Том 21, № 4 (2022): К 100-летию образования СССР

Исследуется соотношение категорий рационального и иррационального в философии Просвещения и классическом марксизме, нашедшем свое воплощение в России в виде большевизма (ленинизм). Авторы выявили, что рационализм как своеобразная «мифология Разума» возник в эпоху Просвещения и достиг апогея в Великой Французской революции и немецкой классической философии. Несмотря на то, что в ряде работ классического марксизма были выдвинуты весьма эвристически ценные идеи переформулирования проблемы сущности и соотношения категорий рационального и иррационального, рационализм господствовал в осмыслении реальности и практиках первых лет Октябрьской революции. Это нашло выражение в работах В.И. Ленина, в общественно-политической и духовной атмосфере революционной России, что имело далеко идущие последствия для советского общества. Этот феномен проложил дорогу государственно-политической мифологии Разума и его фетишизации, мистификации науки (которая, как магия, - «все может»). Данные рационалистические схематизмы глубоко проникли во все формы массового сознания и породили культ Разума, на основе которого должны были быть преобразованы все сферы жизни советского общества.

Исследование посвящено анализу процесса становления советской системы школьного образования в 1920-1930-е гг. Рассматривая политику советской власти в данной сфере и ее конкретные результаты, следует отметить, что проводимые в ходе реформирования образования эксперименты сопровождались как положительными, так и отрицательными парадигмами. Из положительных итогов, которые наблюдались уже к концу 1920-х гг., особо выделяются количественные изменения, ознаменовавшиеся ростом числа учебных заведений, а также численности учителей и учащихся. Также поступательно, хотя и медленнее, шло укрепление материально-технической базы школ. Масштабные преобразования, касавшиеся ломки старой российской и строительства новой советской школы, проходили на фоне важных исторических событий (Гражданской войны, голода, индустриализации и коллективизации и т. п.), которые оказывали влияние на ход модернизационных процессов. Наряду с объективными факторами на развитии образовательной сферы сказывались и субъективные причины (недовольство населения отдельными мероприятиями в области школьного дела, консервативные взгляды крестьянского населения и др.). В результате в начале 1930-х гг. курс советского правительства в отношении общеобразовательной школы был пересмотрен. В целях исправления допущенных ошибок советской власти пришлось вернуться к традиционной классно-урочной системе преподавания. На 30-е гг. XX в. приходится увеличение бюджетного финансирования системы школьного образования. Все это в совокупности позволило Советскому государству достичь заметных результатов по повышению уровня грамотности населения, количественному расширению начального и среднего образования, качественному улучшению уровня образования в целом.

Политика США в Центральной Азии является актуальной проблемой, которая вызывает дискуссии среди исследователей. Нельзя не задаться вопросом об истоках этой политики, особенно в эпоху холодной войны. Это, в свою очередь, заставляет ученых ставить вопрос о роли США в распаде Советского Союза и образовании независимых государств на бывшей территории советской Средней Азии. В исследовании рассматривается эффективность американских пропагандистских служб, действовавших на регион Центральной Азии в период холодной войны. Самой заметной структурой, которая пыталась влиять на политические настроения населения этого региона, было Радио Свобода (РС). Ее подразделения, ориентированные на регион Средней Азии, состояли из бывших коллаборационистов во время Второй мировой войны, и советский пропагандистский аппарат воспользовался этой ситуацией. РС использовала концепцию единого антикоммунистического Туркестана, которая не соответствовала реальной ситуации в советской Средней Азии. Глушение передач радиостанции и отсутствие обратной связи со слушателями создавали большие препятствия для деятельности РС в этом регионе. Именно это доказывает, что эффективность этой деятельности была не столь велика, как ее финансовое обеспечение. Используя архивы российских и американских спецслужб и документы центральноазиатских архивов, исследователи в будущем получат возможность уточнить этот вывод.

Рассматривается вовлеченность калмыцкой княгини Анны Тайшиной в процесс встраивания крещеных калмыков в экономическое, политическое и административно-правовое пространство России. Основываясь на обширной документальной базе, автор отмечает, что образование обособленного калмыцкого княжества на Средней Волге стало следствием российской политики христианизации и целенаправленного поселения крещеных калмыков за пределами Калмыцкого ханства. Передача территорий с особым административным статусом в единоличное женское управление, пусть и под строгим правительственным контролем, является единственным примером в истории царской России. Отмечается, что в хрониках середины 20-х - 30-х гг. XVIII в. Анна Тайшина упоминалась исключительно в связи с активной политической деятельностью ее мужа Петра Тайшина и заинтересованностью в его услугах российских властей. Выявлено, что наделение Тайшиной властными полномочиями произошло не только в силу случайного стечения обстоятельств: неожиданная смерть ее мужа и отсутствие высокородных отпрысков среди калмыков, принявших крещение, но и стремлением российского правительства поселить крещеных калмыков на удаленной территории. Исследование показало, что за короткий период княжения Тишиной были заложены основы административно-территориального устройства калмыцкого поселения, его властной структуры и порядка управления, хозяйственного и социального развития; о высоком правовом статусе калмыцкой княгини свидетельствовала передача калмыцкого поселения в ведомство Коллегии иностранных дел. Подтверждается, что все нововведения, поддержанные правительством, осуществлялись по инициативе Анны Тайшиной либо ставропольского коменданта, но обязательно со ссылкой на ее мнение. Сделан вывод: сложившийся при жизни Анны Тайшиной порядок задал вектор развития калмыцкого поселения вплоть до его упразднения в 1842 г.

Анализируется деятельность консульских служб Ирана на Кавказе, их роль в российско-кавказских дипломатических отношениях, в частности, в процессах адаптации иранских трудовых мигрантов в принимающих обществах. Авторы ставят своей целью расширение исторических знаний о пребывании на территории Кавказа иранцев, восстановление полной картины истории миграционных процессов в регионе. Выявлены особенности ирано-кавказских дипломатических отношений в досоветский период, положение мигрантов и их правовое сопровождение, деятельность консульств в сохранении иранской культурной идентичности, внутренние и внешние проблемы в иранских консульских службах. В научный оборот введены документы политических и консульских миссий Ирана на Кавказе за 1905-1911 гг., отложенные в Архиве Министерства иностранных дел Исламской Республики Иран, материалы иранской периодики рассматриваемого времени в совокупности с личными делами вице-консулов, хранящимися в фонде «Персидский стол» (Ф. 144) Архива внешней политики Российской империи. Они позволили определить весомый вклад консульских служб в развитие дипломатических отношений двух стран. Сделан вывод о наибольшей успешности этих отношений в Терской области, что связано с благоприятными условиями ее развивающейся экономики для трудовых мигрантов и такими субъективными факторами, как личные качества ряда вице-консулов, уровень их взаимодействия с российскими властями. Деятельность вице-консулов удачно сочетала содействие инкорпорации мигрантов в российскую экономику и культуру с созданием условий для сохранения иранской культурной идентичности.

Автор предлагает новый историографический подход, в основе которого лежит выделение сущностных линий историографического раскола без деления работ по дисциплинарному принципу. Очередной историографический поворот в изучении феномена советскости автор связывает с расширением источниковой базы и прежде всего с обращением к массовым источникам личного происхождения, в частности, письмам во власть, которые в силу представительства разных социальных групп позволяют уточнить процесс утверждения новых советских ценностей и, соответственно, существующие историографические выводы, а также верифицировать теоретические и методологические основания современных исследований. Анализ показал, что при всем многообразии теоретических и методологических подходов наиболее перспективной представляется идея двойственной природы феномена советского и обращение к «большим смыслам». А массовые источники способствуют переходу от изучения абстрактного советского человека к исследованию «homo soveticus» во всем многообразии его жизнедеятельности на разных этапах истории.