Русские эмигранты во Франции в отражении советских литературных журналов первой половины 1920-х годов

Полный текст

Введение

История русского зарубежья продолжает оставаться одной из активно разраба­тываемых тем в отечественной исторической науке. Исключительно много внима­ния в работах российских историков уделено, в частности, русскому присутствию во Франции, рассмотрены различные аспекты политической, социальной и культур­ной истории эмиграции, история повседневности. На этом фоне в меньшей степени в исследованиях представлена «обратная связь», а именно информация о жизни и творчестве эмигрантов, которая была доступна в Советской России в первой поло­вине 1920-х гг. и отложившаяся главным образом на страницах советских литера­турных и общественно-политических журналов того времени.

Вопросы, связанные с политикой в области печати, рассмотрены в публика­циях, посвященных советской цензуре, в частности в работе А.В. Блюма. Автор анализирует документы Главлита, относящиеся к 1920-м гг., содержащие сведе­ния как о разрешительных, так и о запретительных мерах - «О чем нельзя пи­сать: цензурные циркуляры»^[1] ². А.В. Блюм отмечает при этом «более или менее снисходительное» отношение власти к отдельным эмигрантским изданиям после окончания Гражданской войны^[3]. Особенно важны для понимания публикатор­ской политики редакций литературных журналов приводимые автором докумен­ты Иноотдела Главлита и Гублита Ленинграда, в которых дается характеристика «издательского русского дела» в Германии и во Франции и прописываются «раз­решительные» рекомендации. Эти циркуляры во многом объясняют появление в советских изданиях информации о жизни за границей, хотя и не исчерпывают это объяснение в полной мере, поскольку нужно учитывать и в целом относитель­но либеральный «исторический контекст». Зарубежные историки, чье внимание привлекает тема советской цензуры, отмечают время НЭПа как интеллектуально динамический период советской истории^[4]. Применительно к рассматриваемому вопросу интересна статья американского историка Б. Кассофа, изучающего разви­тие практики советской цензуры, начиная с 1922 г. Анализируя отношения между Главлитом и частными издательствами в 1920-е гг., автор обратил внимание на то, что цензура в отношении государственных издательств в СССР была значительно слабее, чем для частных^[5], что подтверждает содержащаяся на страницах анализи­руемых журналов информация о зарубежной жизни русских эмигрантов.

Специальных работ, в которых проводился бы анализ содержания совет­ских журналов первой половины 1920-х гг. с точки зрения освещения ими жизни и деятельности русских эмигрантов во Франции, практически нет. Данный вопрос рассматривался, как правило, контекстно. Так, в статье Г.В. Михеевой, посвящен­ной критико-библиографической периодике, выходившей в Советской России в 1917-1921 гг., отмечается, в частности, постоянный интерес к событиям, проис­ходившим в русском зарубежье, и опубликованным в «белой русской эмиграции» работам, со стороны журнала «Книга и революция»^[6]. Как об уникальном явлении своего времени Г.В. Михеева пишет об издававшемся в Берлине в 1921-1923 гг. критико-библиографическом журнале «Русская книга» («Новая русская книга»), который был проникнут идеей единства русской культуры «поверх барьеров», по­лучил доступ в Советскую Россию и был чрезвычайно популярен^[7].

В целом процесс взаимодействия советской и эмигрантской интеллигенции в культурной и научной областях, особенно плодотворный в сфере литературы, в 1920-е гг. нашел отражение в диссертации О.Н. Климовой^[8], однако материалы советских литературных журналов к исследованию автором не были привлечены. Упоминания о публикациях работ эмигрантских авторов (главным образом мему­аров) на страницах советских журналов 1920-х гг. содержатся в статье В.А. Ми­трохина, где автор анализирует отечественную историографию истории эмигра­ции вплоть до середины 1980-х гг.^[9] Отдельные публикации эмигрантских авторов в «советских СМИ» приводятся как пример рефлексии на эмигрантские издания. Так, Н.М. Михалев ссылается на обзорную статью Н. Мещерякова в первом номере журнала «Печать и революция» за 1921 г.^[10] ¹¹ Внимание к художественному твор­честву русской эмиграции на страницах этого журнала отмечено в статье С.М. Гра­чевой, где, в частности, речь идет об участии русских мастеров, эмигрировавших из России, в знаковых событиях зарубежной художественной жизни.

Таким образом, можно говорить лишь о фрагментарном присутствии избранного к освещению сюжета в работах отечественных исследователей. В то же время обраще­ние к публикациям ряда журналов показывает, что они содержат интереснейший мате­риал для размышлений по поводу интеллектуальной истории России 1920-х гг.

Вместе с тем актуальность заявленной темы определена не только истори­ографической ситуацией, но и сформировавшимися в социуме историческими представлениями, которые, как известно, носят довольно устойчивый характер. Применительно к вопросу о сохранении и поддержании каких-либо связей с рус­ской эмиграцией в 1920-х гг. можно говорить об утвердившемся в публичном (ме­дийном) дискурсе мнении об исключительно репрессивном характере идеологии и абсолютной запретительной информационной политике большевиков в после­революционные годы, что требует определенной коррекции.

В статье поставлена задача показать, в какой мере в условиях идеологического противостояния и цензурной политики власть тем не менее допускала освещение раз­личных сторон жизни «наших за рубежом», а также проследить французский «культур­ный контекст», в который помещалась информация о русской диаспоре во Франции.

О «наших за границей»

В Советской России в 1920-е гг. традиционный интерес к Франции заметно возрос в связи с формированием там русской диаспоры, значительно расширив­шейся в послереволюционный период за счет притока эмигрантов. Приводимые историками данные о численности эмигрантов сильно разнятся (от 70 до 400 тыс. человек), однако наиболее убедительными представляются подсчеты, произведен­ные петербургскими историками В.И. Хрисанфовым и Н.В. Турыгиной, которые пишут, что русское присутствие во Франции в эти годы составляло 70-120 тыс. человек. Весьма разнообразная эмигрантская среда (военная, политическая, куль­турная, трудовая эмиграция) определила внимание к ней не только со стороны соотечественников, оставшихся в России, но и соответствующих служб, органи­заций и, конечно, периодической печати.

В первое послереволюционное десятилетие, вплоть до конца 1920-х гг, на страницах советских общественно-политических, литературных и критико­-библиографических журналов публиковались статьи, очерки, обзоры и рецензии на выходившие за рубежом, главным образом во Франции, произведения русских эмигрантов. По преимуществу это были критические разборы мемуаров, полити­ческой публицистики и философских произведений эмигрантских авторов, кото­рые носили, как правило (хотя и необязательно), идеологический характер. Вместе с тем освещались различные события культурной жизни русских во Франции, причем многие из этих публикаций были далеки от политики и носили, скорее, характер обзора повседневной жизни русских за рубежом.

В годы НЭПа в Советской России параллельно с Госиздатом работало мно­жество партийных, кооперативных и общественных издательств. По данным, при­водимым отечественными исследователями А.А. Говоровым и Т.Г. Куприяновой, на 1 июля 1923 г. в стране было зарегистрировано 752 издательства: в том числе советских ведомственных - 122, советских партийных - 19, Коммунистической партии - 132, профсоюзных - 7, частных - 223, кооперативных - 38, других пар­тий - 12, прочих - 5^[12]. Многие из них существовали недолго и были закрыты в конце 1920-х гг., имелись журналы, выпустившие всего несколько номеров, дру­гие же продолжали выходить и в последующие десятилетия. Из множества жур­налов, издававшихся как Госиздатом, так и частными издательствами, наиболь­ший интерес представляют такие издания, как «Книга и революция» (1920-1923), «Красная новь» (1921-1941), «Печать и революция» (1921-1930), «Новая Россия» (1922-1926), «Вестник иностранной литературы» (1928-1930), хотя в контексте «эмигрантской проблематики» интересны и такие издания, как «Россия», «Твор­чество», «Русский современник», «Звезда», «Новая Россия», «Знамя» и ряд дру­гих. Безусловно, что тема Запада не была довлеющей на страницах этих журналов и подавалась в большинстве случаев в разделе «Хроника», хотя появлялись и пол­ноценные статьи. Вместе с тем данная тема была вполне устойчива и переходила из номера в номер. Весьма разнообразные журнальные разделы и рубрики - ре­цензии, хроника, литературные обзоры, такие разделы, как «На Западе», «Сноше­ния с Россией», «Русская литература и искусство за границей» и особенно специ­альный раздел под названием «Франция» давали читателям достаточно полное представление о культурных связях страны.

Наиболее информативны в плане освещения явлений русского зарубежья были издававшиеся Госиздатом журналы «Печать и революция» (журнал литера­туры, искусства, критики и библиографии) и «Книга и революция» (критико-би­блиографический журнал), в состав редколлегий которых входили А. Луначар­ский, В. Полонский, Н. Мещеряков, В. Быстрянский, И. Ионов и другие видные публицисты. В них печатались Р. Иванов-Разумник, Н. Лосский, А. Волынский и многие другие авторы. На страницах журналов регулярно публиковались сведе­ния о произведениях русских классиков и эмигрантских авторов, в том числе о мемуарах, выходивших во Франции. Интерес представляют и публикации, в кото­рых сообщалось о франко-русских (эмигрантских) культурных связях, например о деятельности Общества спасения русской книги, содержалось обсуждение опу­бликованного в Париже романа А. Толстого «Хождение по мукам» и др.

Подобные публикации в советских журналах начинают появляться уже в 1920-1921 гг. Так, в «Печати и революции» за 1921 г. мы находим специальный раздел «Русская книга за границей». В нем сообщается о том, что в Париже вы­ходит научная монография, посвященная миниатюрам художника С. Чехонина, «которыми с большим успехом он занимается в последнее время»^[13]. Здесь же без какого-либо идеологического контекста дается обзор 5-7 выпусков, выходивших в Париже «Современных записок»; сообщается об издании жившими в Париже русскими писателями новых пьес. С определенной долей гордости говорится о том, что роман А. Толстого «Хождение по мукам» пользуется огромной популяр­ностью, переводится на европейские языки, в том числе начал печататься на фран­цузском языке в «Фигаро»^[14].

В журнале существовал также раздел «Русские книгоиздательства на Западе», в котором приводились данные о количестве русских книгоиздательств (на 1921 г.) почти во всех странах, где наблюдалось русское присутствие. При это во Франции их было лишь три, в то время как в Берлине - 21, Америке - 10, Шанхае - 4 и т.д.^[15] Действительно, некоторое время Берлин оставался в силу ряда причин (в том чис­ле финансового характера) центром русского издательского дела за рубежом. Однако уже к 1923 г. таким центром становится Париж. Поэтому не случайно в этом же году в разделе «Хроника» журнала «Печать и революция» появляется специальная рубри­ка - «Франция». Только в № 2 за 1923 г. сообщалось о двадцати различных событиях литературной и культурной жизни французской столицы, причем отдельно были вы­делены подразделы «Rossica» и «Среди эмигрантских организаций и издательств». Самостоятельно был представлен также подраздел «Русские издательства за грани­цей»», в котором освещалась деятельность таких издательств, как «Геликон», «Обе­лиск», «Грани», «Петрополис», «Эпоха» и других по мере их появления^[16].

В ежемесячном журнале «Книга и революция» почти в каждом номере публи­ковались рецензии на работы видных публицистов, литераторов, бывших политиче­ских деятелей, таких как Н. Авксентьев, М. Вишняк, В. Зензинов, П. Милюков, М. Осоргин, П. Струве и др. На страницах журнала появлялись и обзоры парижских эмигрантских газет «Последние новости», «Возрождение», журналов «Современные записки», «Социалистический вестник» и других изданий. Особенностью публика­ций в «Книге и революции» было воспроизведение, как правило, значительных фраг­ментов текста работы того или иного эмигрантского автора с очень незначительными по объему, хотя и «разоблачительными» по содержанию, комментариями публикато­ра, что позволяло читателю получить достаточно целостное представление о разви­тии эмигрантской мысли того времени. В довольно пространном разделе «Среди эми­грантов» в «Книге и революции» из месяца в месяц давался обзор текущих событий. Характер таких публикаций был вполне нейтральным. Сообщалось, например, что в альманахе «Окно» (Париж) были опубликованы рассказ И. Бунина «Безумный худож­ник», повести А. Куприна «Однорукий комендант» и Б. Зайцева «Карл V», а также произведения Л. Шестова, Дм. Мережковского, З. Гиппиус. Сообщалось о подготов­ке к выходу издательством «Слово» произведений М. Алданова и Ф. Степуна. Здесь же давалась информация о содержании ближайшего номера «Современных записок» и сообщалось о выходе новых выпусков «Архива русской революции»^[17]. Подобная информация регулярно появлялась на страницах советских журналов до середины 1920-х гг., включая сведения о новых эмигрантских изданиях за рубежом (о чем сооб­щала, например, «Красная новь», возглавлявшаяся до 1927 г. А. Воронским). Когда в 1926 г. в Париже начал издаваться журнал «Версты» (выходивший до 1928 г.), в кото­ром публиковались Н.А. Бердяев, Л.П. Карсавин, П.П. Сувчинский, Н.С. Трубецкой, Г.П. Федотов, Б.Л. Пастернак, М.И. Цветаева и другие выдающиеся русские мысли­тели, писатели и поэты, журнал «Красная новь» отозвался на это событие вполне спо­койной и профессиональной рецензией известного литературоведа А. Лежнева^[18].

Впрочем, доброжелательный (или нейтральный) тон таких хроник не исклю­чал появления разгромных статей в адрес эмигрантских авторов. Ранее, в 1920 г., этот же журнал в разделе «Наши за границей» поместил «аннотацию» на начавший выходить в Париже эмигрантский журнал политической сатиры «Бич», в котором был напечатан среди прочего сборник рассказов А. Аверченко «Дюжина ножей в спину революции». Рецензент Н. Мещеряков (будущий руководитель Главлита с июня по октябрь 1922 г.) квалифицировал книгу как «мерзость», которую чи­тает русская «белогвардейщина»^[19]. Однако обильное цитирование Мещеряковым текстов Аверченко давало возможность познакомиться с ними и советскому чи­тателю. В похожем тоне в «Печати и революции» была помещена статья литера­турного критика, поэта и переводчика И.А. Аксенова (из дворян и с прекрасным образованием), в которой автор разбирает альманах «Окно» и, соответственно, произведения И. Бунина, М. Цветаевой, А. Ремизова, З. Гиппиус, Дм. Мережков­ского, И. Шмелева, Л. Шестова^[20]. Статья в значительной степени была уничижи­тельная, едкая, оскорбительная, что было свойственно скорее авторам, выступав­шим с «пролетарских», «партийных» позиций. Крайне нелестными были отзывы и другого критика, Н. Казмина, предпринявшего анализ эмигрантских газет. Об­стоятельная история парижской газеты «Общее дело», прослеживание ее эволю­ции, тщательный разбор газеты П. Милюкова «Последние новости» и ряда других изданий не помешали автору сделать вывод о том, что «все они злобные, одинако­во невежественны и недобросовестны»^[21]. Не в последнюю очередь такие оценки были вызваны циркулярами созданного в июне 1922 г. Главлита.

Безусловно, политический аспект не мог не присутствовать в послереволюци­онных журнальных публикациях, посвященных жизни русской эмиграции. В первой половине 1920-х гг. за рубежом стали выходить мемуары, сборники документов, от­дельные публикации по истории русской революции и гражданской войны, что вызы­вало в советской прессе отклики различного характера. Так, привлекли к себе внима­ние работы видного деятеля эсеровской партии В. Зензинова, в частности изданный им в Париже в 1919 г. сборник документов «Государственный переворот адмирала Колчака в Омске 18 ноября 1918 г.». Анализируя содержание книги, автор рецензии заметил (надо признать, без политики и полемики), что «главный интерес сборника в наши дни чисто исторический»^[22]. Другая книга В. Зензинова, автобиографический очерк «Из жизни революционера» (Париж, 1919 г.), содержащая весьма интересные свидетельства о событиях 1917 г., была определена рецензентом как «грамотно, но бледно написанная», выдержанная в духе эсеровского «житийного канона»^[23].

По вполне понятным причинам все, что выходило из-под пера эмигрантских авторов о Русской революции, было предметом особого внимания со стороны со­ветских литературных критиков. К примеру, уже с первого номера в журнале «Пе­чать и революция» существовал раздел «Из эмигрантской литературы о русской революции», в котором помещались статьи известных партийных публицистов и литераторов Н. Мещерякова, В. Полонского, А. Воронского и ряда других. В этих публикациях «по свежим следам» давалась аналитика вышедших к 1921 г. за рубе­жом мемуаров (например, В.Д. Набокова, И.В. Гессена, В.А. Маклакова, А.С. Лу­комского и других видных политических деятелей России), отдельных эмигрант­ских изданий («Русской мысли» П.Б. Струве) и вполне естественно, что «идеоло­гическая борьба с классовым противником» подразумевалась в них изначально^[24]. Но при этом здесь же освещается деятельность Струве (по поводу изданий кото­рого в журнале была помещена статья под названием «Старческое слабоумие») и эмигрантского Общества спасения русской книги по собиранию средств и мерах по спасению русских книг в Париже, причем в обзорах нет даже и малейшего намека на политику и идеологию. Необходимо отметить, что деятельность и пу­бликации П.Б. Струве были предметом особого внимания со стороны советских изданий, в том числе литературных журналов. Достаточно регулярные публика­ции, например, появлялись в журнале «Красная новь» в рубрике «Из белой ли­тературы». В частности, интересен очерк В. Полонского, посвященный статье П.Б. Струве «Отношение к революции русской интеллигенции в Советской Рос­сии и за рубежом», опубликованной в двух книжках «Русской мысли» за 1923 г. В очерке речь идет в общем о русской интеллигенции, которая, по мнению автора, переродилась из «русской» в «европейскую» и исповедует теперь лозунг «Долой самоотречение, да здравствует эгоизм!», превращаясь из «идеалистической» в тип американского дельца^[25]. Характер публикаций о Струве был очень различен, равно как и оценка его теоретического наследия в целом, что представлено в оте­чественной историографии достаточно полно^[26]. Характер размышлений с элемен­тами полемики носит и другая статья В. Полонского, в которой автор разбирает книгу П. Рысса «Русский опыт: историко-психологический очерк русской рево­люции» (Paris, 1921)^[27].

Среди эмигрантской литературы о революции и гражданской войне, вызы­вавшей многочисленные отклики в Советской России, были также «Записки о рево­люции» Н. Суханова, «История второй русской революции» П. Милюкова, «Солнце мертвых» И. Шмелева и другие работы, критическая библиография которых может составить солидный список публикаций из различных советских журналов^[28].

На страницах советских журналов 1920-х гг. можно было найти не только информацию о литературных новинках, но и обзор других событий культурной жизни русской эмиграции. Так, журнал «Печать и революция» сообщал о довольно внушительном перечне новостей культуры из Парижа, в том числе о сотрудниче­стве русских эмигрантов с французскими учреждениями культуры. В частности, сообщалось о том, что театральный и художественный критик А.Я. Левинсон ведет отдел танца в газете «Комеди» и читает в Лувре курс по истории французской жи­вописи XIX в.^[29], а русские художники иллюстрируют ряд французских изданий^[30]. Имелось также сообщение об открытии 25 мая 1923 г. в саду Пастеровского инсти­тута в Париже памятника Луи Пастеру работы «русского скульптора» Н. Аронсона к 100-летию ученого^[31]. Одновременно советские обозреватели обращали внимание и на события, которые так или иначе свидетельствовали о связях французских де­ятелей науки и культуры с Россией. Вот некоторые темы: «Французская Академия наук присудила премию академику В.И. Вернадскому»; «В Париже состоялось че­ствование Московского Художественного театра»; «Вышли на французском языке воспоминания русского посла в Париже Александра Извольского»^[32] и т.д.

Как уже говорилось, круг советских журналов, в той или иной мере осве­щавших жизнь живших во Франции соотечественников, был достаточно широк. Один из недолго существовавших в 1920-е гг. «независимых» журналов «Русский современник» (вышло всего четыре номера за 1924 г.) публиковал не только сугу­бо профессиональные статьи о художественном и литературном творчестве рус­ских за рубежом^[33], но иногда печатал и эмигрантских авторов. Раздел «Новости литературы и искусства за границей» велся в 1921-1922 гг. в «Знамени», где сре­ди публикаций была помещена, например, библиография издания левых эсеров^[34]. Много места эмигрантской теме было отведено в журнале «Россия» (1922-1926 гг.), на страницах которого помещались как обзорные статьи (например, «Русская кни­га за границей»), так и публикации о «русском» Париже^[35].

Французский «культурный контекст»

Говоря о статьях, посвященных русской эмиграции, нужно заметить, что и сама Франция продолжала оставаться предметом пристального внимания опре­деленного круга читателей. Картина была бы неполной, если не остановиться на том, как освещалась культурная жизнь страны в целом, тем более что и «эмигрант­ская тема» помещалась, как правило, во «французский контекст». Как известно, еще до революции русское присутствие во Франции было отмечено целым рядом знаковых явлений (балет, изобразительное искусство, музыка), и советские ли­тературные и художественные журналы продолжали сложившуюся ранее тради­цию рассказывать читателям о культуре и науке Франции, хотя преобладала на его страницах все же литературная тематика. Вопреки сложившемуся представлению о крайней степени политизации периодики того времени, исключительно классо­вом подходе к отбору материала и жесткой цензуре, на страницах советских жур­налов различной направленности, прежде всего литературных и художественных, размещалась емкая информация о событиях культурной жизни Запада, особенно Франции. Хроника культурной жизни содержала сведения о литературных новин­ках, выставках, книжных магазинах, издательствах и других явлениях культуры, а также о писателях, художниках и деятелях культуры иных сфер. Почти в каждом номере на страницах уже называвшихся журналов помещались статьи и очерки о творчестве французских писателей и художников, рецензии на французские кни­ги, включая переведенные на русский язык и изданные в России. Круг авторов, чье творчество было представлено в журналах, был достаточно широк и включал имена как уже знаменитые, так и менее известные. При этом лояльность писателя к Советской России не была обязательным условием разговора об его творчестве. Произведения А. Барбюса, А. Франса, Ж. Дюамеля, А. де Ренье, К. Фаррера, А. Гильбо и других писателей регулярно рецензировались на страницах журналов.

Нужно заметить, что произведения французских авторов публиковались доста­точно большими для того времени тиражами (например, романы А. де Ренье выпу­скались в количестве 4 тыс. экземпляров), в переводах и часто с предисловиями из­вестных русских писателей, поэтов, литературоведов - М. Кузмина, О. Мандельшта­ма, Вс. Рождественского, А. Чеботаревской, М. Лозинского и др. Авторами статей, обзоров и рецензий выступали также достаточно известные еще в дореволюционное время литературоведы и литературные критики, многие из которых были привлечены к работе М. Горьким и А. Луначарским. Профессиональные литераторы, получив­шие, как правило, прекрасное университетское образование, не могли не обратить внимание на качество издаваемой в многочисленных советских (в том числе частных) издательствах «продукции». Неудивительно, что уровень публикуемой литературы был очень различен. Довольно часто свои рецензии авторы сопровождали коммента­риями по поводу неудачных переводов (не только с французского). Например, обви­нение в непрофессионализме и стремлении «заработать» звучит в адрес издательства «Мысль»: «Мысль», - очевидно, предприятие коммерческое, хватающееся за ходкие книги авторов, открытых серьезными издательствами, как, например, той же “Все­мирной Литературой”. Такому коммерческому издательству, стоящему от литературы столь же далеко, как гвоздильный завод, важно поскорее состряпать переводец, выпу­стить на рынок и получить денежки»^[36]. В то же время издательство Academia Государ­ственного института истории искусств отмечается как безукоризненное и способное служить образцом того, как надо издавать книги^[37].

Как уже было сказано, в силу направленности названных журналов в них преобладали рецензии на литературные произведения. И здесь можно было бы ожидать, что литературные обозрения будут посвящены, прежде всего, произведе­ниям тех писателей, кто отображал напряженность и остроту классовых противо­речий. Однако это не было «правилом», которому следовали авторы обзоров. Так, в «Новом мире» за 1925 г. был помещен ряд рецензий на книги Анри де Ренье, Жюля Ромена и других писателей, в которых менее всего можно было найти кри­тику «неклассового» подхода. В рецензии А. Цинговатова (литературовед, историк литературы, критик. - Л.Р) на рассказы А. Барбюса, в частности, отмечается, что в них не только абсолютно отсутствует «элемент агитационно-пропагандистский, неотъемлемый у Барбюса последних лет, но и вообще социальный момент выражен слабо», а несомненное достоинство произведений писателя заключается в «мощ­ном психологическом разрезе», «психоанализе». И далее с некоторой долей сожа­ления автор рецензии пишет об этих «изящных новеллах-миниатюрах»: «Если бы рассказы Барбюса в русском переводе появились бы 10 лет тому назад, они имели бы несомненный успех... В наше же время, в 1925 году, они воспринимаются как устарелые, как несозвучные нашей исключительно-действенной современности»^[38].

Автор рецензии на «Загадочные истории» А. де Ренье, отмечая «абсолют­ную аполитичность» книги, именно в этом видит ее достоинство, ибо «можно отдохнуть», читая рассказы «ни о чем, но занимательные»^[39]. Этот же автор (рус­ский и советский литературный критик Борис Анибал. - Л.Р) в другой рецен­зии на собрание сочинений А. де Ренье пишет, что изящно и просто в белых с красной рамкой переплетах небольшого формата тома в сочетании с «недорогой ценой» удовлетворят самого строгого библиофила. И далее он замечает относи­тельно содержания книг: «Никто не будет утверждать, что Ренье созвучен нашей современности», но он «мастер романа, великолепный стилист»^[40]. Тем не менее, сколь идеологически ни сдержанны были обзоры французской литературы, из­бежать совершенно характеристик такого рода было невозможно. Так, по поводу книги Н. Сегюра «Разговоры с А. Франсом» рецензент замечает, что здесь совсем другой Франс - не тот, который приветствовал СССР и был почти членом Фран­цузской коммунистической партии (ФКП), а подавленный сомнениями скептик, и книга почти убеждает, что он «не мог быть социалистом в силу того, что не мог ни во что верить». Рецензент советует читателям отнестись к книге Н. Сегюра «с величайшей осторожностью»^[41]. В рецензии на «Игры и утехи» Жоржа Дюамеля, который, по словам ее автора, стал сейчас в России «очень популярным запад­ным писателем», обращается основное внимание на то, что Дюамель «характери­зует целую группу французских писателей, объединившихся под знаменем “уна­нимизма”». Отмечая эту литературу как антимилитаристскую, все же в большей степени рецензент видит ее ценность в глубоком проникновении в психологию людей («бессюжетные психологические этюды»), хотя при всех художественных достоинствах заметна «узость горизонтов»^[42]. Были опубликованы и получили отклики и романы Жюля Ромена, основное достоинство которых литературные критики увидели так же в развернутом описании чувств и мыслей «почти без дей­ствия и персонажей».

Выводы

Принимая во внимание постоянную обращенность эмигрантской печати к России и сохраняющиеся надежды на временный характер сложившейся ситуа­ции, применительно к первой половине 1920-х гг. можно говорить о своеобраз­ном дистанцированном диалоге между русской интеллигенцией во Франции и в России. Этот диалог далеко не всегда и необязательно был политизирован и часто носил характер дискуссии/критики в области вопросов литературы и искусства.

Размещение на страницах журналов информации о русских эмигрантах, не­сомненно, было регламентировано циркулярами соответствующих властных струк­тур, но вместе с тем содержание статей свидетельствует о том, что их авторы часто выходили «за пределы дозволенного», и культура брала верх над идеологией. Это подтверждает и знакомство с публикациями в журналах 1920-х гг., посвященными французской литературе и искусству, подавляющее большинство из которых были свободны от идеологии или политики и продолжали традицию дореволюционной практики культурных связей. В целом же можно говорить о достаточно емком ин­формационном потенциале материалов, публикуемых на страницах советских жур­налов первой половины 1920-х гг., где отложились ценные свидетельства, хотя и опосредованные, интеллектуальной жизни русской эмиграции.

 

^{1 Блюм А.В. За кулисами «Министерства правды»: тайная история советской цензуры. 1917-1929. СПб., 1994. С. 120.}

^{2 Там же. С. 123-133.}

^{3 Там же. С. 195-199.}

^{4 Kassof В. Glavlit, Ideological Censorship, and Russian-Language Book Publishing, 1922-1938 // The Russian Review. 2015. No. 1. Pp. 69-96; Fox M. Glavlit, Censorship and the Problem of Party Policy in Cultural Affairs, 1922-1928 // Soviet Studies. 1992. No. 6. Pp. 1045-1068.}

^{5 Kassof В. Glavlit, Ideological Censorship... Pp. 69-96.}

^{6 Михеева Г.В. Критико-библиографическая периодика в России в первое послереволюционное пятилетие (1917-1921 гг.) // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств. 2014. № 1 (18). С. 69.}

^{7 Там же. С. 72.}

^{8 Климова О.Н. Русская эмиграция и советская интеллигенция: проблемы культурного взаимо­действия в 1920-1929 гг. Челябинск, 2008.}

^{9 Митрохин В.А. Отечественная историография российской эмиграции «первой волны» (1920-е - середина 80-х гг.) // Известия Самарского научного центра Российской академии наук. 2008. Т. 10. № 4. С. 1235-1242.}

^{10 Михалев Н.М. Русская эмигрантская периодика как инструмент формирования мирового общественного мнения // Медиаскоп. 2009. № 3. C. 19.}

^{11 Грачева С.М. Художественная критика в журнале «Печать и революция» // Искусствознание. 2010. № 3-4. С. 549.}

^{12 Говоров А.А., Куприянова Т.Г. История книги. M., 2001. URL: http://www.hi-edu.ru/e-books/ HB/20-1.htm (дата обращения: 12 декабря 2018 г.).}

^{13 Печать и революция. 1921. № 3. С. 295.}

^{14 Там же. С. 295.}

^{15 Там же. С. 296.}

^{16 Там же. 1923. № 2. С. 261-263.}

^{17 Печать и революция. 1923. № 3. С. 295-297.}

^{18 Лежнев А. Версты. Париж // Красная новь. 1926. № 12. С. 259-260.}

^{19 Мещеряков Н. Наши за границей // Красная новь. 1921. № 1. С. 275-276.}

^{20 АксеновИ.А. «Окно». Трехмесячник литературы // Печать и революция. 1923. № 6. С. 255-258.}

^{21 Казмин Н. Эмигрантские газеты // Печать и революция. 1923. № 4. С. 61-72.}

^{22 Книга и революция. 1922. № 3 (15). С. 47.}

^{23 Там же. С. 47.}

^{24 Воронский А. Старческое слабоумие // Печать и революция. 1921. № 1. С. 7-31.}

^{25 Полонский В. Из белой литературы: метаморфозы: заметки // Красная новь. 1923. № 4. С. 304.}

^{26 Жукова О.А., Кантор В.К Петр Бернгардович Струве. М., 2012; Таштамирова Л.Р., Корнило­ва И.В. Публицистическая деятельность П.Б. Струве в эмиграции // Актуальные вопросы общественных наук: социология, политология, философия, история. 2014. № 33. С. 131-143.}

^{27 Полонский В. На распутье // Печать и революция. 1921. № 3. С. 15-23.}

^{28 Военный [псевдоним]. Как делали революцию // Книга и революция. 1920. № 1. С. 15-22; График [псевдоним]. Наша революция. Буржуазная фаза русской революции в освещении «кадетского историка» // Книга и революция. 1920. № 2. С. 27-34; Смирнов Н. Солнце мертвых: заметки об эмигрантской литературе // Красная новь. 1924. № 3. С. 250-267; Киреев Б. Революция и гражданская война в описании белогвардейца // Красная новь. 1927. № 2. С. 249-250.}

^{29 Печать и революция. 1923. № 1. С. 251-252.}

^{30 Сеславинский М.В. Рандеву: русские художники во французском книгоиздании первой половины XX века: альбом-каталог. М., 2009.}

^{31 Печать и революция. 1923. № 4.}

^{32 Там же. № 1, 4.}

^{33 Грабарь И.Э. Искусство русской эмиграции // Русский современник. 1924. № 3. С. 238-248; ПолетикаЮ.П. Ропшин В. (Савинков Б.) Конь вороной // Русский современник. 1924. № 4. С. 242.}

^{34 Издания партии левых эсеров за границей // Знамя. 1922. № 11. С. 129-130.}

^{35 Парнах В. Современный Париж // Россия. 1923. № 7 (9). С. 20; Ремизов А. О себе // Россия. 1923. № 6 (8). С. 144.}

^{36 Анибал Б. Анри де-Ренье // Новый мир. 1925. № 12. С. 159.}

^{37 Новый мир. 1925. № 12. С. 156.}

^{38 Цинговатов А. Барбюс. Рассказы // Новый мир. 1925. № 6. С. 154-155.}

^{39 Анибал Б. Анри де-Ренье. Загадочные истории // Новый мир. 1925. № 5. С. 155-156.}

^{40 Там же. С. 156.}

^{41 Ю.Д. [Рец.] Н. Сегюр. Разговоры с Анатолем Франсом // Новый мир. 1925. № 12. С. 157.}

^{42 Эйшискин Н. Жорж Дюамель. Игры и утехи // Новый мир. 1925. № 12. С. 155.}

Об авторах

Людмила Константиновна Рябова

Институт истории Санкт-Петербургского государственного университета

Автор, ответственный за переписку.
Email: l.ryabova@spbu.ru

кандидат исторических наук, доцент кафедры источниковедения истории России Института истории Санкт-Петербургского государственного университета

199034, Россия, Санкт-Петербург, Менделеевская линия, 5

Мария Ивановна Косорукова

Российский экономический университет имени Г.В. Плеханова

Email: maki21@bk.ru

кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Российского экономического университета имени Г.В. Плеханова.

115093, Россия, Москва, Стремянный пер., 36

Список литературы