Разведывательная деятельность сибирских бухарцев на юго-восточном пограничье России в XVII-XVIII вв.

Полный текст

Введение

Данная статья посвящена выходцам из Средней Азии в России, известным в исторической литературе как бухарцы. В то же время уже со второй половины XVI в. шел процесс складывания поселений бухарцев в целом ряде городов, включая Тобольск, Тюмень, Тару. Именно бухарцы в рассматриваемый период стали важными посредниками, связывающими регионы от р. Волги до р. Обь своими торговыми маршрутами, поселениями и каналами информации на юго-восточных границах формирующейся Российской империи.

Роль бухарцев в пограничной дипломатии России до сих пор не была предметом специального исследования. Единственная работа в этом ключе – статья А.А. Крих, в которой рассматриваются преимущественно сибирские бухарцы г. Тары в XVIII в., в то время как имеющиеся источники позволяют рассматривать пограничную деятельность бухарцев в более широком хронологическом и территориальном контексте^[1]. И если опыт поволжских татар и их роль в продвижении интересов Российской империи в Среднюю Азию в XVIII–XIX вв. достаточно изучен, то этого нельзя сказать о бухарцах^[2].

В рамках данной работы история бухарцев будет рассмотрена в контексте проблемы имперских посредников. Изучение данного сюжета позволяет выйти на вопрос о межрегиональных сетях, связывавших мусульман российского пограничья. Предлагается подойти к изучению поставленной проблемы через теоретическую модель имперских посредников. Данная теоретическая модель предложена историками Дж. Бербанк и Ф. Купером. В своей работе авторы отметили, что «чаще всего правители империй нуждались в навыках, знаниях и власти людей из элит подчиненных сообществ. Империи непреднамеренно создавали такие возможности для посредников, которые могли преследовать цели империи путем создания альтернативных ей сетей или лояльности»^[3].

В рамках данной работы предпринята попытка раскрыть особенности посредническо-дипломатической роли бухарцев Приуралья и Западной Сибири в реализации внешней политики русскими властями пограничных регионов. Для этого необходимо рассмотреть пограничные «службы» бухарцев, их участие в разведывательной деятельности, отношениях России с центральноазиатскими акторами – наследниками Кучума, а также с казахскими жузами и ойратами.

Бухарцы в отношениях русских властей с Кучумовичами

С.В. Бахрушин и Х.З. Зияев отмечали, что уже с конца XVI – начала XVII в. можно наблюдать значительный, хотя далеко не равномерный приезд бухарских купцов в сибирские города^[4]. В Поволжье бухарцы были уже во второй половине XVI в. Самоназвание бухарцев – сарты – фиксируется в русскоязычных источниках из Сибири по крайней мере с начала XVII в.^[5]

Широкие возможности бухарцев и знание ими маршрутов в Средней Азии побуждало российские власти прибегать к их посредничеству. Однако не только торговые, но и разведывательные функции бухарцев побуждали власти выстраивать с ними особые отношения.

В конце XVI – начале XVII в., в период утверждения русской власти в Сибири, бухарцы воспринимались русскими как «иноземцы» и потенциальная угроза. Еще в наказе тарскому воеводе Ф.Б. Елецкому в 1595 г., в условиях сохраняющейся опасности со стороны хана Кучума и его наследников, тарским воеводам предписывалось докладывать о приезде бухарцев^[6]. Появление этого предписания обусловлено тем, что в тот момент возникла возможность объединения сибирских, бухарских и ногайских сил. Анализ переписки между сибирским ханом Кучумом и бухарским ханом Абдаллахом II показал, что в 1595–1596 гг. между этими двумя ханами из династии Шибанидов произошел обмен грамотами, приведший к складыванию потенциального союза между ними^[7].

Понимание того, что бухарцы могли поддерживать связи с ханом Кучумом и осознание потенциальной опасности этих отношений привело к появлению предписания с требованием обеспечить безопасность на время пребывания бухарцев в Тарском остроге^[8]. Бухарцев также предписывалось не допускать в укрепленную часть города, хотя, судя по содержанию писем 1595 г., опасались только Кучума и ногайских людей^[9]. Опасения по поводу контактов Кучума и его приемников с бухарцами стали общим местом в наказах тарским воеводам. Соответствующее положение повторено в новом царском наказе тарскому воеводе Я.И. Старкову 1599 г.^[10]

По мнению В.В. Трепавлова, появление предписания о недопущении осмотра бухарцами городских укреплений в сибирских городах говорит о вероятности их шпионажа в пользу Кучума и Кучумовичей^[11]. Действительно, шпионаж можно считать установленным, это подтверждает ряд воеводских отписок, о чем будет сказано ниже.

Вместе с тем уже в конце XVI – начале XVII в. в глазах русской воеводской власти бухарцы превращались из «чужих» в «своих» агентов. Будучи заинтересованными в торгово-посреднической деятельности бухарцев и осознавая возможность использования их торговых поездок для сбора информации, царские воеводы начали привлекать бухарцев к разведке. Текст царской грамоты 1608 г. тарскому воеводе И.В. Мосальскому свидетельствует, что бухарцы выступали источником таких сведений о перемещениях ойратов: «А бухарцы Мулларапко и Алияр сказали, что они в колмаках Изенею-тайши и Баатырю-тайши и иным тайшам давали однорятки и иную рухлядь <…> А как де их [бухарцев] отпустили на Тару, и говорили де им, что они нашей царской милости жадны, а идут воевати Казацкой орды, а жены свои и дети и весь живот свой, обнадежась на нашу царскую милость, оставливают в улусех блиско Тарсково города»^[12].

Аналогичного рода указания на то, что бухарцы сообщали русским воеводам сведения о передвижениях ойратов и ранних попытках установления отношений с Русским царством встречаются в документах, относящихся не только к Сибири, но и к Поволжью. Это следует из грамоты Михаила Федоровича Романова тюменским воеводам Ф.С. Коркодинову и И.Б. Секерину 1616 г. В этом документе отмечается приезд в Казань к воеводам тезика Болтая Мурзетеитова, сообщавшего что «был де он в колмаках, а в роспросе сказал, что колмацкие люди под нашею царскою рукою быти рады и послов своих к нам отпустили»^[13]. «Тезиком» в данном документе также назван выходец из Средней Азии.

Судя по всему, на протяжении первой половины XVII в. бухарцы оставались двойными агентами, работавшими в том числе и в пользу Кучумовичей. Данные об их разведывательной деятельности содержит в себе отписка в Сибирский приказ тобольского воеводы И.И. Салтыкова 1645–1646 гг.^[14] Отписка была создана как отчет о посольствах тобольского сына боярского С. Кобылинского и казачьего головы Гаврилы Грозина к сибирскому царевичу – внуку хана Кучума – Девлет-Гирею. В ходе посольства Г. Грозину удалось собрать сведения о положении в улусах Кучумовичей, в частности, о роли бухарцев, регулярно посещавших Тобольск по своим торговым делам и сообщавших Девлет-Гирею сведения разведывательного характера. По сведениям Г. Грозина, которые передали в Москву в отписке тобольские воеводы, бухарцы снабжали Кучумовичей оружием^[15]. Тому же посольству Г. Грозина 1646 г. удалось выяснить от бухаретина Узбаку, что Девлет-Гирей с князьцом Аялынских татар Тарского уезда Кочашом Танатаровым «похвалялся приходить на Тюменский уезд войною»^[16].

Тем самым, мы можем говорить о том, что в первой половине XVII в. бухарцы были включены в каналы передачи информации в российских пограничных уездах. В первое десятилетие после взятия Сибири Ермаком бухарцы явственно воспринимались в наказах и грамотах воеводам как потенциальная угроза русской власти. В то же время уже в начале XVII в. бухарцы выступали информаторами поволжских и сибирских воевод о ситуации в степи.

Бухарцы в отношениях России с казахскими жузами и ойратами

Важным направлением пограничной активности бухарцев были казахские степи. На этом направлении в середине XVII в. особенно заметна работа тобольского воеводы П.И. Годунова. По данным Г.Ф. Миллера, именно этот тобольский воевода в 1670 г. составил «ведомость», где были собраны «сказки» бухарцев, отправлявшихся в степи^[17]. Уместно было бы вспомнить в этой связи, что именно по распоряжению П.И. Годунова была составлена первая из известных к настоящему времени карт Сибири – «Чертеж Сибирской земли». Допускаем, что сведения, сообщенные в том числе бухарцами, могли лечь в основу этого чертежа.

Вместе с тем источники позволяют говорить о том, что бухарцы были информаторами не только тобольских, тюменских и тарских воевод, но и казахских ханов. В 1691 г. в Тобольск вернулся из экспедиции к Ямышеву озеру письменный голова Павел Шарыгин с ратными людьми, привезший с собой казахских мурз. Из допроса мурз видно, что бухарцы, торгующие на российском пограничье, могли выступать двойным каналом информации: «всякие же ведомости переносятся к Тевки-хану от бухарцов которые бывают для торгу в Тоболску и у Ямышева озера»^[18].

Привлечение бухарцев воеводской администрацией к разведывательной деятельности было характерно не только для городов Прииртышья. Крупные бухарские поселения сложились с начала XVII в. в Томске и его окрестностях. На основе изучения документов Томской воеводской избы историк И.И. Тыжнов пришел к выводу, что в 1624 г. томские воеводы привлекли бухарцев в качестве посредников для решения вопросов с енисейскими киргизами, направив их в качестве участников посольства^[19]. В результате данного посольства намеченный военный поход не состоялся.

В первой четверти XVII в. важным направлением разведывательной деятельности бухарцев становятся владения ойратов. Из отписки тюменских воевод к тобольским воеводам 1623 г. видно, что к калмыцким тайшам были посланы тобольские татары и бухарцы: «в нынешнем во 131-ом году посланы к калмыцким тайшам к Талай тайше в верхней Утек из Тоболска сын боярский Дмитрий Черкасов да вож Килмаметко Бегишев, да с Тюмени служилые люди Лазарко Васильев, Офонка Табанак, да вож Карабашко Ишимов»^[20]. И Бегишев, и Ишимов упоминаются в отписке как «вожи», т.е. провожатые, знатоки местности. Кроме того, они, возможно, участвовали в процедуре оглашения жалованного слова^[21].

В 1630–1640-х гг. в документах упоминаются толмачи-бухарцы на русской службе. Так, в штате Томской воеводской избы был служилый бухарец, переводчик с монгольского языка Ермамет Шагалаков, который участвовал в посольствах в Джунгарию, Бухару, Самарканд и Ташкент. Из статейного списка 1636–1637 гг. посольства томского сына боярского С. Греченина и подьячего А. Самсонова к ойратскому Алтын-хану видно, что Ермамет переводил в ходе посольства «государево слово»^[22]. В ходе посольства 1636–1637 гг. бухарец Ермамет также работал с ближайшими приближенными Алтын-хана, раздавая им царские подарки: «Алтын ж царь взял у него пистолет да саблю. И всего для государсково величества Ермаметко дал на 18 рублев»^[23]. В этом случае бухарец был вовлечен в процесс дарообмена.

Информация о дальнейшей деятельности бухарца Ермамета содержится в отписке томского воеводы С. В. Клубкова-Мосальского 1642 г. Из нее следует, что Ермамет толмачил в ходе поездки тарского конного казака Емельяна Вершинина в улус торгоутского тайши Дайчина^[24]. Согласно расспросным речам казака Вершинина, бухарца Ермамета «держал Тайчи-тайша у себя в улусе 2 годы сильно. И после де того посылал Тайчи-тайша ево, Омельку, и товарыщев ево с своими людьми с торгом <…> А отпустит де ево, Ермометку, Тайчи-тайша в Томской весною нынешнего ж 151-го году»^[25]. Видимо, бухарец умело пользовался обстоятельствами и сочетал свою дипломатическую деятельность с торговлей. В дальнейшем известно также, что Ермамет вернулся в Томск и в 1673 г. получал государево жалованье в размере 8 руб.^[26]

Роль бухарцев как информаторов о военных опасностях раскрывает «извет» тобольских юртовских татар о посланном в поход Дюдюбяке-царевиче от ойратского правителя Галдана в 1679 г. В тот год бухарцы сообщали сведения служилым татарам, передававшим информацию воеводе П.В. Шереметеву: «тоболские юртовские служилые татаровя <…> будучи они у Ямыша озера слышали от калмыков и бухарцов о том что Галдан контайша послал царевича Дюдюбяка Багаева сына Камалая тайшу <…> и чают они от него царевича под государевы городы и слободы с войною»^[27].

В конце XVII в. одним из направлений пограничной дипломатии бухарцев становится империя Цин. Так, в период регентства Софьи Алексеевны в 1686 г. в Китай было послано посольство Ф.А. Головина для урегулирования пограничного конфликта в районе Албазинского острога и заключения Нерчинского договора. В этой связи одним из информаторов Ф.А. Головина стал бухарец Аксалей Калимов, который сообщал сведения о состоянии Монголии, о войне Галдана Бошокту-хана с монгольскими тайшами. Из отписки Ф.А. Головина в Сибирский приказ видно, что данный бухарец Калимов находился на торге в Таре, где его и допросил Ф.А. Головин: «сказал – родом де он Казачьи орды, а вышел из своей земли тому лет с 5 <…> а от Ямыша-озера пришед, жил в Урге^[28] у Бушухту-хана. И при нем де Бушухту-хан пошол войною на мунгал в прошлом же во 196 году зимою. И слышал де он в Урге, что у Бушухту-хана с мунгалы бои были зимою же»^[29].

Таким образом, привлечение бухарцев к разведывательной деятельности в XVII в. могло осуществляться разными путями. Русские власти могли опрашивать приезжавших с торгом бухарцев, могли включать бухарцев в состав посольств, равным образом, как и посылать их в степи в качестве самостоятельных агентов.

Сибирские и оренбургские бухарцы в пограничной дипломатии XVIII в.

В XVIII в. бухарцы продолжали поставлять ценную разведывательную информацию российским властям. Создание в 1734 г. по инициативе И.К. Кириллова Оренбургской экспедиции в Южном Приуралье привело к тому, что Оренбуржье стало одним регионов, где проживали выходцы из Средней Азии.

Для оренбургских властей важнейшим документом, регулировавшим действия в отношении выходцев из Средней Азии, стала инструкция императрицы Анны Иоанновны начальнику Оренбургской экспедиции И.К. Кириллову 18 мая 1734 г., где говорилось «Коль скоро Бог поможет основаться городом, и увидишься с Абульхаиром ханом, то не отлагая вдаль, усмотря способность времени отправить малой караван с товарами прямо в Бухарию <…> и будучи в тех караванах стараться из тамошних мест сартов или купцов с товарами с собою приласкать, обнадеживая от опасностей, и что с ними порядочно и со удовольством поступано будет, ссылаясь на привилегию нашу, чтобы сей путь в знание привесть»^[30].

Как видим, этот пункт инструкции обозначил перед оренбургским губернатором наряду со строительством новой крепости задачу поиска агентов из числа бухарцев.

Ряд источников позволяют говорить о том, что уже с момента основания Оренбургской экспедиции ее учредитель – И.К. Кириллов активно прибегал к сбору информации у бухарцев, названных в инструкции «сартами». Так в фонде Оренбургской экспедиции находится «сказка сарта о казахских ханах, городах Ташкент, Туркестан и разных других предметах» Нур-Мухаммеда Алимова, поданная им 15 мая 1735 г. в Уфе. Известно при этом, что Нур-Мухаммед много лет общался по торговым делам с башкирскими батырами и казахскими ханами Младшего жуза»^[31], осуществлял транзитную торговлю через казахские степи между Ташкентским владением и поволжскими городами в 1734–1736 гг.^[32] Причина, по которой основатель Оренбургской экспедиции мог обращаться к бухарцу Нур-Мухаммеду, может быть найдена в самих документах И.К. Кириллова. Так, незадолго до своей кончины он направил в Кабинет министров в Петербург новый обширный план в отношении Средней Азии. Оценивая возможные перспективы установления торга с Ташкентом, купцы которого раньше «никогда в России не торговали», Кириллов предложил проложить «через Ташкент в Индию и в Мунгалы, и в Хиву путь». Далее он писал, что намерен для выполнения этого плана отправить летом торговые караваны в Ташкент, Хиву и Бухару^[33]. Скоропостижная смерть Кирилова не позволила ему практически воплотить свой замысел, однако сбор сведений у бухарцев являлся частью подготовки караванной экспедиции.

Приемник И.К. Кириллова – первый губернатор Оренбурга – И.И. Неплюев, переместивший Оренбург со всем его населением на свое нынешнее место в 1743 г., начал создавать инфраструктуру, которая привлекла бы купцов из Казахской степи и Средней Азии. К началу 50-х гг. XVIII в. в Оренбурге уже имелись купцы, способные вести операции в Средней Азии^[34].

Важность сообщаемых бухарцами сведений в середине XVIII в. подтверждается и тем, что на основании полученной от них информации командиры пограничных линий принимали решения о передислокации войск. В 1744 г. по «представлению командующих войсками на Иртышской и Тобольской линиях об отсутствии у джунгар намерений нападения на границы Сибири» были внесены изменения в план дислокации воинских частей^[35]. Аналогичные решения военного характера, принимаемые в зависимости от информации бухарцев, можно увидеть и на Оренбургской линии. Так в 1780-е гг. линия подвергалась частым нападениям. После получения сведений о бухарско-османских контактах с началом новой русско-турецкой войны оренбургский губернатор О.А. Игельстром в 1787 г. приступил к формированию нового башкирского полка^[36].

Среди знаковых фамилий бухарцев в XVIII в., которых безусловно можно отнести к агентам, следует назвать Шиховых из сибирского г. Тары. Время появления Шиховых в Сибири остается дискуссионным вопросом. Клан Шиховых, обосновавшийся в Тарском уезде, происходил из г. Сайрама в среднем течении р. Сырдарьи^[37]. Его представители уже в XVIII в. выполняли ряд дипломатических и разведывательных поручений российских властей. Заметными фигурами на этом направлении был Алим Шихов и его сын – Мурзалей^[38].

В начале 1740-х гг. сибирская администрация остро нуждалась в знании о быстро меняющейся расстановке политических сил в степи^[39]. 9 апреля 1742 г. Сибирская губернская канцелярия направила определение в Коллегию иностранных дел, в котором сетовала, что в Сибири нет «…такого способного и искусного человека…», которого можно было бы в Степь «…для разведывания о тамошних обращениях послать, как то для здешней предосторожности и уведомления в Иностранную коллегию весьма потребно»^[40].

Согласие А. Шихова на осуществление под видом торговли разведывательной деятельности в казахских и джунгарских улусах было связано в том числе с активной ролью тарских бухарцев и, в частности, самого Алима Шихова в распространении ислама среди тюркского населения Барабинской степи^[41]. Есть основания полагать, что миссионерская деятельность Шиховых могла быть связана в том числе и с их происхождением из г. Сайрама. Из этого же города примерно в это же самое время происходил Давлат Шах ибн Абд ал-Ваххаб ал-Испиджафи, шейх братства Йасавийа. Давлат Шах ал-Испиджафи также написал по меньшей мере два суфийских трактата, один из которых датирован 1692 г. и был найден и издан А.К. Бустановым^[42].

В то же время проповедь ислама являлась нарушением российского законодательства и повлекла за собой привлечение Алима Шихова к следствию Тобольской «комиссией о татарах и бухарцах», разбиравшей конфликт новокрещенных татар и сибирского митрополита Сильвестра (Гловацкого), с одной стороны, и сибирских мусульман – татар и бухарцев, с другой стороны^[43]. С закрытием тобольской комиссии Алим Шихов был признан невиновным, так как уже через несколько лет его можно увидеть в новой экспедиции. Есть основания полагать, что конечное снятие обвинений с Шиховых связано в том числе и с их значимой ролью в пограничной дипломатии.

Сын Алима – Мурзалей Шихов, согласно рапорту 1756 г. в Сенат сибирского губернатора Ф.И. Соймонова, выполнял особые поручения в Среднем жузе: «для пропуску его за купечеством в киргиз-кайсацкие улусы и выпуску у них киргисцов находящихся в плену разных родов и верноподданных Е.И.В. всякого звания народов, и родственников своих пленных во время замешания Зюнгорской землицы»^[44].

Миссия Мурзалея Шихова в степи затрагивала интересы не только сибирских, но и оренбургских властей – в нее был вовлечен в том числе губернатор И.И. Неплюев. Она интересна еще и потому, что показывает осведомленность российской дипломатии о контактах казахов с империей Цин. В это время с началом третьей ойратско-маньчжурской войны в 1755 г. Джунгария оказалось перед натиском империи Цин. Располагая малыми военными силами на сибирской пограничной линии, Россия столкнулась с экспансией Цин на территории казахского Среднего жуза, правитель которого – Аблай-хан принял сюзеренитет империи Цин в 1759 г.

Любопытно, что вопросный лист для разведки Мурзалея Шихова в 1758 г. сибирский губернатор Ф.И. Соймонов разрабатывал вместе с оренбургским И.И. Неплюевым: «а между тем представлено было господину действительному тайному советнику кавалеру и Оренбургскому губернатору Неплюеву с требованием в какой силе ему Шихову о тамошних заграничных обращениях разведать надлежит резолюции»^[45]. Миссия была успешно выполнена. Судя по всему, информация о контактах Абылай-хана с империей Цин была доставлена Мурзалеем Шиховым не в Тобольск, а в Оренбург, т.к. Мурзалей Шихов назван посланцем Оренбургской канцелярии^[46].

Таким образом, в 1740–1760-е гг. можно проследить роль Шиховых в разведке на границах России, соприкасавшихся с империей Цин и Средним жузом. Возвращаясь к тезису Дж. Бербанк об «имперских посредниках», необходимо уточнить, что в случае с Шиховыми их деятельность как мусульман-бухарцев в степях южной части Сибири не всегда была связана с выполнением поручений империи – как видно из материалов «комиссии о татарах и бухарцах», они также проповедовали и ислам.

Однако Шиховы были не единственной фамилией бухарцев, занятых в разведывательной деятельности. C началом русско-турецкой войны 1787–1791 гг. один из сибирских бухарцев – «надежный конфидент» под видом торговца – был направлен на разведку в Бухару по приказу нового командира сибирской линии – Густава Эрнста фон Штрандмана. К сожалению, выяснить имя информатора пока не удалось. Из сохранившего рапорта Штрандмана 1791 г. руководителю коллегии иностранных дел канцлеру Безбородко, выявленного мной в фонде Сибирского приказа, следует, что сибирским бухарцам удалось выяснить факт сношения бухарского хана с Османской империей, ведшей переговоры о совместных действиях против России: «По вступлении моем в командование Сибирским корпусом в 1789 г. открылось здесь известие, что Порта Оттоманская прислав в Бухарию с нарочными письма, соглашает народ сей к восприятию против России на здешний край оружия. Я в то же время для узнания истины посылал со здешней линии надежного конфидента»^[47].

Есть основания полагать, что Штрандман получил сведения именно от сибирских бухарцев. Данные о бухарско-османских контактах в этот период, добытые «конфидентом» Штрандмана, подтверждаются независимым источником. В фонде архива кабинета премьер-министра в Стамбуле сохранились документы, показывающие, что Порта пыталась убедить бухарского правителя выступить совместно против России – для этих целей в Бухару в 1785 г. прибыл посланник Мехмед Саид-ага. От бухарского хана Мир-Масум-шаха Мурада (1785–1800) османский султан требовал выступить против России. По замыслу Порты, бухарцы должны были организовать пропаганду идей газавата среди «казахов и киргизов» Дешт-и-Кыпчака. Впрочем, выступить на стороне Османов в этой войне Бухара не смогла^[48].

Выводы

На основании изложенных фактов мы полагаем возможным говорить о том, что в течение XVII–XVIII вв. бухарцы выступали в качестве посредников между различными акторами на степном пограничье формирующейся Российской империи. Они участвовали в переговорных процессах в роли переводчиков, включались в состав посольств, могли быть допущены до дипломатического церемониала и участвовать в дарообмене. В этих случаях они выступали как посредники – агенты челночной дипломатии, практиковавшейся сибирским воеводами на степном пограничье. Русские власти могли опрашивать приезжавших с торгом бухарцев, равным образом как и посылать их в степи в качестве самостоятельных агентов. География их миссий включала в себя улусы Кучумовичей, казахских ханов, ойратов, империю Цин.

Таким образом, на протяжении XVII–XVIII вв. бухарцы выполняли важную функцию информаторов российских властей. Поставляемая бухарцами информация влияла на принимаемые военно-политические, например, на дислокацию войск на Сибирской пограничной линии. Следует согласиться с мнением А.А. Крих, что представители элиты бухарцев выполняли различные политические поручения сибирских пограничных структур, а разведка была неотъемлемой частью не только предпринимательства, но и лидерских устремлений.

Привлечение воеводами, а позднее и губернаторами бухарцев к выполнению разведывательных функций позволяло сибирским и оренбургским властям проводить более эффективную политику в степном пограничье, опирающуюся на знание местных реалий. Сведения, сообщенные бухарцами, могли быть использованы русскими властями для составления чертежей и карт, информирования воевод пограничных уездов о военных опасностях, передвижениях войск, выстраивании дипломатических переговоров и других целей.

 

^{1 Крих А.А. Разведывательная деятельность сибирских бухарцев в киргизской степи в XVIII в. // Вестник Омского университета. Серия: Исторические науки. 2019. № 2 (22). С. 35–42.}

^{2 Ross D. Tatar Empire: Kazan's Muslims and the Making of Imperial Russia. Indiana University Press, 2020; Махмутов З.А. Функции и некоторые результаты деятельности татарских мулл в Казахстане в трансформирующихся политических контекстах XVIII – середины XX в. // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: История России. 2021. Т. 20. № 1. C. 61–73.}

^{3 Burbank J., Cooper F. Empires in World History: Power and the politics of difference. Princeton University Press, 2010. P. 13}

^{4 Бахрушин С.В. Сибирь и Средняя Азия // Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1959. Т. IV. С. 202.}

^{5 Пузырев И.Д. О начальном периоде шертования сибирских бухарцев // Вопросы истории Сибири. Вып. 16.  Омск: Изд-во ОмГПУ, 2019. С. 140–144.}

^{6 Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. 214. Оп. 1. Д. 11. Л. 7.}

^{7 Беляков А.В., Маслюженко Д.Н. Сибирско-бухарско-ногайские отношения в свете переписки бухарского хана Абдаллаха с сибирским ханом Кучумом // Stratum plus. 2016. № 6. С. 229–243.}

^{8 РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 11. Л. 20.}

^{9 Беляков А.В., Маслюженко Д.Н. Сибирско-бухарско-ногайские отношения в свете переписки бухарского хана Абдаллаха с сибирским ханом Кучумом // Stratum plus. 2016. № 6. С. 234.}

^{10 РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 11. Л. 57 об.}

^{11 Трепавлов В.В. Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш. М., 2012. С. 35.}

^{12 РГАДА. Ф. 214. Оп. 1. Д. 11. Л. 125.}

^{13 Там же. Ф. 199. Оп. 2. Порт. 477. Ч. 1. Л. 36–38.}

^{14 Васьков Д.А. Отписка тобольских воевод о русских посольствах к сибирскому царевичу Девлет-Гирею в 1645–1646 гг. // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: История, филология. Т. 14. Вып. 1: История. 2015. С. 158–166.}

^{15 РГАДА. Ф. 214. Оп. 3. Стб. 455. Л. 696.}

^{16 Там же. Л. 685.}

^{17 Миллер Г.Ф. История Сибири. М., 1999. Т. 1. С. 171.}

^{18 Санкт-Петербургский филиал архива Российской академии наук (далее – СПФ АРАН). Ф. 21. Оп. 4. Д. 12. Л. 169.}

^{19 Тыжнов И.И. Очерки по истории Средней Сибири XVII–XVIII столетий. Томск, 2013. С. 90.}

^{20 Русская Историческая Библиотека. СПб.: Типография Пантелеевых, 1875. Т. 2. Стб. 447–448.}

^{21 «Жалованное слово» – это специфическая клаузула царских наказов сибирским воеводам конца XVI–XVII в., представляющая собой прямое обращение царя к сибирским «иноземцам». См.: Конев А.Ю., Слугина В.А.  «Жалованное слово» в наказах сибирским воеводам: к вопросу о происхождении и эволюции формуляра // Актуальные проблемы отечественной истории, источниковедения и археографии: к 90-летию Н.Н. Покровского / Отв. ред. А.П. Деревянко, А.Х. Элерт. Новосибирск, 2020. С. 183–193.}

^{22 Материалы по истории русско-монгольских отношений. 1636–1654. Сборник документов. М., 1974. С. 34.}

^{23 Там же. С. 50.}

^{24 Материалы по истории русско-монгольских отношений. 1636–1654… С. 229.}

^{25 Там же. С. 230.}

^{26 Там же. С. 79.}

^{27 СПФ АРАН. Ф. 21. Оп. 4. Д. 12. Л. 46 об. – 47.}

^{28 Урга в XVII–XVIII веках – кочующая резиденция монгольских Богдо-ханов, затем – стационарное поселение, историческое название современного Улан-Батора.}

^{29 Материалы по истории русско-монгольских отношений 1686–1691. Сборник документов. М., 2000. С. 178.}

^{30 ПСЗРИ. Собрание 1-е. СПб.: Типография II Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, 1830. Т. IX (1733–1736). № 6576. Стб. 325.}

^{31 Таймасов С.У. Башкирско-казахские отношения. М., 2009. С. 259.}

^{32 Ерофеева И.В., Жанаев Б.Т. Путевые дневники и служебные записки о поездках по южным степям. XVIII–XIX века // История Казахстана в русских источниках XVI–XX веков. Алматы, 2007.
Т. VI. С. 5.}

^{33 Русско-индийские отношения в XVIII в. М., 1965. С. 138.}

^{34 Буканова Р.Г. Города-крепости юго-востока России в XVIII веке. История становления городов на территории Башкирии. Уфа, 1997. С. 205.}

^{35 Материалы по истории русско-монгольских отношений 1654–1685 гг. Сборник документов. М., 1996. С. 103.}

^{36 Таймасов С.У. Башкирско-казахские отношения. М., 2009. С. 226.}

^{37 Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1959. Т. IV. С. 208; Томилов Н.А. Этническая история тюркоязычного населения Западно-Сибирской равнины в конце XVI – начале XX в. Новосибирск, 1992. С. 84.}

^{38 Бустанов А.К., Корусенко С.Н. Родословные сибирских бухарцев: Шиховы // Археология, этнография и антропология Евразии. 2014. №4. С. 140–149; Хафизова К.Ш. Степные властители и их дипломатия в ХVIII–ХIХ веках. Нур-Султан, 2019. С. 62.}

^{39 Крих А.А. Разведывательная деятельность сибирских бухарцев в киргизской степи в XVIII в. // Вестник Омского университета. Серия «Исторические науки». 2019. № 2. С. 36.}

^{40 Потанин Г.Н. Материалы для истории Сибири. М., 1867. С. 179.}

^{41 Потанин Г.Н. О караванной торговле с джунгарской Бухарией в XVIII столетии // Чтения в Императорском Обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1868. Кн. 2. С. 41; Frank A. Varieties of Islamization in Inner Asia: The Case of the Baraba Tatars, 1740–1917 // Cahiers du Monde russe. Vol. 41. № 2/3 (Apr. – Sep., 2000). P. 245–262.}

^{42 Бустанов А.К. Говорить «по-бухарски»: персоязычные тексты в Российской империи // Ислам в современном мире. 2016. Т. 12. № 4. С. 81–92.}

^{43 РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 889. Л. 3.}

^{44 [44] РГАДА. Ф. 248. Оп. 113. Д. 889. Л.1.}

^{45 Там же. Л.1 об.}

^{46 Хафизова К.Ш. Степные властители и их дипломатия в ХVIII–ХIХ веках. Нур-Султан, 2019. С. 375.}

^{47 РГАДА. Ф. 24. Оп. 1. Д.65. Л. 4.}

^{48 Васильев А.Д. Знамя и меч от падишаха. Политические и культурные контакты ханств Центральной Азии и Османской империи (середина XVI – начало XX вв.). М., 2014. С. 107.}

Об авторах

Иван Дмитриевич Пузырев

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»; Институт проблем освоения Севера Тюменского научного центра СО РАН

Автор, ответственный за переписку.
Email: ipuzyrev@hse.ru

младший научный сотрудник Тюменского научного центра Сибирского отделения Российской академии наук, аспирант департамента истории НИУ ВШЭ в г. Санкт-Петербурге.

198095, Россия, г. Санкт-Петербург, ул. Промышленная, 17; 625003, Россия, г. Тюмень, ул. Малыгина, 86

Список литературы