Включение Восточной Прибалтики в Российскую империю: методы «приращения отечества» Петра I

Полный текст

Введение

Основной целью Северной войны 1700–1721 гг. для России являлось возвращение территории Ингрии. Но обстоятельства сложились так, что российские войска с самого начала вели боевые действия на территории Прибалтики. Надо сказать, что борьба за эти территории (до конца XIX в. они назывались «Остзейскими») велась между ведущими державами региона с древних времен. В XVI столетии наи- более масштабным столкновением стала Ливонская война (1558–1583), а в XVII в. – война 1655–1660 гг., получившая название «Первая Северная война». Результат того конфликта не устроил ни одну из стран, принимавших участие в ней, что и предопределило новую войну, начавшуюся в 1700 г. Рассматриваемая война часто называется Второй Северной войной или Великой Северной войной, поскольку ее итог кардинально изменил ситуацию в Балтийском регионе.

В составе Российской империи по итогам войны оказались Лифляндия (города Нарва и Дерпт), Курляндия (Рига) и Эстляндия (Ревель, Пернов). Процесс включения этих областей получился непростым, на протяжении 20 лет пришлось вести не только военную, но и дипломатическую борьбу. В первом десятилетии менялась и военная обстановка и отношение Петра I к населению Прибалтики. В предлагаемой статье мы постараемся осветить все эти аспекты.

Дипломатические перипетии 1710-х гг., связанные с включением прибалтийских земель в состав России, изучены лучше всего. Этому вопросу посвящены работы Т.К. Крыловой^[1], рассмотревшей ход переговоров, состоявшихся в 1713 г., С.А. Фейгиной^[2] и Л.А. Никифорова^[3], которые подробно проработали ход переговоров в ходе Аландского (1718 г.) и Ништадского (1721 г.) конгрессов. Кроме того, следует отметить и работу В.А. Артамонова^[4], в которой рассмотрена борьба политического руководства и дипломатов России и Речи Посполитой за территорию Прибалтики. Что же касается управления этими территориями, то данные моменты освещены в статье А.А. Стерликовой^[5]. Таким образом, наиболее подробно в отечественной историографии изучена дипломатическая борьба за присоединение Прибалтики в 1710-е гг. В то же время исследования, в котором рассматривались бы все аспекты в комплексе, до настоящего времени не было. К тому же практически не изученными остаются планы российского руководства в первом десятилетии XVIII столетия.

Цель данной статьи – определение планов Петра I и его окружения относительно присоединения Остзейских земель (Прибалтики) в ходе Северной войны. В рамках ее решения ставятся задачи проанализировать этот процесс в комплексе боевых операций и дипломатических отношений.

Основной источниковой базой работы является переписка Петра I. Эти документы опубликованы в соответствующих томах издания «Писем и бумаг императора Петра Великого», в которых содержатся инструкции дипломатам и губернаторам, управлявшим прибалтийскими территориями, а также донесения к царю. Кроме того, автором привлечены и неопубликованные документальные материалы, сохранившиеся в архивах нескольких ведомств. В фонде походной канцелярии А.Д. Меншикова (Архив Санкт-Петербургского Института истории РАН) выявлены донесения комендантов и обер-комендантов к Александру Даниловичу, а в фонде канцелярии Ф.М. Апраксина (Российский государственный архив военно-морского флота) – аналогичные донесения к Федору Матвеевичу, а также документы, связанные с земельными владениями в Прибалтике после Северной войны.

Первый период Северной войны – до сражения под Полтавой

Практически сразу после формального объявления войны российские полки двинулись осаждать Нарву. Как известно, операция оказалась неудачной – взять укрепления не смогли, к тому же шведская армия нанесла поражение, которое можно назвать сокрушительным. После этого Петру I на время пришлось отказаться от наступательных операций и сосредоточиться на обороне.

При этом боевые действия на территории Прибалтики проходили и в следующем году. 3 июня 1701 г. главнокомандующим над войсками в Новгороде и Пскове был назначен Б.П. Шереметев, который получил указание охранять указанные города и «осуществлять поиск над неприятелем» (то есть стараться наносить урон небольшим отрядам) в Лифляндии^[6]. В то же время А.И. Репнин вместе со вверенными ему полками был отправлен в Курляндию для помощи саксонским войскам. Каких-либо серьезных действий они там не вели – этот корпус соединился с саксонскими войсками 25 июня под Ригой^[7]. Однако 8 июля саксонские части были разбиты шведами под предводительством короля Карла XII (войска российской армии в этом сражении не принимали участия), и после этого А.И. Репнин стал отступать к Динабургу и 15 августа прибыл в Псков^[8]. Таким образом, первое появление российских войск в Прибалтике оказалось мимолетным, однако Б.П. Шереметев наладил разведку и всю осень пристально следил за шведами.

Как только Борис Петрович получил сведения, что неприятель стягивает силы к Дерпту и Эрестферу, он выступил из Пскова и в последних числах декабря одержал первую победу над корпусом, которым командовал шведский генерал В.А. Шлиппенбах^[9]. Аналогичным образом он действовал и в следующем году, в результате чего нанес шведам еще одно поражение при Гуммельсгофе. Эти сражения подробно изучены в отечественной историографии^[10], их мы подробно рассматривать не будем, однако считаем необходимым остановиться на одном важном моменте.

Параллельно с Б.П. Шереметевым действовал П.М. Апраксин, который осуществлял «поиски» на территории Ингрии. 10 августа 1702 г. он послал царю донесение, в котором сообщил:

По твоему государеву указу военным походом в неприятельской стороне уезд Ореховский и ниже города Орешка по реке Неве до реки Тосны и до самые Ижорские земли с твоими государевыми ратными людьми прошел и неприятельские их жилища, многие мызы великие и всякое селение развоевали и разорили без остатку. И сего августа в 10-й день пришли на реку Тосну, которая имеет устье свое от реки Невы четыре версты, от Орешка двадцать, а не дошед Канец за тридцать верст^[11].

Там его части столкнулись со шведскими отрядами, которых удалось вытеснить с мызы Ижорской, где Петр Матвеевич сам и остановился^[12].

Фельдмаршалу царь 5 августа сообщил, что получены «подлинные вести» о движении шведского короля к Варшаве («и уже о своем прибытии писал явно к Варшавским жителям, и универсалы разослал, что он идет выбирать иного короля; войска с ним 8000 человек, да из Померании будут 6 полков»), а также о том, что «война у Голанцов и прочих с французом зачалась». Из этого Петр I сделал вывод (оказавшийся верным), что Карл XII увяз в Польше и что у российского командования окончательно развязаны руки, поэтому предлагал Борису Петровичу «итить на генерала» (В.А. Шлиппенбаха) и «землю их как возможно далее к Колывани (Ревелю) разорить». Другим вариантом было «добывание Юрьева Ливонского» (то есть взятие Дерпта)^[13]. Борис Петрович еще 18 июля разбил шведский корпус В.А. Шлиппенбаха при Гуммельсгофе.

17 августа царь написал два письма, одно к П.М. Апраксину, второе к Б.П. Шереметеву. И если Борису Петровичу было прямо указано заниматься разорением земель, то Петр Матвеевич получил «нагоняй» за разорение. Хотя там имелась оговорка:

А что по дороге разорено и выжжено, то не зело приятно нам, ибо словесно вам говорено, чтоб не трогать, а разорять или брать лучше городы, неже деревни, которые ни малого супротивления не имеют, а только своим беспокойством…^[14]

Из этих документов видно, что население Прибалтики в то время рассматривалось как чужое, тогда как Ингрию Петр I уже воспринимал как российскую территорию.

Осенью 1702 г. в Лифляндии наступило некоторое затишье – Б.П. Шереметев с частью вверенных ему войск отправился к Нотебургу, в следующем году основные боевые действия также развернулись в Ингрии.

Летом 1704 г. российские войска (во многом благодаря энергии самого Петра I) взяли штурмом укрепления Дерпта и Нарвы. Кроме того, сразу после капитуляции нарвского гарнизона сдался и гарнизон Ивангорода. Обе лифляндские крепости сильно пострадали в ходе артиллерийских обстрелов, и их сразу стали приводить в порядок. 14 сентября К.А. Нарышкин сообщил А.Д. Меншикову из Дерпта, что «болворок начали с наполной стороны окладывать дерном, а от реки на прибавочном месте подрубают»^[15]. Однако время уже было позднее, да и работники разбегались, поэтому многого сделать не успели^[16]. К.А. Нарышкин был назначен обер-комендантом в Нарву, при этом в его ведении находился Псков.

Кроме него за починку нарвских укреплений отвечали сразу несколько человек. В частности, А. Щукин 1 сентября 1704 г. доложил А.Д. Меншикову, что «брешт разобран и к починке то место готово, также и где стена отвалилась... дерном ведут». Но к каменным работам в то время еще не приступили^[17]. П.М. Апраксин в то же время следил за приведением в порядок одного из равелинов, но и там ограничились в то время лишь земляными работами^[18]. Что касается брешей, то и они долгое время оставались незаделанными, в частности, в апреле 1706 г. У.А. Сенявин доносил А.Д. Меншикову, что государь «изволил смотреть брешта и ворот и погребов, а брешт, которой ныне по приказу вашего сиятельства велено делать изволил приказать обождать»^[19]. Это означает, что в укреплениях Нарвы в то время еще оставались проломы, сделанные летом 1704 г.

Отметим любопытный момент, касающийся оснащения Нарвы артиллерией. Первая ведомость орудиям была составлена в 1704 г., и это был единственный случай, когда артиллерия разделена по крепостям (Нарва и Ивангород)^[20]. Во всех последующих составлялась одна ведомость на обе крепости, следовательно, они воспринимались как единое фортификационное укрепление.

Все донесения К.А. Нарышкина, касавшиеся управления «новозавоеванной территорией», составлялись на имя генерал-губернатора Ингрии А.Д. Меншикова. Таким образом, Лифляндия в административном отношении в тот момент стала частью Ингерманландии.

В начале 1707 г., когда появилась возможность вступить в переговоры со шведами, Петр I составил записку, в которой изложил свои взгляды на значение прибалтийских областей:

надлежит трудитца, чтоб при миротворении больше Дерпта не уступить, а ежели того невозможно, хотя просто шведы Петербурга и Нарвы не уступят, то хотя бы за деньги. Буде же Нарвы ни за что не уступят, то хотя бы на несколько лет; по самой же нужде хотя бы оную и уступить (аднакож сего без отписки не чинить). А о Петербурге всеми мерами искать удержать за что-нибудь, а о отдаче оного ниже в мысли не иметь^[21].

Таким образом, царь готов был уступить шведам Дерпт, но ни за что не хотел отказаться от Ингрии; а за Нарву предполагал побороться; однако заключение мира было, по его мнению, в тот момент важнее приобретения Нарвы. Этот проект остался на бумаге, так как Карл XII не захотел вести переговоры. Здесь необходимо подчеркнуть – в тот момент Лифляндия воспринималась Петром I и его окружением не как территория, временно занятая российскими войсками.

В 1708 г. шведский король решил вести наступление на Россию. Петр I и его сподвижники рассматривали несколько вариантов действий Карла XII и допускали, что основной удар неприятеля будет нанесен по территории Ингрии. В этом случае основные силы короля могли подержать корпус Г.Ю. Любеккера из Финляндии и корпус А.Л. Левенгаупта, находившийся в Риге. Соответственно, против А.Л. Левенгаупта должен был действовать корпус под командованием Р.Х. Боура, который в начале 1708 г. выдвинулся в Лифляндию^[22]. В целом за оборону северо-запада отвечал Ф.М. Апраксин.

В начале февраля Федор Матвеевич получил от Петра I инструкцию, которой предписывалось: засечь все дороги от Пскова до Смоленска (кроме псковской, луцкой и смоленской, однако люди для зарубания должны были быть готовы), выслать нарвских жителей на Вологду;

из Дерпта артиллерию и прочее все вывезти во Псков, крепость подорвать и разорить, а жителей выслать вместе с нарвскими на Вологду;

в Петербурге все наскоро укрепить;

сказать под смертною казнью, чтоб все жители всех уездов свозили пожитки, провиант и фураж в крепости, а именно: в Смоленск, на Луки, во Псков, в Новгород, в Нарву, понеже под нужной час будут все жечь...^[23]

Два момента в этой инструкции касались населения Лифляндии. Жителей Нарвы и Дерпта предполагалось выселить в Вологду, а укрепления Дерпта взорвать.

Причины выселения жителей Нарвы, по мнению А.В. Петрова (с которым вполне можно согласиться), состояли или в желании сделать этот город русским, или в боязни измены со стороны покоренных граждан, скорее всего и то, и другое вместе (это же относится и к жителям Дерпта). При этом жителям разрешалось взять с собой или продать все движимое имущество, а если это сделать не удастся, оставить в надежном месте^[24].

Причины, по которым следовало разрушить Дерпт, в указе не объясняются, поэтому мы можем лишь высказать предположение. Во-первых, во время осады российскими войсками летом 1704 г. крепость была сильно повреждена, и привести ее в порядок не успели. Во-вторых, Дерпт находился слишком далеко от Санкт-Петербурга и Нарвы – основного места дислокации корпуса Ф.М. Апраксина. Поэтому оборона Дерпта могла вызвать много сложностей, а оставлять неприятелю крепость, пусть и не слишком хорошо укрепленную, конечно же, не следовало: в этом случае шведы могли легко занять ее и превратить в базу для своих наступательных действий.

Здесь придется еще раз отметить, что в тот момент жителей Лифляндии Петр I не воспринимал как своих поданных, соответственно, им были приняты в отношении них предельно жесткие решения.

Отметим также, что обер-комендант К.А. Нарышкин получил от царя указание о выселении дерптских жителей еще 25 января (то есть примерно за неделю до того, как Ф.М. Апраксин была составлена упомянутая выше инструкция Ф.М. Апраксину)^[25], а распоряжение подготовиться к разрушению укреплений было дано еще раньше – в июле 1707 г.^[26] Соответственно, К.А. Нарышкин и Ф.М. Апраксин действовали быстро: уже 12 февраля указ о выселении был объявлен магистрату и жителям Дерпта (причем стал для них полной неожиданностью) ²⁷, а 17 февраля К.А. Нарышкин доложил, что дерптских жителей он выслал на Вологду^[28]. Это же подтвердил и Ф.М. Апраксин, отметив, что выселение прошло «с великим трудом за подводами». Здесь же он сообщил, что

мины в готовности и исправить в две недели возможно, толко артиллерии доволно и невозможно сим путем всею исправитца^[29].

Из города было выселено на берега реки Вологды 806 жителей Дерпта, кроме того, 657 «чухонцев» (то есть коренных жителей, скорее всего, эстов) выпустили «кто куда хочет идти»^[30]. Затем адмирал поехал в Нарву, где 1 марта объявил нарвским жителям указ о выселении и дал 8 дней сроку, чтобы собраться^[31].

Разрушение укреплений Дерпта было произведено не так быстро. Во-первых, вывезти артиллерию и припасы быстро не удалось, и было решено дождаться весны, когда это можно было сделать водным путем^[32]. Весной этот процесс тоже затянулся (об этом свидетельствует то, что 21 мая Петр I приказывал К.А. Нарышкину поторопиться с вывозом артиллерии во Псков^[33], то есть орудия в то время еще находились в Дерпте). К тому же Р.Х. Боур использовал эту крепость в качестве опорного пункта для наблюдения за корпусом А.Л. Левенгаупта и диверсий против его войск. Поэтому окончательно укрепления были разрушены лишь в середине июля 1708 г.^[34], когда А.Л. Левенгаупт двинулся на соединение к королю Карлу XII, а Р.Х. Боур получил распоряжение двигаться за ним^[35]. В принципе, в то время уже было ясно, что основные боевые действия развернутся в других регионах, тем не менее дело с разрушением решили довести до конца. Это также свидетельствует о том, что на включение в состав России территории Лифляндии особенно не рассчитывали и предполагали, что захваченные города придется или вернуть Швеции, или передать Саксонии, поэтому укрепления спокойно разрушили.

Жителей Нарвы поселили в Москве, Казани, Новгороде, Астрахани и Вологде, где оказалось около 1700 чел. из Нарвы и около 700 семейств из Дерпта. В самой Нарве осталось около 300 чел. В 1714 г. вынужденным переселенцам было разрешено вернуться в Нарву^[36]. Тогда же домой вернулись и дерптские жители, причем они практически построили новый город^[37]. Большая же часть нарвских и дерптских жителей, по свидетельству Ф.Х. Вебера, не захотела покидать вновь приобретенные места и земли и добровольно осталась в тех местах, куда они были высланы^[38].

После победы под Полтавой

Победа под Полтавой, одержанная войсками Петра I 27 июня 1709 г., стала переломом в Северной войне. И вместе с тем с этого момента стала меняться и судь- ба жителей Прибалтики. Уже осенью 1709 г. армия под командованием Б.П. Ше- реметева двинулась к Риге. Тогда же снова стали зондировать почву для заключения мира.

В наказе Б.И. Куракину для переговоров с англичанами, данном 23 октября 1709 г., Петр I предписывал в случае, если английские министры будут намекать, «что им то противно, чтоб царскому величеству Ригу добывать и так все Лифлянды себе присовокупить; и ему объявлять, что царское величество иногда такого намерения не имеет, чтоб все Лифлянды себе завоевать, но наивяще то чинит, дабы тем способом принудить короля шведского к доброму миру». Кроме того, Б.И. Куракин должен был подчеркнуть, что Лифляндия обещана им польскому королю^[39].

По мнению В.А. Артамонова, у Петра I уже с 1709 г. зародилась мысль удержать Лифляндию в составе России. Этот год показал, что шведский военный потенциал разбит в основном российской армией, саксонцы в 1709–1710 гг. не могли воевать в Прибалтике. Исследователь совершенно верно отмечает, что способ ведения войны русскими в этих шведских провинциях в тот период отличался от военных действий 1702–1705 гг. Если до Полтавского сражения стремились к их максимальному разорению, то после 1709 г. пытались завоевать расположение немецкого дворянства^[40].

Действительно, подход к населению городов, взятых российскими войсками в 1710 г., был уже совершенно иным. 4 июля 1710 г., когда капитулировал рижский гарнизон, был заключен договор с магистратом Риги, подписанный фельдмаршалом Б.П. Шереметевым и утвержденный позднее Петром Великим^[41]. В соответствии с ним в Риге сохранялось лютеранское вероисповедание, за городом сохранялись все прежние доходы и привилегии (это пошло еще с польских королей, затем было подтверждено шведскими монархами). Кроме того, в ведении магистрата оставался гарнизон цитадели (замка), который тоже при прежних монархах комплектовался из числа городских жителей вместе с артиллерией. Основную крепость занял российский гарнизон.

В тот же день Б.П. Шереметевым был заключен договор с «шляхетством и земством княжества Лифлянского»^[42]. В этом договоре также оговаривалось сохранение вероисповедания, всех прав и привилегий местного дворянства, а также всех немецких школ. Фельдмаршал согласился и с тем, чтобы во всех органах местного управления оставались «заслуженные персоны немецкой нации». Шведским подданным при этом разрешалось покинуть территорию Прибалтики, и на них все указанные привилегии не распространялись. Был и еще один пункт:

шляхетные маетности впредь никому, кроме лифляндских шляхтичей, покупать не вольно будет, и которые уже противно сему проданы, шляхтичам же выкупать^[43].

По сути дела, на занимаемой российскими войсками территории устанавливалось местное самоуправление.

12 августа того же года генерал-поручик Р.Х. Боур подписал договор с комендантом Пернова^[44], где также подтверждались права и привилегии жителей этого города. Через три дня (15 августа) он доложил А.Д. Меншикову, что «лифляндскую шляхту», которая была в Пернове, он распустил «в маетности, дабы от многолюдства в Пернове поветрия не было», при этом взял у них письма, чтобы «они были под державою царского величества»^[45].

На следующий день, 16 августа, Петр I подписал «универсал княжеству Эстляндскому и городу Ревелю», в котором заявлял, что по причине упорства шведского короля, не желавшего заключать мир, он вынужден послать войска к Ревелю, но обещал при этом полную безопасность жителям Эстляндии (при условии, что они не будут покидать свои дома). Там же оговаривалось, что в случае успеха российского оружия

мы намерены оставить без всякого нововведения во всей земле и городах поныне исповедуемую евангелическую религию, все их древние привилегии, вольности, права и преимущества, которые, как всему миру известно, в шведское правление всегда нарушаемы были…^[46]

Далее, 30 сентября, царем была подписана грамота к лифляндскому дворянству, которой подтверждались все привилегии, предоставленные ему по статуту Сигизмунда-Августа в 1561 г., правда, с оговоркой «если оные при нынешнем правительстве и временах можно употребить»^[47].

С магистратом Ревеля после ухода оттуда шведского гарнизона тоже был заключен договор^[48], схожий с тем, что был оформлен при капитуляции Риги: также гарантировалось сохранение «евангелического вероисповедания», местного самоуправления, в том числе и при сборе пошлин, неотягощение постоями и т. д. В этот договор был внесен и пункт, в котором магистрат просил назначить в Ревель губернатора, хорошо знающего немецкий язык, и разрешил бы содержать немецкую канцелярию. Р.Х. Боур ответил на это, что он надеется, что царь позволит не только назначить губернатора из немцев, но и в канцелярии будут работать представители местного населения, так как в Эстляндии и Ревеле преобладают немецкие жители. Так же, как и в Риге, в распоряжении магистрата оставалась городская артиллерия.

Помимо этого, 29 сентября был заключен и договор с «шляхетством и земством герцогства Эстляндского», по которому также подтверждались все прежние права и привилегии^[49]. Отметим в первую очередь формулировку:

Понеже благородное шляхетство и земство по самым крайним и неотвратимым причинам принуждены были решиться принять его царского величества <…> высокое покровительство и оному покориться…^[50]

То есть представители местного дворянства и других сословий не скрывали, что подчинение – вынужденное, при этом они указывали, что надеются на сохранение всех прав, коими пользовались ранее. Кроме того, подчеркивалось,

чтобы в верхних, так и в нижних судах никаких иных судей, кроме существовавших поныне, а в канцелярии и других местах иного языка, кроме доселе употребляемого немецкого, введено не было⁵¹.

Здесь также оговаривалось, что жители Нарвы имеют право пользоваться теми же привилегиями и являются подсудными ревельским органам.

Наконец, 30 сентября жалованной грамотой городу Риге подтверждались все права и привилегии, указанные в договоре, который был подписан Б.П. Шереметевым^[52], а 12 октября были утверждены (с небольшими поправками) договорные пункты с лифляндским шляхетством и земством^[53].

Таким образом, Петр I в 1710 г. полностью изменил свое отношение к населению прибалтийских областей. Более того, за прибалтийским дворянством и горожанами сохранились привилегии, каких у остальных поданных российского царя в тот момент не было.

Первое время генерал-губернатором Риги (соответственно и всей Прибалтики) являлся А.И. Репнин, однако в начале 1711 г. губернатором был назначен А.Д. Меншиков, основное руководство в тот момент осуществляли рижский обер-комендант Я.В. Полонский и ревельский комендант В.Н. Зотов. Александр Данилович в то время находился в действующей армии, однако и Я.В. Полонский, и В.Н. Зотов регулярно присылали ему донесения о состоянии дел во вверенных им областях. Обер-комендант Риги, главным образом, сообщал о гарнизоне^[54], В.Н. Зотов в то время основное внимание уделял обеспечению безопасности Ревеля с моря (где регулярно появлялись шведские военные корабли)^[55].

Однако Ревель очень быстро стал одной из баз Балтийского флота, и уже в 1712 г. В.Н. Зотов оказался в фактическом подчинении адмирала Ф.М. Апраксина. Донесения Василий Никитич стал отправлять именно Федору Матвеевичу^[56]. Более того, в сентябре 1712 г. и Я.В. Полонский направлял письма именно Ф.М. Апраксину^[57].Такое изменение, скорее всего, было связано с занятостью А.Д. Меншикова, поэтому его функции неформально были переложены на Ф.М. Апраксина. При этом Петр I нередко направлял распоряжения, касавшиеся организации обороны Риги, напрямую Я.В. Полонскому^[58].

В 1713 г., после кончины Я.В. Полонского, губернатором в Ригу (вместо обер-коменданта) был назначен П.А. Голицын^[59]. Это отнюдь не означало учреждения новой губернии, но появление в Риге человека в должности губернатора могло означать своеобразное повышение «статуса» прибалтийских земель. Ф.М. Апраксин в то время полностью сосредоточился на боевых действиях в Финляндии и правлении той областью.

Таким образом, в первые годы после того, как войска Петра I заняли территорию Прибалтики, управление «новозавоеванной» территорией было несколько хаотичным – по сути дела, Петр I просто поручал это дело тем людям, которые, по его мнению, могли лучше всего справиться с управлением. И лишь с 1713 г. управление становится упорядоченным. Более того, в том году была образована Рижская губерния, в состав которой была включена Смоленская^[60]. При этом Ревель и Дерпт не были включены в состав губернии, «понеже и преж сего они к Риге не были подчинены»^[61].

Соответственно 15 ноября Петр I в письме П.А. Голицыну указал на то, что «о состоянии Смоленской губернии надобно вам взять всякое ведение…»^[62]. Письма и распоряжения царя в те годы позволяют выявить основные сферы ответственности рижского губернатора. Много внимания уделено торговым делам, сбору налогов, а также зерна и другого провианта. И можно утверждать, что с 1713–1714 гг. Лифляндия стала восприниматься как полноправный регион России, пусть и с некоторыми особенностями.

Однако за включение занятых областей еще предстояло бороться дипломатам. В том же 1710 г. был заключен новый союзный договор с саксонским курфюрстом Августом II, который согласился на присоединение к России не только Ингрии, но и Эстляндии с Ревелем. Лифляндия по условиям договора должна была быть передана Августу II как саксонскому курфюрсту в наследственное владение^[63]. Этот договор был подтвержден в мае 1711 г. в Ярославле^[64], однако передать крепости Петр I собирался только после окончания войны^[65].

Все эти условия Петр I изложил также в письме А.А. Матвееву в середине января 1711 г. в виде инструкции для переговоров с морскими державами, предложившими свое посредничество при заключении мира^[66].

В тот период российская сторона стремилась, в первую очередь, доказать военную целесообразность временного удержания Лифляндии, по возможности не раздражая союзника, учитывая уже объявленную войну с Турцией. Еще в ходе переговоров с польским посольством М. Воловича в феврале 1711 г. почти каждый обсуждаемый вопрос сводили к совместным военным действиям на юге. Г.И. Головкин и П.П. Шафиров заверяли польскую сторону в том, что Рига (как и Эльблонг) взята не для присоединения к России, и при этом ссылались на уже упоминавшуюся нами декларацию, адресованную морским державам. Вместе с тем они много времени потратили на доказательства целесообразности оставления российского гарнизона в Риге на время Северной войны. Отказ от немедленной передачи города мотивировался слабостью вооруженных сил Речи Посполитой, а предложение об образовании смешанного гарнизона было отклонено как неудобное для командования. Кроме того, российские дипломаты искусно использовали соперничество между польской и саксонской дипломатиями, каждая из которых добивалась Лифляндии для себя^[67].

В частности, саксонской стороне Лифляндия была обещана лишь в том случае, если Август II получит разрешение от польской республики на уступку этой области для себя как для саксонского курфюрста. В случае благоприятной реакции Речи Посполитой предполагалось разрешить лифляндцам присягнуть Августу II, но за это российская сторона требовала позволения использовать Восточную Прибалтику как базу до конца Северной войны и пользования оттуда «малыми доходами» на содержание армии. По справедливому замечанию В.А. Артамонова, это было важным промежуточным звеном в решении лифляндского вопроса^[68].

В феврале – марте 1713 г. под стенами крепости Тонингена – крепости в Голштинии, осажденной союзными войсками, было начато обсуждение условий общего мирного договора, в результате чего был составлен «Гузумский проект северного мира», названный так по месту составления – городу Гузуму, расположенному близ Тонингена. Т.К. Крылова выделят три редакции этого проекта: польско-саксонскую (составленную генералом Я.-Г. Флеммингом), русскую и русско-ганноверскую^[69].

Основным пунктом разногласий снова был вопрос о Лифляндии и Риге. Я.-Г. Флем- минг предложил следующий вариант: России предназначались Ингрия, Эстляндия и Выборг; Августу II и Польше - Лифляндия, с оговоркой, что до конца войны в ней остаются российские гарнизоны^[70]. В составленной Петром I в середине февраля 1713 г. инструкции А.Д. Меншикову, который должен был вести предполагавшиеся переговоры со шведскими дипломатами, говорилось, что от Швеции надо требовать Ингрию (с Нарвой), Карелию (с Выборгом) и Эстляндию, а также часть Финляндии и 5 миллионов ефимков. По поводу Лифляндии,

ежели получить невозможно, чтоб при его царском величестве осталась, то надлежит договариватца, что оная королю полскому отдана и в вечное владение уступлена будет, кроме Дерптского округа, который при его царском величестве остатца имеет^[71].

Представители морских держав не возражали против такого варианта: Лифляндия с Ригой остаются у польского короля и Речи Посполитой, а все остальные территории, занятые русскими войсками, переходят к России (письмо Б.И. Куракина 5 мая 1713 г.)^[72].

Но осложнившаяся международная обстановка (и в первую очередь возобновление русско-турецкой войны) мало способствовала выполнению российских намерений относительно Риги и, наоборот, настоятельно требовала сохранения единства внутри Северного союза. Поэтому Петр I во время своего пребывания в Гузуме высказывался за то, чтобы принять «флеммингов проект» за основание мира и уступить Ригу Августу II^[73]. Кроме того, в феврале 1713 г. он разрешил полякам ввести в Ригу несколько полков, однако находиться там они должны были вместе с российскими гарнизонами^[74] (хотя поляков не слишком устраивали обещания, они не прочь были получить Ригу в тот момент свободной от российских войск)^[75]. В начале 1714 г. на территорию Курляндии вступили два саксонских полка, в связи с чем Петр I рекомендовал губернатору «иметь добрую осторожность, дабы вам незапно чего не учинили»^[76].

Параллельно с этим российская дипломатия через Б.И. Куракина, находившегося в Утрехте (где проходил мирный конгресс по случаю окончания войны за испанское наследство), с начала марта 1713 г. стала зондировать почву на предмет объявления Риги вольным городом. Б.И. Куракину было приказано выведать мнение об этом у голландских и английских министров^[77]. 10 января 1715 г. Петр I приказал Б.И. Куракину сообщить английскому двору следующий проект мира со Швецией: Ингрия, Карелия, города Нарва и Выборг, а также Эстляндия с Ревелем переходят к России. Лифляндию с Ригой пока предусматривалось передать Речи Посполитой^[78]. Однако при этом Б.И. Куракину предписывалось конфиденциально сообщить английским министрам следующее: защищая Польшу, России пришлось вступить в войну с Турцией, в которой она не получила поддержки, вследствие чего потеряла Азов, Таганрог, Каменный Затон, Самару, Новобогородицкое и другие города; за это Россия должна получить компенсацию. Если бы выяснилось сочувственное отношение английских министров к такой постановке вопроса о Лифляндии, Б.И. Куракин должен был прощупать почву относительно сохранения ее Россией и привести также такой довод, что передача Лифляндии Польше, которая легко может снова потерять ее, не соответствует интересам морских держав - Англии и Голландии, так как их торговля терпела бы при этом утеснение^[79].

Надо сказать, что вопрос о передаче Лифляндии Польше теперь уже не стоял так остро ввиду ослабления Речи Посполитой. Но отношения России с морскими державами, в первую очередь с Англией, в тот момент стали ухудшаться, так как англичанам не нравилось усиление морского могущества России, поэтому много внимания дипломатам пришлось уделять именно переговорам с морскими державами.

12 мая 1718 г. началась работа Аландского конгресса, на котором участники переговоров изложили свои позиции: Россия хотела получить все завоеванное, Швеция не желала ничего отдавать. В августе 1718 г. Петр I согласился пойти на небольшие уступки шведам и уступить им Кексгольм^[80]. Кроме того, в 1719 г. А.И. Остерман получил разрешение на Аландском конгрессе предложить некоторую сумму денег за уступку Лифляндии и в крайнем случае даже согласиться на то, чтобы Лифляндия была уступлена России лишь временно – сроком на 20–30 лет^[81].

В нашу задачу не входит детальное описание Аландского конгресса и международной обстановки того времени. Отметим лишь то, что заключить мирный договор тогда не удалось, более того, в августе 1719 г. сформировался англо-шведский союз, предусматривавший и давление Англии на противников Швеции^[82]; а в феврале 1720 г. – союзный договор о военной взаимопомощи^[83]. После этого при английском посредничестве из войны были выведены все союзники России (кроме Речи Посполитой, которую практически никто в расчет не принимал). В результате этого Швеция лишилась всех своих германских владений, но ей было обещано возвращение Лифляндии и Эстляндии^[84]. Таким образом, России теперь приходилось бороться за прибалтийские области со Швецией и Англией.

Английское правительство настаивало на возвращении Швеции Ревеля и заявляло, что в противоположном случае окажет Швеции помощь. Однако идти на решительный разрыв отношений и войну с Россией англичане не решились, а появление англо-шведской эскадры в Балтийском море летом 1720 г. не принесло никаких результатов, переговоры между Россией и Швецией в 1721 г. проходили без по- средников.

Заключение Ништадского мира и послевоенное урегулирование вопросов с земельными владениями

На Ништадском конгрессе шведы практически сразу признали переход Лифляндии к России. Основным камнем преткновения стал вопрос о Выборге^[85]. В итоге Россия по условиям мира получила все, на что рассчитывала в тот момент: Ингрию, Карелию с Выборгом и Кексгольмом, Лифляндию с Нарвой, Дерптом и Ригой и Эстляндию, а также остров Эзель. Таким образом, осенью 1721 г. территория Прибалтики уже официально вошла в состав Российской империи.

По условиям Ништадского мирного договора, все «маетности» (то есть земельные владения) Лифляндии и Эстляндии следовало вернуть их прежним владельцам. Последние обязывались принести присягу на верность России. Те из них, которые не пожелали бы принести такую присягу, должны были в определенный срок (один – два года) продать свои владения либо царю, либо кому-нибудь из его подданных^[86].

Практически сразу после заключения мира, уже в октябре 1721 г., в Лифляндии, а затем и в Эстляндии были учреждены так называемые «реституционные комиссии», подчиненные сенату. В 1723 г. было предписано, чтобы они

маетности прямым владельцам, которые кому по правам и по доказательным документам бесспорно принадлежат, возвращали и во владение отдавали, не ожидая на такие бесспорные дела конфирмации Сената, а о которых маетностях произойдут какие споры, о них, учиня сентенции, для апробации присылать в сенат^[87].

Это все привело к тому, что российскими подданными стали многие прибалтийские дворяне, и в дальнейшем их потомки «верой и правдой» служили российскому престолу.

В то же время процесс этот проходил отнюдь не безболезненно. К примеру, в 1725 г. Густав Дуглас обратился с прошением, в котором отмечал, что «по силе Ништадского мира» все его мызы, которыми он владел в Эстляндии «чрез его императорского величества милосердие», он должен был вернуть прежним владельцам. Сам наследственной земли в Эстляндии не имел, потому просил другие  мызы («публичные, принадлежащие его императорскому величеству») отдать ему в аренду^[88].

Примерно в то же время в прошении на имя генерал-губернатора Ф.М. Апраксина представители эстляндского дворянства апеллировали к императорскому универсалу от 29 сентября 1710 г., в котором было «постановлено, что токмо в Эстляндии рожденному и живущему рыцарству императорские публичные коронные маетности в обыкновенную аренду быть могут». Некоторым из таких, по их словам, отказывали в аренде^[89]. Причины этого из челобитной не понятны, но, судя по всему, мызы в аренду получали те, кто, по мнению местных дворян, не был их достоин.

Из приведенных документов видно, что в период с 1710 по 1721 г. кто-то получал поместья на территории Прибалтики за выслугу. Это была вполне обычная практика для того времени. Петр I (и другие будущие монархи) регулярно жаловал земли в награду за службу. Однако в Прибалтике сложилась несколько своеобразная ситуация, вынудившая тех, кто получил земли, после заключения Ништадского мира вернуть их. В то же время образовались «публичные» земли, а также «коронные» земли. Скорее всего, это были земельные участки, владельцы которых не захотели становиться подданными Российской империи и предпочли продать свои прежние владения в казну.

Выводы

В первые годы Северной войны Лифляндия по условиям договора Петра I с саксонским курфюрстом и польским королем Августом II воспринималась российским царем как вражеская территория. Войска под командованием Б.П. Шереметева в то время ограничивались небольшими набегами и «поисками, в ходе которых занимались опустошением земель, и Петр I этому не препятствовал (и даже разрешал это). В 1704 г. российскими войсками были заняты Нарва и Дерпт, куда были введены российские гарнизоны, но при этом в восприятии царя никаких изменений не произошло – зондируя в следующие годы заключение мира со Швецией, он готов был уступить Дерпт, а при необходимости и Нарву. В 1708 г., когда ожидали вторжения короля Карла XII в Россию, занятая территория была разорена, укрепления Дерпта разрушены, а жители выселены оттуда.

Ситуация стала меняться после победы под Полтавой. В 1710 г. были заняты Рига, Ревель и Пернов, и с представителями этих городов были заключены договора, которыми жителям гарантировалось сохранение лютеранского вероисповедания, местного самоуправления и другие льготы. То есть восприятие Петра I полностью поменялось. В то же время и дипломаты стали добиваться включения Прибалтики в состав России. Это им удалось довести до конца, и после заключения Ништадского мирного договора прибалтийские земли стали неотъемлемой частью Российской империи.

 

^{1 Крылова Т.К. Гузумские переговоры о северном мире и капитуляция второй шведской армии Стенбока в мае 1713 г. // Полтавская победа. Из истории международных отношений накануне и после Полтавы. М., 1959. С. 186–208.}

^{2 Фейгина С.А. Аландский конгресс. Внешняя политика России в конце Северной войны. М., 1959.}

^{3 Никифоров Л.А. Внешняя политика России в последние годы Северной войны: Ништадский мир. М., 1959.}

^{4 Артамонов В.А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской победы (1709–1711). М., 1990.}

^{5 Стерликова А.А. Становление российской империи и особенности русского империализма на примере вхождения Прибалтики в состав России // Империи и империализм нового и новейшего времени: Сборник статей. СПб., 2009. С. 233–236.}

^{6 Заозерский А.И. Фельдмаршал Б.П. Шереметев. М., 1989. С. 59.}

^{7 Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб., 1887. Т. 1. С. 717.}

^{8 Там же. С. 718.}

^{9 Балашова Ю.П. Из истории Северной войны («Генеральный поход» русских войск в Прибалтику в 1702 г.) // Ученые записки Московского областного педагогического института им. Н.К. Крупской. Т. 127. М., 1963. Вып. 7. С. 36.}

^{10 Палли Х.Э. Между двумя боями за Нарву. Эстония в первые годы Северной войны (1701–1704). Таллинн, 1966; Артамонов В.А. Полтавское сражение. К 300-летию Полтавской победы. М., 2009; Кротов П.А. Осударева дорога 1702 года: Пролог основания Санкт-Петербурга. СПб., 2011.}

^{11 Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб., 1889. Т. 2. С. 387.}

^{12 Там же. С. 387, 391.}

^{13 Там же. С. 74.}

^{14 Там же. С. 78.}

^{15 Архив Санкт-Петербургского Института истории РАН (далее – Архив СПб ИИ РАН). Ф. 83. Оп. 1. Д. 146. Л. 1 об.}

^{16 Там же.}

^{17 Там же. Д. 407. Л. 1.}

^{18 Там же. Д. 456. Л. 1; Д. 460. Л. 1.}

^{19 Там же. Д. 1043. Л. 1.}

^{20 Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (далее – Архив ВИМАИВИВС). Ф. 2. Оп. 1. Д. 1. Л. 333–336.}

^{21 Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб., 1907. Т. 5. С. 61.}

^{22 Письма и бумаги императора Петра Великого. Пг., 1918. Т. 7. Вып. 1. С. 66.}

^{23 Там же. С. 55–56; Мышлаевский А.З. Северная война. Летняя кампания 1708 г. СПб., 1901. С. 33.}

^{24 Петров А.В. Город Нарва, его прошлое и достопримечательности в связи с упрочением русского господства на Балтийском побережье. СПб., 1901. С. 314–315.}

^{25 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 7. Вып. 1. С. 37.}

^{26 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 6. СПб., 1912. С. 13.}

^{27 Гротиан И.Г. Выселение жителей Дерпта в 1708 г. // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1879. Т. 2. С. 478.}

^{28 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 7. Вып. 1. С. 316.}

^{29 Мышлаевский А.З. Северная война на Ингерманландском и Финляндском театрах в 1708–1714 гг.: Документы Гос. архива. СПб., 1894. С. 2; ПБИПВ. Т. VII. Вып. 1. С. 360.}

^{30 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 7. Вып. 1. С. 362; И.Г. Гротиан, однако, отмечал, что лиц не немецкого происхождения, отпущенных из Дерпта, было 447 человек. См. об этом: Гротиан И.Г. Выселение жителей Дерпта... С. 485.}

^{31 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 7. Вып. 1. С. 361.}

^{32 Там же. С. 116.}

^{33 Там же. С. 178.}

^{34 Письма и бумаги императора Петра Великого. М., 1951. Т. 8. Вып. 2. С. 455, 475.}

^{35 Там же. М., 1948. Т. 8. Вып. 1. С. 26.}

^{36 Петров А.В. Город Нарва... С. 319.}

^{37 Арбузов Л.А. Очерк истории Лифляндии, Эстляндии и Курляндии. СПб., 1912. С. 234.}

^{38 Вебер Ф.Х. Преображенная Россия // Русский архив. 1872. Вып. 6. Стб. 1108.}

^{39 Письма и бумаги императора Петра Великого. М. – Л., 1951. Т. 9. Вып. 1. С. 436.}

^{40 Артамонов В.А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской победы (1709–1711). М., 1990. С. 119.}

^{41 Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1 (далее – ПСЗ-1). Т. 4. № 2278. С. 515–519.}

^{42 ПСЗ-1. Т. 4. № 2279. С. 519–526.}

^{43 Там же. С. 521.}

^{44 ПСЗ-1. Т. 4. № 2286. С. 531–543.}

^{45 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 83. Оп. 1. Д. 3773. Л. 2.}

^{46 ПСЗ-1. Т. 4. № 2287. С. 543–545.}

^{47 Письма и бумаги императора Петра Великого. М., 1956. Т. 10. С. 354–355.}

^{48 ПСЗ-1. Т. 4. № 2297. С. 552–567.}

^{49 Там же. № 2299. С. 567–575.}

^{50 Там же. С. 567.}

^{51 Там же.}

^{52 ПСЗ-1. Т. 4. № 2302. С. 577.}

^{53 Там же. № 2304. С. 578–580.}

^{54 Архив СПб ИИ РАН. Ф. 83. Оп. 1. Д. 4528. Л. 1; Там же. Д. 4531. Л. 1.}

^{55 Там же. Д. 4418. Л. 2; Там же. Д. 4521. Л. 2; Там же. Д. 4495. Л. 1.}

^{56 Материалы для истории русского флота (далее – МИРФ). СПб., 1865. Ч. I. С. 352.}

^{57 Российский государственный архив Военно-морского флота (далее – РГА ВМФ). Ф. 233. Оп. 1. Д. 44. Л. 126–127.}

^{58 Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1876. Т. 1. С. 301–304.}

^{59 Там же. С. 305.}

^{60 ПСЗ-1. Т. 5. № 2703. С. 49.}

^{61 Там же. № 2723. С. 62.}

^{62 Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Т. 1. С. 308.}

^{63 Молчанов Н.Н. Дипломатия Петра Великого. М., 1991. С. 256.}

^{64 Письма и бумаги императора Петра Великого. М., 1962. Т. 11. Вып. 1. С. 255.}

^{65 Там же. С. 248.}

^{66 Там же. С. 38–39.}

^{67 Артамонов В.А. Россия и Речь Посполитая после Полтавской победы (1709–1711). М., 1990. С. 56–58.}

^{68 Там же. С. 63.}

^{69 Крылова Т.К. Гузумские переговоры о северном мире и капитуляция второй шведской армии Стенбока в мае 1713 г. // Полтавская победа. Из истории международных отношений накануне и после Полтавы. М., 1959. С. 195–196.}

^{70 Там же. С. 197–198.}

^{71 МИРФ. Ч. IV. С. 70–71; Письма и бумаги Императора Петра Великого. М., 1992. Т. 13. Вып. 1. С. 78–79.}

^{72 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 13. Вып. 1. С. 283.}

^{73 Крылова Т.К. Гузумские переговоры о северном мире… С. 198.}

^{74 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 13. Вып. 1. С. 59–60.}

^{75 Там же. С. 256.}

^{76 Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Вып. 1. С. 311.}

^{77 Письма и бумаги императора Петра Великого. Т. 13. Вып. 1. С. 105.}

^{78 Фейгина С.А. Аландский конгресс. Внешняя политика России в конце Северной войны. М., 1959. С. 83.}

^{79 МИРФ. СПб., 1868. Ч. 4. С. 81–82; Фейгина С.А. Аландский конгресс... С. 84–85.}

^{80 МИРФ. Ч. 4. С. 163–164.}

^{81 Никифоров Л.А. Русско-английский отношения при Петре I. М., 1950. С. 203.}

^{82 Фейгина С.А. Аландский конгресс. С. 474.}

^{83 Никифоров Л.А. Внешняя политика России в последние годы Северной войны: Ништадский мир. М., 1959. С. 179.}

^{84 Там же. С. 128.}

^{85 Там же. С. 408.}

^{86 Никифоров Л.А. Внешняя политика России… С. 435–436.}

^{87 Из истории крестьянского сословия в Прибалтийском крае // Сборник материалов и статей по истории Прибалтийского края. Рига, 1876. Т. II. С. 533.}

^{88 РГА ВМФ. Ф. 233. Оп. 1. Д. 240. Л. 6.}

^{89 Там же. Л. 2.}

Об авторах

Николай Равильевич Славнитский

Государственный музей истории Санкт-Петербурга, Петропавловская крепость

Автор, ответственный за переписку.
Email: slavnitski@bk.ru
ORCID iD: 0000-0002-1590-9423

канд. истор. наук, главный научный сотрудник

197046, Россия, Санкт-Петербург, Петропавловская крепость, 3

Список литературы