Движение империи Петра Великого на Восток

Полный текст

Введение

Как известно, главной целью Петра Великого в Северной войне (1700–1721 гг.) был выход России к Балтийскому морю. Война эта была начата Петром под формальным предлогом возвращения «отчин и дедин» – приморских территорий, некогда принадлежавших Великому Новгороду, ставших частью Московской Руси, а затем в начале XVII в. отошедших к Швеции согласно заключенному в 1617 г. Столбовскому миру. Но не только стремление восстановить справедливость и вернуть некогда отобранные силой старинные приморские земли двигало Петром. Выход к морю был важен для царя как первый шаг в обустройстве надежной «коммуникации» между Западом и Востоком. Тема эта не нова в научной литературе применительно к истории Петровского периода, и она отразилась в литературе по конкретными ее аспектам, однако обобщающих исследований, которые бы коснулись феномена имперского воображения Петра применительно к Востоку, фактически нет. Данная статья преследует цель восполнить эту лакуну.

Идея транзита Запад – Восток

Сама идея использовать пространство России для установления транзита «Восток – Запад» существовала давно, как в сознании европейских купцов, искавших более безопасный (чем через Ближний Восток) путь к богатствам Индии и Китая, так и в сознании правителей России, хотевших перевести главные сухопутные торговые пути, связывающие Европу с Востоком, так называемый «Великий шелковый путь» севернее от его традиционного направления (через Ближний Восток) – на территорию России и сделать этот путь преимущественно водным – через систему рек Великорусской равнины и соединяющих их каналов.

Для этого были предпосылки. Россия с древних времен становилась транзитной территорией между Западом и Востоком. Не раз отдельные западноевропейские посольства и путешественники, отправлявшиеся в Персию, проходили этим путем, причем от Москвы и до берегов Персии это был удобный водный путь по Москва-реке, Оке, Волге и Каспию. Но в целом путь от Москвы на Запад через Россию не был освоен и технологически обустроен, при том что Швеция, владея восточным побережьем Балтики, никогда не мешала выходу в море русских купцов как через устье Невы, так и через свои балтийские порты – Ригу, Ревель, Пернов. Дело в том, что водные пути через Великорусскую равнину как наиболее удобные в условиях русского бездорожья не были соединены в единую водную транспортную систему. Вместе с тем путь из центра в Архангельск – единственный морской порт России – был довольно хорошо освоен как по воде, так и посуху, и он вполне удовлетворял экономические потребности тогдашней России, правители которой не особенно искали торговых путей к Балтийскому морю. Требования же русских дипломатов вернуть России ее «отчины и дедины» на Балтике во время переговоров со шведами в течение всего XVII в. были продиктованы больше соображениями престижа, чем экономической необходимостью. Все изменилось с приходом к власти Петра в 1689 г.

Культ Пристани

Царь резко изменил внешнюю политику России. С юных лет образцом для Петра была Голландия, чье богатство и благополучие было достигнуто за счет мореплавания и торговли. Поэтому царь был безмерно увлечен популярными в то время идеями меркантилизма, видел в развитии международной торговли средство обогащения России. Завоевав устье Невы, Петр начал строить не просто город и крепость Санкт-Петербург, а как тогда говорили, ПРИСТАНЬ. Это емкое понятие включало в себя торговый порт, гавань, перевалочный пункт, центр морской торговли, портовый город со всей, присущей ему инфраструктурой и населением. Эта Пристань для Петра была не только, как принято говорить, «воротами в Европу», но и «воротами на Восток», вглубь России. А там, на ее просторах, иностранные инженеры и тысячи согнанных отовсюду работных быстрыми темпами начали строить каналы и шлюзы, которым предстояло соединить русские реки, текущие, в основном, в меридиональном направлении, между собой и со всеми морями, к которым имела выход Россия. Вся эта система водных путей должна была, прежде всего, обеспечить связь Балтики с Черным морем и Каспием и, в конечном счете, с Востоком. Забегая вперед, отметим, что Петр мечтал когда-нибудь сесть на судно в Петербурге, а высадиться… на берегах Инда!

К этому времени Европа уже довольно много знала о странах и народах Востока. До появления научного знания о восточных цивилизациях оставалось лет 100–150, тем не менее, в Европе уже были накоплены обширные данные об экономике, географии, быте, языках стран Востока. Сведения об этом разными путями попадали в Россию, которая и сама, благодаря своим торговым связям с Китаем, Персией и Средней Азии, имела обширную практическую информацию об этих регионах. Кроме того, нужно учитывать голландский опыт Петра. В Голландии, в которой он бывал дважды и подолгу, царь многое узнал о Востоке. Он знакомился с коллекциями артефактов, доставленных из множества голландских факторий на Востоке (известно, что многие годы голландцы были единственными европейцами, допущенными в Японию). Петр сам бывал на кораблях Батавской эскадры, привозивших товары и редкости из Батавии (Индонезии). Он был знаком с исторической литературой о Востоке, разговаривал с людьми, побывавшими там. Среди них были путешественники, купцы, дипломаты. Можно утверждать, что у царя был искренний интерес к Востоку. Голландский путешественник и художник Корнелис де Бруин сообщал в своих записках, как Петр расспрашивал о его путешествии на Восток, рассматривал его зарисовки, просил рассказать о Египте, Ниле,

о городе Каире, его величине, как он построен, в каком состоянии находятся части, отделенные от древнего Каира, об Александрии и о многих других местах, присовокупив при этом, что ему небезызвестно о том, что есть другая местность, называемая Александретта^[1].

Важно отметить, что Петр как профессиональный военный и моряк отлично разбирался с картами, часто «путешествуя» по ним. Недаром именно карта Каспийского моря стала основанием для принятия Петра во французскую Академию наук.

В поисках золота Востока

Конечно, сведения о Востоке в то время постепенно очищались от средневековых легенд о людях с песьими головами, о Горе Мудрецов и прочих мифов, плотной завесой окружавших таинственный Восток, но все же главный миф о невероятном его богатстве прочно гнездился в сознании людей начала XVIII в. Не миновал веры в него и русский царь. Неслучайно он оказался очарован в 1714 г. рассказами о таинственном чудесном городе золота Иркене или Яркенде. Эта вера Петра в возможности так просто обогатить казну, отощавшую за время тяжелой войны со шведами, стала причиной посылки в Хиву военной экспедиции князя А.Б. Черкасского (более известного как Бекович-Черкасский). В указе, подписанном Петром, ему предписывалось ехать в Хиву к правителю якобы

с поздравлением на ханство, а оттоль ехать ему в Бухары, сыскаф какое дело торговое, а дело настоящее – чтоб проведать про город Иркень, сколь далеко оной от Каспийского моря и нет ли каких рек оттоль (или хотя не от самова тово места, аднакож в близости) в Каспиское море^[2].

Тогда же через Сибирь был отправлен отряд подполковника И.Д. Бухгольца, которому также поручалось найти и завладеть Иркенем. Другим, связанным с поисками Иркеня, был миф о золотоносной Амударье. Мысль о сверкающем золотом дне Амударьи не давала покоя царю. Он верил рассказам авантюристов, вроде туркмена Хаджи Нефеса, который убедил царя, что коварные хивинцы, чтобы затруднить другим добывать со дна реки драгоценный металл, построили дамбу и отвели течение реки от Каспийского моря в сторону Арала. Петр полагал, что можно разрушить эту плотину, вернуть реку в старое русло и благодаря этому легко пройти к золотым месторождениям^[3].

Примечательно, что и перед Бекович-Черкасским, и перед И.Д. Бухгольцем ставилась задача не просто добраться до Иркеня и вожделенных берегов Амударьи, а предписывалось по дороге возводить цепь крепостей – опорных пунктов российского господства (так, Бухгольцем был основан Омск)^[4]. В этом проявлялись имперские мечты Петра о расширении пределов владений России на Востоке. Территориальная экспансия была обязательной частью плана продвижения на Восток. Так поступали все великие колониальные державы того времени, а Петр мыслил свою империю именно как империю мирового уровня, владевшую множеством восточных колоний. Но, как известно, карты порой играют скверную шутку с имперскими мечтателями – часто бывает «гладко только на бумаге…»: обе экспедиции закончились провалом, и только русский фольклор обогатился безнадежным выражением «Пропал как Бекович!»^[5].

На Индию через Персию

Неудачи в реализации среднеазиатского проекта не остановили Петра. В конце Северной войны, завершившейся победным для России Ништадским миром 1721 г., имперские мечты царя, вскоре ставшего императором, приняли новое направление. Достигнутое в ходе Северной войны военное могущество России в сочетании с резким ослаблением империи Сефевидов, изнемогавшей в это время под натиском афганских племен^[6], привело Петра к мысли о завоевании Персии для того, чтобы оттуда двинуться прямо в Индию – великую цель всех европейских завоевателей. Собственно, прежние экспедиции Бековича и Бухгольца также имели в виду не только поиски золота, но разведку пути в Индию через Среднюю Азию. Так, с отрядом Бековича должен был ехать опытный картограф А.И. Кожин, которому прямо поручалось,

ехать ему водою Амударьею рекою (или другими, кои в нее впадают), сколько возможно до Индии под образом купчины, а настоящее дело до Индии путь водяной искать^[7].

Самому же Бековичу, достигнувшему Бухары, предстояло отправить

надежнаго человека и тамошние языки знающаяго, чрез Персию в Индию, которому приказал о всех обстоятельствах земель, через которые проезжать имеет, прилежно выправляться и с подробностию все то записывать, а оттуда возвратиться в Бухарию через Китайское государство^[8].

Однако гибель отряда Бековича (точнее – его бесследное исчезновение) сделало для Петра запасной план завоевания прикаспийских провинций Персии и создания там базы для движения в Индию основным и безальтернативным. С 1718 г. начинается интенсивное изучение побережья Каспийского моря. Речь шла о «положении на карту» западного берега Каспия от устья Волги до Астрабада на южном берегу моря^[9]. Морские экспедиции формально искали новые торговые пути, но по существу они имели отчетливо разведывательный характер и являлись частью общей «восточной программы» Петра, ориентированной на завоевание прилегавшей к берегам Каспия северной части Персии. Как писал участник одной из таких экспедиций на Каспий, Ф.И. Соймонов,

польза общих торгов служила только наружным видом сего предприятия, и назначенному в оную посылку офицеру предписано было в инструкции, чтоб они сие намерение везде распространяли, хотя другие словесныя и тайныя приказания до купечества не подлежали^[10].

Впрочем, уточним: Петр требовал, чтобы участники экспедиций не только фиксировали места предстоящей высадки войск на побережье, но и собирали информацию о торговых путях, товарах, вывозимых из этих мест – напомним: движение в Индию преследовало цель с помощью оружия сместить Великий шелковый путь в сторону России.

Петербург на Куре?

Персидский поход, начавшийся в 1722 г. под командованием самого императора, проходил с успехом. Слабые силы персов и правителей западного Прикаспия не оказывали сопротивления русским войскам. Наоборот, даже приходилось сдерживать себя, чтобы не раздражать своими завоеваниями османскую Турцию, также включившуюся в раздел ослабевшего персидского государства. Словом, за несколько месяцев весь западный берег Каспия, точнее – узкая полоса побережья моря оказалась под властью России и вскоре русская армия фактически без боя аннексировала северно-иранские провинции Гилян и Мазандаран. Россия даже сумела зафиксировать новое приобретение в русско-персидском мирном договоре 1723 г. Правда, договор этот не был ратифицирован персидским шахом Тахмаспом II, который, впрочем, и сам к этому времени был нелегитимным правителем^[11]. Но для Петра это было неважно в свете открывшихся головокружительных возможностей начать завоевание Индии. Упомянутый выше Федор Соймонов записал разговор с царем, когда они стояли на берегу Каспийского моря. Соймонов, опытный мореплаватель и землепроходец, пытался донести до царя мысль, что задуманное им дело покорения восточных земель осуществить будет непросто из-за дальности расстояний и трудностей, которые ждут завоевателей на Востоке, но

Его величество и одного слова мне выговорить не позволил и скоро изволил мне сказать: «Был ты в Астрабадском заливе?». И как я донес «Был» – на то изволил же сказать: «Знаешь ли, что от Астрабата до Балха и до Водокшана (Бадахшана. – Е.А.) на верблюдах только 12 дней ходу? <…>. И тому пути никто помешать не может^[12].

Нет оснований сомневаться в достоверности изложенного Соймоновым. У Петра были грандиозные проекты по имперскому освоению Востока. О них нам известны лишь детали – не будем забывать, что Петр умер в январе 1725 г. и не успел развернуться с их реализацией. Но и те сведения, которыми мы располагаем, поражают присущими мышлению Петра масштабностью, радикальностью и известной долей имперского авантюризма. Так, в североиранских провинциях предполагалось не только построить новый город Екатеринополь – столицу новой российской колонии, но выселить местное мусульманское население, а взамен его переселить из Закавказья армян, а также русских из России, что, кстати, Петр начал делать в Дагестане, переселяя казаков во вновь построенную крепость Святой Крест. Но все-таки самой головокружительной идеей Петра стало намерение построить на присоединенных к России территориях, точнее – в устье Куры, новый город, так сказать Восточный Петербург. Как и на Балтике, император хотел основать тут ПРИСТАНЬ – город, порт, сделать это место центром всей, как он говорил, «восточной коммерции»^[13], главной базой русского владычества на Востоке (думаю, что название «Владивосток» могло появиться уже тогда). Петр упорно посылал одну экспедицию за другой в этот район Каспийского побережья, он не верил морякам и гидрографам, докладывавшим ему о невозможности построить порт и город в устья Куры. Зная, как возник из «топи блат» великий город Санкт-Петербург, не следует относиться к замыслам Петра как к неисполнимым фантазиям. Напомним, что устье Невы было тоже место, непригодное для города, но Петербург был-таки построен благодаря железной воле Петра и за счет огромных жертв русского народа. Проживи царь еще лет десять, может быть, чудо на Неве повторилось бы и на Куре – Петр никогда не жалел людей и денег во имя своих высоких целей. И тогда бы вся история России и Востока пошла иначе. Имея обширный опыт строительства Петербурга, понимая трудности исполнения своего плана, Петр решил идти путем великих колониальных держав, опиравшихся в освоении дальних колоний на мощные торговые компании и оборотистых дельцов. И такого дельца царь увидел в Европе. Он намеревался привлечь к делу разорившего своими авантюрами Францию финансового проходимца Джона Ло. Ему, через специально посланного агента, Петр предлагал основать Персидскую торговую компанию с огромными правами (по примеру Ост- и Вест-Индских компаний Англии и Голландии). Ло наделялся обширными полномочиями как в деле строительства нового города в устье Куры, так и в организации торговой инфраструктуры с тем, чтобы повернуть в сторону России пресловутый «Шелковый путь». Он обещал авантюристу необычайно выгодные условия, титулы и деньги из казны, но дело это вскоре расстроилось^[14].

Кто есть «азиатец»?

При этом надо отдать должное Петру – человеку умному, наблюдательному, в его постижении Востока. Поначалу он был во власти типично европоцентристского представления о Востоке как о пустынном «ничейном» пространстве, где живут «дикие азиатцы», не знающие всепобеждающего европейского «регулярства». Подобно своим европейским современникам он был убежден в безусловном превосходстве европейской цивилизации над восточной, что воплощалось во всепобеждающей силе регулярной армии. По убеждению европоцентристов, противник-«азиатец» в масштабном военном столкновении с европейской армией слаб и с ним можно управиться, как писали в ХХ в. «ограниченным контингентом войск». Русский посол в Персии А.П. Волынский, посланный в соседнюю страну в 1715 г. фактически для разведки, пренебрежительно писал о персах:

…невеликих войск сия война требует, ибо Ваше величество уже изволите и сами видеть, что это не люди – скоты¹⁵.

Он безапелляционно утверждал, что успех гарантирован царю в силу «русского куража и смелости», а также благодаря «справной амуниции и довольному числу провиянту». А.П. Волынский считал, что для завоевания Персии будет достаточно всего лишь десяти пехотных и четырех кавалерийских полков^[16]. Как и многие завоеватели Востока, Петр не видел скрытых основ силы, могущества и традиций народов Востока. А между тем моральные, религиозные, ментальные основы жизни Востока жестко скрепляли весь этот, на взгляд европейца, хаотичный мир галдящих «мужиков в широких штанах», делая их опасными для европейцев противниками. Соприкоснувшись с миром Востока, Петр постепенно проникался особенностями менталитета восточных народов, видел их непохожесть на европейцев. Под Дербентом в 1723 г. произошел выразительный кровавый эпизод. О нем сохранилась запись в ведшимся во время похода дневнике – «Екстракте» о Персидском походе:

…зело удивительно сии варвары бились, во обществе (вместе. – Е.А.) нимало не держались, но побежали, а партикулярно десператно бились так, что покинув ружье, яко бы отдаваясь в полон, кинжалами резались, а один во фрунт с саблею бросился, которого драгуны наши приняли на штыки^[17].

Свидетель происшедшего добавляет, что как только пленного начали пытать, он вырвал шпагу у офицера и побежал к палатке генерал-адмирала Ф.М. Апраксина, но часовые, стоявшие у входа, «приняли его на штыки», но «падая, он вырвал зубами из руки одного часового кусок мяса, после чего его убили…». Привыкшим к дисциплинированному европейскому строю русским военным неистовая самоотверженность «азиатцев» казалась странной, непонятной. В дальнейшем это составило одну из загадочных и огорчительных для европейцев, так и не постигших местных воинских правил и традиций, особенностей войны на Востоке. К пониманию этих правил Петр и его воины также не были готовы и стремились противопоставить им предельную жестокость в обращении с местным населением. Не понимали европейцы и особенностей ведения на Востоке переговоров и вообще ничего не знали о своеобразии отношений местных правителей и жителей к ним, христианам, казавшимся мусульманам «неверными», «нечистыми гяурами». В конечном счете задолго до Кавказских войн, уже тогда, во время Персидского похода, была сформулирована упомянутым А.П. Волынским жесткая доктрина с позиции силы, которой придерживались русские власти на протяжении столетий в отношении многих местных (особенно мусульманских) народов:

…здешние народы привлечь политикою к стороне вашей невозможно, ежели в руках оружия не будет, ибо, хотя и являются склонны (к компромиссам. – Е.А.), но только для одних денег, которых [народов], надобно бы так содержать, чтоб без причины их не озлоблять, а верить никому невозможно^[18].

Но важно отметить, что в рассказе о нападении пленного на часовых у палатки Апраксина упоминается, что Петр высоко оценил мужество этого человека:

Если б этот народ имел понятие о военном искусстве, тогда бы ни одна нация не могла взяться за оружие с ними^[19].

Столкнувшись с реальным Востоком, Петр понял также и ряд других истин. Он осознал, что на Востоке не текут реки, на дне которых блестит золото, что природа, климат Персии почти непереносимы для русского человека, что ему угрожают не только мазандаранские тигры, змеи, скорпионы и малярийные комары, но и жара, неведомые болезни, отсутствие питьевой воды, при том, что бурные воды Каспия не делают мореплавание по его просторам безопасным и легким. Не все оказалось так просто и с мечтой о переносе Великого шелкового пути в сторону России. Петр с удивлением узнал, что могущественная армянская Джульфинская община, державшая в своих руках персидскую шелковую торговлю, вовсе не собирается прокладывать новые пути через Россию, а даже наоборот – препятствует другим привлеченным Петром армянским купцам развивать это направление. Понять это можно: тысячелетиями налаженный торговый путь через Ближний Восток имел, при всех его трудностях и недостатках, свои колоссальные преимущества, ту обустроенность, которой не было на неосвоенных и малолюдных просторах России с ее бездорожьем, отсутствием транспортной инфраструктуры, холодным климатом и редкими городами. Доверять внезапно нагрянувшему к ним северному завоевателю, который, подобно множеству им подобных, пришел, завоевал, а потом исчез неведомо куда, умудренные тысячелетним опытом армянские купцы не могли, хотя получить от него преференции в торговле в собственно России они были не прочь – предпринимательские успехи нескольких поколений купцов Лазаревых, освоившихся в России, очевидны.

Мадагаскар и Берингов пролив

Понимая все эти проблемы, Петр не собирался отказываться от своей мечты украсить свою императорскую корону бриллиантами Индии. Он задумал еще два ошеломительных проекта поиска пути к вожделенной цели. В 1724 г. он приказал готовить секретную морскую экспедицию для завоевания Мадагаскара, где существовала республика морских разбойников, вытесненных к этому времени англичанами и французами из Карибского бассейна. Пираты, перебравшиеся на Индийский океан, основавшие своеобразную республику на Мадагаскаре, искали в Европе сюзерена, который мог бы создать им легальное прикрытие – европейские морские державы, оберегая свои торговые пути, упорно боролись с пиратами. И Петр решил стать для разбойников таким сюзереном, предложив пиратам российское подданство. Делалось это для того, чтобы основать колонию на Мадагаскаре и использовать ее как базу для морского похода в Индию. Примечательно, что грамоту к пиратскому «мадагаскарскому королю» император подписал так: «Вам приятель»^[20]. Если задуманная экспедиция адмирала Д.Я. Вильстера (из-за скверной организации ее в 1724 г.) не состоялась, то второй проект вполне удался: за несколько дней до смерти Петр подписал указ об отправке экспедиции капитана Витуса Беринга с заданием уточнить: «сошлась ли Америка с Азией», существует ли пролив между континентами. Это тоже не было праздным любопытством великого императора – он искал путь в Индию через Северный Ледовитый океан, что, в конечном счете, способствовало выдающимся географическим открытиям^[21].

Выводы

Словом, движение России на Восток было неизбежным и закономерным, как было неизбежно и закономерно движение России на Запад. И то и другое состоялось благодаря именно Петру Великому. Мир Востока оказался для России, в целом, чужд, но и в чем-то близок, как в силу геополитического положения России между Европой и Азией, так и с учетом особенностей менталитета и образа жизни русского народа, тесно соприкасавшегося в своем существовании с восточными народами. Решительно начатое Петром движение на Восток принесло имперской России бесчисленные кровавые конфликты, привело к колоссальной трате сил и средств для колониального движения на Восток. Но одновременно Россия, столкнувшись с Востоком, обогатилась не столько его бриллиантами, сколько не имевшими цены культурными ценностями народов Востока, навсегда связала с ними свою историю и в конечном счете свою судьбу.

 

^{1 Бруин К. де Путешествие в Московию // Россия XVIII века глазами иностранцев / сост. Ю.А. Лимонов. Л., 1989. С. 52.} 

^{2 Архив Санкт-Петербургского института истории Российской академии наук (далее – Архив СПбИИ РАН). Ф. 272. Оп. 1. Д. 75. Л. 340.}

^{3 Андреев А.А. Хивинское ханство в начале XVIII века. Трудности политического развития в условиях внешнего влияния // Петровское время в лицах: сб. статей. СПб., 2015. С. 23–24.}

^{4 Евсеев Е.Н. Экспедиция И.Д. Бухгольца и основание Омской крепости // Города Сибири: (экономика, управление и культура городов Сибири в досоветский период). Новосибирск, 1974. С. 47–59.}

^{5 Подр. см.: Безгин И.Г. Князя Бековича-Черкасского экспедиция в Хиву. СПб., 1891.} 

^{6 Lockhart L. The Fall of the Safavi Dynasty and the Afghan Occupation of Persia. Cambridge, 1958.}

^{7 Голиков И.И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России. М., 1788. Ч. 6. С. 267.}

^{8 Полное собрание законов Российской империи (далее – ПСЗ). СПб., 1830. Т. V. № 2994. С. 198.}

^{9 Гистория Свейской войны (Поденная записка Петра Великого) / Сост. Майкова Т.С., под ред. Преображенского А.А. М., 2004. Вып. 1. С. 477; Голиков И.И. Деяния Петра Великого. 1789. Ч. 7. С. 208–211.}

^{10 Соймонов Ф.И. Описание Каспийского моря… СПб., 1763. С. 33.}

^{11 Matthee, Rudolph P. The Politics of Trade in Safavid Iran: Silk for Silver 1600–1730. Cambridge, 1999. Р. 175–230.}

^{12 Гольденберг Л.А. Федор Иванович Соймонов (1692–1780). М., 1966. С. 42–43.}

^{13 Курукин И.В. Персидский поход Петра Великого. Низовой корпус на берегах Каспия (1722–1735). М., 2010. С. 88.}

^{14 Троицкий С.М. «Система» Джона Ло и ее русские последователи // Франко-русские экономические связи: сб. ст. М. – Париж, 1970. С. 117–119.} 

^{15 Курукин И.В. Персидский поход. С. 45.}

^{16 Там же.}

^{17 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного вероисповедания. СПб., 1872. Т. 2. С. 536.}

^{18 Соловьев С.М. История России с древнейших времен // Сочинения. М., 1993. Кн. 9. С. 362.}

^{19 Цит. по: Курукин И.В. Персидский поход Петра Великого. С. 66–67.}

^{20 Копелев Д.Н. Предыстория секретной экспедиции Петра на Мадагаскар. 1723–1724 гг. // Вопросы истории. 2016. № 3. С. 103–104; ПСЗ. Т. VII. № 4356. С. 157.}

^{21 Полевой Б.П. Петр Первый, Николай Витсен и проблема «сошлась ли Америка с Азией» // Страны и народы Востока. М., 1975. Вып. 17. С. 15–32.}

Об авторах

Евгений Викторович Анисимов

Санкт-Петербургский институт истории Российской академии наук; Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Автор, ответственный за переписку.
Email: vbrevis@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0001-9093-586X

д-р истор. наук, главный научный сотрудник, Санкт-Петербургский институт истории Российской академии наук; профессор, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Россия, 197110, Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, д. 7; Россия, 190008, Санкт-Петербург, ул. Союза печатников, д. 16

Список литературы