Мы выросли на плечах предшественников: к юбилею А.И. Крупнова

Полный текст

Введение Лейтмотив данной статьи: мы следуем путем уважаемых предшественников. Убедившись в их научной ценности, опираемся на них, пытаемся продолжить их исследования в развитие основных идей отечественной психоло- гии. Следуя этому пути, мы и в работах предшественников обнаруживаем новые грани, открываем новое знание, созвучное идеям прошлого, и продолжаем строить здание науки. История становления комплексных психологических исследований человека в российской психологии В отечественной науке в работах И.М. Сеченова и И.П. Павлова, изучавших физиологические механизмы поведения человека и животных, предметом исследования стали процессы возбуждения и торможения в нервной системе. Процесс возбуждения в онтогенезе рассматривался как процесс энергообеспечения в поведении. В то же время процесс торможения, приходящий на смену возбуждению, сначала рассматривался как процесс, предотвращающий истощение, а потом, благодаря усилиям российских ученых, стал рассматриваться и как процесс регуляции активности живых существ. В поведении человека он стал рассматриваться как процесс регуляции усилий, предпринимаемых им. А позднее - как процесс, связанный с обучением, с преднамеренными (произвольными) проявлениями человека. «Всякое произвольное движение - движение выученное», - писал И.М. Сеченов (Сеченов, 1947). М.Г. Ярошевский подчеркивал, что все содержание «Рефлексов головного мозга» И.М. Сеченова направлено на то, чтобы объяснить, как формируются «люди высшего типа произвольности». Таким образом, поведенческая задача торможения применительно к человеку: взамен приспособления к среде - противодействие приспособлению во имя высших нравственных ценностей (Ярошевский, 1995. С. 10-11). Проводя глубокий и тщательный анализ особенностей развития психологии в России, М.Г. Ярошевский счел нужным подчеркнуть особенности русского пути в психологии, противостоящего преобладающим на Западе социодарвинистским и адаптационным объяснениям психического. Г.И. Челпанов, выступив в 1914 г. на открытии Психологического института, заявил о необходимости объединения всех направлений психологических исследований - теоретических и экспериментальных - под флагом «общей психологии». Такая позиция исследователя была подготовлена предшествующими поколениями демократических сил России. Отметим, что поиск путей демократических преобразований в России также был существенно отличным от движений к демократии в Европе и Америке. Вспомним слова А.С. Пушкина, написанные в 1834 г. о Северной Америке: «С изумлением увидели демократию в отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все, возвышающее душу человеческую, - подавлено неумолимым эгоизмом и страстью к довольству» (Пушкин, 1949. С. 104). Труды Н.И. Пирогова, К.Д. Ушинского, И.М. Сеченова, И.И. Мечникова, В.М. Бехтерева, И.П. Павлова, А.А. Ухтомского сформировали те основные позиции, исходя из которых Г.И. Челпанов, настаивая на многостороннем подходе к изучению человека, приступил к психологическим исследованиям сразу же после открытия института. С.Л. Рубинштейн (1946) и Л.С. Выготский (1960) к этой проблеме подошли с новых методологических позиций, подчеркивая культурно-исторический характер развития общественных отношений и активную позицию человека в процессе психического развития. Л.С. Выготский, которого по праву, но только через 40 лет после смерти, в Америке назвали «Моцартом в психологии» (Тулмин, 1981), задал новые ориентиры в психологии и педагогике. Разрабатывая культурно-историческую концепцию развития высших (культуральных) психических функций, по-новому решал проблемы развития ребенка и соотношения развития сознания и обучения. В первой половине ХХ в. Г. Олпорт в Америке (Олпорт, 2002) и С.Л. Рубинштейн (1946) в России задали новое понимание личности как природного существа, выстраивающего с приобретением опыта диспозиции по отношению к миру предметов и миру людей («собственную философию»). С.Л. Рубинштейн еще в 1922 г. пишет статью о «принципе творческой самодеятельности» как принципе развития человека. Этот принцип жизнетворчества предваряет провозглашенный им позднее «принцип единства сознания и деятельности». Кроме того, в понимание деятельности человека и ее регуляции он привносит мысль о том, что они всегда должны соответствовать замыслу человека, осознаваемому им; иными словами, отмечает преднамеренность, проектируемость деятельности человека. Нетрудно заметить, что именно этим он подчеркнул, вслед за К. Марксом, специфичность деятельности человека, ее социальную обусловленность культурой общественной формации в отличие от поведения животных, часто только похожего на деятельность. Также им постоянно подчеркивается опосредствованность как специфическое свойство психических проявлений человека. Им же положено начало изучению самодетерминации в деятельном и личностном развитии человека, что послужило основанием для современных проработок понятия субъектности - авторства человека в своем развитии и управлении поведением (Осницкий, 1996). А.Н. Леонтьев заложил основания для понимания деятельности как основы развития психики, которую он также рассматривал как психическую деятельность (Леонтьев, 1959). Заметим, что деятельность при этом трактовалась слишком широко - на этом остановимся далее. Придав деятельности ведущее влияние на развитии психики человека, А.Н. Леонтьев не упомянул при исследовании психики про реактивное и импульсивное поведение человека, чрезвычайно сходное с поведением животных. Не доказательны и его замечания, что импульсивные и реактивные формы поведения, если и существуют, то в «снятом» виде, то есть опосредствованно деятельностью (Леонтьев, 1959). На наш взгляд, импульсивные и реактивные проявления человека в его поведении тесно могут быть связаны с деятельностью, но могут возникать и протекать как непосредственные проявления, связанные с природно обусловленными зависимостями человека. Они никуда не исчезают в его поведении, и игнорировать их, значит игнорировать связи человека с природой. Мы затронули эту тему не из желания уличить научный авторитет в ошибке. Во-первых, первопроходцам в науке всегда труднее проторить дорогу. Во-вторых, понятие деятельности часто использовалось недифференцированно и психологами, и физиологами (высшая нервная деятельность, сердечная деятельность, деятельность червя по пробуравливанию ходов в земле…). А в-третьих, нельзя забывать о том, что проработка аспекта деятельности решалась А.Н. Леонтьевым в контексте исследования филогенеза - исторического развития психики и предпосылок этого развития (Леонтьев, 1959), поэтому деятельность непосредственно «выводилась» из потребности и мотивом становился предмет потребности. Импульс потребности задавал поиск предмета, удовлетворяющего эту потребность, и, если требовались дополнительные усилия, то происходило и усложнение активности, превращающее ее в деятельность. При этом упускалось из виду, что при условии наличия предмета потребности «под рукой», в пределах досягаемости активность человека и животных не требовала проектирования или дополнительных инстинктивных программ поведения и протекала по законам реактивности. На поздних ступенях филогенеза поведение, требующее дополнительных усилий (деятельность - по мере освоения технологии ее осуществления и опосредствований), эмансипировалось от потребности и закрепилось в целеполагающей активности человека. То, что в активности человека в процессе филогенеза возможно и было результатом «сдвига мотива на цель», в дальнейшем в процессе эмансипации от потребностей в результате обучения и самообучения стало собственно человеческой деятельностью - то есть проектируемой, осознаваемой и целенаправленной активностью (на что постоянно обращал наше внимание С.Л. Рубинштейн (1946)). Подобную деятельность можно определить как деятельно организованную активность (с точки зрения человека, управляющего своими усилиями) или деятельно-организованное поведение (с точки зрения наблюдателя). Под категорию деятельности может быть подведено и импульсивное поведение, преобразуемое в деятельность по ходу реализации запускающей их потребности, но встретившееся с затруднениями при «уточнении» предмета потребности. Но в реальной повседневной жизни мы выходим из дома, направляясь на учебу или работу, со «списком целей в голове», часто очень далеких от актуальных наших потребностей, а иногда противоречащих им, и реализуем различные виды деятельностей по мере освоения нами способностей к саморегулированию своих усилий в деятельности. Однако называть деятельностью реактивное или импульсивное поведение с удовлетворением без дополнительных усилий просто «рука не поднимается» и сознание не позволяет. Сознание не позволяет называть «психической деятельностью» и достаточно широкий круг мало изученных психических явлений, обслуживающих деятельность, реактивное и импульсивное поведение. Всем известный и понятный термин «психическая активность» распространяется на более широкий круг явлений, нежели термин деятельность. Б.Г. Ананьевым (2002) предложено рассматривать и изучать человека в разных ипостасях: как индивида (природно обусловленного человека), как субъекта или деятеля (человека, преобразующего окружающий мир), как личность (человека осознающего и отстаивающего свои связи с социальным и предметным окружением) и как индивидуальность (уникальную целостность, состоящую из парциального самоосуществления человека в трех предшествующих ипостасях). Не забудем при этом упомянуть, что именно благодаря трудам и усилиям А.Н. Леонтьева и Б.Г. Ананьева в 1966 г. в Москве и Ленинграде были открыты при университетах два первых в России (Советском Союзе) факультета психологии. Развитие концепции А.И. Крупнова в контексте достижений отечественной дифференциальной психофизиологии и психологии Перейдем теперь к юбиляру и герою 2019 г. на кафедре социальной и дифференциальной психологии РУДН - доктору психологических наук, профессору Александру Ивановичу Крупнову - отметившему в этом году свое восьмидесятилетие (Агапов, 2019; Михайлова, 2019; Фомина, Лесин, 2019; Личность в современном обществе..., 2019). В его собственных работах и работах его сотрудников продолжаются традиции российской науки рассматривать человека в единстве природных и социальных детерминант, как обладающего способностью творчески подходить к решению возникающих проблем (Бойко, 2012; Ершова и др., 2012; Каменева, 2014; Крупнов, Новикова, 2014; Кудинов, Крупнов, 2008; Кудинов, Кудинов, 2014; Кудинов и др., 2015; Новикова, 2003; Одинцова, 2014; Прядеин, 2014; Фомина, 2014; Шляхта, 2008; Chebotareva, 2014; Krupnov, Kozhukhova, 2012; Krupnov et al., 2017; Krupnov et al., 2019; Rushina, Kameneva, 2017). Психофизиологические основы активности человека, которые прорабатывал А.И. Крупнов на протяжении жизни (Крупнов, 1984; Крупнов, Прядеин, Жемчугова, 1979; Крупнов, Шляхта, 2003), привели его к созданию целостной концепции формирования свойств личности (Крупнов, 2006; Крупнов, Новикова, 2014; Крупнов и др., 2017; Krupnov et al., 2013). Чтобы немного прояснить траекторию жизненного пути А.И. Крупнова, обратимся к предыстории. В 1956 г. Б.М. Теплов, отдавая должное исследованиям И.П. Павлова (мало кто, подобно ему, возвращался к столь кропотливому анализу исследований, проведенных в лаборатории И.П. Павлова), ввел новый контекст изучения свойств нервной системы в психологические исследования, подчеркнув их включенность и в непосредственно-чувственную активность (непреднамеренные формы поведения человека), и в активность, опосредствованную сознанием, замыслами человека (Теплов, 1985. С. 43). Он провел различие генотипических и фенотипических особенностей поведения человека. В описании типов темперамента в качестве генотипических особенностей им рассматривались физиологические характеристики темперамента, а в качестве фенотипических - характерологические особенности поведения человека. Впоследствии он рассматривает физиологические составляющие типа темперамента - типологические свойства нервной системы и связанную с ними эмоциональность - как задатки, а приобретаемые на этой основе черты характера и уме- ния как способности. Б.М. Теплов объясняет возникновение характерологических свойств человека не изменчивостью свойств нервной системы, а тем, что свойства любого типа нервной системы «обрастают» новыми условными связями, и приводит слова И.П. Павлова о «чрезвычайной пластичности» высшей нервной деятельности и о том, что отдельные приобретенные особенности активности животных и человека через «определенные деятельности часто закрепляются на всю жизнь» (Теплов, 1985). Анализ Б.М. Тепловым типологических особенностей нервной системы человека через сопоставление природных данных и социальных достижений показал, что высокие социальные достижения возможны для любого типа нервной системы. Блестящий мысленный ход Б.М. Теплова при анализе основных качеств типа нервной системы состоял в том, чтобы проанализировать соотношение проявлений силы и слабости, инертности и подвижности, уравновешенности и неуравновешенности в сложной динамике взаимодействия процессов возбуждения и торможения, обеспечивающих разные формы поведения. Это позволило ему реабилитировать нередко встречающийся у человека и животных слабый тип нервной системы. «Если с чисто биологической точки зрения ее и можно рассматривать как менее предпочтительную для выживания, а с медицинской - более подверженную срывам и расстройствам, то с психологической и педагогической точки зрения слабая нервная система должна рассматриваться как система “другого типа, а не другого уровня совершенства по сравнению с сильной”» (Теплов, 1985. С. 73). Связанный с поведением анализ свойства подвижности подвел Б.М. Теплова к пониманию диалектики отношений противоположных с точки зрения биологической значимости его параметров: с инертностью нервных процессов связаны и большая прочность устанавливаемых связей, и заторможенность в реакциях на изменяющиеся условия среды; с лабильностью связаны и быстрое реагирование на изменения в среде, и большая хрупкость, неустойчивость устанавливаемых связей. Ни подвижный, ни инертный тип нельзя квалифицировать как «хороший» или «плохой». Их можно рассматривать как типы, по-разному выстраивающие взаимодействие со средой, но не как показатели разной «степени совершенства нервной системы» (Теплов, 1985. С. 93). Уравновешенность Б.М. Теплов определил как вторичное свойство нервной системы, поскольку оно рассматривается по отношению к силе или подвижности, что не снижает его значения в классификации типов нервной системы. Сетуя по поводу отсутствия методов определения типов нервной системы человека, Б.М. Теплов ставит задачу разработки строгих лабораторных методов (Теплов, 1985. С. 124), подчеркивая, что методики измерения чувствительности связаны в первую очередь с изучением непроизвольных реакций, поскольку изучаемые изменения чувствительности не поддаются произвольному регулированию. При регистрации двигательных реакций, изучая влияние двигательных реакций, быстро следующих друг за другом, на последующие, мы имеем дело с методикой изучения свойств нервной системы, определяющих непроизвольные реакции. Но при анализе данных экспериментов М.Н. Бориcовой, изучающей связь времени реакции выбора на сигналы, различающиеся по интенсивности, в которых она получила подтверждение зависимости времени реакции выбора от интенсивности сигнала, мы в 1972-1974 гг. получили еще одну яркую зависимость величины времени двигательной реакции от вероятностного прогноза, связанного с чередованием сигналов. В своих исследованиях мы подтвердили существование зависимости от вероятности чередования сигналов в последовательности и от значимости быстрой реакции на тот или иной сигнал. Такие методики позволяют выявлять и базовые свойства нервной системы, относительно независимые от ранее приобретенного опыта; регистрировать «индивидуальные особенности нервной системы данного человека, но ни в коем случае не индивидуальные особенности его личности» (Теплов, 1985. С. 131). В рамках дифференциальной психофизиологии саморегуляция понимается как функция мозга, которая определяет и закрепляет наиболее устойчивые способы регулирования действий, состояний, предрасположений, направленных на достижение определенных целей поведения (Небылицын, 2006). Сотрудник В.Д. Небылицына - Н.С. Лейтес - позднее писал, что устойчивые особенности саморегуляции движений человека во многом обусловлены особенностями типа его высшей нервной деятельности и в свою очередь обусловливают возможности действий человека, в том числе и умственных (Лейтес, 1985). Дифференциальная психология не снимает вопрос о связи функций мозга с саморегуляцией активности человека на непосредственном уровне, а включает ее в контекст целостного осознанного проектирования человеком своей деятельности, обозначенный С.Л. Рубинштейном и О.А. Конопкиным (Рубинштейн, 1946; Конопкин, 1980). Исходный тезис Б.М. Теплова, гласящий, что способности развиваются на основе задатков, обязывает нас искать основания способностей и их разнообразия в сфере задатков, которая еще остается мало исследованной. Вспомним результаты исследований Э. Гибсон и Р. Уолк о врожденных предпосылках пространственного восприятия у младенцев (эксперимент с «пропастью»); результаты экспериментов с каруселькой, подвешенной над кроваткой младенца, и разницей в поведении ребенка в ситуации, когда карусель приводят в движение независимо от ребенка и когда ее запуск зависит от его собственной двигательной активности. Вспомним о тех предпосылках в различении звуков у младенцев, способных заметить различия между речью на чешском и словацком языках (Крайг, 2000). Немало данных и о множестве врожденных механизмов реагирования, которые с возрастом исчезают «за невостребованностью». Все это свидетельствует о том, что способности все-таки следует систематизировать в соответствии с психофизиологическими аппаратами, обеспечивающими взаимодействие со средой, и характеристиками этого взаимодействия, а не с видами деятельности. Все еще свежи в памяти воспоминания о том, как в Большой аудитории Психологического института обсуждались особенности «географического» восприятия учащихся, и докладчику сделали замечание, что лучше все-таки вести речь о пространственном восприятии учащихся, а не о географическом. Так, по-видимому, и в музыкальном восприятии грамотнее будет речь вести о слуховом восприятии и его особенностях при восприятии музыки. Естественно, говоря о развитии способностей на основе задатков, мы должны помнить о том, что формированием функции управляют не только предпосылки, но и назначение функции (помнить о принципе формирования функциональной системы). При этом не следует забывать и о том, что предпосылки также складываются с определенным целевым назначением. Ученик Б.М. Теплова - В.Д. Небылицын - начал развивать перспективную область психофизиологических механизмов, лежащих в основе психодинамики психических процессов, обеспечивающих результативность действий (и реакций) сенсорики, восприятия и мышления. Анализируя представления о закономерностях функционирования мозговых структур, он столкнулся с фактом несовпадения свойств нервной системы в разных анализаторах и предложил рассматривать «свойства отдельных анализаторов как частные свойства нервной системы, а в качестве общих ее свойств рассматривать физиологические измерения комплексов тех мозговых структур, которые не связаны прямо с переработкой сенсорных воздействий и имеют более общее значение для нервно-психической деятельности организма» (Небылицын, 2006). Это передние отделы новой коры и взаимодействующие с ними образования старой и древней коры, а также подкорки, в частности ствола. Относительно структур, составляющих этот комплекс, известно, что они выполняют функции регуляции и управления всеми процессами, протекающими в живом организме, от низших биологических до самых высших психических. Эти структуры составляют субстрат таких глобальных процессов как потребности, мотивация, эмоции, направленное внимание, программирование действий и движений, интеллектуальное планирование и оценка результатов и т.д. «Вполне естественно предположить, что свойства именно этих мозговых структур являются истинными детерминантами индивидуальных личностных особенностей в только что указанных и многих других важнейших проявлениях психики и поэтому с полным правом могут рассматриваться как общие свойства нервной системы» (Небылицын, 2006). К сожалению, ранняя смерть В.Д. Небылицына прервала его талантливую работу. Продолжили работу в этом направлении ученики Б.М. Теплова и В.Д. Небылицына: М.Н. Борисова, Э.А. Голубева, К.М. Гуревич, А.И. Крупнов, Н.С. Лейтес, И.В. Равич-Щербо, В.Н. Рождественская, В.М. Русалов, В.В. Суворова, Н.Ф. Шляхта и многие другие. В Психологическом институте сформировались лаборатории, разрабатывающие дифференциальные проблемы психологии, под руководством Э.А. Голубевой, К.М. Гуревича и И.В. РавичЩербо. Из лаборатории Э.А. Голубевой (2005) вышли впоследствии Б.Р. Кадыров, организовавший в Ташкенте лабораторию, изучающую способности и склонности (Кадыров, 1990), М.К. Кабардов, изучающий языковые способно- сти и ставший руководителем этой лаборатории (Кабардов, 1985, 2001); С.А. Изюмова, разрабатывающая дифференциальные аспекты психофизиологии памяти (Изюмова, 1995). Воздадим должное и работам К.М. Гуревича, разрабатывающего со своими сотрудниками проблемы индивидуальных особенностей работников профессионального труда. А.И. Крупнов, думается, что у нас есть право характеризовать его так, - воспитанник Психологического института. В нем он отстоял свое право быть личностью и профессионалом, защищая диссертацию на звание кандидата психологических наук. Начинал свою научную деятельность при Б.М. Теплове и В.Д. Небылицыне. Перебравшись на Урал, он продолжал разработку дифференциально-психологических проблем, организовав свое направление. Позднее он защитил докторскую диссертацию. Развивая освоенные предшественниками представления об индивидуальных особенностях и развитии способностей человека, он в лучших традициях отечественной психологии предложил целостный, системно-диспозиционный подход к изучению личности и ее свойств (Крупнов, 2006; Крупнов, Новикова, 2014; Крупнов и др., 2017; Krupnov et al., 2013). Его подход стал логическим продолжением теории «общих и частных свойств нервной системы» (Небылицын, 2006). Методологически это путь от частного к общему, к конструированию целостной модели развития свойств личности. Компоненты этой системно-функциональной модели - установочноцелевой, мотивационный, когнитивный, продуктивный, динамический, эмоциональный, регуляторный и рефлексивно-оценочный, каждый из которых имеет гармоническую и агармоническую составляющие, отражают все грани активности личности (Крупнов, 2006; Крупнов, Новикова, 2014; Крупнов и др., 2017; Krupnov et al., 2013). На этой основе можно вернуться к сравнительной характеристике самых разных действий человека, определить развитие как отдельных аспектов личностных характеристик, так и описание целостных личностных характеристик с условиями их реализации. Важное место в этой целостной модели личности отводится и процессам саморегуляции. Можно поздравить Александра Ивановича и с тем, что у него есть последователи, верные «оруженосцы» его теоретических изысканий (З.В .Бойко, Р.В. Ершова, С.М. Зиньковская, Г.Н. Каменева, С.И. Кудинов, С.С. Кудинов, О.Б. Михайлова, И.А. Новикова, О.В. Одинцова, В.П. Прядеин, М.А. Рушина, Н.А. Фомина, Е.Ю. Чеботарева и многие другие, а также самый верный «оруженосец» - Н.Ф.Шляхта). Проблемы комплексного анализа активности и саморегуляции личности Поделимся вкратце и особенностями своих взглядов на проблемы анализа субъектной и личностной активности, а также их саморегуляции (Осницкий, 1996). В свое время в целях лучшего понимания идеи Б.Г. Ананьева о разных аспектах рассмотрения человека при его изучении мы в работе со сту- дентами дополнили ее перечнем задач, которые приходится решать человеку в каждой из позиций. На уровне активности человека как индивида он решает задачи выживания и продолжения рода, большего от него природа не требует. На уровне позиции субъекта деятельности (напомним: активности преднамеренной, осознаваемой, регулируемой, инициируемой) в задачи человека входит выполнение дел по возможности быстрее и лучше. И наконец, в роли активной личности человек определяет и отстаивает жизненно значимые для него позиции. Формируются и реализуются разные виды активности в практической деятельности человека (осознаваемой, проектируемой), но частично могут проявляться и в импульсивных, и в реактивных видах поведения, поддерживающих функции жизнеобеспечения. Но если в реактивных и импульсивных формах поведения (не перерастающих в деятельность) саморегуляция осуществляется на непосредственно-чувственном уровне, то на уровне деятельности регуляция осуществляется уже на «экспериментальной площадке сознания» (где процесс регуляции реализуется не только по механизму «обратной связи» и кольцевому регулированию, но и по механизму «принятия решения» (Степанский, 1997). Схема саморегуляции, по О.А. Конопкину (1980), хорошо воспроизводится в умениях целеполагания, моделирования условий, программирования действий, оценки результатов, коррекции, дополняемых динамическими, функциональными и личностно-стилевыми характеристиками саморегуляции. Стилевые же особенности саморегуляции задаются не «профилем саморегуляции», а накапливаемым непосредственно-чувственным опытом (они определяются наличием задатков, по Б.М. Теплову, и формируемыми на их основе способностями) или же личностными диспозициями человека. Звенья осознанной саморегуляции формируются и активируются в деятельности по принципу «скорой помощи» или «пожарной команды». В целом же саморегуляция деятельностная (регуляция осуществления предметных преобразований) и саморегуляция личностная (регуляция взаимоотношений с людьми и предметным миром) опосредствованы регуляторным опытом человека, структуру которого составляют содержания: ценностное, рефлексивное, операциональное, привычно активизирующее и связанное с сотрудничеством. Регуляторный контекст целостного, интегрированного взаимодействия компонентов опыта обнаруживается при изучении психологических особенностей организации и осуществления решения различных задач. Этот опыт объединяет во взаимодействии ценностные, рефлексивные, операциональные, коммуникативные и привычно активизируемые составляющие; в нем аккумулированы знания, умения, ценности, отношения, переживания, осознаваемые и неосознаваемые, но задействованные в структуру осознаваемых. Как видно, и в структуре осознанного саморегулирования отводится место опыту привычной активизации, связанной с непосредственночувственным опытом. Б.Г. Ананьевым, как мы уже отмечали, была задана траектория изучения индивидуальности, обозначены ее природно обусловленные, деятельно формируемые и личностно определяемые свойства. В.С. Мерлиным (1980, 1986) и его последователями на протяжении многих лет изучаются компоненты интегральной индивидуальности и психологические особенности человека, его способности, его свойства как результат интегрирования. Специфично определяемое А.Г. Асмоловым понятие индивидуальности «которую надо отстаивать», выпадает из общепринятого понимания индивидуальности и смешивается с понятием личности (Асмолов, 2001). Возможно, это связано с англизированным прочтением термина «личность», которое словари часто подменяют при переводе терминами «индивидуальность» и «идентичность». Развитие личности действительно связано со смыслопорождением (Леонтьев, 1959; Братусь, 2006; Асмолов, 2001; Леонтьев, 2006, 2011), но смыслопорождение связано и с процессом самоопределения в мире людей и вещей, с которыми человек вступает во взаимодействие, с определением позиций человека в отношении к ним, а поскольку человек живет не в вакууме, а среди подобных себе, еще и с необходимостью отстаивания своих позиций. Заключение Выявляемые нами в активности человека реактивные, импульсивные и деятельно организованные составляющие его поведения также представлены в индивидуальности, поэтому к проявлениям субъектности в активности человека нужно относиться дифференцированно. Человек далеко не всегда является субъектом своей активности, а если и является, то только в проектируемой им деятельности, да и то в той степени, в которой проявляется его субъектность (Осницкий, 1996). К тому же и мастерство, и успешность человека в той или иной деятельности связаны с тем, насколько он, проектируя свою деятельность, сумел скоординировать ее с реактивными и импульсивными формами своего поведения (Осницкий, 2011, 2013). Таким образом, индивидуальные различия в способности к саморегулированию и самоуправлению, обнаруживаемой в регуляторном опыте, можно выявить по самым различным основаниям (по связи с различными познавательными процессами, задействованными в деятельности, динамическим характеристикам осуществляемых преобразований, вовлеченности в саморегуляцию ее собственных составляющих и т.п.), но при этом целесообразно их все же соотносить и с основными моментами деятельности, проектируемой и осуществляемой человеком, и, конечно, с его позиционированием по отношению к этой деятельности (Крупнов, 2006; Krupnov et al., 2017; Осницкий, 2011, 2014, 2018).

Об авторах

Алексей Константинович Осницкий

Автор, ответственный за переписку.
Email: osnizak@mail.ru

доктор психологических наук, профессор, главный научный сотрудник

Список литературы