Наше травмированное общество: причины, следствия, пути преодоления

Полный текст

Изначально термин «травма» был заимствован из медицинской практики рядом англосаксонских социологов, однако Ж.Т. Тощенко значительно расширил масштаб и углубил анализ этого феномена, присущего современной политико-экономической и социокультурной реальности, прежде всего за счет тематики, касающейся судьбы нашей страны. По мнению автора, можно говорить о третьей модальности в развитии общества, которая существует наряду с традиционными модальностями — революцией и эволюцией. В то же время автор убежден, что сами по себе, без серьезнейших причин, такие исторические процессы не происходят.

На основании своих изысканий Тощенко приходит к выводу, что состояние современной России не может быть описано устоявшимися определениями эволюции или революции — к ней, как и ко многим другим странам, применим термин «общество травмы». В отличие от эволюций и револю ций, способных при благоприятных условиях привести общество к позитивным социальным изменениям, травма обрекает государство на тяжелейшие катаклизмы, в лучшем случае на длительную историческую депрессию, резкий откат от ранее достигнутых рубежей, нередко на подлинный социальный обвал. Впрочем, не подвергая сомнению теорию Тощенко и даже считая ее новым словом в социальной науке, я в то же время полагаю, что начатые М.С. Горбачевым и его окружением («прорабами перестройки»), продолженные Б.Н. Ельциным и «клевретами» угробившие страну «реформы» были классической контрреволюцией, которую можно сравнить с реставрацией династии Стюартов после революции в Англии, с захватом власти Наполеоном после Великой французской революции и затем восстановлением династии Бурбонов, не говоря уже о безуспешной попытке белой контрреволюции во время Гражданской войны в России, которая все-таки удалась 70 лет спустя.

Обосновывая показатели общества, Тощенко приводит противоположные по смыслу и последствиям идеи выхода из этого состояния, предлагаемые как либералами-западниками, так и носителями социалистических взглядов, призывающих к преодолению кризиса, не повторяя ошибок СССР. Я полагаю, что в истории нашей страны есть позитивный опыт преодоления травмирующих ситуаций в результате модернизации 1920-х — начала 1950-х годов. О возможности выхода из кризиса говорит успех социалистических Китая и Вьетнама, а также достижения Кубы, добившейся высоких социальных показателей, особенно в области бесплатного образования и здравоохранения. Однако Тощенко считает, что в нынешней попытке преодоления социальной травмы нашей стране присуще нечто особенное — половинчатая и непоследовательная реставрация некоторых советских традиций и норм в сочетании с упорным сохранением рыночного фундаментализма и либерализма «европейской цивилизации», которые модифицируются на «евразийский» лад. Это подтверждается описанием реальных общественных деформаций в странах, под влиянием нанесенной им тяжелой политической травмы длительное время стагнирующих и/или деградирующих, включая самые развитые в составе СССР — России и Украины. Цитируются и западные социологи Дж. Александер и П. Штомпка: они считают травму состоянием, которое переживает социальная группа или общество в результате разрушительных событий, наносящих болезненный ущерб гражданскому обществу (по сути, главному фактору, обеспечивавшему смысл и существование советского государства).

К причинам травмы Тощенко относит длительное отсутствие государственной идеологии и/или национальной идеи, игнорирование национальных интересов или чрезмерную их абсолютизацию. Все эти критические для существования государства опасности в свое время были проанализированы В.И. Лениным, но десятилетия были спустя забыты или проигнорированы, чтобы наступить на те же грабли, что и при Временном правительстве, в период белогвардейской смуты и Гражданской войны. Что касается травмирующего эффекта социально-экономических реформ в перестроечные и постсоветские времена, то Тощенко справедливо отмечает: реформы начали проводить силы, не имеющие ни ясной стратегической цели, ни четкой программы действий — только намерение непременно сломать все, что было до них, и построить что-то такое, чего никто прежде не знал, или в крайнем случае механически повторить то, что зарекомендовало себя в других странах (с совершенно иными, чем у России, условиями). Кроме того, за образец была взята та финансово-спекулятивная неолиберальная модель экономики, которая, в отличие от социалистической модели Китая и Вьетнама (сочетание плановых и рыночных механизмов), госкапитализма Индии и других бурно развивающихся стран, давно уже демонстрировала на Западе кризисную, затухающую, малопроизводительную и социально ущербную форму.

В результате, по оценке Тощенко, длительное пребывание России в турбулентном состоянии (1990-е — 2000-е) привело к тому, что она может быть отнесена к обществу травмы, так как более тридцати лет не может достичь многих важнейших показателей экономического и социального развития. Отметим, что с 2012 года «рост» ВВП колеблется в нашей стране около нуля (в 2022 году он составил 2,5 %). Вспоминается Л. Кэрролл с сагой об Алисе: по словам одного героя этой философской сказки, бывают такие времена, когда, чтобы удержаться на прежнем месте, требуется быстро идти вперед, а чтобы оказаться впереди, надо нестись туда во всю прыть. Мы же стоим на месте, в то время как во Вьетнаме в 2022 году рост ВВП превысил 8 %, в Индии — 6,8 %. Россия по показателю темпов роста ВВП находится примерно на 100 месте в мире.

По мнению А.Г. Аганбегяна, российские банкиры имеют гигантские личные сбережения, из которых лишь 1 % вкладывают в национальную экономику, храня в западных банках средства, многократно превышающие бюджет страны. В годы гайдаровских неолиберальных реформ народное хозяйство страны потеряло больше, чем в Великую Отечественную войну. Где же мы находимся сегодня? На этот вопрос на Московском экономическом форуме в декабре 2022 года ответил Р.И. Нигматулин: и после 2013 года ВВП на душу населения у нас в стране по-прежнему меньше, чем в таких средних по развитию государствах, как Португалия и Турция, в бывших соцстранах Европы (Польша, Чехия, Словакия, Венгрия и Румыния) и даже бывших союзных республиках (Литва и Эстония). Вопрос в том, как мы намерены побеждать в нынешнем тотальном противоборстве с Западом, насчитывающим свыше 1 млрд человек, имея 150-миллионное население и долю ВВП на раз витие человека (образование, здравоохранение, науку) на протяжении послед них 30 лет в 9 %, в то время как на Западе эта доля составляет 20 %?

К травме общества можно отнести и то, что за постсоветские годы число научных сотрудников в России сократилось в три раза, и по этому показателю мы оказались на 29 месте в мире (только 10 человек из 100, заканчивающих аспирантуру, защищают кандидатские диссертации). По показателям здоровья в России самая высокая смертность в Европе (мужчин — в три раза, женщин — в два раза), и в мире мы находимся по этому показателю на 119 месте.

Помимо других причин Тощенко видит корень травматического состояния нынешней России в отсутствии у правящей элиты понятных и разделяемых народом идей, созидательной идеологии, способной вывести государство и общество из угрожающей ситуации. В результате даже ВЦИОМ в годовом отчете за 2022 год был вынужден констатировать значительное снижение социального оптимизма у половины населения страны. А самый очевидный индикатор общества травмы, по Тощенко, — результаты деятельности групп, по недоразумению называющихся элитой и отличающихся патологическим неприятием и даже ненавистью ко всему советскому, в том числе к несомненным достижениям этого периода отечественной истории.

Вопрос о том, кто виноват в сложившейся в стране ситуации, Тощенко подробно и убедительно прорабатывает в разделах «Основные проявления травмы в российском обществе» и «Социальный и человеческий капитал в обществе травмы». Так, сегодня Россия тратит на образование только 4 % ВВП, тогда как в 1950-е — 37,8 %, занимая тогда 3 место в мире по уровню образования, а сейчас скатившись на 88. Нельзя не согласиться с тем, что образование — сфера достижения блага общества, обеспечения творчества и раскрытия интеллектуального потенциала человека, а не инструмент извлечения прибыли из (в значительной мере платной) системы обучения, где вузы включены в систему квазирыночных отношений с далеко идущими негативными последствиями.

Расслоение в российском обществе наблюдается не только по уровню доходов, но и по доступу к системе образования — работает не принцип отбора талантливых и трудолюбивых, а финансовые возможности и амбиции семьи. Отмечу, что введение ЕГЭ в целях облегчения доступа к высшему образованию молодежи из провинции не только не решило проблему, а усугубило ее, как и замена классического принципа отечественной школы «знания, умения, навыки» западным понятием «компетенции», главной из которых считается способность учащихся прорываться через тесты, проверки и т.п. А забытый и до сих пор не восстановленный в высшей школе принцип воспитания достойного члена общества и патриота привел к постоянно увеличивающемуся числу молодых людей, индифферентных к задачам и проблемам социума, озабоченных лишь личным преуспеванием, что делает образование бессмысленным.

С аналогичных гражданских позиций Тощенко оценивает состояние отечественной науки: ее забвение — один из показателей травмированного общества, ведь очевидно отставание тех стран, которые уделяют минимум внимания науке и уповают на использование чужого (в нашем случае западного) опыта. Что и произошло за последние тридцать лет в нашем государстве, в советские годы величайшем в мире по уровню развития, прежде всего естественных, наук. В этом разделе Тощенко затрагивает значимый для меня вопрос. Так получилось, что многие годы я, работая в Октябрьском районе Москвы, где были расположены более ста отраслевых и академических НИИ и Президиум АН СССР, имел привилегию и великое счастье повседневно общаться с научными коллективами ведущих институтов и возглавлявшими их великими учеными — все они были убежденными патриотами.

Тощенко цитирует выдающегося ученого — президента АН СССР, а в последние годы деятельности — директора Института общей и неорганической химии А.Н. Несмеянова: «академия — теоретический вождь в науке». В 1989 году затраты на науку в бюджете СССР составляли 6,6 %, а численность научных работников — около 5 млн; сегодня по показателю удельных затрат на науку (1,1 %) мы резко отстаем от ведущих стран мира, оказавшись на 31 месте, а число занятых в науке в 2017 году упало до 707 тысяч, число научных организаций сократилось на 22 %. В результате такой бюджетной политики доля России на рынке современных технологий составляет 0,3 % (США — 39 %). В лучшие советские годы по этому и другим показателям развития науки мы были равны США или же превосходили их (что признавали в публичных выступлениях даже президенты Дж. Кеннеди и Р. Никсон): американцы буквально гонялись за нашими научно-техническими достижениями, переводя на английский язык большинство наших журналов, тысячи монографий и диссертаций.

С 2013 года, по мнению Тощенко, проводится целенаправленная дискредитация Российской академии наук — для уменьшения ее роли в экономике и обществе, фактически превращения в клуб ученых без законодательно обеспеченной и практически реализуемой значимой функции. В книге цитируется выступление В.А. Садовничего на Совете по науке и образованию при Президенте РФ: в США в 2015 году работало 18 тысяч эмигрировавших из России докторов наук, а в России их осталось 28 тысяч, т.е. каждый третий ученый, выучившийся и получивший докторскую степень в России, трудится на благо государства, являющегося открытым противником нашей страны. Если бы в России были созданы условия для жизни и работы, сопоставимые с американскими, большая часть таких эмигрантов вернулась бы на Родину (как в 1934 году П.Л. Капица). Но пока Россия переживает вторжение неолиберальных идей в управление наукой, причем с результатом, противопо ложным тем странам, где эти идеи родились: там никто не навязывает уни верситетам и научным институтам тематику исследований, не диктует, как их проводить, не терроризирует бесчисленными бюрократическими проверками и отчетностью, включая обязательные публикации в «рейтинговых» журналах. Коме того, в советское время зарплата доктора наук была сопоставима и даже превосходила оклады большинства хозяйственных руководителей самого высокого ранга. Я помню, что в то время, согласно опросам, каждый третий старшеклассник хотел стать ученым — так высок был престиж науки. Тощенко приводит социологические данные о том, что сегодня этот престиж упал до 3 % (самый конец перечня из 22 профессий).

Я хорошо помню мое общение в 1970-е годы с одним из легендарных изобретателей лазера, содиректором Физического института АН СССР А.М. Прохоровым, который потом в 1990-е годы в интервью газете «Известия» задастся вопросом «Нужен ли я своей стране?». В эти годы я побывал в ФИАНе на собрании ученых — меня поразил дух бедности, социальной заброшенности, профессиональной невостребованности этих людей, совсем недавно составлявших цвет советской и мировой науки.

В аналогичном положении оказалось здравоохранение: в настоящее время на него тратится 4 % ВВП — в сравнении с 10 % в развитых странах Европы и 17 % в США (в СССР — 10 %, и страна занимала первое место в мире по обеспеченности врачами на душу населения). По мнению Тощенко, проходившая на наших глазах и за наш счет «оптимизация» здравоохранения только усилила травматическое состояние российского общества. По данным Фонда «Общественное мнение», в 2019 году 53 % считали, что в российском здравоохранении дела обстоят плохо (к моменту выхода книги в 2020 году — уже 74 %). Ради объективности заметим, что, по данным Росстата на 2022 год, средняя зарплата врачей увеличилась до 93 тысяч рублей, причем в 19 регионах она оказалась выше этого показателя, в остальных — ниже. Особую проблему в большинстве регионов, включая Москву, представляет запись на прием к специалистам узкого профиля (кардиологам, невропатологам и т.д.), т.е. людей вынуждают прибегать к платным услугам, на которые у большинства просто нет средств. Не отсюда ли, помимо других социальных последствий травмы, катастрофическая и до сих пор непреодоленная демографическая проблема? В последние годы мы теряем примерно по миллиону человек год (в 2022 году — 600 тысяч), и это один из худших показателей в мире.

Одну из причин травмированности российского общества Тощенко видит в появлении на исторической сцене в качестве лжелидеров бездушных и несостоятельных группы лиц, похоронивших великое государство и полностью проваливших свои громко заявленные в ходе деконструкции СССР цели создания чего-то несравненно лучшего. Тощенко приводит высказывание В.В. Путина на «Прямой линии» 2019 года, где он отказался назвать «бандой» этих оказавшихся в руководстве страны людей, но признал, что «за это время у нас полностью развалились социальная сфера, промышленность, оборонка.., мы практически развалили Вооруженные силы, довели страну до гражданской войны, до кровопролития на Кавказе и поставили страну на грань утраты суверенитета и развала». В России возникло государство, функционировавшее как бы само по себе, без руля и ветрил, с непонятными политическими и социальными целями, и народу был не ясен вектор его развития.

Но понятен ли этот вектор сейчас? Кстати, прекрасно понимая, как негативно большинство граждан относится к капитализму, ни Горбачев, ни Ельцин, ни Путин так и не решились назвать строй, воцарившийся вместо социализма и советской власти. Только в 1920-е годы Путин признал капитализм зашедшим в исторический тупик и допустил, что социализм может быть лучшей альтернативой в случае встраивания в него рыночных экономических механизмов. Впрочем, никаких практических шагов в этом направлении не последовало, несмотря на опыт Китая, который прервал свой долгий и опасный период травмы, найдя стратегически безошибочный путь развития в сочетании социалистической плановой системы с рыночными отношениями.

В 1990-е годы и позже советскому и российскому руководство не хватило сил и ответственности, чтобы воспользоваться китайским опытом, хотя истоки такого подхода просматриваются еще в ленинском НЭПе и в сталинской модели экономики, сочетающей ведущую роль государства в стратегических областях с массовым негосударственным, но подчиняющимся единому плану, артельным производством (выпускало по ряду направлений до 80 % продукции ширпотреба и сельхозпродукции).

Таким образом, читатель монографии получает четкое представление о том, кто виноват и в чем причина того, что произошло с нашей страной. Остается ответить на другой классический вопрос: что делать? Вечно ли это травмированное общество? Тощенко уверен, что общество травмы не вечно: на основе многочисленных опросов он делает вывод, что наш народ желает социальной справедливости, социальной стабильности и гарантированного будущего, хочет знать, какое общество строится в России. Это подтверждают и опубликованные уже после выхода книги данные Фонда «Общественное мнение» за январь 2023 года — более 80 % граждан России всех возрастов позитивно оценивают социальные достижения советского периода и, прежде всего, обеспечение принципа социальной справедливости.

Тощенко совершенно справедливо недоумевает, почему до сих не был проведен коренной пересмотр экономической и социальной политики, начатой в 1990-е годы и провалившейся. Складывается впечатление, что руководство страны это понимает, судя по ряду политических решений и акций публичной политики, например, по отмене в январе 2023 года очередного Гайдаровского форума с традиционным участием руководства правительства, присягавшего тогда на верность неолиберальному курсу. Однако эко номическая и социальная политика «а ля Гайдар» сохраняется: широко представленные во власти и в медиа сторонники и апологеты либерализма не хотят признать поражение проводимых ими реформ, саботируя даже указания главы государства. Но это уже вопрос к кадровой политике президента — ведь в стране активно заявляют о себе теоретики и практики левых взглядов, которых поддерживает большинство населения. Вместе с автором книги я уверен — будущее за ними!

Об авторах

Леонид Николаевич Доброхотов

Автор, ответственный за переписку.
Email: dobrokhotoza@yahoo.com
доктор философских наук, профессор кафедры социологии международных отношений Ленинские горы, 1, стр. 33, Москва, 119234, Россия

Список литературы