Explication of the Concept of Reality in the Digital Age: Issues of Theory and Methodology

Full Text

Введение: две реконструкции

Реальность – это конструкция, которая была создана людьми, но она была создана не из ничего, она не есть плод фантазии или проектирования. И реальность теоретической физики, и реальность повседневного мира возникли не по какому-то плану, а стали результатом множества целенаправленных усилий, совершаемых разными людьми с совершенно иными, отличными от намерения сконструировать реальность целями. Физики думали, что открывают законы природы, а «побочным» результатом стала физическая реальность (попперовский третий мир). Обычные люди с доисторических времен совместно охотились, сеяли, пасли скот, осваивали ремесла, результатом чего стала реальность обыденной жизни. Каждый человек на протяжении всей своей жизни учится понимать и ощущать окружающий его мир, результатом которого становится регулярное мысленное выделение себя, своего тела и своего сознания из окружающей среды, их «автоматическую» идентификацию. Так, на стыке этих двух реальностей возникает технология взаимодействия человека с внешним миром и с самим собой.

В современной философии и науке можно обнаружить систематические затруднения при использовании понятия реальности, семантическая неопределенность которого заставляет авторов периодически само его использование сопровождать таким количеством оговорок и пояснений, что хочется заменить его чем-то более ясным и точным. Конструктивистская точка зрения, получившая распространение в ХХ в., позволяет достичь известного согласия, но только при условии, если мы готовы справиться с эффектом «размножения» реальностей. Из множества видов реальности, упоминание о которых можно найти на страницах научных изданий, целесообразно выделить две, чей онтологический статус выходит за пределы дисциплинарно определенной региональной онтологии. Интерес к этим двум реальностям не ограничился стремлением установить их свойства и отличительные признаки – исследователи сконцентрировали свое внимание на механизмах их образования,  источниках и движущих силах. Таким образом, генезис и эволюция двух видов реальности были подвергнуты рациональной реконструкции, что дало основание прогнозировать сходство данных процессов с процессами формирования новой реальности – цифровой.

Первый опыт рациональной реконструкции теоретического мышления, побочным продуктом которого явилось понятие реальности, принадлежит неокантианско-феноменологической философии науки. Данная традиция представлена трудами Г. Когена, Э. Кассирера, Э. Гуссерля и А. Койре, чьи реконструкции галилеевской мысли позволили иначе взглянуть на рождение классической механики, а вместе с нею и всей новоевропейской науки. Вторая теория также испытала на себе влияние неокантианства и феноменологии, но здесь в фокусе исследовательского интереса оказалась не теоретическая, а обыденная реальность, то есть реальность повседневной жизни. Не случайно для реконструкции генезиса данной реальности были избраны средства  и методы феноменологической социологии знания, связанной с именами  А. Щюца, П. Бергера и Т. Лукмана. И хотя применяемая ими методология восходила к философии позднего Гуссерля, сам способ постановки проблем сформировался под влиянием прагматистской психологии У. Джемса, утверждавшего, что реальность ощущается и это ощущение представляет собой разновидность эмоционального переживания. В полном соответствии с теорией аутопоэиса человек, как и любая другая аутопоэтическая система, стремится отделить себя от окружающей среды. Вот это-то свойство человеческого сознания и становится интересным для психолога-прагматиста. В этом случае мы не интересуемся ответом на вопрос, какова реальность, задаваясь другим вопросом: относятся ли те или иные наши переживания и ощущения к реальности и как мы способны это ощутить?

 Реальность как требование теоретического мышления  и технического творчества

Неокантианская и феноменологическая философия науки едина в том, что реальность – это прежде всего физическая реальность, сконструированная в процессе «открытия» физических законов и генезиса теоретической физики, основанной на опытно-экспериментальном методе Галилея. Таким образом, эволюция теоретической физики продуцирует все основные изменения в конструкции физической реальности.

Первый вид реальности, который сегодня именуют физической реальностью, был обязан своим рождением идеям Галилея, Ньютона и других активных участников научной революции XVII в. В своем поиске законов природы, которые выражались бы на языке математики, физики постепенно стали мыслить мир как реальность, вернее, как физическую реальность. Скорее всего этого потребовал новый метод, получивший название опытно-экспериментального. В процессе становления научной лаборатории уже в XVII в.  в полной мере встала проблема соединения двух методов галилеевской науки: наблюдения и эксперимента. То, что Я. Хакинг определил как дихотомию представления и вмешательства, только в методологических декларациях диссертантов и учебниках по теории познания, выглядит как два разных метода, выбираемых из некоего исследовательского реквизита и применяемых изолированно друг от друга. Только концепция мира как реальности, мира вещей как одной сверх-вещи, позволяет организовать научное наблюдение для того, чтобы подготовить эксперимент и получить экспериментальные данные для возобновления наблюдения. Только мир, представленный как единая реальность (сверх-вещь), в которой все отдельные вещи – проявления этой реальности, может быть описан математически.

Таким образом, то, что сегодня называют физической реальностью – это продукт эволюции теоретического мышления, возникший из потребности  заменить неоперационализируемый и нематематизируемый концепт «бытие» чем-то, поддающимся операционализации и математизации. Конструирование такого объекта явилось составной частью опытно-экспериментального метода, условием достижения соответствия между двумя мирами: чувственным и умопостигаемым. После того как средневековое понятие вещественности превратилось в умах создателей новой науки в некую сверх-вещь, свойства этой теоретической конструкции стали одним из главных предметов обсуждения в научной и научно-популярной литературе. Вопросы о том, какова реальность, волновали не только специалистов, но и всех тех, кто, следуя идеалам эпохи Просвещения, стремился приобщиться к новейшим достижениям науки, сформировать свое мировоззрение.

 От вопроса о реальном к вопросу о реальности

В то время как вопрос о том, какова реальность, медленно, но верно стал перемещаться из пространства философских дискуссий в сферу теоретической физики, философы продолжали обсуждать критерии различения «реального» и «нереального» в нашем восприятии мира. На заре Нового времени и Ньютон, и Декарт мыслили мир как невидимый, но математически точно описываемый механизм. Наглядность механической аналогии, несомненно, придавала соответствующей модели мира ясность и простоту. Но последующее развитие физики все дальше уходило от наглядности. И вот уже Эйнштейн сетует на то, что благодаря созданию электромагнитной теории реальность перестает быть объяснимой, она не имеет более аналогий в мире повседневного опыта. Ее описание, по мнению создателя теории относительности,  сводится к системе дифференциальных уравнений в частных производных, а ее визуализация становится невозможной [1. C. 10].

Между тем под влиянием различных философских традиций все более популярной становится идея конструирования реальности, которое хотя  и происходит незапланированно, но все же подчиняется неким закономерностям. Эти закономерности или точнее схемы и способы конструирования реальности, как и их зависимость от потребностей теоретического описания фактов, подробно исследуются на рубеже XIX и ХХ вв. неокантианцами и феноменологами в их попытках отстоять непозитивистскую философию науки. Неокантианская и феноменологическая модели теоретического конструирования реальности чем-то похожи, хотя в основе первой лежит понятие корреляции, тогда как во второй – методической индукции. Посмотрим, можно ли их использовать для реконструкции процесса конструирования цифровой реальности.

Основоположник марбургского неокантианства Г. Коген включает понятие реальности в свою концепцию корреляции, что позволяет ему определить реальность как требование и направление чистого мышления. Стремясь истолковать кантовское понимание человеческого мышления как конструирования, он показывает это на примере опыта физиков-теоретиков. «Как при единстве множественности, – пишет Г. Коген, – однородное конституировало экстенсивную величину, так реальность, не только как стоящая в отношении к отрицанию, но возникающая благодаря континуальности, становится интенсивной величиной. Таким образом, схема есть „непрерывное и однообразное порождение ее (реальности. – В.Б.) во времени”» [2. C. 443]. Коген подчеркивает мысль Канта о том, что подобная текущей жидкости непрерывность пространства и времени в опыте означает, что они, будучи quanta continua (непрерывными величинами), постоянно воссоздаются в сознании, то есть находятся в «процессе порождения» экстенсивного в интенсивном.  По мнению Когена, в обращении Канта к понятиям текучести и непрерывности порождения проявляется влияние ньютоновской терминологии. Так, в «Началах» Ньютон обозначает экстенсивное как «Fluente» (бежать, бегущий), а интенсивное как «Fluxion» (истекать, текущий). И для Когена это важный аргумент в пользу влияния математического естествознания на кантовскую концептуализацию реальности. «Не с простотою монады, но с законом непрерывности, из которого возникает понятие дифференциала, позже связывается реальность, так что, в отличие от редукции к границе, подчеркивается скорее возникновение и „процесс порождения“ экстенсивного в интенсивном»  [2. C. 445].

Если считать, что данные закономерности действуют и в цифровом мире, то можно предположить, что и здесь реализация корреляционистской модели приводит к пространственно-геометрическому принципу ее построения. Перенос опыта наблюдения за небом на объяснение земных явлений в истории случился дважды: платоновское учение о невидимых идеях и галилеевская математизация природы. Идеалист Коген показал, что для того, чтобы увидеть в земных явлениях что-то небесное, надо земные вещи (камни, скамьи, тележки) уподобить небесным (звездам, планетам, кометам). Сегодня происходит формирование компьютерных сетей, включающих в себя серверы, персональные компьютеры, смартфоны и другие менее заметные элементы. Можно представить эту сеть схематически, что в общем-то и делается  инженерно-провайдерскими службами, то есть теми, кто рассчитывает пропускную мощность этих сетей, их технические возможности.

Вряд ли стоит говорить всерьез о конструировании новой реальности, если рассматривать компьютерные сети только с технической точки зрения. Между тем техническое всегда влияло на социальное, и сегодня это влияние достигло максимальной интенсивности. Технические инновации способны создавать новые возможности коммуникации, новые типы построения социальных машин, включающие в себя техники власти, контроля, адаптации  и самореализации. Новая реальность возникает в ходе цифровизации в процессе формирования системы контактов и возможностей, которые создают эти контакты и возможности.

В процессе описания глобализации появился термин «сверхсвязный мир», который первоначально истолковывался просто – каждый может связаться с каждым благодаря техническим возможностям новых средств связи и их доступности. Но ведь так начиналось и в XVII в., когда галилеевские расчеты позволили увидеть в движении маятника фрагмент окружности, а в траектории бесконечно катящейся тележки линию, структурирующую и калибрующую пространство.

Между тем эффект сверхсвязности имеет гораздо более сложную природу и более серьезные последствия. Перейти от понятия мира к понятию реальности имеет смысл тогда, когда актуализируется такое свойство последнего, как способность соединять две модальности: возможность и необходимость. Эта унаследованная от аристотелевской метафизики модальная структура реальности позволяет рассматривать не техническую возможность всех связываться со всеми, а возникшие в силу необходимости гетерогенные кластеры связей и контактов.

Эти кластеры, возникшие как результат стремления к удовлетворению тех или иных социально значимых потребностей, соединяют посредством обмена адресами или предоставления адресов в широкий доступ множества индивидуальных и коллективных цифровых субъектов. Из этих кластеров и состоит цифровая реальность, а технологией их создания выступает та самая корреляция и то самое обращение к бесконечно малому, о которой писал  основоположник неокантианства. «Если реальность означает отдельное требование и направление чистого мышления, – отмечал Г. Коген, – то это будет лишь распространением эмпирического предрассудка, который всегда критиковал фундаментальные числовые образования, если мы неправильно оценим принцип реальности в принципе бесконечно малого. Мы должны будем более точно показать, как законы природы, в которых определяется реальность природы, не только используют эти буквы в качестве удобных знаков, но как они в тех понятии и принципе имеют и обрабатывают свою собственную основу и почву, которую они не могут покинуть. Нет другого средства сформулировать законы природы; нет, не только сформулировать, но и обосновать их, установить их фундамент и обработать их, кроме того средства, которое закреплено и оформлено в бесконечно малом» [3. S. 520].

Основоположник феноменологии Э. Гуссерль предложил иную версию конструирования физической реальности как способ перехода от экспериментальных фактов к математической модели окружающего мира. В своем  «Кризисе европейских наук и трансцендентальной феноменологии» он заинтересовался методом Галилея, который по праву считается ключевым методом современной науки. И хотя данный метод был до этого тысячекратно описан и подробно изучался во всех университетах, основоположник феноменологии взглянул на него с точки зрения создания параллельного идеального мира, то есть с точки зрения конструктивизма. Мысль о существовании такого мира – мира идей – высказывал еще Платон, но великий античный мыслитель считал его уже существующим. Здесь же подчеркивается, что  Галилей запускает механизм созидания этого мира, а не его постижения.  И средство, которым пользуется Галилей для конструирования идеального мира, Гуссерль называет методической индукцией. Галилеевская методическая индукция предстает как поэтапное и пошаговое преобразование всего совокупного донаучного опыта в такую конфигурацию известных чувственных качеств, которая могла бы быть редуцирована к величинам и мерным единицам.

Переход от мира качеств к квантифицированной реальности – не обычная калибровка, при которой измеряемый предмет, свойство или качество сравнивается с эталонным. Галилей предполагал, что мир должен быть подвергнут двусторонней идеализации, для чего ему понадобилось отказаться от трех причин аристотелевской метафизики и сохранить лишь действующую. Это позволило, по мнению Гуссерля, на фундаменте универсальной точной  каузальности построить мир двойной идеализации, в котором каузальное предшествует всякой индукции и собирает частные индукции в систему. Данный метод Гуссерль называет методической индукцией, которая применяется к предданному миру и одновременно с этим конструирует его. Так Галилею удалось «изобрести метод, – пишет Гуссерль, – с помощью которого можно было бы систематически и в известной мере заранее конструировать мир,  бесконечность его каузальных связей, из ограниченного набора того, что каждый раз – и притом лишь относительно – устанавливается в прямом опыте,  и стараться удостоверить эту конструкцию, несмотря на ее бесконечность»  [4. C. 51].

Физики-теоретики наблюдают сегодня активное применение IT-технологий в процесс научного конструирования реальности, осознавая при этом, что последствия такого применения не сводятся к техническим вопросам. Например, появились проблемы с различением необходимого и случайного. Возникает вопрос, «какие величины являются случайными?» Для ответа на вопрос необходимо обратиться к разработке исследовательской программы, в основе которой лежит компьютерное моделирование. Два исследователя ставят два компьютерных «эксперимента» и получают два разных результата только  потому, что первый опирается на классические, а второй – на байесовские  методы вычисления [5. Р. 8–9].

Компьютеризация науки не могла не породить стремления к внедрению IT-методов в конструирование физической реальности. Во второй половине ХХ в. ширится число сторонников модернизации квантовой механики на основе опыта использования IT-технологий. Появляется даже новый термин – цифровая механика (DM). «Нам необходимо разработать новую модель причинности, – утверждает Э. Фредкин, – которая будет вписываться в математические результаты, указывающие на функциональную связь между состоянием точки и состояний во всем пространстве-времени. В модели DM состояние ячейки представляет собой цифру. Имеет ли он функциональную связь или нет с конкретной другой клеткой, зависит не только от пространственно-временных отношений, но и от состояния других клеток. В отличие от обычной физики, где эффект может уменьшаться с расстоянием, в ДМ вероятность может уменьшаться с расстоянием, но эффект сохраняется!» [6. P. 265].

Реальность как средство соединения чувственного  и умопостигаемого

Трансляция процедур методической индукции рождает таким образом еще один мир, который Кант называл умопостигаемым в противоположность миру чувственному [7]. Здесь самое время вспомнить о таких видах цифровой реальности, как виртуальная и дополненная реальности. Отличительной особенностью как первой, так и второй является то, что они спроектированы и тщательно рассчитаны. По сути, речь идет об особых технологиях, которые позволяют оказаться в мире, максимально похожем на мир, к которому мы привыкли. В отличие от физической реальности, которая даже во времена Галилея скорее напоминала надлунный мир астрономов, нежели окружающий нас мир вещей, виртуальная реальность строится с целью создать иллюзию пребывания в этом самом окружающем мире. Для этого используются специально созданные приборы, способные создать ощущение присутствия. Перемещаясь в виртуальную реальность, человек осознает, что он в мире, который подобен миру фантазий, хотя и не требующем для ощущения присутствия никаких усилий фантазии. Виртуальная реальность состоит исключительно из вымышленных объектов, но их должно быть достаточно, чтобы полностью заменить окружающий мир. Виртуальный шлем, перчатки и другие подобные приспособления позволяют имитировать взаимодействия с внешним миром настолько достоверно, что надевший его человек может забыть о том, что  перед ним эффекты виртуальности и пережить все «по-настоящему».

Дополненная реальность – это такое совмещение виртуальных и реальных объектов, при котором виртуальная природа первых не ощущается и не переживается человеком как гетерогенная. Даже мысленно пользователь не покидает того мира, в котором он находился до того, как он надевает  специальные очки дополненной реальности или особую камеру AR. Старая игра Pokemon GO, уже превратившаяся в легенду, позволяет игроку навести камеру на стены или пол собственной квартиры и увидеть среди реальных предметов виртуальные, то есть несуществующие вещи.

Нетрудно видеть, что как виртуальная, так и дополненная реальности конструируются с использованием все тех же корреляций и методической индукции. Отличие от деятельности физиков-теоретиков в том, что данная деятельность с самого начала является открытой, она не только является конструированием, но и воспринимается актором и окружающими как конструирование. Но вот отношение к этой сконструированной реальности совсем не как к развлекательной игре – виртуальная реальность предстает как еще одна среда обитания. Планируя сконструировать новую компьютерную игру, разработчики построили еще один мир, в котором может жить человек, который  с самого появления человеческого рода стремился изменить естественную среду своего обитания. И природное окружение уступало место искусственным конструкциям все возрастающих масштабах: из деревянной хижины человек переселился в каменный дом, а затем этот каменный дом преобразовался в «умный» дом, где подстраивание окружающей среды под потребности человека и его желания происходит автоматически. Но при этом произошла дифференциация миров: наряду с миром, в котором обитает тело человека, был выделен мир, в котором обитают мысли человека, его желания и намерения, а также воспоминания и переживания событий, участником которых он не был, но которые сыграли в его судьбе немаловажную роль. И, наконец, произошла дифференциация миров обитания индивида и коллектива, миров, создаваемых при помощи теории и миров, данных в повседневном дотеоретическом опыте. А уж затем при помощи специальной техники были созданы новые реальности, также пригодные для жизни, пусть не тела, а всего лишь для жизни сознания.

 Сосуществование реальностей: субординация versus координация

Д. Чалмерс убежден в том, что виртуальные реальности – это подлинные реальности, и ошибаются те, кто считает их чем-то второсортным по сравнению с настоящей реальностью. «То, что происходит в виртуальной реальности, – пишет Д. Чалмерс, происходит на самом деле. Объекты, с которыми мы взаимодействуем в виртуальной реальности, реальны. Жизнь в виртуальных мирах, в принципе, может быть так же хороша, как и жизнь за пределами виртуальных миров. Вы можете вести полноценную жизнь в виртуальном мире» [8. Р. XVII]. В итоге он приходит к выводу о том, что всегда есть возможность узнать, что мир, в котором мы живем, может оказаться столь же виртуальным.

Прагматистская психология, а вслед за ней и феноменологическая социология знания обратились к сфере чувств, ощущений и переживаний, вернувшись тем самым из пространства научных понятий в мир обыденного.  А между тем именно в сфере повседневного опыта индивид регулярно различает реальность и кажимость, непрерывно идентифицирует нечто в качестве реального. Таким образом, реальность описывается как результат латентного конструирования, производимого в процессе межиндивидуального взаимодействия или взаимодействия человека с окружающей средой.

Как уже отмечалось выше, второй вид описания реальности возникает  в ходе психологического и социологического описания мира повседневного опыта. Модель социального конструирования реальности рождается в ХХ в. на пересечении феноменологии, интерпретативной социологии и социологии знания, хотя к числу влияний можно также отнести некоторые идеи марксизма и прагматизма. Здесь «реальность» предстает перед исследователями как нечто, возникшее одновременно с возникновением человека и общества – конструирование реальности рассматривается как побочный продукт социального взаимодействия. А Щюц, а вслед за ним П. Бергер и Т. Лукман, понимают под реальностью то, что осознано или неосознанно фиксируется  в сознании людей, их поступках, языке и культуре в процессе их совместной жизни. Данный вид реальности формируется и проявляется в сфере повседневного – в ее основе многократное повторение социальных действий и взаимодействий, их фиксация и рутинизация в языке, ритуалах, обычаях, нормах поведения. Результатом всего этого является мир, часть которого образовалась вне какого-то рационального плана, а другая его часть – спонтанные объективации, как физические, так и ментальные. «Реальность повседневной жизни, – пишет А. Щюц, – не просто полна объективаций, она и возможна лишь благодаря им. Я постоянно окружен объектами, которые обозначают субъективные намерения моих партнеров, хотя у меня иногда и возникают трудности в связи с правильным пониманием того, что определенный объект “обозначает”, особенно если он был создан людьми, которых я не знал достаточно хорошо или вообще не знал в ситуациях лицом-к-лицу» [9. С. 62]. При этом основоположник феноменологической социологии ссылается на опыт этнологов и археологов, хорошо осведомленных о тех трудностях, которые приходится испытывать в процессе поиска назначения тех или иных артефактов. Изучение таких артефактов – единственный путь к реконструкции мыслей тех, кто их создавал в условиях, когда культуры, к которым они принадлежали, давно исчезли. Все это А. Щюц считает подтверждением огромной силы человеческих объективаций.

«Нам свойствен, – пишет А. Щюц, – элементарный импульсивный порыв к немедленному подтверждению реальности всего воспринимаемого, пока этому ничто не противоречит. По происхождению всякая реальность субъективна; реально все, что вызывает и возбуждает наш интерес. Когда мы называем ту или иную вещь реальной, это означает, что она некоторым образом связана с нами» [9. С. 401]. Концепция социолога А. Щюца опирается на психологические построения У. Джемса, важное место в которых занимает «свойственное нам» чувство реальности, позволяющее соединить эмоциональную и деятельностную стороны жизни.

Таким образом, если теоретическая (физическая) реальность была сконструирована учеными, то появление данного вида реальности социальные феноменологи относят ко времени рождения самого человека, его языка и культуры. Для реконструкции повседневной реальности также используется арсенал теоретического мышления – П. Бергер и Т. Лукман расщепляют рутинные и повторяющиеся действия, выделяя в них хабитуализацию, седиментацию, институциализацию и реификацию. Теоретики подробно прослеживают механизм формирования привычного и обыденного, их закрепление в социальном опыте через овеществление, которое и есть социально сконструированная реальность. эта реальность предстает как череда символических универсумов, превращающих хаос потока сознания в этос действия и логос взаимодействия [10. С. 65].

Как известно, само понятие реальности появляется в схоластике как осознание необходимости различения внутреннего и внешнего мира. Освоение античного наследия в средние века породило дискуссии, которые в терминах картезианской философии можно обозначить как экспликацию понятий субъективного и объективного в контексте их отношения друг к другу. В свое время Кант констатировал неспособность философии доказать существование внешнего мира, позднее Дж. Э. Мур разбирал неспособность Канта  использовать понятие внешнего мира в одном и том же значении даже на страницах одного трактата. От философов проблема перешла к философствующим психологам, которые отметили естественную потребность индивида артикулировать свое взаимодействие с внешним миром. Для обозначения, возникающего в ходе этого подсознательного и дорефлективного ощущения внешнего мира лучше всего подходит понятие реальности именно в том значении, в котором его использовали еще средневековые схоласты.

 «Это-реальность» и «реальность-это»

Понимание реальности в данном случае не конструируется, а явно или неявно конституируется. Такое понимание-конституирование можно схематически обозначить как «это-реальность» в отличие от «реальность-это». Наиболее отчетливо этот вид реальности описал философ и психолог  У. Джемс, поэтому его подход можно назвать психологическим, в отличие от двух ранее представленных подходов, относящихся к философии науки и социологии знания. К неокантианскому и феноменологическому инструментарию здесь добавляются эвристические возможности прагматизма. «Всем известна, – пишет У. Джемс, – разница между представлением вещи в воображении и верой в ее существование, между высказыванием положения и признанием его истинности. В случае признания или веры предмет не просто  постигается умом, а считается реальным. Стало быть, вера суть ментальное состояние или функция познания реальности» [11. С. 214].

Джемс приводит рассуждение Джона Милля, из которого следует, что разница между размышлением о чем-то реальном и представлением в воображении сводится к различию между воспоминанием о реальном факте  и воспоминанием о некой мысли. Прагматист и психолог Джемс соглашается с британским позитивистом и логиком в том, что это различение сводится к вопросу о вере – вера в то, что нечто является реальным, рождает ощущение реальности.

Далее Джемс обращается к наследию Ф. Брентано, который различал понятие и суждение, считая их двумя качественно различными психическими феноменами. Джемс оговаривается, что в терминологии прагматизма то, что Ф. Брентано обозначает как суждение, называется верой. Так вот, вера в реальность объекта принципиально отлична от размышления о нем. В результате появляется раздвоение объекта в процессе его помещения в горизонт сознания. Объект может явиться в качестве некого мыслимого явления, с одной стороны, и в качестве признаваемого или отрицаемого. Другими словами, это различие можно описать как различие между мыслью и желанием. Ничего нельзя желать, если это желаемое не помыслено, но желание есть совершенно новая форма отношения к объекту и новый способ его представления в сознании.

Плодотворность брентановского рассуждения о реальности как о феномене сознания была оценена А. Щюцем, который искал в методологии Э. Гуссерля средства описания социального. Основоположник феноменологической социологии находит несколько различных порядков реальностей, для описания отличия которых друг от друга он использует понятие стиля, имея в виду стилистические различия между физической реальностью и реальностью повседневного жизненного мира. Называемые Джемсом подмирами, эти порядки реальности представляют собой мир чувственных вещей, мир объектов науки, мир идеальных отношений, множество миров индивидуальных мнений и т.п. Видимо, появившаяся недавно цифровая реальность должна занять свое отдельное место среди указанного множества подмиров или порядков реальностей. Хотя возможно и другое – влияние цифровизации испытают все или некоторые из перечисленных реальностей. Так, физическая реальность, представленная прежде системой математических уравнений  и описанием техники перевода чувственно воспринимаемых объектов (или фиксируемых при помощи приборов) может до такой степени измениться под воздействием компьютерного моделирования и обработки больших данных, что эти цифровые модели и большие данные займут главное место в представлении физической реальности, оттеснив уравнения, корреляции и индукции на ее периферию.

Вся суть прагматистского подхода к понятию реальности выражена в «Основах психологии», в которой автор определяет разницу между реальным и нереальным, исходя из двух психических фактов. Первым таким психическим фактом можно считать способность человеческого мышления иметь по поводу одного и того события или явления разные мысли. А второй факт У. Джемс определяет как наличие выбора способа мышления, результатом чего одно и то же может быть помыслено как реальное или как нереальное. Таким образом, мыслящий индивид, выбирая способ мышления предмета, выбирает и результат этого мышления, а значит и предопределяет отнесение этого предмета к сфере реального или к сфере мнимого, кажущегося. В этом, по мнению У. Джемса, и состоит психология веры (beliefs), неверия и сомнения (doubt) [11. С. 221]. А. Щюц выстраивает иерархию реальностей, наделяя реальность повседневной жизни верховным статусом. Ценность этого вида реальности в том, что только с его помощью можно подвергнуть интерпретации любой опыт и можно это сделать в конечных областях значений. Данная особенность реальности повседневной жизни коренится в естественном языке, который позволяет любой опыт, полученный с помощью теоретизирования, идеализации и моделирования, объяснить и даже визуализировать.

 Цифровизация прежней реальности versus  рождение новой цифровой реальности

Язык возникает в ситуации лицом-к-лицу, но затем его существование обретает известную независимость. Точно также цифровая реальность повседневности возникает в ситуации лицом-к-лицу, существуя затем в сознании и подсознании в качестве воспоминания об ощущениях и переживаниях. Реальность повседневного мира не может дробиться или дифференцироваться –  в этом ее суть. Но она испытывает активное вмешательство со стороны цифрового мира – благодаря улучшению технических средств коммуникации трансформируется различие между «лицом-к-лицу» и «на удалении». Рождение письменности стало началом эпохи писем, появление почты привело к образованию социальных статусов «состоящий-в-переписке» и даже «друг-по-переписке», что не могло не сказаться на жизни человека и общества. Компьютерная эра с ее цифровизацией качественно изменила структуру социальных связей и их содержание, сделав возможными невозможные прежде межиндивидуальные и межгрупповые взаимодействия.

Повлияли ли новые коммуникативные возможности на реальность повседневного мира? Разумеется, ведь реальность – это то, что может сопротивляться, ограничивать, препятствовать. И если препятствия социальным коммуникациям, действиям и взаимодействиям в дописьменном и письменном обществе уже различны, то при сравнительном рассмотрении доцифрового и цифрового обществ они значительно возрастают. Телесно встретиться в другими физическими телами, коммуницировать с другими людьми, наталкиваться на препятствия технической или юридической природы человек учится еще в доцифровом мире, но цифровизация этого мира существенным образом трансформирует как первое, так и второе, и третье.

 Заключение

Таким образом, можно заключить о том, что цифровизации подлежит лишь реальность, описанная феноменологическими социологами науки, то есть реальность повседневного мира. Эта реальность, выявленная средствами и методами прагматистской психологии и описанная как незапланированный, но неизбежный результат социального взаимодействия, как конструкция, созданная в процессе развития культуры, знания, языка. В ходе взрывного роста компьютерных технологий в конце ХХ и первой четверти ХХI в. трансформируются средства межиндивидуальной и коллективной коммуникации,  а вслед за ними трансформируется система сдержек и противовесов, идентифицируемая нами как реальность повседневного мира. Человек и общество, будучи аутопоэтическими системами и отделяющие в своих самоописаниях себя от окружающей среды, учитывают качественное преобразование таких важнейших демаркационных линий, как граница между телом индивида и внешним миром, индивидуальным сознанием индивида и внешним миром, коллективным сознанием индивида и внешним миром.

Что касается влияния цифровизации на процессы конструирования теоретических реальностей, то это влияние не рождает нового качества. Физики и социологи, лингвисты и правоведы по-прежнему отслеживают процессы изменения соответствующих образов и конструктов под влиянием вновь открытых явлений, процессов и закономерностей, а также посредством интеграции в общий корпус теоретического знания и в отдельные его отрасли новых фактов, интерпретаций и генерализаций. И информационные технологии выполняют здесь роль средств, не посягающих ни на структуру, ни на содержание реальности, независимо от того, идет ли речь о физической, социальной, языковой, правовой или же о какой-либо иной теоретической реальности.

About the authors

Vladimir I. Przhilenskiy

Author for correspondence.
Email: viprzhilenskij@msal.ru
ORCID iD: 0000-0002-5942-3732
SPIN-code: 7170-3995

DSc in Philosophy, Professor of the Department of Philosophy and Sociology

References

Supplementary files