Поэтическое слово в свете учения Л.А. Новикова об эстетическом восприятии

Полный текст

Введение

Тема конференции по творческому наследию Л.А. Новикова предполагает знакомство с интереснейшими, тесно связанными областями лингвистики — язык как искусство, язык художественной литературы, поэтика, которым посвящен целый том «Избранных трудов» Льва Алексеевича, работы которого во многом являют собой открытие новых путей в филологии.

Чтение трудов Л.А. Новикова, отличающихся высокой гуманитарной культурой, — это живое общение, дающее, помимо филологического знания, глубокое эстетическое переживание. Целый ряд идей, представленных в данной книге, звучит чрезвычайно актуально и сегодня, хотя написаны они были несколько десятилетий назад.

Цель исследования — установить соотношение традиции и новых идей в концепции Л.А. Новикова о языке как искусстве; проследить специфику реализации эстетической функции языка в поэзии.

Основная часть

В соответствии с поставленной целью рассмотрим лишь две проблемы, обозначенные Л.А. Новиковым как ключевые: a) объединение «литературоведческой» и «лингвистической» поэтик и б) восприятие эстетического в поэзии.

a) Существующая классическая литература по теоретической поэтике (от Аристотеля до В.В. Виноградова и Ю.С. Степанова) свидетельствует о возможностивыделения нескольких поэтик: традиционной литературоведческой, более новых — лингвистической, семиотической и психолингвистической. Разработка трех из четырех активно велась Л.А. Новиковым.

Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Литературоведческая поэтика анализирует структуру и функции художественных произведений, а также систему эстетических средств (Ю. Тынянов, В.Б. Шкловский, Ю.М. Лотман и др.). М.Л. Гаспаров еще в середине 90-х годов прошлого века говорил, что в традиционной литературоведческой поэтике все исследовано, а потому революций здесь не предвидится [1. С. 5].

Лингвопоэтика исследует смысловые и стилистические возможности авторского языка, которые создают эстетическое восприятие текста (В.П. Григорьев, О.Г. Ревзина, И.И. Ковтунова и др.).

Известно, что семиотика была заявлена Ю.М. Лотманом как метанаука, оперирующая понятием знака. Теперь можно говорить о развитии семиотической поэтики (М.-Р. Майенова, Е. Фарыно, Ю.С. Степанов и др.). Семиотическая поэтика позволяет объяснить многие аспекты употребления знака, например, бесконечные возможности поэтического знака в его сочетании с другими знаками (так, у А. Блока сочетаются, казалось бы, несочетаемые знаки и рождаются новые смыслы: у безнадежности надежды, у бесконечности — конец). Продуктивные идеи семиотической поэтики получили тонкое осмысление в работе Л.А. Новикова «Семиотика орнаментальной прозы А. Белого», где, выявляя специфику эстетического знака, он прозорливо объясняет его свойства так: «Эстетический знак с его глубинным смыслом выступает у писателя в многомерном «пространстве» языка, в различных его свойствах, связях и опосредованиях и потому так емок и выразителен» [2. С. 343]. Данное высказывание Л.А. Новикова еще раз объясняет тот факт, что смысл стихотворения гораздо больше простой суммы значений единиц языка, входящих в конкретный текст, и поэтому мы обнаруживаем в поэзии нелинейное видение мира.

Проиллюстрируем сказанное примером — стихотворением украинской поэтессы Е.К. Ольшанской «В древнем городе моем»:

В древнем городе моем
На ладонях держат горы
Златоглавые соборы
Синий, синий окоём.
Там каштаны, как всегда,
В бабье лето созревают.
Там внезапно прозревают:
Время льется, как вода.
Смотрит купол золотой,
Словно чуточку робея,
На могилу Кочубея,
Что сражен был клеветой.
Справа — Лысая гора,
Ну а слева — перемены:
Белый город современный
Выплывает из Днепра.

Это стихотворение кажется очень простым, понятным, потому что оно лишено сложных метафор, кроме одной: На ладонях держат горы / Златоглавые соборы. Да и эта метафора легко прочитывается как образ Печерского монастыря, лежащего на холмах. Поэт рисует, казалось бы, чисто внешний облик города, но мы чувствуем душу этого города. Сквозь созревающие осенние каштаны просвечивают покой и умиротворение. Город очень красив, отсюда обилие красок, переданных цветообозначениями: синий окоем, златоглавые соборы, белый город. Поэту удалось создать праздничный, яркий образ города, который вполне реалистичен: город новый на фоне синего Днепра, могила Кочубея. Только одно таинственное место названо в стихотворении — Лысая гора, полная мистики. Это энергетический центр Киева, геопатогенная зона, с которой связано много преданий, легенд, сказаний. Но все это — в сознании автора и читателя, обладающего некоторыми культурными знаниями.

Из обычных слов создается незабываемый образ города Киева, который омывается Днепром, в котором даже соборы и их купола оживают:

Смотрит купол золотой, словно чуточку робея. По-особому представлено время, над решением проблемы которого ученые бьются со времен Гераклита Эфесского. Русский ученый Николай Козырев доказал, что время — самая мощная энергия во вселенной. Для одних народов оно циклично, для других — это дорога между прошлым и будущим, по которой идет народ. В данном стихотворении оно текуче, как вода. В стихотворении создан одновременно простой, но яркий облик города; это своего рода ткань текста, сквозь которую сияют неожиданные смыслы: синий, синий окоём — и мы видим город, окруженный синими водами Днепра. Отмеченные здесь приемы способствуют возникновению тончайших смыслов, рождающих оригинальный образ любимого поэтом города, который передает впечатление от встречи с городом и внутреннее состояние поэта. Это город, каким он видится автору (воображаемая реальность), а не какой он есть. Эта способность поэтического образа передавать чувства и мысли автора и заражать ими читателя выводит анализ на ментальный уровень.

Концепция Л.А. Новикова о необходимости слияния поэтик вместо «искусственного расщепления единой науки на «литературоведческую» и «лингвистическую» получила новое дыхание в лингвокультурологической поэтике, разрабатываемой нами. В ней поэтический текст рассматривается как представление ментальных структур, как набор концептуальных моделей, соотносимых с конкретной национальной культурой. Соответственно, лингвокультурологическая поэтика включает в себя не только лингвистическую и литературоведческую поэтики, к чему призывал Л.А. Новиков, но и объединяет в себе важнейшие положения лингвоконцептологии, лингвокультурологии, эстетики, философии, семиотики. Фактически, формируется еще более новая «новая оптика».

Основоположник философской эстетики А. Баумгартен считал поэзию гетерокосмосом. Мы видим, что поэзия действительно создает особый новый эвристический мир, в котором все реалии ведут себя по-иному, не так, как в реальной жизни:

Тропинка в поле кочевала,
к закату ускользнула в лес,
как будто помыслы верстала
о неизбежности чудес

(Дм. Бураго)

Тропинка не просто кочует в поле, но и имеет свои помыслы.

Поэзия не просто одна из форм существования культуры, она творец культуры, потому что в любой культуре «живут» свои культурные смыслы. «Мир, в котором нет смысла, — это мир, в котором господствует Хаос» [3. С. 40].

Называя реалию, слово как бы творит ее, вытаскивает ее из хаоса мира, уста навливает гармонию в мире.

Возможности нести креативную эстетическую информацию заложены в каждом слове, но отсюда вовсе не следует, что каждое слово в поэтическом слове эстетически значимо: большинство из них создают фон, на котором ярче проявляются эстетически значимые элементы. Не случайно считается, что поэзия — это нож, завернутый в бархат, именно в поэзии «срывают грозы звук из высохших наречий, / из воспаленных трав, из горемычных строк, / снимают пену слов с парной крестьянской речи…» (Дм. Бураго). В приведенных строчках создается более глубокий смысл, чем закрепленный за этими словами в обыденной речи. Это происходит за счет обманутых ожиданий, навязываемые обыденным языком, за счет неожиданным образом соединенных слов: крестьянская речь — парная, травы воспаленные и т.д. А вся поэзия, по словам Ф. Гарсиа Лорки, «…союз двух слов, о которых никто не подозревал, что они могут соединиться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, как их произнесут» [4. С. 218]. Близка к такому пониманию и М. Цветаева:

Вещи бедных — странная пара
Слов. Сей брак — взрывом грозит!
Вещь и бедность — явная свара.
И не то спарит язык!

(«Лестница»).

Особую глубину поэзии придает ее тесная связь с культурой, которую, вслед за Э. Бенвенистом, Ю.М. Лотманом, В.Н. Телия, мы понимаем как деятельностный и символический феномен. По словам Эрнста Кассирера, повторенных затем Ю.М. Лотманом, культура — символическая Вселенная. Хотя культура порождается обществом, народом, ее творцами являются отдельные личности. Л.А. Новиков также отводил значительную роль при анализе художественного текста культуре, утверждая, что вся филологическая наука изучает «культуру народа, выраженную в языке и литературном творчестве» [5. С. 176].

Приведем отрывок одного из самых известных стихотворений М. Цветаевой; оно положено на музыку и звучит в культовом фильме «Ирония судьбы». Это стихотворение «Зеркало»: Хочу у зеркала, где муть /И сон туманящий, / Я выпытать — куда ваш путь / И где пристанище…Из приведенных строк видно, что речь идет о гадании, причем, лирическая героиня гадает на зеркале. Мотив гадания часто встречается в русской литературе. О нем писали В.А. Жуковский («Светлана»), А.С. Пушкин («Евгений Онегин») и др. Гадали на Руси издревле; гадали в пограничные периоды времени — между Рождеством и Крещением. Девушка, которая хотела узнать свою судьбу, садилась между двумя зеркалами и начинала вглядываться в мутные, неясные тени отражения (сонтуманящий). Все в полумраке, тумане: Я вижу: мачты корабля, / И вы — на палубе… Вы — в дыме поезда… Гадания на Руси — это культурный код нации, ключ к пониманию стихотворения М. Цветаевой, в котором можно найти несколько слоев этнокультурной информации.

Культурный подтекст имеет и следующая фраза: Вечерние поля в росе, Над ними — вороны… Ворон в русском культурном коде — это ветер, который приносит бурю, это символ несчастья. Отсюда и реакция лирической героини, отпускающей своего суженого, потому что она не желает ему плохого: Благословляю Вас на все / Четыре стороны! Важна также в данном стихотворении символика числа 4, которое воплощает горизонтальную модель Вселенной, это символ устойчивости мира. Таким образом, благопожелание поэта (Благословляю Вас) еще усиливается символикой числа «четыре».

Еще один пример из творчества М. Цветаевой — стихотворение «Мракобесие. — Смерч. — Содом»:

Обведите свой дом — межой,
Да не внидет в него — Чужой.
Берегите от злобы волн
Садик сына и дедов холм.

Чтобы понять данные строки, нужен некоторый культурный фон: знание того, что крестьяне на Руси (особенно в период эпидемий) опахивали свою деревню или дом бороздой, считая, что так они избавляются от зла и болезней, что являлось особым ритуальное действие было для них оберегом. Поэт призывает беречь дедов холм, а это и есть присущая русским «любовь к отеческим гробам». Как видим, основные мотивы и темы в ее творчестве раскрывались согласно русскому душевному складу народа.

Особо следует сказать об интертекстуальности, которая становится понятной в результате знания определенного пласта культуры и с помощью которой реализуется не только национальная, но и мировая культура. Это диалогическое взаимодействие текстов в процессе функционирования, которое обеспечивает приращение смысла и широко используется в современной поэзии. Таково, например, стихотворение Ивана Соловьева «Цикада»:

Цикада громкая в саду,
Какое странное уменье –
Твердить свое без промедленья,
Без утомленья, без сомненья,
Без божества, без вдохновенья…
Не пригодиться ли в аду?

Выделенная фраза резко усиливает экспрессивный эффект и воздейству ющую силу стихотворения, заполняя строки эхом более ранних текстов, что дает панорамное восприятие (поэзии). Данный феномен интертекстуальности описывался как отечественными — Б.М. Гаспаровым, Ю.И. Левиным, И.П. Смирновым, так и зарубежными исследователями — Ю. Кристевой, Р. Бартом, А.К. Жолковским, Ц. Тодоровым и др. Главное в интертекстуальности не то, что сквозь авторский текст просматриваются иные сюжеты, мотивы, фразы, ритмы широко известных читателю текстов, здесь важны приращения смыслов, возникающих за счет диалога и полилога с другими текстами культуры. Поэтому национальная поэзия не может быть рассмотрена вне культуры, ее традиций и ритуалов.

Итак, при создании поэтического произведения важна не только сила творческой индивидуальности поэта, но и культура, которая так сильно проникает в текст, что без кодов культуры стихотворение остается не до конца понятым. Любой поэтический язык функционирует в особом лингвокультурном пространстве, т.е. он погружен в контекст национальной и мировой культуры, которая настолько значима для поэзии, что всю хорошую поэзию можно рассматривать как мотивы, образы, смыслы, создающие культурные пласты. Особая роль при этом принадлежит образу, который, как отмечает Л.А. Новиков, «диалектически противоречивая сущность: в каждый момент он равен и не равен себе, устойчив и одновременно подвижен, несет в себе „зародыш“ развития» [6. С. 167].

б) Еще одна аспект, проходящий через весь второй том «Избранных трудов» Л.А. Новикова, — восприятие эстетического в поэзии. Эстетическое — особый тип отношений человека к миру, оно соотносимо с другими мыслительными операциями — категориями логического, рационального, эмоционального и др. Оно соотносимо как с категориями логического, этического, гедонического, так и эмоционального. Эстетическое имеет универсальный характер; так, в мире нет ничего, что не могло бы восприниматься с позиций эстетического. Однако эстетическое в поэтическом тексте имеет свою специфику — оно неустойчиво, полифонично. Так, М.М. Бахтин писал: «Эстетическое созерцание природы, эстетические моменты в мифе, в мировоззрении… сумбурны, неустойчивы, гибридны. Эстетическое вполне осуществляет себя только в искусстве» [7. С. 22].

Лев Алексеевич также отмечает неустойчивость эстетического: «Природа эстетического объекта такова, что он предстает в нашем восприятии как противоречивое единство понятийного и чувственного, рационального и интуитивного (иррационального), сознательного и бессознательного» [8. С. 24].

Даже если поэтические тексты не объяснимы с точки зрения логики, мы чувствуем их эстетический потенциал. Это произведение искусства: На алкогольных треках, / на всех кострах / хохочущие веки/ моргают (Дм. Бураго). Это часть сложного и противоречивого образа украинского Майдана, поэтому веки хохочут, а треки алкогольные.

Л.А. Новиков проявлял особое внимание к интуитивной семантике знака-образа. Анализируя стихотворение Б. Пастернака «Февраль. Достать чернил и плакать!», он пишет: «Прагматическое воздействие текста и эстетическое восприятие его словесных образов осуществляется в художественной форме, выражающей их подвижную семантику…» [8. С. 31]. Такой подход свидетельствует о нелинейном видении теста и, соответственно, мира, которое присуще пророкам, поэтам и большим ученым, каковым и является Л.А. Новиков. Отсюда многие его провидческие идеи.

Иррациональное (интуитивное) видениезакладывается в текст поэтом, а читатель извлекает оттуда смыслы, причем, не всегда это те, которые вложил поэт, потому что эти смыслы в голове у читателя. И так всегда у больших поэтов. Например, в стихотворении русскоязычного украинского поэта Дмитрия Бураго «Я был почти уже несчастен…» читаем:

И отключая звук от смысла
и видимость от содержанья,
Я, как ведро на коромысле,
Расплескивал свое сознанье…

Речь здесь идет о сокровенных глубинных процессах в сознании. И это талантливо «схвачено» поэтом. Сравнение как ведро на коромысле,метафора расплескивал сознанье порождаютновые смыслы, которые, сливаясь, создают новый, адекватный выражаемому состоянию лирического героя, который в полной растерянности пытается осмыслить происходящие события (сожжение людей в Одессе). В этих строчках создается образ лирического героя: его ума, сердца, переживаний и эмоций, нравственных установок.

Л.А. Новиков очень тонко заметил, что «источник эстетического — переживаемый смысл, воплощенный в художественной форме, которая реализуется посредством того или иного приема» [8. С. 32]. Часто приемы настолько переплетены, что являют собой тончайшую игру со смыслами: так, у Дм. Бураго встречаем: Эта блажь, это серая устрица, / устье трепета, троп наготы. / Торопливого лепета лущится / лесть изнанки и страх пустоты. Здесь в общую метафору внутреннего состояния поэта, который переживает очередной украинский майдан и видит его бессмысленность и разрушительную мощь, вплетаются скрытые сравнения (блажь сравнивается с серой устрицей), необычное метафорическое видение ситуации — лесть изнанки, а все вместе рождает страх пустоты, появление которой предвидит поэт.

Дмитрий Бураго принадлежит к числу поэтов, в произведения которых нужно с трудом проникать, ибо смысл глубоко спрятан, и его экспликация — это «эстетическая, т.е. переживаемая, а не просто понимаемая информа ция» [9. С. 45], о чем писал Лев Алексеевич.

Отсюда вывод о том, что смысл в поэзии является психическим по своей природе, поскольку «литература как словесное искусство имеет самый гибкий и подвижный материал — психические представления, которые формируются на основе имеющегося у писателя и читателя опыта» [6. С. 166]. Именно человеческий опыт, закрепляясь в языковых единицах, попадает в поэтический текст, где подчиняется уже эстетическим законам, которые обусловлены композицией, интертекстуальными связями, замыслом автора и т.д. При этом единицы обыденного языка обрастают дополнительными, часто неожиданными смыслами, которые делают непохожим поэтический язык на обыденный разговорный. Как раз непохожесть и «заставляет» сознание читателя понимать текст как эстетический объект.

В результате воздействия поэтического текста читатель испытывает катарсис. Греческое слово катарсис было введено в науку Аристотелем и означает «очищение, просветление чувств». Л.С. Выготский рассматривал катарсис как особенность художественного восприятия [10]. Исследователи предполагают, что эстетическое возникло еще в древности, на ранних ступенях эволюции человечества.

Завершая разговор об эстетическом в языке и поэзии, нужно констатировать, вслед за Я. Мукаржевским, Р. Якобсоном, что существует особая эстетическая функция языка, под которой мы понимаем производную от познавательной (отражательной) функции. «Эстетическая функция языка реализуется в трех направлениях. Во-первых, в самой материи языка — в качествах и структуре (форме) знаков и способах их организации. Во-вторых, в трансляции эстетических знаний, оценок, суждений, взглядов и т.п., а также в эстетической информации о природных и социальных объектах в сфере общения и деятельности. В-третьих, эстетическая функция языка реализуется в произведениях словесного искусства и прежде всего в поэзии» [11. С. 137]. В целом эстетическое есть результат сложного взаимодействия как названных составляющих, так и единиц языка разных уровней, образующих текст (для поэзии наиболее важны фонетический, ритмический, лексический уровни).

Заключение

Язык — это объект эстетики, именно «авторский взгляд», воплощенный в словах, и делает язык искусством и источником эстетического переживания и наслаждения. Действительно, язык через поэта творит сложнейшую реальность, в которой мы и живем. И эта сотворенная поэтом реальность называется культурой. Смыслы в поэтическом тексте далеко уходят за пределы значений слов, используемых в стихотворении. Истина, содержащаяся в стихах, сокрыта, ее следует искать, как ищут ее в речах пророка. Содержание стихотворения часто алогично и загадочно. А oсновной источник эстетического переживания — художественный смысл, а точнее, игра со смыслами. Все это будит творческую энергию читателя: происходит эмоциональное заражение, эмпатия. В совокупности все это дает чувство эстетического наслаждения. То чувственное начало, интуитивно и подсознательно воспринимаемое, о котором писал Л.А. Новиков, является важнейшим составляющим эстетического объекта. Поэтому для полноценного эстетического восприятия поэзии следует учитывать целый ряд факторов: личность автора, сам текст — мотивы, наличие определенных языковых средств и приемов — личность читателя, тип культуры и другие.

Поэтический текст загадочен и открыт одновременно, только нужно уметь заглянуть в его глубины, что позволяет сделать разработанная Л.А. Новиковым теория орнаментального поля, которая дает возможность объяснить, откуда появляются вторичные смыслы, коннотации, подтексты, помогающие читателю достроить поэтический образ, созданный автором. Каждый человек становится немного художником, слыша живое слово поэзии или живое научное слово, подобное слову Л.А. Новикова.

Об авторах

Оксана Владимировна Данич

Витебский государственный университет имени П.М. Машерова

Email: odanich@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-8888-0107
Scopus Author ID: 57225221302

кандидат филологических наук, доцент, доцент кафедры дошкольного и начального образования

210038, Республика Беларусь, г. Витебск, пр-т Московский, 33

Наталья Леонидовна Дружина

Витебский государственный университет имени П.М. Машерова

Email: natalia.druzhina@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-2561-9489

кандидат филологических наук, доцент кафедры мировых языков

210038, Республика Беларусь, г. Витебск, пр-т Московский, 33

Валентина Авраамовна Маслова

Витебский государственный университет имени П.М. Машерова

Автор, ответственный за переписку.
Email: mvavit@tut.by
ORCID iD: 0000-0001-8717-9231
Scopus Author ID: 57222509849

доктор филологических наук, профессор, профессор кафедры дошкольного и начального образования

210038, Республика Беларусь, г. Витебск, пр-т Московский, 33

Список литературы