39 | 37 | 10 | 6 | 8 |
Повышение зарплат чиновникам | 12 | 26 | 31 | 17 | 14 |
Публичное, включая СМИ, осуждение коррупционеров | 28 | 42 | 14 | 7 | 9 |
Информирование граждан о возможностях противодействия коррупции | 24 | 45 | 16 | 7 | 8 |
Массовая пропаганда нетерпимости к коррупции | 19 | 32 | 22 | 12 | 15 |
Об авторах
Сергей Васильевич Егорышев
Институт стратегических исследований Республики Башкортостан
Автор, ответственный за переписку.
Email: sv_egoryshev@mail.ru
доктор социологических наук, руководитель Центра исследования социального развития и формирования человеческого капитала
ул. Кирова, 15, Уфа, 450008, РоссияЕлена Александровна Егорышева
Институт права Башкирского государственного университета
Email: helena0503@mail.ru
кандидат юридических наук, доцент кафедры криминалистики Института права
ул. Достоевского, 131, Уфа, 450005, РоссияСписок литературы
- Ведерников В. С кого взятки не гладки // Российская газета. Неделя. 2020. № 287.
- Гайдар Е.Т. Государство и эволюция. М., 1995.
- Гилинский Я.И. Девиантология: социология преступности, наркотизма, проституции, самоубийств и других «отклонений». СПб., 2021.
- Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1990.
- Егорышев С.В. Влияние криминальной девиации на демографические процессы в Республике Башкортостан // Вестник РУДН. Серия: Социология. 2020. Т. 20. № 1.
- Егорышев С.В. Экономическая преступность как фактор снижения уровня управляемости обществом // Вопросы управления. 2020. № 5.
- Итоги деятельности МВД по РБ за январь-декабрь 2012 г., 2016 г., 2018 г., 2020 г. URL: https//02blaew/xn- plai/slujba/itogi-dejatelnosti.
- Кабанов П.А., Райков Г.И., Чирков Д.К. Политическая коррупция в условиях реформирования российской государственности на рубеже веков. М., 2008.
- Кирпичников А.И. Взятка и коррупция в России. СПб., 1997.
- Клямкин И., Тимофеев Л. Теневой образ жизни: Социологический автопортрет постсоветского общества. М., 2000.
- Краснов И. Прививка от коррупции // Российская газета. Неделя. 2020. № 278.
- Кунц К.-Л. Введение в криминологическое мышление. СПб., 2019.
- Лист Ф. Задачи уголовной политики. Преступление как социально-патологическое явление. М., 2009.
- Мудрость России / Сост. Кожевников А.Ю., Линберг Т.Б. СПб., 2005.
- Мудрость тысячелетий от А до Я. Великие мысли и афоризмы великих людей / Сост. В.Н. Зубков. М., 2010.
- Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1973.
- Преступность и правонарушения в СССР. Стат. сб. М., 1990.
- Сатаров Г.А. Диагностика российской коррупции: Социологический анализ. М., 2002.
- Смелзер Н. Социология. М., 1990.
- Состояние преступности в России за январь-декабрь 2012 г. М., 2013.
- Состояние преступности в России за январь-декабрь 2016 г. М., 2017.
- Состояние преступности в России за январь-декабрь 2018 г. М., 2019.
- Состояние преступности в России за январь-декабрь 2020 г. М., 2021.
- Социологический энциклопедический словарь / Ред. Г.В. Осипов. М., 1998.
- Социология и экономика современной социальной реальности. М., 2014.
- Тард Г. Преступник и преступление. Сравнительная преступность. Преступления толпы. М., 2004.
- Тимофеев Л. Институциональная коррупция: Очерки теории. М., 2000.
- Троцук И.В. Краткий курс социологии в изложении криминолога // Вестник РУДН. Серия «Социология». 2014. № 4.
- Троцук И. Неформальные практики: иррациональное поведение или влияние культуры? Два контекстуальных «фрейма» для изучения неформальной экономики // Крестьяноведение. 2018. Т.3. № 4.
- Федеральный закон от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ «О противодействии коррупции» // Российская газета. 2020. 1 августа.
- Ферри Э. Уголовная социология. М., 2009.
- Яковлев А.М. Социология экономической преступности. М., 1988.
- Яковлев А.М. Социология преступности. М., 2001.