Улусная элита якутов в коммуникативном пространстве Российского государства в XVII - середине XVIII в.

Полный текст

Введение

Коммуникативное пространство – это социальная среда, в рамках которой происходит общение между людьми и через призму данной коммуникации формируются определенные представления об окружающем мире. Безусловно, для успешного исследования в данной области знания необходима опора на разработанные теории коммуникации, коих существует большое многообразие^[1]. Для нашей проблематики, связанной с историей управления Русского государства, важны теоретические наработки, имеющие отношение к «закону двусторонности коммуникации»^[2]. В частности, нас интересуют «субъектно-объектные» типы общения, когда выступающая в качестве субъекта коммуникации сторона преследует определенные цели в отношении стороны, являющейся объектом. При этом важно придерживаться диалогического подхода к изучению коммуникации^[3]. Кроме того, в контексте нашего исследования заслуживают внимание интерпретация коммуникаций в трактовке Ю. Лотмана как перевода с языка одного агента «Я» на язык другого агента рассматриваемого процесса «ОН». Поскольку речь идет об управлении присоединенной территории с коренным населением, то нам предстоит основываться на исследовании модели коммуникации «Я – ОН»^[4].

Очевидно, что когда речь идет о коммуникативном пространстве государства в первую очередь следует говорить о пространстве политической власти, до каких пределов оно распространяется. В нашем случае речь пойдет о Русском государстве XVII – середины XVIII в., сумевшего за короткое время – чуть более полувека (с 1583 г. до 1638 г.) раздвинуть свои границы от Урала до Тихого океана и распространить свои традиции культурного и политического общения. Очевидно, что этому способствовали особенности управления присоединяемыми территориями: практики косвенного контроля и делегирования полномочий на места, в том числе этническим элитам, т. е. своего рода «автономии аборигенного общества», как это признано в современной отечественной и зарубежной историографии^[5]. Другой составляющей объекта нашего исследования являются непосредственные участники векового диалога.

Кто являлся агентом коммуникации? В своей работе мы будем писать о первом агенте («Я») – Русском государстве в лице высшей власти – царя и его ближнего окружения и его представителях на местах (воеводах и приказных людях), ведь именно он выступил инициатором образования изучаемого пространства. Второй агент («ОН») – элита якутского общества, улусные предводители, тойоны по-якутски, которых русские служилые люди называли «князцами», «лутчими людьми». Хоть их в историографии по аналогии с представителями русской знати (с боярами и дворянами) и называли «феодализировавшейся» верхушкой якутского общества, вступившей в союз с царизмом^[6], но в интересах нашего исследования они важны, прежде всего, как носители потестарности якутов. Именно первые контакты Русского государства с ними, достигнутое соглашение о подданстве и дальнейшее развитие обоюдных отношений привело к сравнительно быстрому присоединению к растущей державе обширных пространств, занятых якутами.

Как осуществлялись акты коммуникации между ними, и прежде всего, в самый ранний период, когда Якутия стала частью пространства Русского государства? Необходимо обратить внимание на установившиеся формы взаимоотношений и каналы общения между названными агентами. Как эти коммуникации развивались, и какое влияние они оказывали на историю этого государства?

В данной работе предстоит решить названный круг вопросов с целью понять какое место заняла якутская элита в коммуникативном пространстве Русского государства.

Как мы видим, в историографии писали о тесном контакте царского правительства и его представителей с элитой якутского общества, как правило, даже называли дату «окончательного перехода якутского тойонства на службу завоевателям» – 1642 г., год «подавления» последнего крупного восстания якутов^[7]. Разбирались причины этого быстрого перехода, а также «пассивности», «мирной», «лояльной» настроенности якутов по сравнению с другими более воинственными народами – тунгусами и юкагирами. В качестве одной причины миролюбивости якутов назывался упомянутый выше переход, а в качестве другой – «межродовая и межплеменная рознь» (С.А. Токарев). Наверное, трудно полностью согласиться с последним утверждением С.А. Токарева, ведь те же тунгусы враждовали между собой не меньше. Объяснить причины быстрого «замирения» исключительно отсутствием единства среди якутов и тем более «предательством» якутской элиты – значит упростить проблему. В последующей историографии, уделявшей основное внимание «вхождению» Якутии в состав Русского государства, также подчеркивалась роль коллаборационизма якутских тойонов^[8]. При этом коммуникативные формы и практики не вызывали у исследователей должного внимания. Перспективным выглядит обращение к анализу побудительных причин поведения агентов коммуникации, которые были связаны с традициями политической культуры, в частности, определенными установками и представлениями о механизме осуществления власти. Как нам представляется, лидеры, казалось бы, разрозненных улусных групп якутов, тем не менее, обладали схожими воззрениями на характер властных отношений, и в соответствии с ними они и действовали.

В современной историографии большим событиями стали монографии В.В. Трепавлова, разработавшего мифологему Белого царя в политической истории народов Евразии, в частности, тех, что вошли в орбиту Русского государства. Определенный вклад в разработку темы внесли Н.Н. Крадин и Т.Д. Скрынникова, исследовавшие механизмы управления в Империи Чингис-хана, в частности, вертикаль власти «старший – младший»^[9]. Новая трактовка процесса инкорпорации народов Сибири в Российское государство в конце XVI – начале XVIII в. выдвинута в коллективной монографии А.С. Зуева, П.С. Игнаткина, В.А. Слугиной, в которой заметное место занимает изучение различных сторон коммуникативной культуры народов, участвовавших в этом процессе^[10]. В истории инкорпорации якутов есть некоторые особенности, которые хорошо видны на фоне коммуникативного пространства Русского государства XVII – середины XVIII в.

Агенты изучаемого коммуникативного пространства

Россия первой трети XVII в. представляла собой аграрную страну с огромным преобладанием сельского населения (крестьянство, казачество). Устная (вербальная) традиция коммуникации являлась основной формой общения. Представители боярства, дворянства, дети боярские, руководившие партиями землепроходцев и занимавшие посты в воеводском управлении, также далеко не всегда были грамотны, находясь в сфере устной культурной коммуникации. Хотя в изучаемый период государство не проводило целенаправленной «национальной» политики, но его действия на присоединяемых территориях отличали этатизм, традиционное сотрудничество «русских элитных страт» с «иноэтничными» коллегами, стремление создать доверие у народов, населяющих эти земли^[11].

В составе землепроходцев было немало представителей не русских народов: татары, башкиры, «остяки», многие из которых сохраняли свой язык и культуру. Это также наложило отпечаток на характер присоединения Сибири и Якутии.

Успехи последней четверти XVI – начала XVII в., связанные с разгромом Сибирского ханства, позволили русским, пройдя земли Западной Сибири, населенные угро-самодийскими и тюркскими народами, проникнуть вначале к тунгусам современного Красноярского края, а затем, – вступить в контакт с тюркоязычными якутами. Причем для отрядов таких землепроходцев, как атаман Иван Галкин, по-видимому, прошло незаметным преодоление рубежа, разделявшего тюрков бассейна Енисея и якутов, так же говоривших на родственном для последних языке. Чувство ожесточения от неудачных столкновений с тубинцами в 1630 г.^[12], очевидно, не покинуло его и тогда, когда он, на следующий год, перейдя из бассейна Енисея в верховья Лены и спустившись по ней, встретил кангаласских якутов во главе с Тыниной^[13]. Несколько поколений историков – от Г.Ф. Миллера до современных исследователей – единодушны во мнении о вполне мирных настроениях этого самого влиятельного представителя якутской элиты во время первого контакта именно с казаками И. Галкина^[14]. Сложно сказать, от чего проистекала подобная миролюбивость грозного якутского тойона. Предположим, что он был осведомлен о могуществе Русского государства, сопоставимого по силе с самыми мощными улусными объединениями кочевников Евразии, и решил прибегнуть к добровольному признанию своеобразного «вассалитета», принятого в кочевом мире. Тем более, что пришельцы взимали ясак в знак перехода в подданство и брали аманатов – известные кочевникам формы политического подчинения. Несмотря на то, что среди якутов ведущую роль играли несколько крупных улусов, но авторитет хангаласских улусных предводителей был бесспорен^[15]. Однако достигнутый консенсус продолжался недолго и очень скоро из-за «воровства» атамана (в чем состояло оно, не уточняется) договоренность был разрушена. Произошли первые столкновения между русскими казаками и якутскими князцами. Мы знаем, что процесс присоединения Южной Сибири растянулся на несколько столетий по причине противоборства с монгольскими позднесредневековыми ханствами (джунгарами и халха-монголами и стоявшей за ними Империей Цин), так же претендовавшими на ясак с этих территорий.

Политическая ситуация в Якутии, по-видимому, была неизвестна русским служилым людям, упомянутого Тынину даже титуловали «лучшим тайшей». Интерес представляет факт «шертования» более чем 30 якутскими князцами из 16 «волостей» сотнику Петру Бекетову на имя русского царя^[16]. Не иначе чем массовым подобную процедуру не назовешь, ведь среди этих «волостей» перечислены пять из шести самых крупных на тот момент улусных объединений якутов, в том числе Кангаласский улус, представленный сыновьями Тынины. Конечно, будут два мощных восстания против произвола и насилий служилых людей в середине 1630-х гг., будет «измена», т.е. отложение всей Якутской земли во второй половине 1630-х гг., но тем и удивительнее быстрое замирение ее в 1642 г.^[17] Как нам представляется, здесь большую роль сыграли традиции улусной элиты якутов, вошедшей в коммуникативное пространство Русского государства и найдя в ней отклик, созвучный пониманию отношений власти и подданства, общему на обширном протяжении евразийских степей и лесостепи. Тем более, что Русским государством «были восприняты многие элементы политики Золотой Орды в отношении покоренных народов»^[18]. Прежде всего, речь идет о представлениях о власти и подданстве.

Улус – это подвижное кочевое сообщество со своей политико-потестарной системой, присущей многим, преимущественно тюрко-монгольским народам Евразии^[19]. Неустойчивость экономического благосостояния, зависевшего от прихотей природно-климатических условий, уязвимость кочевников от внешнего врага ввиду отсутствия естественных и искусственно возводимых укрытий требовали иных способов защиты и поддержания безопасности. Вербальные формы, подкрепленные клятвенными формулами и ритуалами, играли при этом большую роль. Нарушение достигнутых договоренностей отражалось, на, как бы сейчас сказали, репутации нарушителя, он «терял лицо», а следовательно, и политический вес. Легитимность претендента на власть также покоилась на устной традиции – на разветвленной и многопоколенной генеалогии, доказывавшей законность притязаний на власть. На таких договоренностях держались союзы кочевников. Генеалогии соответствовала политическая иерархия. На вершине этой иерархии стояли улусные предводители разнопорядкового уровня: от каганов, ханов, тайшей на самом высшем уровне до глав группы кровно-родственных семей. В Сибири кроме ханов сибирских татар, по-видимому, не было элит подобного высокого статуса. Лишь некоторых представителей знати бурят и якутов именовали тайшами. Как правило, улусные предводители тех или иных улусов возглавляли сравнительно небольшие группы численностью до 5 тыс. чел. Им всем русские, придя в Сибирь, присвоили нейтральный титул «князец». Другими словами, это были улусы второго порядка, образования, существовавшие в обычном повседневном режиме жизни кочевников. Большие объединения не могли нормально функционировать в условиях естественного развития экстенсивного скотоводческого хозяйства. Сибирское ханство в этом смысле было уникальным для XVI в. политическим объединением Сибири.

Политическая власть в улусах основывалась на отношениях «старший – младший», механизма социально-политической интеграции, определяемого категорией богол^[20]. Действительно, появление подобного механизма было вызвано расширением сферы влияния, в частности, такой крупной политии, как Монгольская империя. Причем подобная традиционная практика прослеживается, как считается, не только у монгольских, но и у тюркских народов.

Якуты не были исключением. Кроме того, известно участие монгольского компонента в этногенезе якутов^[21]. В первые годы русского присутствия в Якольской землице было чуть больше 40 князцов. Большинство из них, по сути, были главами «микроулусов» – улусов третьего порядка. Под их началом была группа близкородственных семей, не превышавшая по численности несколько сот человек. И только чуть более десяти князцов возглавляли улусы второго порядка, которые относились к категории типичных в нормальном состоянии кочевнических сообществ. Они насчитывали по 2–5 тыс. чел. Таковых было шесть улусов: Батурусский, Бетунский, Борогонский, Кангаласский, Мегинский и Намский. Обратим внимание на существовавшие между ними трения, обусловленные тяготением, например, Борогонского улуса к монгольской среде. Лидер борогонцев князь Легей подобно Тыгыну также изначально искал союза с русскими, очевидно, преследуя определенные политические цели.

Как оказалось, лидеры враждовавших между собой улусных групп сошлись в одном – в стремлении воспользоваться возможностью вступить в договорные отношения с более сильным в политическом отношении агентом вновь начавшейся межкультурной коммуникации в лице русского царя для достижения внутриполитических целей.

О некоторых формах и каналах коммуникации

С первых же лет присутствия Русского государства в Якутии устанавливаются договорные отношения царя и представителей якутской элиты – тойонов. Они помимо переговоров («призывания под высокую государеву руку») включали в себя «жалованное слово», обязательство уплаты ясака и принесение присяги. Как считают современные исследователи, в этих элементах договора слились как русские, так и туземные традиции сибирских народов, в том числе и «ордынское наследство». «Крестоцеловальный», православный по сути, «шертовальный» по форме договор имел своеобразие в Якутии. А.С. Зуев, П.С. Игнаткин, В.А. Слугина пишут: «…процесс подчинения номадов заметно отличался от процесса подчинения собственно сибирских народов. В последнем переговоры, хотя и имели место, но были, как правило, кратковременными (непосредственно при установлении мирных отношений и признании иноземцами своей подчиненности русским властям), а главное – они не соответствовали принятым дипломатическим процедурам. По этой причине шертование, бывшее итогом дипломатических переговоров, мы отделяем от шертования, которое не предварялось такими переговорами»^[22]. Якуты, по-видимому, не входили в круг дипломатических партнеров Русского государства, тем не менее, приведение их в подданство царя имело определенное своеобразие. Быстро утратив статус «землицы», наименование «улусами» (атрибут автономии)^[23], земли, населенные якутами, очень рано получили своего якутского воеводу, который, как известно, обладал широкими административными полномочиями, вплоть до дипломатических. На тот момент Якутский разряд был самым отдаленным и потому некоторое время с точки зрения управленческой иерархии имел престижный статус. Не случайно, сюда на воеводство стремились попасть видные царедворцы и политические деятели^[24]. Процесс шертования здесь отличался тем, что за короткий отрезок времени между 1632 и 1642 гг. он прошел дважды в таком большом масштабе: в первом случае с участием более 30 князцов из 16 волостей, а во втором – 20 князцов из 12 волостей. Причем всякий раз были охвачены практически все крупные улусные группы якутов. И, как отмечают специалисты, оба раза шертование было именным, что довольно редкий случай^[25]. В обоих случаях шертование предварялось вооруженным выступлением якутов, что, вероятно, также повлияло на характер процедуры. Но затем наступило быстрое замирение, очень быстро с якутов перестали брать аманатов.

Были и другие каналы общения. Князцы дорожили предоставленным правом обращаться напрямую к русским царям, и на протяжении изучаемого периода неизменно пользовались им в кризисных ситуациях. Челобитная сыновей Мымака – Ники с братьями 1660 г. на имя Алексея Михайловича от имени 10 волостей, делегации якутских князцов 1677 и 1680 гг. к Федору Алексеевичу в связи расстройством ясачной системы нашли преемственность в следующем столетии в челобитных кангаласского князца Мэкчирги Кахсыкова 1732 г. и хатылинского князца Кутуяха Китчиева 1751 г. о судебных полномочиях якутских тойонов, не говоря уже о знаменитой депутации кангаласского князца Софрона Сыранова в 1767–1774 гг. и других, выходящих за хронологические рамки нашего исследования, в частности, борогонского князца Алексея Аржакова 1789 г. Все эти акции свидетельствуют о достаточно регулярной традиции общения представителей якутской элиты с высшей властью страны.

Казалось бы, длительный период отсутствия подобных акций в царствование Петра I и Иоанна V на самом деле был насыщен другого рода форматом коммуникаций. Именно в это время представители якутской знати стали получать российское дворянство на основании именных царских указов. Так, вышеупомянутый А. Аржаков утверждал, что в то время якуты «на одобрение и утверждение их верноподданства многие отличаемы были почестию дворянства по московскому списку с жалованьем, на что и поныне сохраняются у некоторых грамоты»^[26]. Он был обеспокоен тем, что подобные пожалования в отношении якутов после петровских времен прекратились. Как показывают выявленные документы, первые пожалованные получали чин детей боярских^[27]. Другими словами, коммуникативное пространство, в котором осуществлялось изучаемое общение, дополнилось еще одним каналом – предоставлением дворянства. Хотя, большинство известных случаев пожалования отмечены в петровское время, но первый подобный факт относится к 1677 г. и, очевидно, связан с первой депутацией якутских князцов. 27 февраля согласно изданному царскому указу «якуцкому иноземцу, Леонтию Львову, его великого государя службу служить в Якуцком, в детях боярских для того, што он, будучи в Москве (курсив наш. – А.Б.), видя его великого государя пресветлые очи, пожелал православные христианские веры и крестился, оклад ему учинен на… денег семь рублев, … давать ему государева жалованья из того окладу по шести рублев, …а седьмого рубля не давать и зачитать тот рубль за ясачную красную лисицу, что он плачивал в ясак»^[28]. Г.П. Башарин отметил, что улусная (волостная) принадлежность новоиспеченного сына боярского не была указана. Как показывают косвенные свидетельства, этот якут по имени Кисикей Сахалтин, не был тойоном, как это безоговорочно было признано в историографии. По нашим данным, его отец Сахалту Сатыев проживал в Подгородной волости, т.е. недалеко от Якутска и платил ясак в одну красную лисицу^[29], о которой упоминается в вышеупомянутом документе. Очевидно, проживая возле города Якутска, Кисикей усвоил русскую речь. Пребывание его в Москве в феврале 1677 г. означает, что он участвовал в поездке тех трех якутских князцов, скорее всего в качестве переводчика. «В нынешнем, великий государь, во 184-м году (т.е. в 1676 г. – А.Б.) по-твоему, великого государя, указу едем мы, холопи твои к тебе великому государю к Москве бити челом тебе, великому государю, о своих нужах. А холопей наших идет с нами шесть человек…», – писали князцы в своей челобитной»^[30]. Как известно, к началу 1677 г. делегация прибыла в Москву, встречалась с царем, а 9 февраля 1677 г. вышел указ по их «челобитью» о порядке судопроизводства в якутских улусах. Очевидно, что «быть в Москве» в феврале того же года Кисикей мог только в составе участников той поездки. Думается, что пожалование в дети боярские стало возможно благодаря каким-то его заслугам, а не только ради согласия перейти в православие. Скорее всего, Кисикей был переводчиком и понравился молодому царю Федору Алексеевичу, при котором начинали цениться больше личные способности на царской службе, а не заслуги предков.

Особенности коммуникативных практик

Названные пожалования дворянскими званиями, как положено в официальном делопроизводстве тех лет, осуществлялись на основании подачи соответствующих челобитных. Почти с первых лет присутствия царской власти в Якутии местное население и в первую очередь представители якутской элиты освоили подобную форму коммуникации с властями. При этом прошения подавались не только с целью урегулировать ясачное обложение, но и для решения частных дел самого разнообразного характера: иски о кражах личного имущества, о побоях и увечьях в результате ссор, о земельных спорах, о калыме и приданом и пр.^[31] Дела заводились как на своих земляков – якутов, так и на представителей других народов – тунгусов, юкагиров и на самих русских – носителей официальной власти. Надо сказать, что власти не были безучастны к таким просьбам и классовые пристрастия не так были явны, как это пытались представить в советской историографии. Все-таки осуществлялось регулярное судебное делопроизводство. Конечно же, бывали и произвол, и злоупотребления, но коммуникация осуществлялась двусторонняя. Инициативы (поданные иски) местного населения находили отклики и удовлетворение со стороны представителей официальных властей (воевод и служилых людей).

Важно отметить, что истцы понимали целесообразность своих действий, имела место и осведомленность уже в ранний период о законопорядке, действовавшем в Русском государстве. Это ярко выразилось в отстаивании якутской элитой своих властных прав и полномочий не только в вышеназванных акциях якутских депутаций, но также в коллективных челобитных середины XVII в.^[32] «А как мы, сироты твои, учали с себя тебе, великому государю, ясак платить и тому, государь, больши двадцати годов и в тех прошлых годех иные наши братья были скотны и богаты, а топере стали бедны и безскотны от тяжелых ясачных платежей, а иные, государь, из молодчие статьи наша братья стали скотны и богати, а об твоем, государеве, ясаке до твоего, государева, указу поверстки нам, сиротам твоим, об наших ясачных окладах не бывало…», – писали они в одном документе в 1659 г.^[33] Здесь звучит ревность к якутам «молодчей статьи», т.е. к тем кто обогатился по сравнению с ними, представителями старшей по знатности группе якутской знати. Авторы этих обращений обеспокоены угрозой нарушения иерархии, сложившейся по традиции, в ее среде. Поэтому наиболее знатные из них, например, такие как намский князец Нокто Никин, внук Мымака для укрепления своего статуса направляли в адрес русских царей челобитные о своей службе и службе своих предков. В некоторых трудах в советской историографии они названы «откровенными исповедями», но подобные документы стоят в ряду челобитных русских служилых людей и дворян с послужным списком тех лет, имевших целью продвинуться по служебной карьерной лестнице. Это наглядно видно в челобитной намского князца Тюсюка Мымакова, относящейся к 1680-м гг., где перечислены многочисленные заслуги перед поколениями русских царей и содержится просьба все это письменно зафиксировать^[34]. О возросшей осведомленности якутской элиты с ясачным обложением в государстве говорят и другие документы. Так, в 1668 г. они жаловались, что в других сибирских городах ясак за умерших сородичей не брали, и просили применить к ним такие же правила ясачного сбора^[35].

Как мы уже писали выше, среди землепроходцев, пришедших в Якутию, были представители нерусских народов, ранее присоединенных Русским государством, в частности, финноязычные коми-зыряне (вспомним, знаменитого землепроходца Дмитрия Зыряна), остяки-ханты, тюркоязычные татары. Со второй половины XVI в. в составе русских войск служили татары, выходцы из Касимовского ханства^[36]. Елисей Турунтаев, Еналей Бехтеяров и другие казаки Якутского гарнизона, вероятно, относились к подобным категориям служилых людей. Многие из них, очевидно, сохраняли родной язык, близкий к также тюркскому по происхождению якутскому языку. В текстах документов XVII в. нередко встречается татарская лексика: орда, башлык, кыштым и т.д. Известно также, что сам термин «ясак», заимствованный в русском языке из монгольского языка, в деловой практике мог заменяться на аналогичный по смыслу тюркский термин салык (дань), который, в свою очередь, созвучен с якутским солук в том же значении. Названный фактор мог также играть важную роль в налаживании контактов представителей Русского государства с аборигенным населением Якутии. Данный фактор расширял и углублял коммуникативное пространство Русского государства на вновь обретенных территориях.

Огромный информационный заряд содержится в событиях, разыгравшихся в 1642 г. в Якутии в связи с прибытием первых якутских воевод Петра Головина и Матвея Глебова. Детали этих событий освещены в трудах советских историков^[37]. Оставив в стороне идеологическую риторику исследователей, надо признать полноту разработки этих материалов, из содержания которых следует, что это «восстание» во многом было спровоцировано множившимися слухами, в том числе откровенно провокационного характера^[38]. «Также де писали татар да калмаков и переписав де их побили и вам де так же де быть побитым…»^[39], – говорил служилый человек Кузка Туркин якутам.

Несмотря на это, вооруженное выступление якутов в этот раз ограничилось нападениями на воеводских переписчиков, постройкой укреплений бетунскими князцами к северу, а кангаласскими князцами к югу от Якутского острога с целью блокирования русского гарнизона, сбором в опасной близости от крепости нескольких сот вооруженных якутов и рядом небольших стычек со служилыми людьми в феврале 1642 г. Ситуация стремительно переменилась к концу месяца, собранные войска отступили по своим улусам, а уже в первых числах марта практически все князцы, участвовавшие в этих событиях, явились в острог на суд воеводы. В чем причина подобного быстрого и неожиданного исхода? Да, конечно, среди якутских улусов не было единства, по меньшей мере, два из шести самых крупных улусов Намский и Борогонский во главе со своими князцами изначально воздерживались от конфронтации. Как нам представляется, на основании данных исторического фольклора якутов в сопоставлении их с фактами из первых русско-якутских контактов по русских письменным источникам XVII в. соперничество между кангаласскими князьями, потомками Элляя, «татарского» по происхождению «царевича», с одной стороны, и борогонскими князьями, происходившими от легендарного элляева тестя Омогоя, связанного с «бурятским» родословием^[40] достигло накануне прихода русских высокого накала. Легей (Логуй), борогонский глава, очевидно, теснимый кангаласским дарханом Тыгыном (Тыниной), был вынужден прибегнуть к союзу с русским царем, воспользовавшись традиционными тюрко-монгольскими представлениями о подданстве. Обиженный «младшим» во всех отношениях Тыгыном (потомком зятя Логуева предка, младшим сыном Мунньяна) Легей поспешил опереться на нового союзника в лице Русского государства, признав в нем «старшего» в политической иерархии евразийских степных народов.

Обратим внимание, что переговоры с воеводскими властями даже со стороны тех князцов, которые участвовали в нападениях, не прекращались: направлялись парламентеры, нарочные, предлагалась головщина. Другими словами, поддерживался диалог, просматривается желание договориться с воеводскими властями. Как нам представляется, такая линия поведения была продиктована пониманием ответственности в условиях установившейся системы доверительных отношений, подкрепленных легальными формами (шертованием, например).

Выводы

Итак, в своей статье мы поставили проблему вхождения и встраивания якутской элиты в коммуникативное пространство Русского государства в XVII – середине XVIII в. Данный процесс осуществлялся через установление отношений между царским правительством и представителями якутской элиты – улусными тойонами. Исходя из традиционных представлений правящих кругов Русского государства о подданстве, основанном на старшинстве и патернализме, позволившем ему за короткий срок включить в свой состав огромные территории Сибири, выстраивались отношения с улусной элитой якутов. Притязания царя на старшинство нашли понимание у якутских тойонов, типичных представителей элиты евразийских кочевников, у которых были схожие понятия, выражавшиеся в иерархии «старший – младший», номинального подчинения со взаимными обязательствами типа богол. Отсюда сохранявшаяся на протяжении длительного времени лояльность улусной элиты якутов и дальнейшее успешное встраивание ее в систему управления Российского государства. Таким образом, междуусобные распри лишь отчасти могут быть названы причиной сравнительно быстро «замирения Якутской землицы». В отличие от кочевых народов Западной и Южной Сибири у якутов не было альтернативных вариантов, так как якутская элита не знала до XVII в. каких-либо форм верховной власти, но, судя по всему, сохраняла представления о ней.

Среди коммуникативных форм и каналов, по которым осуществлялось общение между рассмотренными агентами коммуникации Русским государством и якутской элитой, отмечены «жалованное слово» царя, шертования, челобитные. Причем на челобитные, подававшиеся не только от имени представителей якутской элиты, но и от всех якутов, власти старались реагировать достаточно оперативно.

Особенностью коммуникативных практик рассмотренного периода является готовность со стороны обоих рассматриваемых агентов коммуникации вступать в переговоры, т.е. уже в то время стали складываться предпосылки для субъектно-объектных типов взаимоотношений между ними.

 

^{1 Гавра Д.П. Основы теории коммуникации. СПб., 2011.}

^{2 Соколов А.В. Социальные коммуникации. СПб., 2013.}

^{3 Линде А.Н. Проблема отношения гуманистического и технологического направлений в теории социально-политической коммуникации // Коммуникации. Медиа. Дизайн. 2017. Т. 2. № 2. С. 94.}

^{4 Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000.}

^{5 Каппелер А. Россия – многонациональная империя. Возникновение, история, распад. М., 2000; Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике. XVI–XX века. М., 2004; Зуев А.С. Аборигенная (инородческая) политика России в Сибири // Историческая энциклопедия Сибири: в 3 т. Новосибирск 2010. Т. 1. С. 9–11 и др.}

^{6 Башарин Г.П. История аграрных отношений в Якутии: в 2 т. М., 2003. Т. 1. С. 147–148, 151.}

^{7 Токарев С.А. Очерк истории якутского народа. М., 1940. С. 62; Токарев С.А. Общественный строй якутов XVII–XVIII вв. Якутск, 1945. С. 287–292; Ионова О.В. Из истории якутского народа. Якутск, 1945. С. 97–109.}

^{8 Иванов В.Н. Социально-экономические отношения якутов. XVII век. Якутск, 1966; Иванов В.Н. Якутия в составе Русского государства (XVII век). Якутск, 2002.}

^{9 Трепавлов В.В. «Белый царь»: образ монарха и представления о подданстве у народов России XV–XVIII вв. М., 2007; Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. Империя Чингис-хана. М., 2006.}

^{10 Зуев А.С., Игнаткин П.С., Слугина В.А. Под сень двуглавого орла: инкорпорация народов Сибири в Российское государство в конце XVI – начале XVIII в. Новосибирск, 2017.}

^{11 Трепавлов В.В. «Белый царь»… С. 199–200, 203–204.}

^{12 Самрина Е.В. Хакасско-Минусинский край в XVII–XVIII вв. (Трансформация традиционной жизнедеятельности хакасов). Махачкала, 2015. С. 68.}

^{13 Токарев С.А. Общественный строй якутов… С. 277; Иванов В.Н. Якутия в составе Русского государства… С. 45–49.}

^{14 Миллер Г.Ф. История Сибири. М., 1999. Т. 3. С. 58, 69–70; Архив якутского научного центра сибирского отделения Российской академии наук (далее – Архив ЯНЦ СО РАН). Ф. 4. Оп. 1. Д. 30. Л. 70–73; Иванов В.Н. Якутия в составе Русского государства… С. 16.}

^{15 Исторические предания и рассказы якутов / под ред. Г.У. Эргиса. М, 1960 Ч. 1; Ксенофонтов Г.В. Эллэйада. Материалы по мифологии и легендарной истории якутов. М., 1977. По словам атамана И. Галкин «а те кангаласские князцы людны и всею землею владеют, и иные многие князцы их боятца». См.: Токарев С.А. Общественный строй якутов... С. 43, 167.}

^{16 Материалы по истории Якутии XVII века (Документы ясачного сбора). М., 1970. Ч. 3. С. 1092–1093.}

^{17 Токарев С.А. Очерк истории якутского народа. М., 1940. С. 45–63; Ионова О.В. Из истории якутского народа. Якутск, 1945. С. 65–109.}

^{18 Зуев А.С. Аборигенная (инородческая) политика России в Сибири // Историческая энциклопедия Сибири. В 3-х т. Новосибирск, 2010. Т. 1. С. 9.}

^{19 Кычанов Е.И. История приграничных с Китаем древних и средневековых государств (от гуннов до манчжуров). 2-е изд. СПб., 2010. С. 215–216.}

^{20 Крадин Н.Н., Скрынникова Т.Д. Империя Чингис-хана. М., 2006. С. 225–251, 343–374; Этот термин находит аналогии в якутском языке в схожем семантически значении. См.: Токарев С.А. Общественный строй якутов… С. 94.}

^{21 Гоголев А.И. Якуты (проблемы этногенеза и формирования культуры). Якутск, 1993. С. 58, 62–63.}

^{22 Зуев А.С., Игнаткин П.С., Слугина В.А. Под сень двуглавого орла… С. 224–225.}

^{23 В 1720-х гг. улусы были восстановлены. Надеюсь, в скором времени причины подобной «ревитализации» улусной системы станут объектом нашего исследования.}

^{24 Как например, М.С. Лодыженский, патриарший стольник, якутский воевода (1651–1660), Я.П. Волконский, князь, окольничий, якутский воевода (1670–1675) и др.}

^{25 Зуев А.С., Игнаткин П.С., Слугина В.А. Под сень двуглавого орла… С. 219.}

^{26 Архив востоковедов Института восточных рукописей Российской академии наук (далее – АВИВР РАН). Ф. 11. Оп. 1. Д. 3. Л. 5.}

^{27 Иванов В.Ф. Русские письменные источники по истории Якутии XVIII – начала XIX в. Новосибирск, 1991. С.40.}

^{28 Российский государственный архив древних актов (далее – РГАДА). Ф. 607. Оп. 2. Д. 31. Л. 1; Башарин Г.П. История аграрных отношений в Якутии. В 2-х т. М., 2003. Т. 1. С. 198.}

^{29 Материалы по истории Якутии XVII века (Документы ясачного сбора). М., 1970. Ч. 2. С. 567.}

^{30 РГАДА. Ф. 1177. Оп. 1. Д. 116. Л. 111, 113.}

^{31 Токарев С.А. Общественный строй якутов...; Башарин Г.П. История аграрных отношений в Якутии: в 2 т. М., 2003. Т. 1. С. 151–153.}

^{32 Материалы по истории Якутии XVII века... Ч. 3. С. 912–933, 953–966.}

^{33 Там же. С. 916.}

^{34 РГАДА. Ф. 1177. Оп. 3. Д. 2259. Л. 11–12 об.}

^{35 Там же. Д. 1670. Л. 3.}

^{36 Зуев А.С., Игнаткин П.С., Слугина В.А. Под сень двуглавого орла… С. 82.}

^{37 Токарев С.А. Очерк истории якутского народа. С. 51–59; Ионова О.В. Из истории якутского народа. Якутск, 1945. С. 79–107.}

^{38 О чем мы имели уже возможность написать в своей работе: История долины Эӊсиэли в русских документах XVII века. Сб. документов. Вып.1 / Отв. ред. А.А. Борисов. Иркутск, 2019. С. 107–116.}

^{39 РГАДА. Ф. 1177. Оп. 3. Д. 276. Л. 3–4.}

^{40 Боло С.И. Прошлое якутов до прихода русских на Лену (по преданиям якутов бывшего Якутского округа). Якутск, 1938; Исторические предания и рассказы якутов / под ред. Г.У. Эргиса. М., 1960. Ч. 1.}

Об авторах

Андриан Афанасьевич Борисов

Институт гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера СО РАН

Автор, ответственный за переписку.
Email: a_a_borisov@mail.ru

доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института гуманитарных исследований и проблем малочисленных народов Севера Сибирского отделения Российской академии наук.

677027, Россия, Якутск, ул. Петровского, 1

Список литературы