Религиозное многообразие и новые религиозные движения в современном социуме

Полный текст

Доктор теологии, кандидат социологических наук, заведующий кафедрой апологетики Минской духовной академии Владимир Александрович Мартинович известен российскому и белорусскому читателю по таким крупным работам, как монография «Нетрадиционная религиозность: возникновение и миграция» (Минск, 2015) и учебник «Сектоведение» (Москва, 2023), а также по статьям в ведущих научных изданиях. Религиозное многообразие — основной объект его исследования в во многом уникальной монографии «Социальная идентификация новых религиозных движений в Республике Беларусь», для написания которой автору потребовалось более двух десятилетий неустанного научного поиска. В частности, он создал специализированный архив, включающий более 600 тысяч единиц хранения, и разработал реестр религиозных организаций для систематизации информации. Поистине титанический труд позволил автору собрать уникальную информацию по всему миру, идентифицировать источники, дифференцировать их по разработанным показателям с учетом всех представителей конфессионального пространства, ввести систематизированную информацию о НРД в научный оборот. В.А. Мартинович убедительно показал, что исследование религиозного многообразия и механизмов социальной идентификации и коммуникации религиозных организаций чрезвычайно актуально, поскольку напрямую связано с проблемами устойчивого развития и безопасного функционирования страны.

Проделанная работа позволила автору критически взглянуть на социологию религии, показав ее кризисное состояние: «Разрыв между теорией и практикой имеет одно принципиально важное следствие, не просто затормозившее, но поменявшее весь ход развития социологии религии в целом. Дело в том, что типологии религиозных организаций, призванные отразить все многообразие акторов конфессионального пространства, практически никогда не апробировались их авторами на больших массивах разных рели­гиозных организаций, в том числе не использовались по своему пря­мому предназначению в качестве инструментария для выявления и типологизации религиозного многообразия в конкретной стране и местности. Из огромного массива существующих в мире и кон­кретной стране религиозных организаций ученые легко находили примеры, полностью удовлетворяющие выделенным ими типам, но не пытались проверить свои типологии на генеральной совокупно­сти религиозных организаций любого региона» (С. 69). Соответственно, «типологии религиозных организаций не получа­ли подтверждения на репрезентативном эмпирическом материале, а существующий независимо от них эмпирический материал не на­ходил адекватного осмысления в типологиях. В результате иссле­дование религиозных организаций зашло в тупик. Большая часть истории поисков понятийной явности в сфере типологизации ре­лигиозных организаций являлась, по существу, заранее обреченной на провал попыткой преодоления этого тупика, так как ученые про­должали разрабатывать свои типологии в отрыве от исследования религиозного многообразия и, соответственно, наоборот, пытались изучить религиозное многообразие без глубокой предшествующей и (или) заключительной теоретико-методологической проработки темы. Теоретическая бесплодность данного блуждания становится очевидна, и в исследовании организованных форм религии разрас­тается кризис. При этом продолжается воспроизводство замкнутых на себя типологий религиозных организаций и их определений, ото­рванных от эмпирической апробации на репрезентативных масси­вах данных… В этом контексте особое развитие получают исследова­ния религиозности населения в многообразии ее измерений и влия­ний на жизнь человека и общества. Данный поворот в сторону иссле­дований религиозности населения принес множество интересных результатов, вдохнул в социологию религии новую жизнь и в целом более чем оправдан. Однако стратегическая задача в развитии со­циологии религии в XXI веке состоит в возвращении в повестку дня анализа религиозных организаций, который более чем гармонично сможет сосуществовать с анализом религиозности населения» (С. 70).

Мартинович посвящает монографию теоретико-методологическому изучению религиозного многообразия, анализу средств коммуникации НРД и социальной идентифи­кации религиозных организаций в Республике Беларусь, оценке генеральной совокупности таких организаций и разрабатывает алгоритм расчета динамики их деятельности, вскрывая специфику их коммуникации с обще­ством и особенности общественных реакций на религиозное многообра­зие в процессе коллективного конструирования представлений о нем.

Книга состоит из введения, пяти глав, заключения и списка использованной литературы, который насчитывает более 900 источников преимущественно на английском языке. В первой главе «Религиозное многообразие и социальная идентификация религиозных организаций как предмет социологического исследования» Мартинович представляет категориально-понятийный аппарат исследования, проводит критический анализ идентификации НРД в трудах социологов и исследованиях религиозного многообразия в XX–XXI веках, сосредотачиваясь на теории религиозной экономики. Вторая глава посвящена теоретико-методологическим проблемам изучения религиозного многообразия, средств коммуникации и социальной идентификации НРД в Республике Беларусь на материале трех масштабных исследований. В третьей главе «Идентификация новых религиозных движений в практике социальных институтов» Мартинович рассматривает социальную идентификацию НРД в практике редакций и журналистов СМИ, общественных организаций, научного сообщества, религиозных структур, политических партий и органов государственного управления. В четвертой главе «Религиозное многообразие, средства коммуникации новых религиозных движений и социальная идентификация в Республике Беларусь» автор характеризует исторический контекст деятельности НРД, приводя основные результаты исследований их средств коммуникации и социальной идентификации. И, наконец, в заключительной главе Мартинович анализирует теорию религиозной экономики с учетом полученных результатов и раскрывает эвристический потенциал изучения социальной идентификации НРД на примере проблем трансформации сект, стигматизации и моральной паники.

Рассмотрев в исторической ретроспективе попытки исследователей выявить генеральную совокупность религиозных организаций (начиная с труда святого Епифа­ния Кипрского «На восемьдесят ересей Панарий» (IV в.) и заканчивая «Энциклопедией религий Америки» Г. Мелтона (2016) и «Всемирной христианской энциклопедией» Т. Джонсона (2020)), Мартинович отмечает, что «за более чем 120 лет своего существования социология религии так и не смогла со сколько-нибудь существенным уровнем достоверности для любой страны ответить на два вопроса: сколько разных религиозных организаций действует в стране, и сколько людей вовлечено в деятельность религиозных организаций всех типов?» (С. 98).

Вполне обоснованно Мартинович опирается на исследовательскую программу международной научной школы социологии религии Р. Старка, одного из самых влиятельных социологов религии второй половины XX — начала XXI века. По его мнению, Старк инициировал два взаимодополняющих методологических сдвига: сместил акцент с изучения представлений верующих на анализ религиозных организаций и обосновал эвристический потенциал исследований конфессионального пространства в рамках исторической социологии. Мартинович полагает, что проведенные им исследования «1) доводят до логического конца незавершенную Старком про­грамму исследования религиозных организаций, а через это: впервые в истории социологии религии предлагают пример ана­лиза генеральной совокупности действующих в стране религиозных организаций и впервые доказывают корректность исходных посы­лок Старка, лежащих в основании его сдвига в сторону анализа религиозных организаций; многократно повышают стандарт в исследованиях религиозно­го многообразия; 2) в существенных пунктах дополняют и корректируют базовую типологию религиозных организаций Старка, в том числе в части определения типов “секты и культы”, “клиентурные культы”, “аудиторные культы”; 3) проблематизируют вызванную теорией религиозной экономи­ки полемику вокруг темы секуляризации и масштабов религиозного многообразия как оторванную от реального эмпирического материала; 4) являются основанием для существенной модификации кон­цепции напряжения в теории религиозной экономики и совокуп­ности сопряженных с ней выводов относительно возникновения, развития и распада религиозных организаций, а также их отношений с обществом; 5) выступают основанием для существенной модификации фунда­мента теории религиозной экономики — концепции “естественного состояния конфессионального пространства”» (С. 125).

В частности, Мартинович разработал методику сбора и анализа информации по конфессиональному пространству, позволившую выявить генеральную совокупность религиозных организаций в Республике Беларусь; методологию идентификации документов религиозных организаций; индекс религиозного многообразия, апробация которого позволила установить новый стандарт в оценке результатов изучения конфессионального пространства разных стран; алгоритм расчета динамики деятельности религиозных организаций, апробированный в Республике Беларусь. Кроме того, он сконструировал и апробировал в эмпирическом исследовании систему показателей, характеризующих социальную идентификацию религиозных организаций; определил особенности общественных реакций социальных институтов на религиозные организации и динамику изменений конфессионального пространства Республики Беларусь; выявил механизмы формирования в общественном дискурсе представлений и стереотипов о различных сегментах конфессионального пространства.

Стратегическую задачу социологии религии в XXI веке Мартинович видит в возвращении в основную исследователь­скую программу дисциплины религиозных организаций, что будет способствовать переводу анализа религиозности населения на качественно иной уровень. Разработанный автором инструментарий анализа религиозного многообразия эффективно используется в исследовании средств коммуникации НРД: показана совокупность способов и технологий религиозных организаций для трансляции своих сообщений в общественном дискурсе, зафиксирована доля религиозных организаций, от­крыто пытающихся в той или иной форме публично заявить о своем существовании. Оценка генеральной совокупности религиозных организаций позволила рассчитать по новым формулам индекс религиозного многообразия, задающий, по существу, новый стандарт в исследованиях религиозного многообразия, и динамику деятельности религиозных органи­заций, учитывающую не только возникновение, но и распад дей­ствующих НРД (С. 597).

Книга представляет целостную макроуровневую характеристику социальной идентифика­ции НРД для конкретного периода и страны на основе 11 показателей: объем внимания к теме (количество опубликованных общедоступных источни­ков); объем внимания к НРД (общее количество НРД, идентифицированных в совокупности источников); объем внимания к религиозному многообразию (количе­ство идентифицированных НРД из числа действующих); уровень теоретического интереса (разница между вто­рым и третьим объемами); интенсивность идентификаций НРД (сумма упоминаний в заданный период); интенциональность внимания (степень интенсивности идентификаций отдель­ных НРД); временной интервал реакций на НРД (промежуток меж­ду началом работы НРД в стране и его первой идентификацией); активность внимания (доля ежегодно идентифицируемых НРД, ранее не опоминавшихся в общественном дискурсе); совместность внимания (уровень консенсуса в идентифи­кации одних и тех же НРД разными социальными институтами); характер внимания (распределение идентифицированных НРД в соответствии с набором их качественных и количественных характеристик); устойчивость внимания (уровень рекур­сивности идентификации НРД). Совокупность показателей определяет страновую специфику социальной идентификации религиозных организаций и особенности общественных реакций на НРД.

Интенсивность и устойчивость социальной идентифи­кации НРД на протяжении длительного времени, количество и ва­риативность вовлеченных в нее акторов из разных социальных институтов достаточно высоки и свидетельствуют о ее норма­тивном характере в Республике Беларусь. В то же время пассивность социальных институтов по отношению к НРД, высокая децентрализация и независимость субъектов социальной идентификации, доминирование в конфессиональном пространстве средне- и слабоорганизованных типов НРД, преоб­ладание возникающих в стране менее заметных групп над мигрирующими из-за рубежа обусловливают высокую се­лективность социальной идентификации — в общественном дискурсе предметом об­суждения становится не более трети действующих в стране НРД и не более пятой части ежегодно.

Мартинович подчеркивает, что и наука избирательна в социальной идентификации НРД, хотя в сравнении с другими институтами более точно фиксирует и воспроизводит информацию о конфессиональном пространстве. Внимание ученых и представителей религиозных организаций к НРД отличается большей стабильностью, чем у СМИ и общественных объединений. Наука лидирует по уровню независимости и само­стоятельности в выборе объектов для идентификации, по общему объему совместного внимания к НРД, т.е. вносит наибольший вклад в формирование общественного консенсуса к этой теме. В свою очередь, СМИ наи­более чувствительны к динамике деятельно­сти НРД, а внимание общественных объединений наиме­нее устойчиво (С. 599).

Общество реагирует на изменения в динамике деятельности НРД наращиванием или уменьшением объема внимания к ним, однако совершенно нечувствительно к масштабам протекающих процессов, что приводит к несоразмерности и внутренней противоречивости реакций на конфессиональное пространство. В результате «представления о количе­стве акторов конфессионального пространства и их характеристи­ках, о степени актуальности темы НРД в целом и отдельных НРД в частности становятся предметом коллективного социального кон­струирования, оторванного от протекающих в обществе процессов» (С. 599–600). Исследования Мартиновича показывают, что «диспропорция в сторону социальной идентификации иностранных НРД ведет к появлению стереотипа о преимущественно иностранной, западной природе феномена НРД, несмотря на доминирование в генеральной совокуп­ности местных НРД. Диспропорция в сторону идентификации НРД с криминальным прошлым приводит к некорректным обобщениям о феномене НРД как целиком связанном с правонарушениями, не­смотря на законопослушность большинства НРД» (С. 600). Высокий уровень избирательности социальной идентификации обусловлен не только институциональной спецификой общественных реакций на НРД, но и действиями самих НРД, направленными на уклонение от негативных и увеличение пози­тивных реакций общества. При этом стратегия имитации нормы выполняет стабилизирующую функцию в системе отношений НРД с социальными инсти­тутами, но в долгосрочной перспективе оказывает дестабилизирующее воздействие на НРД.

Монография отличается актуальностью и масштабом поставленных задач, новизной полученных результатов и целеустремленностью поисков: автору удалось собрать и проанализировать огромное число источников и научной литературы на разных языках, обоснованно и четко очертить круг проблем, заложить реальные предпосылки для теоретико-методологического обновления социологических исследований религиозного многообразия в современном обществе, в частности НРД. Монография информационно насыщена, каждый ее тезис аргументирован, доказан и выверен историческими фактами, статистическими и социологическими данными. Книга рассчитана на широкий круг читателей — научных работников, преподавателей гуманитарных специальностей, социологов, религиоведов, государственных служащих, студентов и аспирантов, а также всех, кто интересуется проблематикой нетрадиционной религиозности. Несомненно, монография В.А. Мартиновича «Социальная идентификация новых религиозных движений в Республике Беларусь» вызовет большой общественный интерес и будет востребована исследователями.Доктор теологии, кандидат социологических наук, заведующий кафедрой апологетики Минской духовной академии Владимир Александрович Мартинович известен российскому и белорусскому читателю по таким крупным работам, как монография «Нетрадиционная религиозность: возникновение и миграция» (Минск, 2015) и учебник «Сектоведение» (Москва, 2023), а также по статьям в ведущих научных изданиях. Религиозное многообразие — основной объект его исследования в во многом уникальной монографии «Социальная идентификация новых религиозных движений в Республике Беларусь», для написания которой автору потребовалось более двух десятилетий неустанного научного поиска. В частности, он создал специализированный архив, включающий более 600 тысяч единиц хранения, и разработал реестр религиозных организаций для систематизации информации. Поистине титанический труд позволил автору собрать уникальную информацию по всему миру, идентифицировать источники, дифференцировать их по разработанным показателям с учетом всех представителей конфессионального пространства, ввести систематизированную информацию о НРД в научный оборот. В.А. Мартинович убедительно показал, что исследование религиозного многообразия и механизмов социальной идентификации и коммуникации религиозных организаций чрезвычайно актуально, поскольку напрямую связано с проблемами устойчивого развития и безопасного функционирования страны.

Проделанная работа позволила автору критически взглянуть на социологию религии, показав ее кризисное состояние: «Разрыв между теорией и практикой имеет одно принципиально важное следствие, не просто затормозившее, но поменявшее весь ход развития социологии религии в целом. Дело в том, что типологии религиозных организаций, призванные отразить все многообразие акторов конфессионального пространства, практически никогда не апробировались их авторами на больших массивах разных рели­гиозных организаций, в том числе не использовались по своему пря­мому предназначению в качестве инструментария для выявления и типологизации религиозного многообразия в конкретной стране и местности. Из огромного массива существующих в мире и кон­кретной стране религиозных организаций ученые легко находили примеры, полностью удовлетворяющие выделенным ими типам, но не пытались проверить свои типологии на генеральной совокупно­сти религиозных организаций любого региона» (С. 69). Соответственно, «типологии религиозных организаций не получа­ли подтверждения на репрезентативном эмпирическом материале, а существующий независимо от них эмпирический материал не на­ходил адекватного осмысления в типологиях. В результате иссле­дование религиозных организаций зашло в тупик. Большая часть истории поисков понятийной явности в сфере типологизации ре­лигиозных организаций являлась, по существу, заранее обреченной на провал попыткой преодоления этого тупика, так как ученые про­должали разрабатывать свои типологии в отрыве от исследования религиозного многообразия и, соответственно, наоборот, пытались изучить религиозное многообразие без глубокой предшествующей и (или) заключительной теоретико-методологической проработки темы. Теоретическая бесплодность данного блуждания становится очевидна, и в исследовании организованных форм религии разрас­тается кризис. При этом продолжается воспроизводство замкнутых на себя типологий религиозных организаций и их определений, ото­рванных от эмпирической апробации на репрезентативных масси­вах данных… В этом контексте особое развитие получают исследова­ния религиозности населения в многообразии ее измерений и влия­ний на жизнь человека и общества. Данный поворот в сторону иссле­дований религиозности населения принес множество интересных результатов, вдохнул в социологию религии новую жизнь и в целом более чем оправдан. Однако стратегическая задача в развитии со­циологии религии в XXI веке состоит в возвращении в повестку дня анализа религиозных организаций, который более чем гармонично сможет сосуществовать с анализом религиозности населения» (С. 70).

Мартинович посвящает монографию теоретико-методологическому изучению религиозного многообразия, анализу средств коммуникации НРД и социальной идентифи­кации религиозных организаций в Республике Беларусь, оценке генеральной совокупности таких организаций и разрабатывает алгоритм расчета динамики их деятельности, вскрывая специфику их коммуникации с обще­ством и особенности общественных реакций на религиозное многообра­зие в процессе коллективного конструирования представлений о нем.

Книга состоит из введения, пяти глав, заключения и списка использованной литературы, который насчитывает более 900 источников преимущественно на английском языке. В первой главе «Религиозное многообразие и социальная идентификация религиозных организаций как предмет социологического исследования» Мартинович представляет категориально-понятийный аппарат исследования, проводит критический анализ идентификации НРД в трудах социологов и исследованиях религиозного многообразия в XX–XXI веках, сосредотачиваясь на теории религиозной экономики. Вторая глава посвящена теоретико-методологическим проблемам изучения религиозного многообразия, средств коммуникации и социальной идентификации НРД в Республике Беларусь на материале трех масштабных исследований. В третьей главе «Идентификация новых религиозных движений в практике социальных институтов» Мартинович рассматривает социальную идентификацию НРД в практике редакций и журналистов СМИ, общественных организаций, научного сообщества, религиозных структур, политических партий и органов государственного управления. В четвертой главе «Религиозное многообразие, средства коммуникации новых религиозных движений и социальная идентификация в Республике Беларусь» автор характеризует исторический контекст деятельности НРД, приводя основные результаты исследований их средств коммуникации и социальной идентификации. И, наконец, в заключительной главе Мартинович анализирует теорию религиозной экономики с учетом полученных результатов и раскрывает эвристический потенциал изучения социальной идентификации НРД на примере проблем трансформации сект, стигматизации и моральной паники.

Рассмотрев в исторической ретроспективе попытки исследователей выявить генеральную совокупность религиозных организаций (начиная с труда святого Епифа­ния Кипрского «На восемьдесят ересей Панарий» (IV в.) и заканчивая «Энциклопедией религий Америки» Г. Мелтона (2016) и «Всемирной христианской энциклопедией» Т. Джонсона (2020)), Мартинович отмечает, что «за более чем 120 лет своего существования социология религии так и не смогла со сколько-нибудь существенным уровнем достоверности для любой страны ответить на два вопроса: сколько разных религиозных организаций действует в стране, и сколько людей вовлечено в деятельность религиозных организаций всех типов?» (С. 98).

Вполне обоснованно Мартинович опирается на исследовательскую программу международной научной школы социологии религии Р. Старка, одного из самых влиятельных социологов религии второй половины XX — начала XXI века. По его мнению, Старк инициировал два взаимодополняющих методологических сдвига: сместил акцент с изучения представлений верующих на анализ религиозных организаций и обосновал эвристический потенциал исследований конфессионального пространства в рамках исторической социологии. Мартинович полагает, что проведенные им исследования «1) доводят до логического конца незавершенную Старком про­грамму исследования религиозных организаций, а через это: впервые в истории социологии религии предлагают пример ана­лиза генеральной совокупности действующих в стране религиозных организаций и впервые доказывают корректность исходных посы­лок Старка, лежащих в основании его сдвига в сторону анализа религиозных организаций; многократно повышают стандарт в исследованиях религиозно­го многообразия; 2) в существенных пунктах дополняют и корректируют базовую типологию религиозных организаций Старка, в том числе в части определения типов “секты и культы”, “клиентурные культы”, “аудиторные культы”; 3) проблематизируют вызванную теорией религиозной экономи­ки полемику вокруг темы секуляризации и масштабов религиозного многообразия как оторванную от реального эмпирического материала; 4) являются основанием для существенной модификации кон­цепции напряжения в теории религиозной экономики и совокуп­ности сопряженных с ней выводов относительно возникновения, развития и распада религиозных организаций, а также их отношений с обществом; 5) выступают основанием для существенной модификации фунда­мента теории религиозной экономики — концепции “естественного состояния конфессионального пространства”» (С. 125).

В частности, Мартинович разработал методику сбора и анализа информации по конфессиональному пространству, позволившую выявить генеральную совокупность религиозных организаций в Республике Беларусь; методологию идентификации документов религиозных организаций; индекс религиозного многообразия, апробация которого позволила установить новый стандарт в оценке результатов изучения конфессионального пространства разных стран; алгоритм расчета динамики деятельности религиозных организаций, апробированный в Республике Беларусь. Кроме того, он сконструировал и апробировал в эмпирическом исследовании систему показателей, характеризующих социальную идентификацию религиозных организаций; определил особенности общественных реакций социальных институтов на религиозные организации и динамику изменений конфессионального пространства Республики Беларусь; выявил механизмы формирования в общественном дискурсе представлений и стереотипов о различных сегментах конфессионального пространства.

Стратегическую задачу социологии религии в XXI веке Мартинович видит в возвращении в основную исследователь­скую программу дисциплины религиозных организаций, что будет способствовать переводу анализа религиозности населения на качественно иной уровень. Разработанный автором инструментарий анализа религиозного многообразия эффективно используется в исследовании средств коммуникации НРД: показана совокупность способов и технологий религиозных организаций для трансляции своих сообщений в общественном дискурсе, зафиксирована доля религиозных организаций, от­крыто пытающихся в той или иной форме публично заявить о своем существовании. Оценка генеральной совокупности религиозных организаций позволила рассчитать по новым формулам индекс религиозного многообразия, задающий, по существу, новый стандарт в исследованиях религиозного многообразия, и динамику деятельности религиозных органи­заций, учитывающую не только возникновение, но и распад дей­ствующих НРД (С. 597).

Книга представляет целостную макроуровневую характеристику социальной идентифика­ции НРД для конкретного периода и страны на основе 11 показателей: объем внимания к теме (количество опубликованных общедоступных источни­ков); объем внимания к НРД (общее количество НРД, идентифицированных в совокупности источников); объем внимания к религиозному многообразию (количе­ство идентифицированных НРД из числа действующих); уровень теоретического интереса (разница между вто­рым и третьим объемами); интенсивность идентификаций НРД (сумма упоминаний в заданный период); интенциональность внимания (степень интенсивности идентификаций отдель­ных НРД); временной интервал реакций на НРД (промежуток меж­ду началом работы НРД в стране и его первой идентификацией); активность внимания (доля ежегодно идентифицируемых НРД, ранее не опоминавшихся в общественном дискурсе); совместность внимания (уровень консенсуса в идентифи­кации одних и тех же НРД разными социальными институтами); характер внимания (распределение идентифицированных НРД в соответствии с набором их качественных и количественных характеристик); устойчивость внимания (уровень рекур­сивности идентификации НРД). Совокупность показателей определяет страновую специфику социальной идентификации религиозных организаций и особенности общественных реакций на НРД.

Интенсивность и устойчивость социальной идентифи­кации НРД на протяжении длительного времени, количество и ва­риативность вовлеченных в нее акторов из разных социальных институтов достаточно высоки и свидетельствуют о ее норма­тивном характере в Республике Беларусь. В то же время пассивность социальных институтов по отношению к НРД, высокая децентрализация и независимость субъектов социальной идентификации, доминирование в конфессиональном пространстве средне- и слабоорганизованных типов НРД, преоб­ладание возникающих в стране менее заметных групп над мигрирующими из-за рубежа обусловливают высокую се­лективность социальной идентификации — в общественном дискурсе предметом об­суждения становится не более трети действующих в стране НРД и не более пятой части ежегодно.

Мартинович подчеркивает, что и наука избирательна в социальной идентификации НРД, хотя в сравнении с другими институтами более точно фиксирует и воспроизводит информацию о конфессиональном пространстве. Внимание ученых и представителей религиозных организаций к НРД отличается большей стабильностью, чем у СМИ и общественных объединений. Наука лидирует по уровню независимости и само­стоятельности в выборе объектов для идентификации, по общему объему совместного внимания к НРД, т.е. вносит наибольший вклад в формирование общественного консенсуса к этой теме. В свою очередь, СМИ наи­более чувствительны к динамике деятельно­сти НРД, а внимание общественных объединений наиме­нее устойчиво (С. 599).

Общество реагирует на изменения в динамике деятельности НРД наращиванием или уменьшением объема внимания к ним, однако совершенно нечувствительно к масштабам протекающих процессов, что приводит к несоразмерности и внутренней противоречивости реакций на конфессиональное пространство. В результате «представления о количе­стве акторов конфессионального пространства и их характеристи­ках, о степени актуальности темы НРД в целом и отдельных НРД в частности становятся предметом коллективного социального кон­струирования, оторванного от протекающих в обществе процессов» (С. 599–600). Исследования Мартиновича показывают, что «диспропорция в сторону социальной идентификации иностранных НРД ведет к появлению стереотипа о преимущественно иностранной, западной природе феномена НРД, несмотря на доминирование в генеральной совокуп­ности местных НРД. Диспропорция в сторону идентификации НРД с криминальным прошлым приводит к некорректным обобщениям о феномене НРД как целиком связанном с правонарушениями, не­смотря на законопослушность большинства НРД» (С. 600). Высокий уровень избирательности социальной идентификации обусловлен не только институциональной спецификой общественных реакций на НРД, но и действиями самих НРД, направленными на уклонение от негативных и увеличение пози­тивных реакций общества. При этом стратегия имитации нормы выполняет стабилизирующую функцию в системе отношений НРД с социальными инсти­тутами, но в долгосрочной перспективе оказывает дестабилизирующее воздействие на НРД.

Монография отличается актуальностью и масштабом поставленных задач, новизной полученных результатов и целеустремленностью поисков: автору удалось собрать и проанализировать огромное число источников и научной литературы на разных языках, обоснованно и четко очертить круг проблем, заложить реальные предпосылки для теоретико-методологического обновления социологических исследований религиозного многообразия в современном обществе, в частности НРД. Монография информационно насыщена, каждый ее тезис аргументирован, доказан и выверен историческими фактами, статистическими и социологическими данными. Книга рассчитана на широкий круг читателей — научных работников, преподавателей гуманитарных специальностей, социологов, религиоведов, государственных служащих, студентов и аспирантов, а также всех, кто интересуется проблематикой нетрадиционной религиозности. Несомненно, монография В.А. Мартиновича «Социальная идентификация новых религиозных движений в Республике Беларусь» вызовет большой общественный интерес и будет востребована исследователями.

Об авторах

Александр Николаевич Данилов

Автор, ответственный за переписку.
Email: a.danilov@tut.by
доктор социологических наук, член-корреспондент Национальной академии наук Беларуси; заведующий кафедрой социологии Белорусского государственного университета ул. Кальварийская, 9, Минск, 220004, Беларусь

Список литературы