Политика идентичности и международная безопасность европейских государств постсоветского пространства

Полный текст

Введение Значимость идентичности в международных отношениях, в том числе в области формирования внешней политики, широко представлена в научной литературе [Hall 1999; Lebow 2016; Vucetic 1996]. Предложенная Р. Ароном концептуализация связи идентичности со стремлением государств к безопасности [Арон 2000] находит подтверждение в современном мире. Анализ конструирования коллективных идентичностей дает исследователям основания говорить о секьюритизации политики памяти и идентичности, ее тесной привязке к вопросам безопасности, защиты идентичности, особенно применительно к новым политическим акторам [Политика памяти… 2020]. Такими акторами стали все страны постсоветского пространства, у которых возникла острая потребность в воссоздании, конструировании национальной, политической идентичности [Национальные истории… 2009], в политике идентичности как политическом курсе «по сознательному, целенаправленному и систематическому формированию (конструированию), утверждению и корректировке национально-государственной идентичности» [Попова 2020]. В данной статье анализируются алгоритмы политики идентичности в постсоветских странах Восточной Европы за последние 30 лет, проводимой политической и поддерживаемой интеллектуальной элитой, во внешнеполитическом контексте, который в значительной мере определял как характер политики идентичности, так и координаты внешней политики. Такие процессы существенно повлияли на трансформацию понимания политики идентичности как аналитической категории - от борьбы за признание социально ущемленных групп до деятельности субъектов политического процесса по формированию и поддержанию разных форм макрополитической идентичности [Идентичность… 2017]. Этапы идентитарной политики Этапы идентитарной политики новых политических авторов - в контексте данной статьи - стран Балтии, Беларуси и Украины - тесно связаны с изменением международной ситуации. Как справедливо отмечает А.Д. Богатуров, ряд малых стран, в том числе на постсоветском пространстве, «живут не столько в системе мировых политических координат, сколько вдоль оси отношений Россия - Запад, плотно к этой оси припав и от нее питаясь - идеологически, политически и экономико-финансово»1. Проводимая в этих странах политика идентичности зависит от данной оси. Значение имеет не только величина страны и ее потенциал. В 1990-е годы все эти страны нуждались в национальной идентичности, национальной идее, а ее интегратором, как правило, служит внешний «враг» [Казанцев, Меркушев 2008]. Первый этап - конструирование политической идентичности после распада СССР и на протяжении 1990-х гг., где перед новыми государствами постсоветского пространства встали задачи нахождения собственного места в современной международной системе, поиска «союзников» и мобилизации против «врагов». Одной из ключевых задач этого этапа является обоснование права на независимость и «историческая закономерность» появления самостоятельного государства после распада СССР. Началом второго этапа стало расширение ЕС в 2004 г., усилившее европейский фактор политики идентичности для стран Балтии (Литва, Латвия, Эстония), которые стали новыми членами ЕС. Европейский вектор в политике идентичности сказался на ходе «оранжевой революции» в Украине в конце 2004 - начале 2005 г. Россия и Беларусь, напротив, в эти годы начинают отказываться от европейского вектора. Украина, которая на первом этапе придерживалась «многовекторности», на втором этапе делает ставку на поддержку ЕС и США с одновременным обозначением России в качестве «врага». Введение США в 2004 г. санкций в отношении Беларуси в связи с нарушением прав человека способствовало очередному качанию маятника белорусской внешней политики в сторону Москвы и формирование образа врага в лице «Запада». Третий этап трансформации политики идентичности в странах постсоветского пространства начинается с 2014-2015 гг., когда присоединение Крыма Россией и ее поддержка «Русского мира» на востоке Украины сочеталась с попыткой Москвы углубить интеграционные процессы на постсоветском пространстве под эгидой Евразийского экономического союза. Действия России в Украине способствовали не только дальнейшему формированию образа этой страны в качестве «врага» в странах Балтии и Украине, но и привели к новым колебаниям политики идентичности в Беларуси. Современный этап в формировании политики идентичности связан с обострением геополитического противостояния между ЕС и Россией, которое проходит по странам постсоветского пространства, выбравшим в качестве союзника одного из двух внешнеполитических акторов, с приходом к власти политика «новой волны» В. Зеленского в Украине в 2019 г. и жестоким подавлением протестов в Беларуси после президентских выборов 9 августа 2020 г. «Изобретение» идентичности: 1990-е гг. После обретения независимости страны Балтии (Литва, Латвия, Эстония) сразу взяли курс на интеграцию в евроатлантические структуры, провозглашая свое «возвращение в Европу». В вопросах идентичности балтийские народы связывали себя и свою ментальность с Европой (литовцы и латыши с Восточной Европой, а эстонцы с Северной, прежде всего Финляндией). Разрыв с советским прошлым выражался как в запрете советской символики, так и в актах «восстановления» государственности до 1940 года (т.е. до «советской оккупации»). В 1992 г. в Литве был принят Конституционный Акт «о неприсоединении Литовской Республики к постсоветским восточным союзам»[76]. Литва очень гордилась тем, что объявила о своей независимости еще до распада СССР, 11 марта 1990 г. Правда, признали ее лишь Исландия и Дания [Vitkus 2019]. В балтийских странах шло активное переписывание истории, оценка советского периода как оккупации, начались войны памяти и «войны памятников» [Национальные истории… 2009:148-201]. Украина и Беларусь после распада СССР первоначально провозгласили политику «многовекторности», стремясь сохранить социально-экономические связи с Россией и наладить взаимоотношения со странами Европы. Исторические традиции в Беларуси и Украине существенно различались, что отразилось как на внешней, так и на идентитарной политике этих стран уже в 1990-е годы. Украина представляет собой «расколотое» государство, в котором нет консенсуса по ключевым вопросам, включая вопрос внешней политики. При этом политическая элита избрала в качестве ключевого элемента политики идентичности украинского государства идею нациостроительства на основе украинской нации, языка и культуры (этническое основание макрополитической идентичности). Культурно-гуманитарная политика в Украине была отдана на откуп умеренным националистам из «Руха», которые воспринимали Украину в качестве европейской державы, а Россия рассматривалась ими как помеха на пути «возвращения в Европу». Причины конфронтации с Россией исследователи видят в том, что в основе политики идентичности Украины были положены «три основополагающих положения: российское государство - это враг украинской независимости, и поэтому в интересах Украины его ослабление, а еще лучше распад; русское население на Украине - очень серьезное препятствие на пути становления независимого украинского государства, и поэтому оно должно быть ассимилировано; независимость украинского государства может быть гарантирована только благодаря тесному сотрудничеству с европейскими странами, которые помогут ей в отстаивании своей независимости в противостоянии с „азиатской“ Россией, так как Украина является европейской страной, частью Европы» [Шмелев 2021]. Под занавес второго президентского срока Л. Кучма опубликовал книгу «Украина - не Россия», где выражал негодование по поводу пренебрежительного отношения россиян к украинской независимости и культурной идентичности, трактуя формулировки «Киев - мать городов русских», «Древняя Русь - общая колыбель трех восточно-славянских народов» как утверждение, что «Вы - это мы, а мы - это вы. То есть, вас - нету! Со всей вашей якобы отдельной историей и ментальностью» [Кучма 2003:3]. Беларусь, в сравнении с Украиной и другими республиками бывшего СССР, считается наиболее «русифицированной» страной, где сильны культурно-исторические связи с Россией. В общественном дискурсе Беларуси выделяют четыре модели внешней политики страны: «возвращение в Европу»; финляндизация внешней политики Минска; многовекторность; курс на государственную интеграцию с Россией [Неменский 2016]. Эти модели коррелируют с политикой идентичности. Идея сближения с Россией строилась на историко-культурной идентичности. Признав в качестве государственного русский язык и идя на более тесное сотрудничество с Россией, Беларусь во многом схожим с Россией образом трактовала исторические события, акцентируя внимание на Великой Отечественной войне и «партизанщине». В целом Беларусь при А. Лукашенко во многом свернула процессы «десоветизации», что в символическом смысле выразилось в принятии герба и флага Беларуси, очень похожего на герб и флаг Белорусской ССР. Общая ностальгия по советскому прошлому, восприятие в качестве врага стран Запада стали той платформой, на которой продолжилось противоречивое сближение России и Беларуси в 2000-е гг. Становление идентичности «буферной зоны» Во всех странах Балтии в конце 1990-х - начале 2000-х гг. к власти приходили политики эмигрантской волны, чья сознательная жизнь проходила в странах Западной Европы либо Северной Америки. Их приход на высшие государственные посты знаменовал заимствование западной модели в области управления и символизировал возврат к европейским ценностям с одновременным разрывом со всем советским, которое стало синонимом чужеродного и враждебного. Именно политики эмигрантской волны (Валдас Адамкус, Президент Литвы в 1998-2009, Вайра Вике-Фрайберга, президент Латвии в 1999-2007 гг., Тоомас Хендрик Ильвес, президент Эстонии в 2006-2016 гг.) сделали очень много для включения стран Балтии в евроатлантические структуры (в марте 2004 г. в НАТО, а в мае 2004 г. в ЕС). На смену представлению 1990-х гг. о странах Балтики как некоем «мосте между Европой и «демократической» Россией пришли концепции понимания Балтики как «буферной зоны» или некой «прифронтовой полосы», сдерживающей «российский авторитаризм» в 2000-е гг. Балтийские страны отказались от празднования дня Победы 9 мая, вместо этого отмечая «день Европы», напоминающий о «цивилизационном» выборе Балтийских государств. Рост опасения реваншизма со стороны России произошел после заявлений В. Путина о том, что он считает распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой»[77]. Прибалты выступали как постоянные критики внутренней и внешней политики России, их политики столь часто говорили об угрозе со стороны России, что воспринимались европейскими элитами как спойлеры, которые лишь вносят напряженность и ненужный шум в отношения Запада и России [Raik 2016]. Важным элементом политики идентичности балтийских стран был виктимизм: представления себя в качестве жертвы двух тоталитаризмов - нацистского и советского. До вступления в ЕС они еще не отказывались от признания Холокоста как ключевого момента в коллективной памяти о войне, но музеи открывали не Холокосту, а жертвам советского террора. После вступления в ЕС балтийские страны стали вместе с Польшей инициаторами пересмотра исторического нарратива, в котором «добрые союзники победили злых нацистов» [Фадеева, Плотников 2019]. Проблема вины и ответственности за советскую оккупацию была перенесена из внутренней повестки во внешнюю, в повестку Европейского союза, в результате чего были приняты документы, уравнивающие нацизм и сталинизм [Политика памяти… 2020]. В этот период во внешней политике и политике идентичности Украины можно выделить два этапа. Первый - 2004-2010 гг., когда после «Оранжевой революции» президент В. Ющенко провозгласил курс на евроинтеграцию и вступление в НАТО приоритетами во внешней политике, стремясь максимально дистанцироваться от России. Второй - 2010-2013 - период президентства В. Януковича, а именно возвращение к политике «многовекторности» и налаживание диалога с Россией. Победа «оранжевой революции» происходила под лозунгами «евроинтеграции». Ценностные ориентации, представленные «европейским выбором» Украины, имели прочные коннотации с победой В. Ющенко, которого поддерживал ряд лидеров ЕС и США, что играло особую роль в мобилизации его сторонников [Финько 2005]. Как отмечают украинские политологи М. Погребинский и А. Толпыго, «для В. Ющенко европейский выбор, выбор геополитический и цивилизационный - базисный элемент национальной идеи, призванной обеспечить создание суверенного украинского государства» [Украина 2007]. Созданный при президенте «Институт национальной памяти» проводил политику декоммунизации, способствуя появлению «музеев советской оккупации», на государственном уровне происходило приравнивание «Голодомора» к геноциду. Заверения о скором вступлении Украины в НАТО и ЕС так и остались обещаниями, в итоге рейтинг В. Ющенко был настолько низким, что на президентских выборах 2010 г. он не прошел во второй тур. Победа В. Януковича с опорой на электорат юго-восточных регионов Украины означала реанимацию идеи «многовекторности» и улучшения российско-украинских отношений. Приостановка же соглашения об ассоциации Украины с ЕС послужила поводом для новой революции. Таким образом, идея европейской интеграции Украины за 2000-е гг. обрела большую популярность преимущественно в центральных и западных регионах страны. Одним из ключевых факторов «европейского» выбора Украины стало расширение ЕС до непосредственных границ Украины. Политические процессы в Беларуси в 2000-е гг. имели иной вектор: во второй половине 1990-х было подписано большое количество документов, касающихся сближения России и Беларуси, но в начале 2000-х процесс создания Союзного государства замедлился[78]. Подписывая документы, реализация которых откладывалась на потом, давая союзнические обязательства, А. Лукашенко выторговал существенные преференции для Беларуси в области экономических отношений с Россией. Журналисты едко назвали подобную политику А. Лукашенко в отношении России «нефть в обмен на поцелуи». Подобная политика Беларуси вызывала негодование со стороны российского руководства, что выражалось в периодических требованиях либо перевести отношения на «рыночные рельсы», либо начать имплементацию достигнутых договоренностей в области интеграции России и Беларуси. Организованное давление со стороны Москвы на режим А. Лукашенко приводило к попыткам последнего наладить отношения со странами ЕС и США. Однако США и ЕС ставили в качестве условий либерализацию белорусского режима и допуск оппозиции на выборы, либерализацию экономики Беларуси, т.е. условия ценностного характера (распространение демократических стандартов и принципов рыночной экономики с вытекающими из этого правовыми инструментами в виде защиты собственности, независимости суда и т.д.). Внешняя политика Беларуси носила «маятниковый» характер, направленный на решение ситуативных задач, ставящих в качестве приоритета «выживание» режима А. Лукашенко. В идентитарной политике правящий класс периодически обращался к общему советскому прошлому, опыту партизанской войны и т.п., одновременно критикуя европейские ценности как декларативные. В свою очередь, белорусская оппозиция в ходе президентской избирательной кампании 2010 г. сплотилась под лозунгами европеизации Беларуси, а одним из лидеров протеста стал лидер движения «Европейская Беларусь» А. Санников. Таким образом, на втором этапе наблюдается повсеместный рост антагонизма по оси Россия/Запад в политике идентичности стран Балтии, Украины и Беларуси, связанного с тем, что регион становится объектом противостояния ЕС и России, особенно в ходе «оранжевой революции» в Украине. Странам региона в этих условиях приходится выбирать «союзника» исходя из собственных ценностных ориентаций и приоритетов. Российское влияние на этом этапе резко сокращается в Украине и остается значительным лишь в Беларуси. Последующий этап («гроза 2014 года») ознаменовал еще больший рост противоречий и использование риторики «войны». Секьюритизация политики идентичности «Революция достоинства» в Украине в феврале 2014 г., захват Крыма Россией в марте 2014 г. и последующее военное противостояние на востоке Украины создали новую демаркационную линию. «Сотрудничество с Европой - ближайшим соседом России - забуксовало не только в результате украинского кризиса и принципиальных разногласий по определению политических и общественных ценностей, - отмечает Д.В. Тренин. - Изначальные основы этого сотрудничества - европейская идея о все большем приближении России к европейским нормам и принципам, но без включения России в ЕС и российская надежда на то, что элиты стран ЕС с окончанием холодной войны сойдут с атлантической орбиты и начнут строить вместе с Россией Большую Европу - оказались нежизнеспособными. Не удалось договориться даже о принципах европейской безопасности в новых условиях» [Тренин 2021:231]. Претендуя на роль самостоятельного и активного актора международных отношений, Россия запустила процесс евразийской интеграции, что послужило основанием для обвинений со стороны Запада в «реинкарнации» СССР в новом обличье. Наиболее непримиримая риторика в адрес России последовала из уст президента Литвы Даля Грибаускайте, которая назвала Россию «террористическим государством»[79]. При этом Литва в данный период стремилась играть роль посредника между ЕС и странами постсоветского пространства, в частности, на саммите «Восточного партнерства» в ноябре 2013 г. в Вильнюсе, где Даля Грибаускайте настоятельно рекомендовала В. Януковичу подписать соглашение об ассоциации между Украиной и Евросоюзом, требуя изменения его внутренней политики в отношении оппозиции. «Балтийский фактор» становится после событий 2014 г. одним из ключевых в отношениях ЕС и России. Кристи Райк, директор Эстонского института международной политики, характеризует этот процесс так, что на протяжении 20 лет балтийские государства (и Польша) предупреждали Европу об исходящей от России опасности, но в ответ получали обвинения в паранойе, связанной с чрезмерным вниманием к прошлому, которое сформировало встроенный антагонизм на уровне конструирования идентичности. Теперь они могут сказать: «Мы вам говорили!» [Raik 2016:240]. Райк ссылается на мнения исследователей, что Россия опирается на геополитический реализм, в то время как Европейский союз делает выбор в пользу ценностей. Но балтийские страны руководствовались геополитическими соображениями, используя все возможности для того, чтобы связать Украину с ЕС [Raik 2016:247]. В вопросах безопасности балтийские страны всецело полагаются на НАТО, оценивая Россию в качестве угрозы своей безопасности и требуя обеспечить их защиту. В характеристике их внешнеполитической идентичности произошел переход от понимания своих стран как мостов между Европой и Россией к оценке их как пограничной заставы [Miniotaite 2003:219]. А после 2014 г. - как прифронтовой полосы. «Украинский транзит» важен не только сам по себе, но и как один из важных компонентов нового конструкта международных отношений, прежде всего, в Европе. «В глобальном политическом контексте Украина часто предстает объектом, а не самостоятельным субъектом международных отношений, картой в большой геополитической игре, - резюмирует В.И. Мироненко [Мироненко 2020:13]. Идея Русского мира как нового объединения территорий, населенных этническими русскими, имела кратковременный успех в Крыму и Донбассе, одновременно вызвав настороженность ряда стран, не только балтийских. Проект «Новороссия», продвигаемый Россией, не получил развития. Вместо этого произошла консолидация украинского общества на национально-патриотических началах, с определением России как «агрессора» и «врага». Переход Крыма под российский контроль при помощи вооруженных сил в 2014 г. усилил стремление А. Лукашенко сформировать альтернативную российской историческую идентичность. В ежегодном послании к народу и Республике А. Лукашенко в апреле 2014 г. заявил: «Я обращаюсь к вам в непростое время. Государства, окружающие нас, пришли в движение. Бурлит Украина, в полный исторический рост пытается встать Россия. На наших глазах рушатся старые границы. И впервые за много лет в Европе вновь потянуло дымком от взрывов»[80]. В 2016 г. А. Лукашенко одобрил сознание нового школьного учебника по истории, согласно которому становление белорусской государственности происходит в середине IX в. - с созданием Полоцкой земли, самостоятельно и автономно. Лукашенко в свойственной ему «простонародной» манере неоднократно заявлял, что белорусы имеют свою историю и идентичность, которые существенно отличаются от российской. Сравнивая украинский и белорусский национализмы, Д.В. Тренин отмечает менее антирусский характер последнего, но общую их ориентацию на ближний Запад, в то время как Европа не готова «в обозримом будущем интегрировать восточных соседей, ценность которых состоит главным образом в том, что они являются буферами, отделяющими ЕС от России» [Тренин 2021:327]. Современные перипетии политики идентичности На современном этапе происходит беспрецедентное обострение в отношениях России с Западом, в частности Европейским союзом. Санкционная политика ЕС, дело Скрипалей, отравление Навального, ультиматумы европейских лидеров, торможение модели выборочного сотрудничества, отказ от встреч на высшем уровне - каждое из этих событий является знаковым. В контексте политики идентичности европейских стран особое значение имеет блокирование в июне 2021 г. инициативы Франции и Германии по проведению саммита Россия - ЕС. Ключевую роль в этом «отказе от смелости» (по словам Меркель) сыграли малые страны - члены ЕС, особенно балтийские государства. Их лидеры категорически высказались против такого саммита. Президент Литвы Гитанас Науседа назвал идею о саммите с Россией аналогичной «попытке привлечь медведя, чтобы сохранить горшок с медом в безопасности»[81]. Он выглядел чрезвычайно гордым, особенно по сравнению с весьма огорченной Ангелой Меркель. «Балтийский фактор» в отношениях России и ЕС в данной ситуации оказался решающим. Выборы президента Украины весной 2019 г. и президентские выборы в Беларуси 9 августа 2020 г. оказываются тесно включены в этот процесс. Приход к власти В. Зеленского в 2019 г. ознаменовал сохранение западного вектора украинской внешней политики, с некоторыми отсылками к роли России. Так, на ежегодной мюнхенской конференции по безопасности в Европе В. Зеленский заявил относительно вооруженного конфликта на Донбассе: «Не мы эту войну начали, но нам ее заканчивать»[82]. Неудачи в разрешении конфликта и во внутренней политике, снижение рейтингов В. Зеленского толкали его на более жесткий внешнеполитический курс, а в плане политики идентичности - на «дрейф» в сторону умеренного национализма. В 2020-е гг. «западный» вектор внешней политики Украины сохраняется в качестве приоритетного, но идея «возвращения в Европу» воспринимается скорее как запрос на «справедливые» реформы по европейскому образцу. В Беларуси последовавшие за президентскими выборами массовые акции протеста против фальсификации их результатов были жестоко подавлены властями. В ходе президентской кампании и после нее А. Лукашенко со свойственным ему упорством искал внутренних и внешних «врагов», «расшатывающих» ситуацию в Беларуси. Традиционно риторика А. Лукашенко менялась в зависимости от политической конъюнктуры, порой на противоположную. Так, накануне выборов А. Лукашенко заявлял о «российском вмешательстве в выборы»[83], после чего последовали аресты активов связанного с Газпромом «Белгазпромбанка» (возглавляемого В. Бабарико - оппозиционным кандидатом на пост президента Беларуси), 29 июня 2020 г. КГБ Беларуси были арестованы под Минском 32 россиянина, которых позже СК Беларуси обвинил в «подготовке массовых беспорядков»[84]. После признания В. Путиным итогов выборов и поздравления А. Лукашенко с победой образ «врага» в риторике А. Лукашенко переместился на «Запад». Олицетворением «врагов Беларуси» стали власти Польши и Литвы, помогающие белорусским гражданам получить убежище на своей территории. Вновь актуализируется историческая идентичность в контексте Великой Отечественной войны. Летом 2021 г. А. Лукашенко объявил 17 сентября «днем народного единства»[85], приурочив эту дату к советскому вторжению в Польшу в 1939 г., в результате чего Польша была оккупирована СССР и Германией, а к территории Белорусской ССР были присоединены западные земли. Согласно заявлению пресс-службы президента Беларуси, «этот день стал актом исторической справедливости в отношении белорусского народа, разделенного против его воли в 1921 году по условиям Рижского мирного договора, и навсегда закрепился в национальной исторической традиции»[86]. Одновременно солидарность с политической оппозицией Беларуси, пострадавшей от действий силовиков, выразили страны ЕС (включая государства Балтии, в особенности Литвы), а также Украина. В то же время и в Украине, и в Беларуси политические элиты воспринимают как историческую обиду попытку российских лидеров идентифицировать Беларусь и Украину в качестве «младших братьев» России, как в недавней статье В. Путина, который писал о едином историческом и духовном пространстве этих стран, а возникшие между ними расколы оценивал как общую беду как трагедию[87]. Времена единой Европы «от Лиссабона до Владивостока» оказались в далеком прошлом. Геополитическое противостояние по линии Россия - Запад задает тренд внешнеполитической идентичности («мы» - «они»), определяющей «друзей» и «врагов» для рассматриваемых стран постсоветского пространства на среднесрочную перспективу. В то же время как российские, так и европейские исследователи отмечают, что демаркационная линия проходит по ценностным ориентирам. Во всех последних заявлениях лидеров ЕС звучит тема ценностей, которые находятся под угрозой извне и нуждаются в защите. Чаще всего такого рода декларации делаются в отношении России, которую рассматривают как угрозу безопасности Европейского союза. К защите общих ценностей и интересов призывает председатель Европейского совета Шарль Мишель[88], включая в перечень таких ценностей веру в открытое общество, многосторонность и демократические ценности[89]. Председатель Европейской комиссии Урсула фон дер Ляйен решительно обвиняет Россию в том, что та «бросает вызов ценностям Евросоюза»[90]. Президент Франции, доказывая необходимость саммита ЕС - Россия, уверял, что «ЕС будет требователен, потому что мы не откажемся от наших ценностей»[91]. В интервью от 3 сентября 2021 г. «Радио Свобода» верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Жозеп Боррель бросил России очередной упрек: «Из действий современной России очевидно, что политическое руководство Москвы явно не заинтересовано в сотрудничестве с Европейским союзом. Кремль отходит от Европы и европейских ценностей и, кажется, заинтересован в противостоянии, активно пытаясь вести подрывную деятельность против ЕС». Российские политики парируют такие обвинения различными аргументами, включая ценностные. «Идейной основой воссоединения „западной семьи“ стало декларирование либеральных ценностей в качестве „путеводной звезды“ развития человечества», - заявляет С.В. Лавров, уточняя, что «бесперспективно ставить во главу угла вопрос о том, чьи ценности лучше или хуже, надо просто признать наличие других - по сравнению с западными - форм организации общества, принять как данность, уважать их»[92]. В современном Европейском союзе защита прав сексуальных меньшинств отнесена большинством его лидеров и наднациональными структурами к числу его фундаментальных ценностей, таких как равенство, уважение и толерантность. Президент Венгрии Виктор Орбан, обосновывая свою политику, ссылается на традиции и самобытность венгров, которые желают защитить европейскую идентичность. Показательно, что против принятого в Венгрии закона против гей-пропаганды активно выступили балтийские страны -члены ЕС. Аналогичный закон, принятый в России, стал поводом для характеристики политики Путина как гомофобской, что становится константой позиции ЕС в отношении России. Таким образом, политика идентичности совершает неожиданный поворот: целенаправленный курс по конструированию и поддержанию макрополитической идентичности сегодня в контексте западной политики включает в себя политику по защите и продвижению меньшинств, в особенности сексуальных. Этот поворот поддержан балтийскими странами, хотя в Украине и Беларуси он не очевиден. Традиционно понимаемая политика идентичности становится своего рода маркером на толерантность, демократизм и европейскость. Рассуждения в заключение Встреча российского и белорусского президентов 10 сентября 2021 г. и актуализация проблематики Союзного государства, казалось бы, ставят под сомнение значимость идентитарной политики. Нам представляется, что новая ситуация, напротив, обостряет и актуализирует ее значение. Если рассуждать в русле «реальной политики», то понятно, что для России (Путина, Кремля) мотивы очередного сближения с Беларусью являются доминирующими, а идентитарные могут быть использованы в качестве инструментального подтверждения. Однако именно политика идентичности, очевидно, будет использована для легитимации поворота Лукашенко в сторону России и критики европейского вектора, что коснется проблемы европейских и национальных ценностей, стандартов, норм поведения. В таком случае Россия и Беларусь окажутся по одну «линию фронта», а ЕС и его балтийские члены, а также Украина - по другую. В целом последние события (очередная встреча В. Путина и А. Лукашенко и договоренность о новых дотациях Белоруссии со стороны России, заявления В. Зеленского о возможной войне с Россией и т.д.) подтверждают новые разграничительные линии, по разные стороны которых политические акторы будут выстраивать свои условные «прозападные» и «антизападные» идентичности, апеллируя к истории, культуре, ценностям и т.д. в оправдании собственного политического и внешнеполитического курса.

Об авторах

Любовь Александровна Фадеева

Пермский государственный национальный исследовательский университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: polsci@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-3389-750X

доктор исторических наук, профессор кафедры политических наук

Пермь, Российская Федерация

Дмитрий Сергеевич Плотников

Пермский государственный национальный исследовательский университет

Email: plotnikov.perm@mail.ru
ORCID iD: 0000-0001-6846-044X

кандидат политических наук, доцент кафедры политических наук

Пермь, Российская Федерация

Список литературы