Феномен перехода из православия в армянскую веру в Российской империи XIX - начала XX в.

Полный текст

Введение

История взаимоотношений Русской православной церкви (далее – РПЦ) с Армянской Апостольской церковью^[1] (далее – ААЦ) насчитывает почти тысячелетнюю историю. Однако наиболее тесное взаимодействие между двумя церквями началось во второй четверти XIX в., после вхождения Восточной Армении и Эчмиадзина – центра ААЦ – в состав Российской империи (1828 г.). В рамках данного взаимодействия сложился целый комплекс направлений деятельности, участниками которых выступали представители обеих церквей. Одни направления свидетельствовали об объединении общецерковных усилий (например, в сфере духовного просвещения и образования, в проведении совместной богословской полемики и др.). Другие направления, наоборот, побуждали каждую церковь к защите собственных прав. Так происходило в тех случаях, где церковные интересы сталкивались и приводили к проблемным ситуациям (к примеру, в вопросах о праве осуществления армянскими священнослужителями церковных таинств в отношении лиц православного исповедания, возможности географически близкого сосуществования православного и армянского храмов в пределах одного города, праве реализации публичных религиозных обрядов и т.д.).

Особую страницу в русско-армянских церковных связях XIX – начала XX в. составляет феномен вероисповедных переходов, которые осуществлялись как из армянского вероисповедания в православное, так и, наоборот, – из православия в армянскую веру. Если переходы из других исповеданий в православие активно поощрялись РПЦ и Российским государством в целом, то переходы из православия в иные христианские исповедания, в т. ч. в армянскую веру, на практике сопровождались обстоятельствами, заслуживающими специального анализа. Анализ феномена вероисповедных переходов из православия в армянскую веру составляет цель настоящей статьи.

Для реализации поставленной цели были поставлены следующие задачи:

• определить мотивы переходов из православия в армянскую веру;
• выявить механизмы государственно-церковного регулирования данных переходов как до, так и после 1905 г.;
• проследить связь между фактами вероисповедных переходов и процессом заключения религиозно-смешанных браков между лицами православного и армянского исповеданий.

В отечественной научной литературе вопросы вероисповедной политики синодального периода изучены в основном либо в контексте истории неправославных и нехристианских конфессий в России (например, католичества, протестантизма, ислама и т.д.), либо с точки зрения эволюции законодательства Российской империи в сфере религии и анализа правового статуса представителей различных исповеданий. Данные вопросы разрабатываются как усилиями историков^[2], так и специалистов в сфере юриспруденции^[3].

Отдельные аспекты истории Армянской церкви в Российской империи и русско-армянских церковных связей получили свое отражение в работах современных российских ученых И.В. Амбарцумова и В.Г. Вартаняна, а среди представителей армянской исторической науки – в трудах В.Г. Туняна^[4]. Что касается обстоятельств перехода лиц из армянской веры в православную, то данный вопрос частично затронут А. Айрапетяном (принятие армянами православия по экономическим мотивам)^[5], а феномен обратного перехода (из православия в армянское исповедание) вплоть до настоящего времени остается без должного внимания исследователей.

Имеются публикации, посвященные изучению правовых механизмов и особенностей регулирования смешанных браков в Российской империи в целом^[6], однако специальное внимание бракам, заключавшимся между лицами православного и армянского исповеданий, уделил в своих работах лишь петербургский исследователь И.В. Амбарцумов^[7].

Исходя из этого, основой для выявления мотивов, фактов и обстоятельств переходов из православия в армянскую веру, анализа процесса государственно-церковного регулирования браков между лицами православного и армянского исповеданий послужили неопубликованные источники (материалы делопроизводства и метрические книги) из фондов Национального архива Республики Армения (г. Ереван). Для более полного раскрытия темы использовались также частично опубликованные материалы из фондов Российского государственного исторического архива (г. Санкт-Петербург) и официальные законодательные акты Российской империи.

Мотивы и обстоятельства переходов из православия в армянское вероисповедание

Как известно, до принятия высочайшего указа 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» переход из господствующей религии – православия – в другие конфессии, равно как и переход из христианских исповеданий в нехристианские, законодательно не разрешался. Между тем что же происходило на практике, если лицо, крещенное в РПЦ, изъявляло желание перейти в армянскую веру?

В письме от 25 ноября 1843 г., адресованном в главное управление Закавказским краем, глава Грузинского экзархата РПЦ (церковного округа, охватывавшего территорию Закавказья в 1811–1917 гг.) архиепископ Евгений (Бажанов) излагал следующую ситуацию.

В 1817 г. у жительницы Тифлиса грузинки Кетеваны Манденовой родился внебрачный сын Григорий (в документах он именуется Григорием Арменовым). Он был крещен в православной церкви, однако его восприемником при крещении стал прапорщик Шергил Шергилов армянского вероисповедания. Когда Григорий достиг совершеннолетия, Шергилов взял его к себе в услужение и «разными ласками склонил его к принятию армянской веры»^[8]. Узнав об этом, благочинный Тифлиса священник Григорий Чрелаев и священник Тифлисского кафедрального Сионского собора Иоанн Басхаров неоднократно пытались увещать Григория Арменова держаться православия. Отмечалось, что священники не использовали в отношении Арменова ни угроз, ни принуждений^[9].

При этом экзарх Евгений ссылался на указ Святейшего синода от 31 декабря 1842 г., который повелевал, что в подобных случаях епархиальное духовное начальство должно поручать местному духовенству убеждать «иноверцев к обращению их в православие только кроткими и благоразумными увещаниями и представлениями святости истин нашей Церкви»^[10]. На основании этого экзарх Евгений писал, что в увещаниях православных священников, адресованных Григорию Арменову с призывом остаться в православной вере, в которой он был изначально крещен, не содержалось никакого принуждения, а подобные увещания являлись «прямой обязанностью православного духовенства»^[11]. Завершал свое письмо экзарх Евгений так: «Принуждений же к переходу из армянской в православную веру никому из армян никогда не было, нет и быть не может»^[12].

Впоследствии, в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных, принятом в 1845 г., ст. 195 предусматривала санкции за «совращение» из православия в иное христианское исповедание, а статья 196 – за «отступление» от православия. В качестве санкции за отступление от православной веры предусматривалось увещание от православного священника^[13]. Именно путем увещания представители РПЦ старались удержать людей в православии, призывая не принимать иного вероисповедания.

Об этом свидетельствуют также материалы двух ниже указанных дел.

Предписание Эриванского губернатора И.И. Назорова Александропольскому уездному начальнику от 1 июня 1852 г. касалось того, чтобы последний «распорядился исследовать настоящее вероисповедание жителя деревни Кулиджан Шурагельского уезда Мхо (Михаила) Гевандова, а до того оставить его в свободном отправлении настоящей его веры»^[14]. 25 июня 1854 г. начальник Шурагельского участка в ответном письме Александропольскому армянскому духовному правлению сообщал, что «в Шурагельском участковом управлении состоит в производстве следствие о совратившемся из православной в армянскую веру кулиджанском жителе Михаиле Гевандове»^[15], который «должен быть подвергнут троекратному увещанию через православное духовенство»^[16]. Возможно, в судьбе Гевандова возникла сложная ситуация, выразившаяся сначала в переходе из армянской веры в православие, а затем в попытке обратного возвращения в родное армянское исповедание.

В 1854 г. Шемахинская палата уголовного и гражданского суда рассматривала дело, участниками которого были несколько армян, жители города Нухи, – Мкртич, Оган и Иван Казаровы, Петрос Нушимов и Давид Георгиев, «произвольно совратившиеся» из православия в армянскую веру^[17]. Согласно судебному решению для увещания и вразумления они были направлены к одному из городских православных священников^[18].

После принятия 17 апреля 1905 г. высочайшего указа «Об укреплении начал веротерпимости» последовал пересмотр действующего законодательства по делам вероисповеданий.

18 августа 1905 г. вышел циркуляр Министерства внутренних дел за № 4628 по вопросу о порядке перехода из православия в инославные и иноверные исповедания, в котором со ссылкой на п. 1 высочайшего указа от 17 апреля 1905 г. говорилось, что отныне «отпадение от православной веры в другое христианское исповедание или вероучение не подлежит преследованию… причем отпавшее по достижении совершеннолетия от православия лицо признается принадлежащим к тому вероисповеданию или вероучению, которое оно для себя избрало». Право выбора вероисповедания для детей, не достигших четырнадцатилетнего возраста, закреплялось за их родителями^[19].

На основании принятых российским правительством законодательных норм Эчмиадзинский синод ААЦ издал ряд циркуляров, положения которых регулировали переход из православия в армянское вероисповедание:

• 7 октября 1905 г. синод предписал лицам, желающим перейти из православия в армянскую веру, обращаться с просьбой о том соответствующему губернатору непосредственно или через уездное начальство^[20];
• 22 декабря 1906 г. было вынесено предписание армянским епархиальным консисториям о предоставлении всем священникам инструкций по беспрепятственному принятию в армянскую веру лиц из христианских инославных и нехристианских исповеданий по их письменным просьбам, за исключением лиц православного исповедания, в отношении которых следовало руководствоваться циркуляром от 7 октября 1905 г.^[21]

Однако 26 октября 1909 г. Эчмиадзинский синод отменил циркуляр от 22 декабря 1906 г. в связи с его несоответствием законодательству. Согласно статьям 6 и 8 Устава духовных дел иностранных исповеданий (издания 1906 г.), переход как нехристиан, так и лиц инославных христианских исповеданий во всякое терпимое христианское исповедание (к которым относилась Армянская церковь) допускался «без всякого участия духовенства того исповедания, в которое перейти они желают», а лишь с разрешения губернатора^[22].

Следовательно, лица, желавшие перейти в армянскую веру как из православия, так и из иных христианских и нехристианских исповеданий, должны были подать особое прошение губернатору. Если проситель принадлежал к православному исповеданию, то губернатор сначала обязан был поручить просителя православному священнику для увещания. В том случае, если разговор со священником не имел успеха, тогда просьба о перемене вероисповедания удовлетворялась, а губернатор или начальник области должен был проинформировать местную армянскую епархиальную консисторию о том, что просителя можно принять в лоно Армянской церкви.

Изученные дела подтверждают, что переход из православия в армянскую веру после 1905 г. происходил именно по такой схеме.

Так, 15 декабря 1908 г. исполняющий обязанности военного губернатора Дагестанской области Г.Т. Дадешкилиани писал благочинному священнику армянской церкви города Петровска: «На основании п. 2 циркулярного распоряжения Департамента духовных дел иностранных исповеданий от 18 августа 1905 г. за № 4628 при сем препровождаю на усмотрение Ваше прошение проживающей в городе Петровске Валентины Афанасьевны Демуровой (урожденной Мажаровой) о переходе из православия в армяно-григорианство с тем, чтобы об окончательном переходе Демуровой… было сообщено с возвращением прошения военному губернатору»^[23].

В марте 1911 г. крестьянка Самарской губернии, проживавшая на тот момент в городе Майкопе, Евфимия Федоровна Денисова, 21 года, в прошении на имя начальника Кубанской области писала, что желает выйти замуж за армянина, и просила разрешить перейти из православия в армянскую веру^[24].

В июне 1912 г. мещанка Калужской губернии, жительница Самарканда, Пелагея Дмитриевна Глухарева подала прошение на имя военного губернатора Самаркандской области о разрешении перехода из православия в армянскую веру, при этом о мотивах перехода ничего не было сказано. На основании прошения губернское правление выдало ей свидетельство о том, что со стороны военного губернатора «препятствий к переходу ее, Глухаревой, из православия в армяно-григорианское вероисповедание не встречается»^[25]. 5 июня 1912 г. Пелагея Глухарева отправила свидетельство в Астраханскую армянскую епархиальную консисторию с тем, чтобы консистория сделала надлежащее распоряжение^[26].

10 февраля 1913 г. жительница города Майкопа Пелагея Мищева подала прошение на имя начальника Кубанской области, в котором выражала «личное желание», лишенное «какого-либо принуждения», перейти из православия в армянское вероисповедание^[27]. 4 августа 1913 г. Пелагея Мищева была принята в лоно Армянской церкви, о чем армянская епархиальная консистория (Ново-Нахичеванская) уведомила Кубанское областное правление^[28].

В 1913 г. областное правление Терской области дало разрешение на переход из православия в армянскую веру жительнице станицы Барятинской Кизлярского отдела Анне Гордиенко^[29].

В том же 1913 г. жительница станицы Ладожской Кубанской области Тамара Гамазаспьянц подала прошение начальнику Кубанской области, содержание которого следующее: «При рождении, по случаю моей тяжкой болезни, родители мои, армяне армяно-григорианского вероисповедания сочли необходимым меня немедля окрестить, а так как в то время армянского священника не было, то таинство крещения совершил православный священник, что изволите усмотреть из приложенной при сем метрической выписи от 25 сентября 1905 г. за № 368. С самых малых лет я находилась в среде моих родных армяно-григориан и постепенно свыклась с их жизнью. Теперь, будучи совершеннолетней и не отличая вероисповедания моих родных от православия, я покорнейше прошу Ваше превосходительство разрешить перейти мне в лоно Армяно-григорианской церкви из православия»^[30]. 22 сентября 1913 г. Тамара Гамазаспьянц была принята в лоно Армянской церкви^[31].

Весной 1914 г. к саратовскому губернатору обратилась жительница города Царицына Екатерина Антоновна Шахназарова, 22 лет, о разрешении перехода ее из православия в армянскую веру. Прошение было также удовлетворено^[32].

5 января 1916 г. на имя начальника Кубанской области было подано прошение дворянки Валентины Георгиевны Земской, проживавшей в станице Сенгилеевской Кубанской области, о разрешении перехода из православия в армянское вероисповедание^[33].

Проанализированные документы показывают, что инициаторами прошений о переходе из православия в армянскую веру после 1905 г. были, в основном, женщины, чаще имевшие русские или русифицированные имена и фамилии. Если женщина имела армянские корни и русифицированную фамилию (например, Шахназарова, представляющая русифицированный вариант армянской фамилии Шахназарян), то, возможно, в силу определенных обстоятельств ранее она была крещена в православии, а затем намеревалась вернуться к родной вере. Данный мотив четко указан в прошении Т. Гамазаспьянц.

Однако в большинстве случаев преобладающим мотивом подобных переходов являлось намерение русских женщин вступить в брак с лицами армянского исповедания. Таким образом, факты перехода из православия в армянскую веру были тесно связаны с особенностями нормативно-правового регулирования заключения смешанных религиозных браков.

Законодательное регулирование заключения браков между лицами православного и армянского вероисповеданий

В Российской империи вопросы заключения, расторжения брака и признания его недействительным находились в ведении религиозных организаций. В частности, заключение брака между лицами православного исповедания осуществлялось православным священником. У вступающих в брак лиц армянского вероисповедания первой инстанцией в брачно-семейных делах была епархиальная консистория, высшей – Эчмиадзинский синод^[34]. Феномена светского брака не существовало. Вопросы заключения и расторжения брака регулировали правовые нормы, помещенные в статьях части 1 «Законов гражданских» (Т. Х. СЗРИ).

Вопрос о заключении смешанных браков лиц православного и армянского вероисповеданий, а также крещении детей, рожденных в данных браках, приобрел особую актуальность после присоединения Восточной Армении к России.

Заключение браков православных с армянами осуществлялось на основе общих законодательных требований к заключению и расторжению браков между представителями разных конфессий (наряду с католиками и протестантами). Данные вопросы регулировались статьями главы II «О браках лиц христианских неправославного исповедания между собою и с лицами исповедания православного» (статьи 61–78) части 1 «Законы гражданские» тома Х СЗРИ. В частности, согласно статье 67 перед вступлением в брак с лицами православного исповедания христиане других исповеданий должны были дать подписку православному священнику о том, что они «не будут ни поносить своих супругов за православие, ни склонять их чрез прельщение, угрозы или иным образом, к принятию своей веры, и что рожденные в сем браке дети крещены и воспитаны будут в правилах православного исповедания»^[35].

Как часто заключались смешанные браки между лицами православного и армянского исповеданий? Для определения количества таких браков, заключавшихся в разных регионах Российской империи, необходимы специальные исследования.
В качестве конкретного примера приведем данные, полученные на основании метрических книг эриванского Покровского православного собора за 1880–1885 гг. Город Эривань (совр. Ереван) к тому времени был одним из трех городов Закавказья (наряду с Александрополем и Карсом), где проживало наибольшее количество православного населения^[36].

По данным метрических книг, за шесть лет в Эриванском Покровском соборе было:

• совершено крещение 140 детей, при этом в 23 случаях их родители принадлежали к разной вере (как правило, муж исповедовал православие, а жена относилась к Армянской церкви);
• заключено 48 браков, из которых 6 являлись смешанными (жених – православного исповедания, а невеста – армянского)^[37].

Таким образом, общее количество выявленных супружеских пар равняется 188, при этом смешанных браков (как уже имевшихся, так и заключаемых) насчитывалось 29. Следовательно, в указанный период доля браков между лицами православного и армянского исповеданий в Эривани в среднем составляла около 15 %. При этом каждый из супругов продолжал исповедовать свою веру, а рожденные дети должны были обязательно принять крещение в Православной церкви.

После издания указа «Об укреплении начал веротерпимости» в 1905 г., казалось бы, законодательство о смешанных браках должно было измениться, однако, как следовало из дальнейших постановлений Эчмиадзинского синода, принятых на основании российского законодательства, приоритет в заключении смешанных браков в конечном итоге остался за РПЦ.

2 июня 1906 г. Эчмиадзинский синод вынес постановление о том, что брак лица православного исповедания с лицом армянского исповедания мог быть заключен по обряду ААЦ лишь в том случае, если лицо православного исповедания переходило в армянскую веру; в противном случае брак православного с лицом армянского исповедания совершался по обряду Православной церкви^[38]. Причиной для вынесения постановления стала адресованная в Нахичевано-Бессарабскую армянскую епархиальную консисторию просьба девушки православного исповедания Анны Клоч-
ковой о разрешении ей выйти замуж за армянина Карапета Закоянца и совершении этого брака по обряду ААЦ. Синод предписал, что в таком случае Анна Клочкова должна была перейти из православия в армянское вероисповедание^[39].

11 сентября 1906 г. Эчмиадзинский синод подтвердил свое решение, отправив всем армянским епархиальным консисториям циркулярное постановление: в случае заключения брака между лицом армянского вероисповедания и лицом православного исповедания следовало сперва принять православного в армянскую веру, если он этого пожелает, а потом уже совершать таинство венчания по армянскому обряду^[40].

Впоследствии прокурор Грузино-Имеретинской православной синодальной конторы А. Правдин докладывал прокурору Эчмиадзинского синода Л.А. Френкелю о ряде случаев, которые, по его мнению, свидетельствовали о крайне широком понимании армянским духовенством постановлений Эчмиадзинского синода.

Во-первых, в декабре 1906 г. армянский священник города Телави причастил двух православных лиц, желавших вступить в брак, а затем обвенчал их в своем храме по обряду ААЦ^[41].

Во-вторых, по сведениям, поступившим от священника Тифлисской православной церкви (какой – не сказано) Вениамина Контридзе (декабрь 1906 г.), жительница Тифлиса Мария Авгарозова, будучи православной и не желавшая менять свое вероисповедание, повенчалась в армянском храме на том основании, что ее жених – армянин. При этом армянский священник повенчал их без всякого на то разрешения^[42].

В-третьих, 11 февраля 1907 г. в армянском храме города Телави на основании распоряжения Грузино-Имеретинской армянской консистории, по которому предоставлялось право «сперва присоединения православных лиц к армяно-григорианскому исповеданию и причащению, а потом венчанию», была повенчана вдова Отарашвили, православного исповедания^[43].

В-четвертых, на основании сведений, поступивших от священника Тифлисской Вознесенской церкви Алексея Тебзадзе 19 февраля 1907 г. в адрес Грузино-Имеретинской православной синодальной конторы, крестьянка Кутаисской губернии Анна Схиртладзе, проживавшая в Тифлисе, православного вероисповедания, не желавшая переходить в армянскую веру, просила разрешения на вступление в брак по обрядам ААЦ по причине того, что ее жених – армянин^[44]. 23 февраля 1907 г. Грузино-Имеретинская контора постановила «просьбу Анны Схиртладзе о разрешении ей вступить в брак с армянином и о крещении детей по обрядам Армяно-Григорианской Церкви, как незаконную, оставить без последствий»^[45].

Прокурор А. Правдин констатировал тот факт, что в первых трех указанных выше случаях «армянским духовенством допускаются случаи венчания православных лиц с лицами армяно-григорианской веры без предварительного по установленному законом порядку перехода из православия в армяно-григорианскую веру, даже на таких условиях, чтобы дети, произошедшие от брака с армянином, были крещаемы по обрядам армяно-григорианской религии»^[46]. На этом основании он просил Л.А. Френкеля предоставить сведения о том, не было ли сделано Эчмиадзинским синодом каких-либо дополнительных распоряжений по порядку принятия в армянскую веру, совершения таинств причащения и венчания армянскими священнослужителями в отношении лиц, числившихся православными, и крещения детей по обряду Армянской церкви, рожденных в смешанных браках. Иными словами, А. Правдин хотел узнать, насколько законными являлись поступки армянского духовенства в приведенных ситуациях.

Ответы на поставленные вопросы становятся известны из содержания переписки между Департаментом духовных дел иностранных исповеданий и Эчмиадзинским синодом.

Дело в том, что согласно п. 4 статьи 93 нового Уголовного уложения 1903 г. духовным лицам иностранных исповеданий запрещалось «совершение брака иноверца с лицом заведомо православного исповедания прежде совершения брака православным священником»^[47]. Это означало, что в принципе венчание смешанного брака могло быть совершено и в ААЦ, но только лишь после первоначального его венчания в Православной церкви. На этом основании Департамент сообщал, что «закон не встречает препятствий при желании лиц, вступающих в брак, и при соблюдении указанного условия, к повторению обряда бракосочетания и в Армяно-григорианской Церкви»^[48].

Вместе с тем Департамент указывал на факт несоответствия российскому законодательству постановления Эчмиадзинского синода от 11 сентября 1906 г. о возможности заключения смешанного брака по обрядам ААЦ при условии перехода лица православного исповедания в армянскую веру, т.к. это могло привести к «прозелитизму» со стороны армянских священнослужителей^[49].

В ответ Эчмиадзинский синод защищал свою позицию. От его лица заявлялось: «…Имея в виду, что по силе действующих законоположений, смешанные браки между лицами православного и армяно-григорианского исповеданий должны быть совершаемы по обряду Православной Церкви… венчание таких браков в Армянской Церкви может быть допущено по желанию брачующихся лишь на принятии лицом православным армяно-григорианского исповедания. В этом же смысле состоялось журнальное постановление синода 11 сентября 1906 г.»^[50]. Принимая данное постановление, «синод и мысли не допускал о том, что подобное указание может повлечь за собой прозелитизм со стороны армянского духовенства»^[51].

Следовательно, Эчмиадзинский синод, во-первых, опровергал обвинения в прозелитизме (т.е. целенаправленном склонении девушек православного исповедания к принятию армянской веры в случае предстоящего заключения ими брака с женихами-армянами) и, во-вторых, вопреки светскому законодательству, считал недопустимым совершение повторного бракосочетания в Армянской церкви над лицами, уже заключившими смешанный брак в Православной церкви.

Тем не менее Департамент призвал Эчмиадзинский синод произвести коррекцию в церковно-правовом регулировании вопроса заключения смешанных браков.

18 февраля 1907 г. на основании п. 2 указа «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г.^[52], п. 2 статьи 1 положения Комитета министров «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 г.^[53] и норм высочайше утвержденного мнения Государственного совета «О согласовании некоторых постановлений Свода Законов, высочайше утвержденными 17 апреля 1905 г. положениями Комитета министров об укреплении начал веротерпимости»^[54], синод сделал следующее уточнение: брак лица армянского вероисповедания с лицом православного вероисповедания безусловно (курсив наш. – В.Б.) отправлялся по обряду Православной церкви^[55]. 21 марта 1908 г. данная норма была подтверждена^[56]. Таким образом, заключение браков между лицами православного и армянского исповеданий продолжало оставаться в компетенции РПЦ.

Возвращаясь к примерам, приведенным прокурором А. Правдиным, становится очевидным тот факт, что в случаях, когда армянские священники совершали венчание лиц, из которых хотя бы одно принадлежало православному исповеданию, происходило нарушение требований законодательства о смешанных браках.

Заключение брака по обряду Армянской церкви разрешалось лишь при условии, если жених и невеста к моменту венчания уже исповедовали армянскую веру. Следовательно, переход девушек из православия в армянское исповедание перед венчанием приводил к снятию межконфессионального барьера при последующем заключении брака с избранником-армянином. В этом случае брак становился моноконфессиональным, что, в свою очередь, позволяло крестить и воспитывать родившихся детей в армянском вероисповедании.

Выводы

Проведенное исследование показало, что в Российской империи до принятия Высочайшего указа «Об укреплении начал веротерпимости» (1905 г.) переход из православия в армянское вероисповедание, равно как и в иные неправославные исповедания, не допускался. Если же такие случаи имелись, они квалифицировались как уголовно наказуемые деяния. Санкцией, применяемой к лицам, «отпадшим» или «совратившимся» из православия в армянскую веру, являлось увещание через православного священника. В 1905 г. вследствие принятия ряда высочайших нормативно-правовых актов вероисповедное законодательство изменилось. Появился нормативно утвержденный порядок перехода из православия в иную веру, согласно которому просители должны были обращаться к местному губернатору, а затем, как и ранее, подвергнуться увещанию, которое служило последней мерой для удержания просителя в лоне РПЦ.

Именно поэтому переходы из православия в армянскую веру выявляются в большей степени по документам, относящимся к периоду после 1905 г. В ряде проанализированных документов причина перемены православного вероисповедания на армянское была связана с желанием девушки православного исповедания сочетаться браком с избранником-армянином. Поскольку заключение смешанных браков по-прежнему находилось в компетенции РПЦ, то венчание в Армянской церкви и последующее воспитание детей в армянском исповедании могли произойти только в результате заблаговременного перехода девушек из православия в армянскую веру.

Переписка Департамента духовных дел иностранных исповеданий с Эчмиадзинским синодом показывает, насколько Российское правительство и представители РПЦ были обеспокоены тем, что разрешение возможности заключения смешанных браков по армянскому обряду могло бы послужить, во-первых, дополнительным стимулом для перехода супруга православного вероисповедания в армянское, а во-вторых, причиной увеличения фактов крещения детей, родившихся в смешанном браке, по обрядам Армянской церкви. Поэтому Департамент добился от Эчмиадзинского синода признания первичного заключения смешанных браков лишь в РПЦ и крещения детей от таких браков только в православии.

Кроме предстоящего заключения брака, еще одним мотивом перехода из православия в армянскую веру мог служить факт рождения человека в этнически армянской семье и принятие им первоначального крещения в Православной церкви. Данная ситуация могла произойти в результате следующих обстоятельств:

• отсутствия армянского храма или священника на момент рождения ребенка в населенном пункте, в котором проживала армянская семья;
• необходимости срочного крещения ребенка-армянина в случае опасной болезни и наличия поблизости лишь православного священника или храма;
• длительного проживания армян в среде преобладающего православного населения и отождествления ими на бытовом уровне православия и армянской веры, т.к. при имеющихся различиях оба вероисповедания имеют много сходных позиций как в области богословия, так и в понимании церковных таинств и обрядов^[57].

Изучение феномена перехода из православия в армянскую веру и связанного с ним вопроса заключения смешанных браков позволяет воспринять данные явления как неотъемлемую часть русско-армянских церковных связей периода 1828–1917 гг., глубже понять особенности взаимоотношений РПЦ с неправославными христианскими исповеданиями в целом и выявить проблемы российского законодательства в области брачно-правовых отношений.

Кроме того, приведенные в статье факты и обстоятельства удачно иллюстрируют роль этнических, социальных и политико-правовых факторов в контактах между РПЦ и ААЦ. Проанализированный материал наглядно показывает степень влияния конфессиональной принадлежности людей на их судьбы, а также дает возможность прикоснуться к изучению повседневности и истории семьи.

 

^{[1] В Российской империи по Положению 1836 г. за Армянской Апостольской церковью закрепилось название «Армяно-Григорианская церковь», а армянское вероисповедание именовалось «армяно-григорианским».}

^{[2] Амбарцумов И.В. Неправославные христианские исповедания в системе российской государственности: конец XIX в. – июль 1914 г. СПб, 2014; Батуркин А. Вероисповедная политика Российской империи во второй половине XIX в. // Власть. 2009. № 2. С. 77–79; Вартанян В.Г. Армяно-Григорианская церковь в политике императора Николая I. Ростов-на-Дону, 1999; Верт П. Глава Церкви, подданный императора: Армянский католикос на перекрестке внутренней и внешней политики Российской империи, 1828–1914 // Ab Imperio. 2006. № 3. С. 99–138; Верт П. Православие, инославие, иноверие: Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи. М., 2012; Гавриленков А.Ф. Вероисповедная политика Российского государства в период империи (1721–1917 гг.): периодизация, принципы и исторические уроки // Известия Российской академии образования. 2015. № 4. С. 30–34; Каиль М.В. Конфессии России в политике Временного правительства, 1917 г. // Вестник архивиста. 2019. № 1. С. 299–311; Софронов А.А. Регулирование деятельности инославных и иноверных вероисповеданий Министерством внутренних дел // Вестник Костромского государственного университета. 2006. № 5. С. 32–35; Терюкова Е.А. Департамент духовных дел иностранных исповеданий и этноконфессиональная политика Российского государства (XVIII – начало XX вв.) // Государство, религия, церковь в России и за рубежом. 2010. № 4. С. 204–208; Терюкова Е.А. Российское законодательство начала ХХ века о вероисповедных переходах // Религиоведение. 2013. № 3. С. 163–177.}

^{[3] Дорская А.А. Правовой статус подданного Российской империи в начале ХХ века: вероисповедный аспект // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2002. № 2: Гуманитарные и общественные науки (философия, история, лингвистика, экономика, социология, право). С. 213–224; Кулиев Ф.М. Правовое регулирование деятельности конфессий в Российской империи в конце XVIII – начале XX в. // Известия СОИГСИ. 2015. № 15. С. 14–24; Кулиев Ф.М. Формирование системы управления христианскими неправославными конфессиями в XIX веке на Северном Кавказе // Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 28. С. 126–133; Миненко С.В. Российское законодательство по охране господствующей Православной Церкви о прозелитизме иноверческих Церквей (XVIII – XIX века) // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2011. № 1. С. 46–50; Моховая Т.А. Становление и развитие института брака в законодательстве Российской империи XIX века // Гуманитарные, социально-экономи-
ческие и общественные науки. 2014. № 4. С. 250–253; Софронов В.Ю. Государственное законодательство России по конфессиональным вопросам и православное миссионерство в конце XVII – начале XX в. // Известия Алтайского государственного университета. 2007. № 4. С. 138–144; Шингарева Н.В. Роль Департамента духовных дел иностранных исповеданий в процессе реализации государственной политики в вероисповедной сфере // Вестник Московского университета МВД России. 2015. № 10. С. 54–56.}

^{[4] Амбарцумов И.В. Неправославные христианские исповедания… С. 76–115; Вартанян В.Г. Армяно-Григорианская церковь в политике императора Николая I. Ростов-на-Дону, 1999; Тунян В.Г. Эчмиадзин и самодержавие: вопрос адаптации // Ежегодник богословского факультета Ереванского государственного университета. Ереван, 2017. С. 225–240; Тунян В.Г. Эчмиадзинский престол XIX – начала ХХ в. Ереван, 2001.}

^{[5] Айрапетян А. Демографическая политика России в Восточной Армении в XIX в. и начале XX в. (на примере Александропольского уезда) // Вестник Арменоведения. 2016. № 2. С. 83–94.}

^{[6] Ведяев А.В. Смешанные браки в Русской Православной Церкви в Синодальный период // Христианское чтение. 2017. № 6. С. 203–219; Коркодинова А.В., Главацкая Е.М. Религиозно-смешанные браки по материалам метрических книг лютеранской общины Екатеринбурга за 1886–1919 гг. // Документ. Архив. История. Современность: Материалы VI Международной научно-практической конференции, Екатеринбург, 2–3 декабря 2016 г. Екатеринбург, 2016. С. 374–378.}

^{[7] Амбарцумов И.В. Проблемы и коллизии брачного права Российской империи (конец XIX – начало ХХ в.) // Христианское чтение. 2013. № 1. С. 61–63; Амбарцумов И.В. Неправославные христианские исповедания… С. 196–197.}

^{[8] Национальный архив Армении (далее – НАА). Ф. 56. Оп. 1. Д. 1208. Л. 13–13 об.}

^{[9] Там же. Л. 13 об. – 14.}

^{[10] НАА. Ф. 56. Оп. 1. Д. 1208. Л. 14.}

^{[11] Там же.}

^{[12] Там же. Л. 14–14 об.}

^{[13] Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1845. С. 68–69.}

^{[14] НАА. Ф. 56. Оп. 1. Д. 2674. Л. 23.}

^{[15] Там же. Л. 33 – 33 об., 43–43 об.}

^{[16] Там же. Л. 43–43 об.}

^{[17] Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 821. Оп. 7. Д. 11. Л. 1–1 об.}

^{[18] Там же. Л. 6 об.}

^{[19] НАА. Ф. 56. Оп. 14. Д. 264. Л. 3; Именной высочайший указ, данный Сенату «Об укреплении начал веротерпимости», 17 апреля 1905 г. // Полное Собрание Законов Российской империи. СПб., 1905. С. 257.}

^{[20] РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 348. Л. 5.}

^{[21] Там же. Л. 3.}

^{[22] Там же. Л. 12; Свод Законов Российской империи (далее – СЗРИ). Свод учреждений и уставов управления духовных дел иностранных исповеданий христианских и иноверных. СПб., 1896. С. 1–2.}

^{[23] НАА. Ф. 52. Оп. 1. Д. 3622. Л. 2.}

^{[24] НАА. Ф. 52. Оп. 1. Д. 3572. Л. 3.}

^{[25] Там же. Д. 3582. Л. 42.}

^{[26] Там же. Л. 41.}

^{[27] Там же. Л. 3.}

^{[28] Там же. Л. 10.}

^{[29] Там же. Л. 15.}

^{[30] Там же. Д. 3572. Л. 11.}

^{[31] Там же. Л. 19.}

^{[32] Там же. Л. 1.}

^{[33] Там же. Д. 3666. Л. 2.}

^{[34] СЗРИ. Уставы духовных дел иностранных исповеданий. СПб., 1857. С. 177, 184, 938, 985.}

^{[35] СЗРИ. Законы гражданские. СПб., 1857. С. 13.}

^{[36] Тройницкий Н.А. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. СПб., 1897–1905. С. 46–47, 51.}

^{[37] НАА. Ф. 47. Оп. 2. Д. 282. Л. 1–152 об.}

^{[38] РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 348. Л. 12.}

^{[39] Там же. Л. 24 об.}

^{[40] Там же. Л. 9.}

^{[41] НАА. Ф. 56. Оп.2. Д. 1507. Л. 5.}

^{[42] НАА. Ф. 56. Оп.2. Д. 1507. Л. 5 об.}

^{[43] Там же. Л. 5–5 об.}

^{[44] Там же. Л. 5 об. – 6.}

^{[45] Там же.}

^{[46] Там же.}

^{[47] Новое Уголовное уложение, высочайше утвержденное 22 марта 1903 г. СПб., 1903. С. 40–41.}

^{[48] РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 348. Л. 12–13.}

^{[49] РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 348. Л. 13; Амбарцумов И.В. Проблемы и коллизии… С. 61–63.}

^{[50] РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 348. Л. 14–14 об.}

^{[51] Там же. Л. 14 об.}

^{[52] Именной высочайший указ, данный сенату, «Об укреплении начал веротерпимости», 17 апреля 1905 г. // Полное Собрание Законов Российской империи. СПб.; Пг., 1885–1916. С. 257–258.}

^{[53] Высочайше утвержденное положение Комитета министров «Об укреплении начал веротерпимости», 17 апреля 1905 г. // Полное Собрание Законов Российской империи. СПб.; Пг., 1905. С. 259.}

^{[54] Высочайше утвержденное мнение Государственного совета «О согласовании некоторых постановлений Свода Законов с высочайше утвержденными 17 апреля 1905 г. положениями Комитета министров об укреплении начал веротерпимости», 14 марта 1906 г. // Полное Собрание Законов Российской империи. СПб.; Пг., 1906. С. 261.}

^{[55] РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 348. Л. 9 об.}

^{[56] Там же. Л. 12, 28.}

^{[57] Блохин В.С. Преодоление богословских стереотипов об Армянской Церкви в российском общественном сознании XIX – начала XX в. // Вестник Ереванского университета. Серия: Общественные науки. Арменоведение. 2013. № 141. С. 45–51.}

Об авторах

Владимир Сергеевич Блохин

Екатеринбургская духовная семинария; Уральский государственный университет путей сообщения

Автор, ответственный за переписку.
Email: vladiblok@yandex.ru

кандидат педагогических наук, заведующий кафедрой церковной истории и филологии Екатеринбургской духовной семинарии; доцент кафедры «Мировая экономика и логистика» Уральского государственного университета путей сообщения.

620026, Россия, Екатеринбург, ул. Р. Люксембург, 57; 620034, г. Екатеринбург, ул. Колмогорова, 66

Список литературы