Велико-Восточный вопрос: развитие проевразийского миропонимания Исмаила Гаспринского в начале ХХ века

Полный текст

Введение

Актуальность. Интеллектуальная история России начала ХХ в. – явление, содержательно состоящее из многих компонентов и тенденций. Национально-культурные процессы, интенсивно происходившие в начале ХХ в., способствовали формированию различных национальных дискурсов^[1]. Однако их становление происходило не изолированно, а в общероссийском и международном контекстах. Подобное понимание применимо к взглядам Исмаила Гаспринского (1851–1914), известного общественного деятеля и интеллектуала, который был одновременно  и российским мыслителем, и национальным, тюркским, и международным, мусульманским.

Степень изученности проблемы. При изучении наследия И. Гаспринского начала ХХ в. внимание исследователей фокусируется преимущественно на его деятельности в национальной тюрко-мусульманской сфере^[2] и при этом недостаточное внимание уделяется международному, российско-восточному аспекту. Редкими исключениями являются публикации Ю.Б. Османова о взаимоотношениях России  и Турции и Н.Е. Тихоновой, сопоставившей позиции Гаспринского и публициста «Нового времени» М.О. Меньшикова в понимании восточного вопроса^[3]. В целом это позволяет более пристально сосредоточиться на проблематике российско-восточного взаимодействия в публицистике Гаспринского в период 1908–1914 гг.

Кроме того, констатации евразийских аспектов в творчестве Гаспринского связываются, как правило, с внутрироссийской, русско-тюркской проблематикой, но не с международными процессами. М. Кемпер, признавая Гаспринского «пионером “мусульманского евразийства”», ссылается на его позитивные представления  о русско-ордынской эпохе^[4]. Одной из немногих работ, где кратко сопоставляются внутренние и внешние, османо-российские аспекты проевразийских идей Гаспринского, является статья С. Актюрка^[5]. Однако и здесь «внешние» воззрения периода 1908–1914 гг. не освещаются. Между тем для объективного восприятия позиции Гаспринского необходимо учитывать не только внутрироссийский контур его воззрений, но и международный, европейско-азиатский.

Цель исследования – выяснить, в каком направлении в условиях обострения национальных и международных проблем начала ХХ в. происходила эволюция взглядов Гаспринского в отношении восточного вопроса и концепта российско-восточного соглашения.

Источниковая база. Основным источником данной статьи является актуальная публицистика Гаспринского в газете «Терджиман» (Бахчисарай, Крым) за период 1908–1914 гг. («По поводу речи министра иностранных дел», «Велико-Восточный вопрос», «Русская пресса о балканских событиях», «Исторический итог», «Турция и Россия», «Турецко-Русское общество» и др.), а также некоторые иные опубликованные документы и материалы.

Углубление и развитие концепта российско-восточного соглашения

События 1908 г. в Турции и на Балканах вновь подняли проблематику восточного вопроса. Младотурецкая революция скорректировала общественный дискурс^[6], создала предпосылки для сближения между Россией и Турцией. Гаспринский, пристально наблюдавший за ходом событий в Стамбуле, отнесся к «возрождающейся парламентарной Турции» серьезно: «Надо признать, не жмуря глаз, что мы имеем теперь дело не с “больным”, а с выздоравливающим человеком»^[7]. При этом новые международные обстоятельства проявились еще до младотурецкой революции.

В апреле 1908 г. Гаспринский выступил в трех номерах газеты «Терджиман» с концептуальной статьей «Велико-Восточный вопрос»^[8]. Обращает на себя внимание эксклюзивность названия, свидетельствующая о глобальности взгляда. Поводом к статье стало обсуждение в Государственной Думе македонского вопроса. Автор позитивно комментирует выступление министра иностранных дел А.П. Извольского (от 4 апреля)^[9], который, отметив «чувствительность» балканских дел для «русского сердца», подчеркнул, что Россия 30 лет живет в мире с Турцией и впредь «должна избегать всего, что могло бы быть сочтено султаном нарушением его верховных прав», не забывая, что подобные шаги «болезненно отзываются» на настроении мусульманских подданных России^[10]. В этих словах, полагает Гаспринский, проявилась не «опасливость» (как посчитали в «Новом времени»), а «глубокое знание, предвидение и реальная политика». Особенно был им отмечен тезис о необходимости политики «здорового эгоизма» на Бакланах^[11].

По убеждению Гаспринского, России следует не односторонне подходить  к балканскому и вообще – к «Велико-Восточному вопросу», а учитывать и славянский, и мусульманский факторы. Он отмечает, что «Россия непосредственно примыкает к востоку и граничит с ним на протяжении тысяч верст»; «по культуре своей она к нему ближе других народов» и «могла бы стать к мусульманским народам в более близкие и сердечные отношения». Это «нужно и важно для России», для ее будущего^[12], чтобы не иметь мусульманский Восток «против себя, чтобы не толкнуть его в сферу влияния возможных врагов России»^[13]. Тем более, что русскому  и мусульманскому миру, России и Турции, «ссориться не из-за чего», а совместно защищать «имеем многое»^[14].

Таким образом, Гаспринский желал видеть в отношениях России с тюрко-мусульманским миром не конфронтацию, а добрососедство. Примечательно, что  в статье «Велико-Восточный вопрос» он вновь (через 12 лет после трактата «Русско-восточное соглашение») напоминает читателям нереализованную возможность 1890-х гг.:

Я думаю, многие помнят волнение, овладевшее Европой по случаю слухов заключения русско-турецкого союза в начале 1896 г. Почему этот слух так взбудоражил европейскую прессу и заставил дипломатов навострить уши, так что и в Константинополе, и в С-Петербурге нашли необходимым опровергнуть их? Да потому, что такой союз, действительно, совершенно спутал бы все европейские карты^[15].

В частности, два столетия столкновений с Востоком, отмечает Гаспринский, не приблизили к разрешению «чисто русской нужды – вопроса о проливах и выхода в Индийский океан»^[16]. В начале ХХ в. Россия, следуя советам Европы, оказалась «намного дальше от проливов, чем было сто лет назад»^[17]. Однако если бы у проливов стояли друзья России, то «проливы могли бы быть так укреплены, что стали бы непроходимыми для врагов прибрежных стран»^[18].

В понимании Гаспринского вопрос о режиме проливов без позитивных отношений с Турцией решить невозможно. Он предполагал соглашение и с Ираном: тогда «на левом фланге азиатской Англии стояла бы Персия, а может быть и Афганистан, сочувствующие России». Такое соглашение с Турцией и Ираном «легче достижимо, чем завоевание этих царств». Обеспечение южных границ России  в Европе и Азии «путем прочного соглашения с прилегающими мусульманскими царствами дало бы очень большую свободу русским силам на западе и крайнем  востоке»^[19].

Гаспринский учитывал в восточном соглашении и экономическую составляющую, что могло обеспечить наилучшие торговые отношения и «особые льготы». Именно взаимовыгодное сотрудничество позволит Турции и Персии «оградить себя от эксплуатации Европы» и «от случайностей теории равновесия». Соглашение  с Россией, не умаляя власти султана и шаха, придаст им «большую устойчивость  и большую духовную и материальную мощь», позволит мусульманским странам «смелее и спокойнее смотреть вперед», заниматься «внутренним возрождением»^[20].

Такова последовательная позиция Гаспринского, изложенная в апреле 1908 г. (до июльской младотурецкой революции) и развивающая концепт российско-восточного соглашения 1890-х гг.

«Тупик» восточного вопроса и новые возможности

Произошедшими в 1908 г. в Турции событиями, как известно, воспользовалась Европа. В конце сентября Австрия аннексировала османские провинции – Боснию и Герцеговину, а Болгария (по договоренности с Австрией) объявила о независимости. Именно к этому времени относится соприкосновение позиций таких неординарных национальных деятелей, как Гаспринский и Меньшиков. Н.Е. Тихонова ссылается на тюркоязычный вариант обзора прессы, сделанный Гаспринским^[21], однако 6 октября 1908 г. в «Терджимане» был опубликован изначальный русскоязычный текст с аутентичными цитатами – «Русская пресса о балканских событиях».

Гаспринский уверен, что в балканских событиях, инспирированных Европой, Турция сумеет отличить «статистов от авторов» и предложит «расхлебать эту кашу всем, у кого будет охота». Также цитируется мысль Меньшикова о новом витке восточного вопроса, решаемого «без существенного участия России» («в плачевной степени мы не готовы к моменту, который ожидался два столетия»). Зная патриотический настрой «Нового времени», Гаспринский подмечает, что «сказано очень откровенно», а на призывы не выступать в Европе в роли «простеца», используемого в чужих интересах, трезво указывает, что Россия «и так натаскала каштанов  и шашлыков Англии, Италии, Франции и Австрии». И далее: «Расчленение Турции уже привело Россию к тупику, а дальнейшее расчленение может создать и опасности. Не верите? Так я скажу больше: опасность уже наступила сейчас. Ибо мы не можем, повторить фразы покойного Гладстона руки прочь» (фраза «hands off», сказанная английским премьером в 1878 г. в связи с оккупацией Австрией Боснии  и Герцеговины – С.С.). И, наконец, вопрос-вывод, адресуемый прессе: если разделение Турции «привело Россию к тупику», то «не пора ли изменить нашу анти-турецкую политику, которая обременила долгами Россию, разорила Турцию и обогатила Европу»^[22]?

С сентября 1908 г. газеты обсуждали боснийский кризис^[23], и «Терджиман» также наблюдал за динамикой мнений. В номере от 13 октября констатируется: «Новое время» в последние дни «не раз высказывало мысль о пользе развития тесных, дружественных отношений» с новой, конституционной Турцией, а устами Меньшикова газета «дала о тюркском народе самый теплый отзыв». Гаспринский цитирует «Новое время» (от 4 октября), где предлагается использовать балканский кризис «в наиболее выгодном для упрочения русско-турецких отношений смысле». «Мы искренне приветствуем такое настроение Нов[ого] вр[емени], – подчеркивает редактор «Терджимана», – и желаем только одного, чтобы оно не было преходящим». Свою же позицию он обозначает предельно четко:

С самого основания нашей газеты, мы держимся мнения, что отношения двух соседних держав и народов должны быть коренным образом улучшены. Этого требуют их общие нужды^[24].

Примечательно, что внимание к Турции не ограничилось прессой: необходимость коалиции аргументировал МИД. 12 декабря 1908 г. А.П. Извольский заявил  в Государственной Думе, что цель России – «сплотить между собою» Болгарию, Сербию и Черногорию и «объединить их вместе с Турцией одною общею мыслью  о защите их национальной и экономической самостоятельности»^[25]. Идею балканской конфедерации тогда восприняли различные политические силы. Вопрос  о возможном союзе России с Турцией не остался без внимания турецкой прессы: стамбульские газеты, поддерживая импульсы из России, обсуждали возможность как двустороннего сближения, так и создания Балканского союза с участием Турции^[26]. Гаспринский, разделяя подобные настроения, не мог ограничиться репликами и пообещал читателям высказать развернутую позицию. Статья была опубликована 28 октября 1908 г. и называлась предельно обобщающе – «Исторический итог».

Итоги восточного вопроса и необходимость его пересмотра

Гаспринский разделяет эпоху «борьбы России с мусульманским Востоком» на два периода. Первый – «реальный», когда она боролась «за свой кровный интерес и государственную необходимость». Это было «движение к Черному морю», включая взятие Азова, Крыма, Очакова и Хаджибея (Одессы), естественное, как  и «прорыв к Балтийскому морю». Однако затем начался другой этап – «идеальный», когда Россия «увлеклась освобождением христиан». И вот на протяжении столетия «русский солдат дрался, а русский мужик расплачивался» за румына, молдаванина, грека, серба, болгарина. И только раз, при освобождении Греции,  Европа помогла России. Во всех остальных случаях Европа «явно или тайно мешала ей»^[27]. Об истинном отношении Европы свидетельствует, например, позиция Франца Иосифа I (Австрия), обязанного России «союзника», в 1854 г. конфиденциально сформулировавшего:

Наше будущее на востоке, и мы загоним мощь и влияние России в те пределы, за которые она вышла <…> Медленно, желательно незаметно <…> мы доведем русскую политику до краха. Конечно, нехорошо выступать против старых друзей, но <…> наш естественный противник на востоке – Россия^[28].

Поэтому, когда в начале 1850-х гг. Россия потребовала себе «протектората над турецкими христианами», результатом стала Крымская война и Парижский трактат, пресекший устремления России. Более того, в 1878 г. Европа вновь продиктовала «свои условия мира и правила дальнейшего политического житья-бытья». Уже не теоретически (как в 1856 г.), а практически Европа «положила предел» устремлениям России на Ближнем Востоке. Притом не забывая о себе: Англия заняла Египет, «стоящий» всех Балкан, Франция обосновалась на севере Африки, Италия – на Красном море, Австрия экономически забрала Балканы, а Германия, «перескочив» Босфор, внедряется в азиатский рынок. «Этого ли желала Россия – задается вопросом Гаспринский, – систематически громя Турцию через каждые  20–25 лет в течение целого столетия»^[29]?

Показательно, что европейская политика в начале ХХ в. осталась такой же двуличной, как и прежде. Не случайно венгерский историк Л. Контлер отмечает, что в 1908 г., аннексируя Боснию и Герцеговину, Австрия «фактически обманула Россию»^[30]. Поэтому, «не возмущаться» надо захватом двух «славяно-турецких областей», полагал Гаспринский, а хладнокровно решить – «что же дальше». И «Новое время» теперь пишет по-другому: что турки «не покушались» на народную веру, язык, школу и семейные отношения, не вносили раздор между сербами-христианами и сербами-мусульманами и т.д. «О, как было бы хорошо, – восклицает он, – если бы Нов[ое] вр[емя] сообщило эту правду в 1875 г., в разгар Босно-герцеговинского восстания». Но тогда все были увлечены и «не предвидели печального результата, сейчас очевидного даже слепым»^[31].

В ситуации общественного прояснения (пусть и запоздалого), но с учетом будущего, равно важного для русского и турецкого народов, Гаспринский выражает надежду, что для России (в ее «реальных пользах») предпочтительнее политика «здорового эгоизма» на Балканах и добрососедские, а не враждебные отношения  с новой парламентской Турцией. Что касается Меньшикова, то он, когда младотурецкая революция «перевернула шахматную доску восточного вопроса», с учетом политики «Австро-Германии» и под впечатлением от присланной ему в октябре 1908 г. Гаспринским апрельской статьи «Велико-Восточный вопрос» стал также ситуативно склоняться к русско-восточному союзу:

Нам, срединным, полувосточным, совсем восточным царствам нужно соединиться – не против общечеловеческой цивилизации, но против насилий, столь откровенных со стороны Запада^[32].

Примечательно, что для своего обзора Меньшиков позаимствовал концептуальное название статьи в «Терджимане». Однако «велико-восточный» подход не стал его долгосрочным воззрением.

С другой стороны, идея российско-восточной консолидации не могла быть принята либеральными кругами. Характерна позиция журнала «Русская мысль» (соредакторы – А.А. Кизеветтер и П.Б. Струве). На фоне аннексии Боснии и Герцеговины журнал рефлексирует о кризисе «коллективного авторитета» Европы и «европейского патриотизма» («Европа вздрогнула не от того, что на сцену снова явился восточный вопрос, а потому, что рухнул европейский концерт»). И если Австрия пренебрегла «высшими интересами Европы», то Россия является представителем   «обще-европейской точки зрения». Журнал надеется на «концертное» решение  «соединенной Европы» (о двустороннем российско-османском соглашении речь  не идет)^[33]. Как видим, позиция Гаспринского о добрососедском сближении России  и Турции (в «велико-восточном» контексте) существенно отличалась от проевропейской позиции.

Трансформация восточного вопроса в славяно-германский

Вытеснение османской власти с Балкан и разрешение восточного вопроса как турецко-славянского порождало, по наблюдению Гаспринского, славяно-германский вопрос. Вызов он видит в том, что в результате «идейного разгрома» Османской империи путь к Босфору «расчищался» для Вены и Берлина:

Австро-германский железный клин уже вбит в Балканский полуостров и через образовавшуюся трещину германизм <…> потечет к берегам не только Эгейского, но и нашего Черного  моря^[34].

Поэтому тюркам и славянам необходимо, не дожидаясь «прорыва» австро-германизма, создавать общую «плотину» против «тяжелой немецкой волны» (иначе надо будет освобождаться уже «не от турок»)^[35]. Такова была, с точки зрения Гаспринского, альтернатива на рубеже 1910-х гг.

Однако общая «плотина» – конфедерация России, Турции и балканских  стран – не сложилась ни при Извольском в 1908–1909 гг. (когда соглашение с Турцией заключила Австрия), ни при его преемнике С.Д. Сазонове в 1911–1912 гг.  (когда на первый план вышел эгоизм балканских государств). Гаспринский понимал «естественность» национальных стремлений, но доказывал, что Балканская война «выгодна прежде всего группе государств, враждебных России», так как «ослабит и Турцию, и славян»^[36].

К началу 1910-х гг. прежний восточный вопрос, по убеждению Гаспринского, «превратился в славяно-германский», когда сила германизма медленно, но верно «движется на Восток» и с данным натиском «неминуемо придется встретиться  и России»^[37]. В это самое время (1911) в Германии разрабатывался военно-оперативный план наступления на Россию. Как сформулировал Г. Мольтке-младший в докладе Вильгельму II, будущая война должна стать «войной германизма со славянством»^[38]. Гаспринский, как общественный деятель, не мог знать о подобных приготовлениях, но подчеркивал, что «нет ничего ошибочнее той мысли», будто Европа «защищала» турок и ислам. Все ее усилия на Ближнем Востоке «не что иное, как борьба с Россией»^[39]. Поэтому необходимо не сужение восточного вопроса до локально «турецкого», а расширение как глобального «Велико-Восточного вопроса», включающего многообразную проблематику русского и мусульманского миров. Именно в этом случае у России, в его понимании, появится возможность предотвратить превращение «турецкого» вопроса в «славяно-германский».

1914 г.: завещание мыслителя

В марте 1914 г., за полгода до кончины, в статье «Турецко-Русское общество» 63-летний мыслитель напоминает, что в течение тридцати лет вел на страницах «Терджимана» «упорную, неизменную проповедь о жизненной необходимости сближения турок и русских» (но, к сожалению, многим это казалось «абсурдом»)^[40]. Тем не менее, он остался убежден в своей правоте, а потому обращение в 1914 г.  к теме турецко-русского взаимопонимания приобрело смысл политического завещания. Гаспринский скептически оценивает русско-англо-французское сближение, отмечая, что ни на Балканах, ни на Среднем и Дальнем Востоке новые союзники не пойдут на учет собственно славянских и русских интересов («всегда расчетливая Европа – германская и франко-британская», защищая собственные интересы  в Азии, «травила попеременно, то турок, то русских, стоявших между Европой  и Азией»)^[41]. И, наконец, предупреждает:

европейские «союзники и друзья» обошлись туркам в половину их царства. Нам русским надо держать ухо востро, чтобы г.г. европейцы не стоили нам очень дорого^[42].

 Гаспринский размышляет о будущем, поэтому заключая, что «русско-турецкая вражда и войны послужили главным образом на пользу Европы», делает метафорический, но недвусмысленный вывод:

желательно, чтобы в будущем Россия не поджаривала восточные каштаны для западных обжор, а Турция не увлекалась дружбой и защитой Запада^[43].

 Его трезвые мысли, сформулированные в канун исторических испытаний, вполне ясны и аргументированы и воспринимаются с не меньшим смыслом столетие спустя.

Гаспринский скончался 11 сентября 1914 г. Однако июльский кризис австрийско-сербских, а по сути, немецко-славянских отношений не мог не вызвать его реакции. 16 июля 1914 г., после австрийского ультиматума, он публикует статью «Перед ужасной войной», в которой, предчувствуя ход событий, отмечает, что «мы стоим» перед «мировой», «всеобщей войной». Гаспринский подчеркивает, что «германо-славянский антагонизм, стремление германцев к югу и востоку давно обратили всю Европу в военный лагерь», а значит «роковая схватка племен рано или поздно должна была состояться». Поэтому, заключал мыслитель, «мы все-таки должны быть готовы на все жертвы». И «если Россия вынуждена будет стать на защиту своей чести и интересов», то «мусульмане России, не отставая от коренных русских, выполнят как свой воинский долг, так и все гражданские обязанности. Так повелевают Аллах, честь, долг и закон»^[44].

С таким пониманием российский государственно мыслящий национальный деятель и мусульманин встречал надвигающиеся события. Через три дня после публикации (19 июля / 1 августа) Германия объявила войну России. Однако Гаспринский не ограничился статьей: понимая опасность и для России, и для Турции, находившейся под влиянием Германии, он спешно поехал в Стамбул (информацию об этом еженедельник «Türk Yurdu» дал 23 июля), где призвал правящие круги Турции к нейтралитету^[45]. В этом же направлении действовала и официальная Россия. Как отмечал впоследствии А.Н. Мандельштам (тогда служивший в посольстве в Стамбуле), она «направила все свои старания к тому, чтобы побудить Турцию к сохранению нейтралитета». Однако турецкое правительство «под влиянием первоначальных успехов немцев предпочло стать на сторону Германии»^[46].

Таким образом, в Первой мировой войне произошло то, на что Гаспринский обращал внимание российского общества в 1908–1914 гг. – австро-германизм бросил вызов славянству. Но случилось и иное, с точки зрения его миропонимания противоестественное, это – столкновение турецкого и русского мира. Оказавшись друг против друга, российская и османская стороны были, как известно, ввергнуты в многолетние внешние и внутренние конфликты и понесли значительные потери. Тем не менее, исторический процесс продолжался. Поэтому в новой реальности, избавившись от влияния западных «союзников и друзей», стороны – советская Россия и кемалистская Турция (несмотря на накопленный прежде негативный потенциал) – смогли в 1920-е годы в определенной степени реализовать то, к чему  в 1890-х – 1910-х гг. призывал Петербург и Стамбул Гаспринский.

Выводы

Актуальные публицистические работы Гаспринского 1908–1914 гг. – это продолжение его основополагающих воззрений 1880–1890-х гг. (применительно  к усложнившимся обстоятельствам начала ХХ в.), развитых и углубленных в ряде существенных аспектов.

В апреле 1908 г. Гаспринский высказал понимание российско-восточной проблематики в контексте расширенного «Велико-Восточного вопроса», охватывающего Ближний, Средний и Дальний Восток. Учитывая центральное положение России и Турции, славянских и тюрко-мусульманских народов, разрешение данного вопроса он предполагал через ряд шагов и открывающихся возможностей,  а именно, – через позитивное сближение ключевых акторов; самостоятельность относительно Запада и защиту от его эксплуатации; «здоровый эгоизм» в международных делах; стабильность границ и взаимную внутреннюю устойчивость; расширение экономического сотрудничества; «свободу рук» в иных направлениях.

Тем самым Гаспринский способствовал возвращению концепта российско-восточного соглашения в общероссийский интеллектуальный контекст и содержательно развил данный концепт в условиях начала ХХ в. Расширение аргументации в более напряженную историческую эпоху, в обстановке активизации национального дискурса в России и Турции свидетельствует, что позиция мыслителя не конъюнктурна, а является последовательным и сбалансированным убеждением, прошедшим проверку временем. По сути, он предложил «снять», преодолеть проблематику восточного вопроса, контролируемую и локализуемую Западом, через российско-восточное (в основе русско-турецкое) соглашение. Новизна и перспективность здесь в том, что разрешение регионального проблемного ядра создавало,  в его понимании, предпосылки для урегулирования «Велико-Восточного вопроса» в более широком формате.

В публикациях октября – ноября 1908 г. восстановление парламентаризма  в Турции было воспринято Гаспринским как процесс ее «выздоровления». Новая ситуация стала импульсом к переосмыслению двухсотлетней эпохи взаимоотношений, в которой он выделил два периода борьбы России с османским Востоком – «реальный» и «идеальный» (считая рациональным первый). Понимание общих «печальных результатов» прежней политики в восточном вопросе (позиции России на Балканах и в Турции не усилились, а проблема проливов не разрешена) привело, констатировал автор, к ситуативному прозрению некоторых петербургских газет. Однако подобные здравые сдвиги не могли в долгосрочном плане изменить преобладающего, критического по отношению к Турции настроя прессы.

Гаспринским было подчеркнуто, что позиции Турции на Балканах занимала Европа, особенно Австрия и Германия, т.е. расчленение Османской империи вело  к трансформации восточного вопроса в славяно-германский. Отсюда – необходимость выхода России из балканского тупика, что предполагало «здоровый эгоизм», примирение с Турцией, общую славяно-тюркскую «плотину» против германизма. Опираясь на такое понимание, Гаспринский поддерживал идею российско-османской коалиции, активированную в Петербурге в 1908 г. Но для него это был не ситуативный, а стратегический вопрос. Несмотря на обстоятельства, он являлся убежденным сторонником большого восточного соглашения, по существу, – международного, макрорегионального союза, включающего Россию, Турцию, Иран  и славянские государства Балкан. И географически-позиционно, и историко-культурно предполагаемый союз являлся не азиатским, а евразийским. И хотя  общая славяно-тюркская «плотина» против европейского германизма в конце  1900-х – начале 1910-х гг. не возникла, Гаспринский остался приверженцем российско-восточного сотрудничества. В 1914 г. он не отступил от своего миропонимания и оставил России и Турции, странам, стоящим «между Европой и Азией»,  по сути, концептуальное завещание.

Рассматривая сближение народов и потенциальный русско-турецкий союз не как «абсурд», а как необходимость, противостоящую «вражде», мыслитель вновь указал на заинтересованность в конфликте внешних сил, ориентировал Россию не повторять старых собственных и турецких ошибок. В июле 1914 г., считая войну  с германизмом неизбежной, он призвал тюрко-мусульманские народы России быть «готовыми на все жертвы», а Турцию – к нейтралитету.

Таким образом, концепт российско-восточного, русско-турецкого соглашения, развиваемый Гаспринским на протяжении 1890-х – первой половины  1910-х гг., не был самодовлеющим и оторванным от реалий воззрением. В его понимании – это необходимое внешнее условие (наряду с внутренним русско-тюркским сближением) для успешной модернизации и интеграции славянского  и тюркского социума.

Рассмотренные проблемные аспекты, аргументированные Гаспринским в 1908–1914 гг., свидетельствуют, что его взгляды являются самостоятельной тюрко-мусульманской вариацией евразийского, точнее проевразийского миропонимания, то есть ориентированного в макрорегиональном, тюрко-славянском плане не на раздробление, а на перспективную консолидацию евразийского пространства, на сбалансированное сочетание национальных, общегосударственных и международных устремлений.

В 1908–1914 гг. концепт российско-восточного соглашения был развит  и углублен Гаспринским (в контексте Велико-Восточного вопроса) до уровня концепции, что стало существенным вкладом в многогранный процесс становления евразийского миропонимания в России, в интеллектуальное развитие славянского  и тюркского мира.

 

_{¹ Формы национального движения в современных государствах / под ред. А.И. Кастелянского. СПб., 1910.}

_{² См.: Исмәгыйль Гаспринский: тарихи-документаль жыентык / сост. С. Рахимов. Казань, 2006; Сенюткина О.Н. Тюркизм как историческое явление (на материалах истории Российской империи 1905–1914 гг.). Нижний Новгород, 2007; Ганкевич В.Ю., Шендрикова С.П. Исмаил Гаспринский  и возникновение либерально-мусульманского политического движения. Симферополь, 2008; Devlet N. İsmail Gaspıralı – Unutturulan Türkçü, İslamcı, Modernist. İstanbul, 2011; Tikhonova N.Ye., Ryzhenkov A.S. “Unity in Language, Thoughts, and Deeds”: The Ideas of Ismail Gasprinskii and Conceptualization of Turkic Nationalism in Turkey // Вестник Санкт-Петербург. гос. ун-та. Востоковедение и африканистика, 2022. Т. 14. № 2. С. 230–242. https://doi.org/10.21638/spbu13.2022.205}

_{³ Османов Ю.Б. Исмаил Гаспринский о русско-турецких отношениях и проблеме евразийства // Османская империя: проблемы внешней политики и отношений с Россией / отв. ред. С.Ф. Орешкова. М., 1996. С. 237–244; Тихонова Н.Е. Идеи российско-турецкого сближения во взглядах и переписке  И. Гаспринского и М.О. Меньшикова // Известия Саратов. ун-та. Новая серия. Сер.: История. Международные отношения. 2018. Т. 18. Вып. 3. C. 295–298. https://doi.org/10.18500/1819-4907-2018-18-3-295-298}

_{⁴ Kemper M. Muslim Eurocentrism: Ismail Gasprinskii’s «Russian Islam» (1881) // Eurocentrism in European history and memory / Ed. M. Brolsma, R. de Bruin, M. Lok. Amsterdam, 2019. Р. 98.}

_{⁵ Akturk S. Counter-hegemonic visions and reconciliation through the past: The case of Turkish Eurasianism // Ab Imperio. 2004. № 4. С. 222–223.}

_{⁶ Мандельштам А.Н. Младотурецкая держава // Русская мысль. 1915. Кн. 6. C. 15–18.}

_{⁷ Гаспринский И. Турция и Россия // Терджиман. 1911. 15 апреля.}

_{⁸ Гаспринский И. Велико-Восточный вопрос // Терджиман. 1908. 22, 25, 29 апреля.}

_{⁹ Государственная Дума. 3-й созыв. Сессия 1. Стенографические отчеты. Ч. 2. СПб., 1908. Стлб. 1763–1776.}

_{¹⁰ Гаспринский И. По поводу речи министра иностранных дел // Терджиман. 1908. 18 апреля.}

_{¹¹ Гаспринский И. Велико-Восточный вопрос // Терджиман. 1908. 29 апреля.}

_{¹² Там же.}

_{¹³ Гаспринский И. Для новых подписчиков // Терджиман. 1910. 8 января.}

_{¹⁴ Гаспринский И. По поводу одной телеграммы // Терджиман. 1911. 8 июня.}

_{¹⁵ Гаспринский И. Велико-Восточный вопрос // Терджиман. 1908. 29 апреля.}

_{¹⁶ Там же.}

_{¹⁷ Ганкевич В.Ю. На службе правде и просвещению: Краткий биографический очерк Исмаила Гаспринского. Симферополь, 2000. С. 58.}

_{¹⁸ Гаспринский И. Велико-Восточный вопрос // Терджиман. 1908. 29 апреля.}

_{¹⁹ Гаспринский И. Велико-Восточный вопрос // Терджиман. 1908. 29 апреля.}

_{²⁰ Там же.}

_{²¹ Тихонова Н.Е. Идеи российско-турецкого сближения… С. 296, 298 (прим. 9).}

_{²² Гаспринский И. Русская пресса о балканских событиях // Терджиман. 1908. 6 октября.}

_{²³ Кострикова Е.Г. Боснийский кризис 1908 года и общественное мнение России // Российская история. 2009. № 2. С 42–54.}

_{²⁴ [«Новое время» в последние дни] // Терджиман. 1908. 13 октября.}

_{²⁵ Государственная дума. 3-й созыв. Сессия 2. Стенографические отчеты. Ч. 1. СПб., 1908. Стлб. 2629.}

_{²⁶ Мандельштам А.Н. Младотурецкая держава… C. 15–18.}

_{²⁷ Гаспринский И. Исторический итог // Терджиман. 1908. 28 октября.}

_{²⁸ Шиндлинг А., Циглер В. Кайзеры. Ростов-на-Дону, 1997. С. 433.}

_{²⁹ Гаспринский И. Исторический итог // Терджиман. 1908. 28 октября.}

_{³⁰ Контлер Л. История Венгрии. Тысячелетие в центре Европы. М., 2002. С. 386.}

_{³¹ Гаспринский И. Исторический итог // Терджиман. 1908. 28 октября.}

_{³² Меньшиков М.О. Велико-восточный вопрос // Новое время. 1908. 4 ноября.}

_{³³ Гальберштадт Л.И. Иностранная политика. События на Балканах // Русская мысль. 1908. № 10. Октябрь. С. 205–219.}

_{³⁴ Гаспринский И. Исторический итог // Терджиман. 1908. 28 октября.}

_{³⁵ Там же.}

_{³⁶ Гаспринский Исмәгыйль: тарихи-документаль жыентык... С. 407–408.}

_{³⁷ Там же.}

_{³⁸ Писарев Ю.А. Великие державы и Балканы накануне первой мировой войны. М., 1985. С. 13–14.}

_{³⁹ Гаспринский Исмәгыйль: тарихи-документаль жыентык... С. 408.}

_{⁴⁰ Гаспринский И. Турецко-Русское общество // Терджиман. 1914. 16 марта.}

_{⁴¹ Гаспринский И. Турецко-Русское общество // Терджиман. 1914. 18 марта.}

_{⁴² Гаспринский И. Турецко-Русское общество // Терджиман. 1914. 16 марта.}

_{⁴³ Гаспринский И. Турецко-Русское общество // Терджиман. 1914. 18 марта.}

_{⁴⁴ Гаспринский И. Перед ужасной войной // Терджиман. 1914. 16 июля.}

_{⁴⁵ İlk Dönem Türk Yurdu’nda Dış Türkler ve Türkçülük (1911–1918). URL: https://www.turkyurdu.com.tr/yazar-yari.php?id=2596 (дата обращения: 23.01.2023)}

_{⁴⁶ Мандельштам А.Н. Русская политика в Турции накануне и во время Первой мировой войны // Новоселье. Нью-Йорк, 1947. № 31/32. С. 116.}

Об авторах

Сергей Васильевич Селиверстов

Евразийский национальный университет имени Л.Н. Гумилева

Автор, ответственный за переписку.
Email: seliverst.sv@googlemail.com
ORCID iD: 0000-0002-3558-6238
SPIN-код: 5958-0256

кандидат исторических наук, главный научный сотрудник Научно-исследовательского центра «Абай академиясы»

Z01А3D7, Республика Казахстан, Астана, ул. Сатпаева, 2

Список литературы