Battles for Methodology: Review of the Textbook «History, Philosophy and Methodology of Social and Humanitarian Sciences» of A.M. Orekhov

Abstract

-

Full Text

Доктор философских наук Андрей Михайлович Орехов последовательно, системно и на протяжении десятилетия занимается разработкой методологических проблем развития социально-гуманитарного знания [1—4].  Рецензируемый нами учебник [5], безусловно, является результатом его многолетних штудий. Об этом говорит все: объем книги (свыше 43 (!) авторских печатных листов); многоуровневая структура текста (25 глав, охватывающих 165 параграфов); выверенный дидактический материал (каждая глава оканчивается выводами, списком ключевых понятий, вопросами для самоконтроля, тестовыми заданиями, темами рефератов, библиографическим списком);  проработанный общий глоссарий и словарь иноязычных выражений в качестве приложения закрывающих объемистый труд.

Учебник написан в стиле диалога с читателем, который побуждает  последнего к дискуссии и системному, напряженному поиску ответов на предлагаемые автором вопросы. При этом Андрей Михайлович не впадает  в крайности: он не обращается к провокационному разговорному синтаксису, но и не злоупотребляет академически-менторскими оборотами, которые предполагают одну истину — авторское видение проблемы.

С содержательной точки зрения учебник претендует на фундаментальный охват всего комплекса знаний, который соотносится с методологией  социально-гуманитарных наук. Первые три главы посвящены истории развития указанной выше области знания [5. C. 9—91]. В четвертой, пятой и шестой главе рассмотрены общие вопросы философии науки [5. C. 92—152]. Седьмая, восьмая и девятая главы вскрывают историческую проблематику социально-гуманитарного знания [5. C. 153—207]. Социальным методам отведены главы с десятой по четырнадцатую [5. C. 208—348]. Вопросы социологического или идеологического анализа поднимаются в 15—17 главах  [5. C. 349—407]. Спектр проблем от современного междисциплинарного синтеза до социальной онтологии в рамках эволюции методологии социально-гуманитарных наук артикулирован в 18—20 главах [5. C. 408—492]. Под социальную эпистемологию автор выделил отдельный блок глав [5. C. 493—569]. Завершают учебник две главы гуманитарной эпистемологии [5. C. 570—631]. Помимо заявленных социально-гуманитарных наук, автор обращается и  к проблеме соотносимости разнообразных форм, видов и типов социально-гуманитарного знания между собой. Щепетильно и талантливо он отслаивает в довольно анархичном отечественном преставлении о социально-гуманитарном знании научное знание от бытового, религиозного, идеологического  и т.п. [5. C. 97—102; 349—363]. При этом, он не сковывает себя обращением к разведению научного и не научного знания в социально-гуманитарной сфере только в рамках отдельного параграфа, а регулярно возвращается  к этому вопросу на теоретическом, обще методологическом или сугубо  прикладном уровнях, когда прописывает специфику методологии в истории, экономике или при освещении вопросов, например, идеологического характера [5. C. 375—376; 381—383].

Учебник получился, несомненно, авторским. В нем много интереснейших находок и уникальных стилистических подходов. Так, например, одной из самых оригинальных частей учебника с точки зрения стилистики и дидактической методологии подхода к изложению темы выступает шестая  глава «Стратегия научного исследования как отрасль философии науки»  [5. C. 135—150]. Автор предлагает для раскрытия темы использовать военную терминологию: стратегия и тактика. Причем не как афористические термины не редкие в научной теме, а именно, что в формате их сугубо научного содержания. Для этого он приводит цитаты из К. Клаузевица и виднейших отечественных теоретиков военного искусства. В результате исследователь «расправляет плечи» и из тихого кабинетного серого человечка превращается на страницах учебника в полководца, который прорывает «фронтир» невежества и тайны, обретая в награду разнообразные уровни истины и правды. Но чувство меры не изменяет автору. Стиль остается достаточно академичным, понятия не выходят из подчинения, а строго следуют авторской задумке. Иное дело, что А.М. Орехов ненавязчиво и очень эффектно демонстрирует высший класс работы с понятиями из смежных дисциплин, переплавку их для своих нужд и резюмирование итогов такой работы простым, прозрачным языком. В дидактическом смысле крайне перспективная наработка. И таких подходов учебник представляет не мало. Но, конечно, нельзя быть во всем специалистом. И для узких профессионалов будут очевидны определенные натяжки. Так, автор обращается к двум взаимосвязанным формам военного искусства и проецирует их на научную деятельность: стратегический и тактический прорывы [5. C. 142]. Однако он использует лишь западную модель разделения искусства военного прорыва на две составляющие и упускает достоинства отечественной школы (которую, кстати, упоминает и на классиков которых ссылается) сформировавшую промежуточный уровень прорыва: оперативный прорыв. Впрочем, это оборотная сторона колоссального по объему материала, который автор в одиночку обработал и свел в рамках одного издания.

Учебник хорош не только продуманной теоретической частью, но и практическими рекомендациями, которые помогут любому начинающему социальному ученому (терминология автора учебника) в овладении своей профессией. Для этого, например, отведена отдельная семнадцатая глава «Этика  социального ученого» [5. C. 389—406]. Которая в свойственной Андрею  Михайловичу манере строго отслаивает этическую специфику социального ученого экономиста [5. C. 398—400] от специфики политолога [5. C. 400—401] или, например, юриста [5. C. 403—405]. Хотя и в этом, как и в предыдущем случае, видны недостатки глобалистского подхода к проблеме. По всей  видимости, автор не очень точно понимает границу между научной этикой и научным этикетом, что, например, не позволяет ему выделить разницу между кодексом экономиста (профессиональный этикет) и собственно этикой ученого-экономиста [5. C. 399]. Но эти недостатки легко разрешаются в последующих изданиях, которые, учитывая плодовитость и последовательность автора, несомненно, нас еще ожидают.

Не малый интерес вызывают и частные главы. В данном случае под этим термином я имею в виду главы, посвященные проблемам отдельно взятого метода. Для примера приведу главу тринадцатую: «Исторический метод  в социально-гуманитарных науках» [5. C. 297—316]. Помимо классических, общих данных, которые Андрей Михайлович как всегда четко и просто резюмирует в отдельные проблемно-смысловые блоки [5. C. 297—311], глава  содержит и оригинальный параграф [5. C. 312—313]. Он посвящен свежему  и набирающему обороту методу клиометрии — использования в исторической науке количественных и статистических методов для решения важнейших исследовательских задач, которые не решаемы иным способом. А еще вернее, получение выводов, которые можно верифицировать с математической точностью. К сожалению, автор не в полной мере сумел выписать  возможности этого метода. К критическим замечаниям также отнесем, что  А.М. Орехов в этом (как и в ряде иных случаев) с небрежностью отнесся  к отечественным наработкам. Так, например, он упустил существование  в МГУ целой кафедры исторической информатики [6], издание в России авторитетнейших журналов: «Историческая информатика», «Информационный бюллетень ассоциации История и компьютер». Игнорирование наработок отечественных школ помешало ему определить наиболее перспективный вектор использования клиометрии. Прежде всего, речь идет об историографических исследованиях [7], позволяющих беспристрастно и с большой научной ценностью выявлять научные центры и лидирующие направления в исторической науке, как в целом, так и в отдельных ее ответвлениях [8]. Такое невнимание помешало исследователю востребовать и современную западную литературу по клиометрии, которую, например, регулярно и системно обсуждают специалисты по исторической информатике у нас в стране [9]. В результате нарушения баланса между отечественными и западными наработками, прекрасно задуманный параграф оказался содержательно довольно слабым, мало соответствующим общему высокому уровню учебника и игнорирующим ориентир самого автора на самые свежие и новые разработки в заявленной им области.

Обращение к отечественным авторам помогло бы Андрею Михайловичу выйти и на интересную тему артикуляции социально-гуманитарного знания. Так, скажем, проработка некоторых работ А.А. Зиновьева [10] безусловно  повысила и придала бы методологическую свежесть учебнику посредством введения параграфа или главы под условным названием «Язык исследования социальных объектов», идеи которого есть уже в учебнике, но в рассеянном и не сгруппированном виде. Но, с другой стороны, массированное введение иностранной и прежде всего англоязычной литературы может и должно  диалектически рассматриваться и как сильная сторона учебника. Андрей  Михайлович — известный переводчик и популяризатор западных социальных теорий малоизвестных у нас в стране, и в этом смысле его учебник выглядит крайне выигрышно на фоне иных отечественных аналогов, тотально игнорирующих передовые западные исследования последних 5—10 лет.  В этом смысле, пожалуй, наиболее насыщена англо-вариантами социальных методологий глава 22 «Социальная эпистемология: программы, концепты, проблемы» [5. C. 517—534].

Подводя итоги, следует заключить, что с выходом учебника Андрея  Михайловича иные учебные издания, посвященные философии и методологии социально-гуманитарных наук — устарели. Перед нами качественно  новый образец, безусловно, значительная планка, которую следует достичь  и преодолеть. Но в момент написания рецензий учебник А.М. Орехова не имеет равных ни по объему, ни по структуре, ни по дидактической эффективности, ни по современности используемых данных. Я не случайно в этом смысле опустил понятие «история». Исторический блок — самая проигрышная и слабая сторона учебника, как в смысле истории развития социально-гуманитарного знания, так и в смысле главы посвященной историческому  методу. Идеалов не бывает. И зачастую слабая сторона является оборотным результатом сильной стороны. Однако дорогу осилит идущий. Я убежден, что последующие издания учебника преодолеют неизбежные «болезни роста»  и подарят нам новое представление о горизонте социально-гуманитарного знания исполненного, как всегда, у рецензируемого автора в качественном формате достойного и перспективного университетского учебника, правда, уже для второй четверти двадцать первого века.