«Благочестивый иудей» Яков Фризер и положение евреев в Сибири в начале ХХ в.

Полный текст

Введение

История межнациональных отношений в Российской империи на рубеже XIX–XX вв. представляет собой широкое поле для исследований. Пространство империи было очень разнородным в этническом, географическом, экономическом и социально-политическом плане. Изучение региональных особенностей дает возможность понять не только специфику той или иной местности, но и наличие там общероссийских проблем. Сибирь представляла собой особый регион, отличавшийся от центральной России, на который среди прочего наложила заметный отпечаток политическая и уголовная ссылка.

По данным переписи 1897 г. состав населения в Восточной Сибири по вероисповеданию распределялся следующим образом: по Иркутской губернии: православных – 429 104, старообрядцев – 1991, католиков – 4224, лютеран – 824, иудеев – 7478, магометан (мусульман) – 1650, буддистов – 11 609, остальных вероисповеданий – 52 042; по Забайкальской области: православных – 443 044, старообрядцев – 36 623, католиков – 1869, лютеран – 666, иудеев – 7973, магометан (мусульман) – 3182, буддистов – 174 227, остальных вероисповеданий – 4406^[1]. В Енисейской губернии, Приамурье и Приморье также жили католики (поляки), лютеране (финно-эстонцы), иудеи (евреи), магометане (татары Казанской, Астраханской и Таврической губерний) и прочие. Здесь было очень много корейского и китайского населения, занимавшегося огородничеством и работавшего на приисках^[2]. Представители разных народностей не были обособлены, культурные границы идентичностей зачастую были условными. Авторы монографии «Сибирь в составе Российской империи» указывали, что здесь наблюдался процесс «стихийного культурного единения» разных народностей^[3].

Особую роль в изучении разных сторон религиозной жизни населения Сибири играют эго-история и эго-документы (дневники, мемуары, письма), позволяющие сфокусировать взгляд на индивидуальных практиках и конкретном опыте человека. Отдельные микросюжеты показывают неоднозначность межэтнических и межконфессиональных отношений, поэтому представляется актуальным и целесообразным рассмотреть проблемы религиозной толерантности и проявления национализма и антисемитизма в Сибири в начале ХХ в. через личную историю сибирского еврея, золотопромышленника, филантропа Якова Фризера.

На этой далекой российской окраине для еврейских, как и других этнических сообществ, религия нужна была по большей части как маркер для сохранения национальной идентичности и передачи новому поколению религиозных обрядов и предписаний. Как отмечали авторы обстоятельного дореволюционного исследования «Евреи в Иркутске», применительно к 1915 г. религия «давно уже не является единственной объединяющей идеологией значительных масс еврейского населения», а духовный мир общинной интеллигенции «давно уже ушел от религиозной традиции, но питается определенными идеалами национального самосохранения»^[4]. Занятие должностей в религиозных общинах должно было осуществляться по правилам, принятым среди сибиряков, – не по кумовству, а по деловым качествам и степени личного успеха в делах. Так, на протяжении нескольких лет издаваемая в Иркутске газета «Восточное Обозрение» освещала споры в городской еврейской общине, которые, к общему удовольствию, завершились победой сил прогресса. «В еврейском обществе, как и в остальном мире, идет так же внутренняя борьба старого с новым. У нас в Сибири при низкой степени культурности еврейства, эта борьба не захватывает еще религиозных вопросов или суеверий Талмуда»^[5].

«Еврейский вопрос» и проблемы религиозной толерантности в Сибири неоднократно затрагивались в научной литературе. Ю. Островский отмечал особый тип еврея-сибиряка, поддерживавшего «дружелюбные отношения» с окружающим населением, отмечая, что «еврейский вопрос» насаждается в Сибири искусственно^[6]. В. Войтинский и А. Горнштейн заметили, что иркутские евреи придерживались «ассимиляторских взглядов»: хотели, чтобы «их единоверцы как можно меньше походили на евреев “черты”», чтобы слиться «с образованным иркутским обществом того времени»^[7].

Современные исследователи при анализе межэтнических и межконфессиональных отношений также приходят к выводу о том, что взаимоотношения между еврейской общиной и сибирским социумом были в значительной степени толерантными; религиозным отличиям не придавалось особого значения, и евреи смогли успешно интегрироваться в сибирское общество, они заняли прочные позиции в экономической жизни региона^[8]. Л. В. Кальмина писала о том, что иркутские евреи «преобразились даже внешне, ничем – ни говором, ни одеждой, ни привычками или менталитетом – не выделяясь из городской среды»^[9]. Положение евреев в Восточной Сибири отличалось от положения евреев в черте оседлости: проявления антисемитизма встречались редко, черносотенные настроения, характерные для Европейской России начала ХХ в., не были ярко выражены, а еврейских погромов Восточная Сибирь вообще не знала^[10]. Еврейское население Сибири, по словам Ю.М. Гончарова, не имело образа «“чужака”, порождающего враждебность», как это было в европейской части страны^[11]. В.А. Герасимова отметила, что сибирские евреи неожиданно оказались «успешным проектом» империи^[12].

Казалось бы, что в поликонфессиональном сибирском обществе, объединенном общностью экономических и социальных факторов, не было места проявлениям религиозной нетерпимости, но в действительности все обстояло гораздо сложнее. Так, прибывавшие в Сибирь чиновники, ссыльные, военные чины воспроизводили ту религиозную иерархию, которая отражала существующую в России социальную структуру, основанную на союзе политических, военных и экономических элит^[13]. В местной прессе встречались характерные для европейской России темы «еврейского засилья», специфических «еврейских» черт, «эксплуатации» местного населения, обвинения евреев в «спаивании» русского народа^[14]. В.Ю. Рабинович заметил, что в общественном мнении по отношению к еврейской колонии в Сибири, как и в империи в целом, преобладали «разные краски: от спокойного безразличия до открытой ненависти и вражды. Антиеврейские стереотипы сохранялись уже в силу того, что сибирское общество, при всей его специфике, было частью империи»^[15].

В связи с этим еврейское общество Восточной Сибири было очень чувствительно к вопросам ущемления своих прав, как, например, запрещение евреям в 1887 г. заниматься винокурением и питейной торговлей, ограничение свободного передвижения, требования, чтобы евреи жили в местах своего причисления вплоть до выселения из городов и т.п.^[16] Отношение к евреям было тесно связано с внутриполитической ситуацией в Российской империи: волны относительного либерализма и общественного подъема (например, в первой половине 1900-х гг.) сменялись реакцией, а надежды на изменение отношения к евреям – разочарованием. Проявления антисемитизма в Восточной Сибири авторы книги «Евреи в Иркутске» связывали также с сильными экономическими позициями, «зажиточностью» евреев, среди которых было немало состоятельных людей.

Исследователь Ю.М. Гончаров также заметил, что «жесткая антиеврейская позиция представителей властных структур зависела от личных качеств губернаторов»^[17]. Отсюда – повышенное внимание к политическим и идеологическим воззрениям столичных чиновников. Так, В.С. Войтинский и А.Я. Горнштейн выделяли «эпоху Горемыкина» – иркутского генерал-губернатора в 1889 – 1900 гг., известного своим антисемитизмом, а также антиеврейские настроения А.Н. Селиванова, иркутского генерал-губернатора в 1906–1910 гг.^[18] И наоборот, иркутский генерал-губернатор в 1910–1916 гг. Л.М. Князев заслужил репутацию «искреннего доброжелателя и друга иркутской общественности». Когда в 1916 г. он был назначен членом Государственного Совета и вынужден был покинуть Иркутск, 22 февраля 1916 г. он принял депутацию от всего еврейского населения края, которая преподнесла ему адрес. И.И. Серебренников отметил в своем дневнике, что во время чтения адреса Князев прослезился, а евреи, расставаясь с гуманным администратором, плакали^[19].

Источниками для исследования стали неопубликованные материалы личного архива Якова Фризера, который в настоящее время находится у его наследников в Израиле, а также документы Российского государственного исторического архива и Государственного архива Российской Федерации. Целью статьи является анализ личных документов Якова Фризера и их контекстуализация для выяснения специфики «еврейского вопроса» в Сибири в начале ХХ в. Отсутствие межконфессиональных конфликтов в Восточной Сибири, ассимиляционные практики местных евреев нуждаются в детальном рассмотрении и уточнении. Представляется необходимым обратить внимание на потребность евреев в уважении, отношении к ним как к полезным членам общества – то, что известный французский социолог Пьер Бурдье в своей работе «Практический смысл» назвал «символическим капиталом», связанным с такими понятиями, как «честь», «престиж», «доверие», «признание», «взаимные услуги»^[20].

Яков Фризер – «благочестивый иудей»

Яков Давидович Фризер (1869–1932), уроженец г. Баргузин, внук ссыльнопоселенца и сын золотопромышленника, был неординарным представителем еврейского купечества Сибири^[21]. Семья Фризеров была верующей и соблюдала все еврейские праздники и обычаи, что нисколько не мешало отцу Якова Фризера поздравлять рабочих своих золотых приисков с христианскими праздниками и выставлять им соответствующее празднику угощение^[22]. Не получив систематического образования, Фризер постоянно занимался самообразованием как в плане расширения общего кругозора, так и в профессиональном. Начиная с юношеских лет, он постоянно вел дневник, куда записывал все события, впечатлившие его и давшие толчок какой-либо новой инициативе или размышлению. Помимо интенсивной экономической деятельности, Яков Фризер проявлял большой интерес к общественной и культурной жизни и часто сталкивался с двойственным отношением к себе со стороны местных администраторов и тех, с кем ему приходилось общаться в повседневной жизни: деловых партнеров, местной интеллигенции, приисковых рабочих и служащих. Чуткость к традициям представителей различных религиозных конфессий стала одним из основополагающих условий его общественных благотворительных проектов.

Побывав в Иркутске первый раз подростком, Фризер задался мечтой приблизить по уровню культуры родной Баргузин к губернскому центру. 1888 г. ознаменовался в истории Баргузина поистине историческим событием: подающий надежды 19-летний молодой золотопромышленник Яков Фризер решил организовать в городе общественную бесплатную библиотеку. С этой целью он привлек к работе местную интеллигенцию, разработал устав правления библиотеки, собрал книги, составил планы на дальнейшее формирование библиотечного фонда, купил здание для библиотеки. В своих записях Фризер отмечал: «Все это делал интуитивно, даже не уяснял, что делаю серьезное культурное дело. Мною не руководило, как и впоследствии в более серьезные созданные мною культурно-образовательные организации (так в тексте. – И.В., М.К.) ни честолюбие, ни тщеславие»^[23]. С раннего утра в библиотеку выстраивалась очередь желающих ознакомиться с новинками книг, газет и журналов. Поскольку в Баргузине евреи составляли почти треть населения^[24], было решено, что библиотека будет открыта и по субботам, и по воскресеньям, чтобы позволить равное пользование ресурсами библиотеки для представителей всех религиозных концессий, проживающих в Баргузине. В отделе периодики можно было прочитать газеты на русском, польском и немецком языках. В 1891 г. общественностью Баргузина 22-летний Фризер был избран попечителем городского ремесленного училища, при котором он открыл стипендиальный фонд и постоянный фонд на развитие училища. Избрание формально должно было быть утверждено иркутским генерал-губернатором, который в данном случае отказался утвердить решение городского самоуправления по причине того, что Яков Фризер был иудеем^[25].

В 1897 г. Фризером были обнаружены богатейшие золотые прииски по течению речки Королон в Олекминско-Витимской тайге. Весть о нахождении столь богатых приисков молниеносно разнеслась по тайге, и очень скоро в узком горном ущелье собралось до 5 тыс. искателей легкой добычи, так называемых «хищников», старающихся намыть побольше золота до прибытия фактического хозяина приисков и казаков с урядником. Прибыв на место с казаками, Фризер обнаружил весьма пеструю толпу «хищников», куда неизвестно каким образом попали и две монашки из Афонского монастыря, разъезжавшие по приискам для сбора пожертвований. Впоследствии в своем дневнике Яков Фризер так описал эту встречу: «Я их встретил в ущелье речки с кружками. <…> Я также зашел в воду (вместе с золотоискателями. – И.В., М.К.) и нагнувшись в течение нескольких минут достал золотников десять или больше золота. Это золото я бросил в кружку довольно миловидной монашенки. Эти монашенки потом по всей России разносили весть о богатейшем открытии и о моем первом пожертвовании. В течение целого ряда лет я получал благословения и амулеты с Афонского и других монастырей. Интересно то, что в большие монастырские благословения меня именовали “Благочестивый Иудей”»^[26].

На Королонских золотых приисках Якова Фризера работали сотни рабочих разного вероисповедания. В отличие от обычно принятой на золотых приисках практики нанимать сезонных рабочих Фризер предпочитал использовать рабочих на постоянной основе. Для находившихся на приисках рабочих строилось соответствующее жилье с комнатами для семейных и для одиночек, библиотека, театр, стационар, амбулатория, школа для приисковых детей. Сам Фризер проводил на приисках много времени, там находился его рабочий кабинет и даже оранжерея. Яков Фризер был садоводом-любителем и разводил разнообразные сорта роз на радость всем желающим насладиться их ароматом. До 1902 г. постоянного священника на приисках не было, по приглашению золотопромышленников священник-миссионер с разрешения епархии посещал прииски, чтобы позволить всем желающим исполнить религиозные обряды. Расстояния между приисками были огромны, в несколько сот верст, да и прииски были многочисленны. Священники, стараясь уложиться в выделенную на год сумму затрат на посещение приисков, могли посещать только соседствующие прииски, находящиеся друг от друга на расстоянии до 300 верст, да и это расстояние было не всегда возможно преодолеть, особенно в межсезонную распутицу.

Летом – осенью 1900 г. в иркутской газете «Восточное обозрение» появились публикации, вызванные жалобами «недовольных христиан» на некоего золотопромышленника Ф. (это был прямой намек на Якова Фризера), препятствующего рабочим своих золотых приисков исполнять «христианский долг исповеди и святого причастия»^[27]. Рабочий прииска, некто Усольцев, обвинил в лице золотопромышленника Ф. всех золотопромышленников-евреев в недопущении своих рабочих к исполнению христианского долга и нарушении распоряжения военного губернатора Забайкальской области. Газета провела свое расследование и пришла к выводу, что скорее всего за обвинениями Усольцевым золотопромышленников-евреев кроются личные мотивы и надежды на то, что евреи, веками приученные к молчаливому перенесению всяких обид и притеснений, не поднимут голоса к своему оправданию, а высшие административные и духовные власти примут предъявленное обвинение без всякой проверки. Кроме того, золотопромышленник-еврей не мог не знать о наказании, угрожающем ему за притеснение лиц господствующего в империи вероисповедания. По донесению Усольцева было назначено проведение расследования. Но задолго до того, как расследование было закончено, редакция газеты получила ответ и опровержение от «золотопромышленника Ф.».

В своем опровержении Яков Фризер писал о том, что он первый ходатайствовал перед властями о разрешении открытия на Королонских приисках школы-церкви. Кроме того, на съезде золотопромышленников Баргузинской тайги в мае 1899 г. он был первым, кто обратился с письменным предложением об открытии в Муйском поселке школы и церкви на средства золотопромышленников^[28]. По обвинению же Усольцева Фризер счел нужным обратиться к миссионеру о. Михаилу Белоногову, письмо-ответ которого, нотариально заверенное, было переслано в редакцию с просьбой быть напечатанным целиком^[29]. В письме-ответе Я. Фризеру о. М. Белоногов отмечал, что от посещения золотых приисков Фризера им было вынесено хорошее впечатление и никаких препятствий исполнения рабочими православных треб со стороны евреев не замечалось. Напротив, евреи-золотопромышленники повсюду оказывали ему радушный прием и заявляли о насущной потребности в духовном лице для совершения массы накопившихся среди приискового люда различных религиозных треб – крещений, отпеваний, венчаний и служения молебнов. В день совершения треб рабочие получали увольнительную от работ. Управляющий Королонскими приисками С.А. Гольдберг упросил священника остаться на приисках несколько дополнительных дней, чтобы отслужить молебен по всем пяти станам и казармам приисков и на Сретенье обойти всех со Св. Крестом. За две поездки на Королонские прииски миссионером о. М. Белоноговым было совершено до 60 крещений, приобщено до 300 младенцев и такого же количества взрослых, а также масса молебнов, исключая таинства брака за неимением венцов^[30].

11 ноября 1901 г. Яков Фризер обратился с ходатайством к его Преосвященству Пресвятейшему Мефодию, Епископу Забайкальскому и Нерчинскому, с просьбой о назначении на свои Королонские прииски священника с постоянным там местожительством. Соответствующее объявление было опубликовано в «Забайкальских Епархиальных Ведомостях» с целью поиска подходящего кандидата, желающего занять вакансию. Не лишним будет отметить, что Фризер обещал выделить священнику безвозмездно квартиру с отоплением и 300 рублей на проезд и путевые расходы, предполагая, что все прочие расходы будут оплачены доходами за исполняемые религиозные требы^[31]. В Канцелярии Синода был открыт формулярный список о службе «чина духовного ведомства» Фризера Якова Давидовича. По Синодальным сведениям, 34-летний Фризер успел побывать в Баргузинских купцах второй и первой гильдии, был награжден серебряной медалью за пожертвование 2000 руб. на постройку Баргузинского Городского училища, под судом и штрафами не состоял^[32]. По факту представления Якова Фризера Епископом Забайкальским и Нерчинским к званию почетного гражданина можно предположить, что вакансия приискового священника была занята и строительство православного храма на приисках успешно завершено.

Антисемитская карта

Другой документ, связанный с именем Якова Фризера и огульным обвинением всех золотопромышленников-евреев в жульничестве, относится к 1913 г. Ожидание войны и неспособность правительства справиться с проблемами политического и социального характера способствовали усилению националистических тенденций и активности русских националистических партий.

Некто В.Л. Томчик, «омский мещанин» и золотопромышленник, обратился с письмом к известному черносотенцу, главе «Русского народного Союза имени Михаила Архангела» В.М. Пуришкевичу, в котором изложил свою жалобу на несоблюдение Я. Фризером условий продажи ему четырех золотых приисков. Стиль и содержание письма, полученного канцелярией Русского народного Союза 13 ноября 1913 г., говорили сами за себя: «Нам, людям правых взглядов и убеждений, здесь, на далекой окраине не к кому обратиться за защитой и поддержкой: кругом или евреи, единомышленники Фризера, или нечто в этом роде, симпатии которых вряд ли на нашей стороне. <…> Обыкновенными, законными мерами здесь сделать ничего нельзя, если противник со специфической фамилией, нужны героические [усилия], а результат все-таки сомнителен»^[33]. Прямой вывод, следовавший из письма, заключался в необходимости наведения законности и порядка в Олекминско-Витимской тайге, где, по мнению автора, «процветают евреи, скупившие всю прессу, подкупившие все власти».

Из документов, приложенных к письму, вырисовывается следующая картина: золотопромышленники братья Антон и Викентий Томчики по договору 20 декабря 1902 г. продали Я. Фризеру 4 золотых прииска в бассейне р. Королон за 15 тыс. руб., причем по условиям договора Фризер обязался платить Томчикам так называемые «попудные» – по 300 руб. с каждого добытого им на этих приисках пуда золота. По заявлениям Томчиков, Фризер «уклонился» платить эти деньги, якобы скрывая сведения о добыче золота на приисках. Параллельно Томчики обвинили Фризера в «сокрытии» добываемого им золота, чтобы не платить горную подать Кабинету Его Императорского Величества, но никаких доказательств не представили, завалив ходатайствами и жалобами все возможные инстанции. Любопытно, что Томчики в своих кляузах жаловались на «непонятное недоброжелательство» со стороны местных представителей Забайкальского горного округа, подозревая их в симпатиях к Фризеру.

Межведомственная переписка по поводу жалобы Томчика продолжалась несколько месяцев 1912–1913 гг. В ней были задействованы и Иркутский окружной суд, и канцелярия Министра Императорского двора и уделов, и горные исправники Баргузинской тайги, и канцелярия военного губернатора Забайкальской области. Ни одно из вовлеченных вольно или невольно ведомств не могло подтвердить достоверность притязаний Томчиков к Фризеру. Скорее наоборот, документы свидетельствовали об использовании Томчиком давления на свидетеля (местного урядника) с целью добиться любой ценой обвинения Фризера в неправомерных действиях. Заключение Баргузинского горного исправника Попрядухина от 8 марта 1912 г. не оставляет сомнения в достойном ответе на запугивания: «Обвинение мещанином Томчиком урядника, которого он застращивал в своих заявлениях, требуя производства промером выработок, не заслуживает малейшего уважения, и действия урядника, отказавшегося принять на себя обязанность маркшейдера, мною признаны правильными»^[34].

По требованию предписания Мирового судьи 1-го участка Олекминского золотопромышленного района Яковом Фризером были даны исчерпывающие сведения о количестве золота, намытого на купленных приисках во временных рамках, оговоренных договором. После повторного разбора жалобы в суде с опросом свидетелей и проверки заявленных фактов В.Л. Томчик получил окончательный ответ по поводу заявления о злоупотреблениях Фризера. В нем, в частности, говорилось: «Прииска, купленные у Вас Фризером, значатся по реестру неработающими: Антоновский – с 1903 г., Викентьевский – с 1910 г., Крутой – с 1909 г. Вы можете защищать судом нарушение Ваших интересов Фризером. Для возобновления утраченных границ на Королонских приисках окружным инженером будет своевременно откомандирован отводчик»^[35].

Не найдя справедливости у местных органов власти, Tомчик принял решение обратиться к главе ультраправой националистической организации, пытаясь разыграть антисемитскую карту, оставленную без должного внимания. Иркутская судебная палата, рассмотрев в публичном судебном заседании 20 марта 1914 г. дело по иску А.Л. Томчика к Я.Д. Фризеру о возвращении приисков, постановила в иске отказать и возложить на истца судебные издержки. 24 сентября 1914 г. А.Л. Томчик подал кассационную жалобу в Правительствующий Сенат с просьбой отменить решение Иркутской судебной палаты, но и здесь его ждало разочарование^[36].

В этом случае представляет интерес, как братья Томчики, не найдя сочувственного отношения у местного сообщества в «неравной борьбе» с «таким влиятельным и богатым противником как Фризер», хотели заручиться поддержкой центральных властей в этом конфликте, явно рассчитывая на успех. Их неудача показывает не только торжество справедливости, но и является примером сотрудничества сибиряков, независимо от их принадлежности к определенной социальной, этнической, конфессиональной группе. Фризера поддержали самые разные люди: из содержания переписки и приложенных к ней документов видно, что он пользовался большим авторитетом среди горных инженеров, исправников, отводчиков, урядников. Дело в том, что Фризер являлся, в отличие от Томчиков, знатоком своего дела, был рекомендован местным съездом золотопромышленников Баргузинского округа представлять их интересы в Петербурге в Постоянной совещательной конторе золото и платинопромышленников, организованной в 1903 г. Его кандидатуру предложил окружной инженер Баргузинского округа Левицкий, а утвердил 16 января 1904 г. членом конторы министр земледелия и государственных имуществ^[37]. Судя по активной переписке и участию в совещаниях, Фризер был хорошо известен не только в местных кругах, но и в Петербурге, регулярно поднимая «злополучный еврейский вопрос»^[38] на всех уровнях.

О еврейском патриотизме

В одной из своих тетрадей Яков Фризер упомянул об операциях с золотом в 1916 г., которые приняли «большие размеры»^[39]. Обращение к архивным документам позволило уточнить некоторые детали этих операций. В фонде Отделения заграничных операций конторы Государственного банка РГИА находится переписка Фризера с отделениями Государственного банка и своими доверенными лицами, которая затрагивает и «еврейский вопрос».

В период Первой мировой войны остро встала проблема сохранения и увеличения золотого запаса Российской империи. Государственный банк начал закупки золота у золотопромышленных компаний и населения, предпринимая различные меры против утечки золота заграницу. Фризер был представителем забайкальских золотопромышленников на совещаниях в Петрограде, где ходатайствовал о назначении премии (бонификации) на сдаваемое государству золото, чтобы оно не уходило «на сторону». В 1915 г. Фризер купил золота около 69 пудов и сдал его государству^[40].

В марте 1916 г. Фризер обратился в Иркутское отделение Государственного банка с предложением без кредита банка, на собственные средства скупать золото во всех золотопромышленных районах Восточной Сибири для сдачи его через золотосплавочные лаборатории отделениям Банка за 10 коп. комиссии (бонификации) с золотника чистого золота. Управляющий Иркутским отделением банка Е.Х. Гад-
зяцкий обратился к Управляющему Государственным банком И.П. Шипову в Петроград за разъяснениями. После некоторых раздумий Шипов ответил зашифрованной телеграммой от 15 апреля 1916 г. с разрешением заключить соглашение с Фризером, предупредив при этом, что это соглашение «не подлежит оглашению»^[41]. Получив разрешение, Фризер организовал через своих представителей, доверенных лиц и знакомых евреев скупку золота в разных уголках Восточной Сибири и Приамурья, выдавая авансы, иногда значительные, на покупку золота в разных местах.

Механизм был следующим. Фризер предлагал скупать золото и сдавать его в Государственный банк по цене 7 руб. 98 коп за золотник, обещая добавлять от себя по 10 коп за золотник. В письме от 1 июня 1916 г. одному из доверенных лиц Фиселю Исаевичу Лангоцкому в Читу он объяснял этот странный жест: «Вероятно Вас удивит, почему я буду платить из своих средств по 10 копеек за золотник, то это делаю в виду моего обещания Государственному банку принять меры для удержания золота от ухода его заграницу и такое обещание обойдется мне несколько тысяч или более рублей. <…> Сдавая золото в казну, вы действуете вполне легально (законно).., спокойны от подозрений в сбыте золота заграницу. Кроме этого, нам, евреям, важно доказать, что мы содействовали накоплению золотых запасов в Государственном банке и этим раз навсегда докажем нашим врагам всю ложь и неверность распространяемых ими слухов о вывозе евреями золота заграницу (курсив наш. – И.В., М.К.). <…> Если примите мое предложение, то будьте уверены, что все ваше золото поступит государству, которое в нем сильно нуждается для победы над коварным врагом»^[42].

Проблема была в том, что Государственный банк скупал золото по фиксированной цене (7 руб. 98 коп. за золотник чистого золота с бонификацией 10 коп.), а частные банки (например, Сибирский) и скупщики (в том числе китайцы) платили на местах гораздо дороже. Таким образом, золото утекало за границу, в Китай и Корею, а также в частные банки. Фризер, судя по письмам, вложил значительные средства для скупки золота, раздавая авансы как деньгами (15 тыс. руб. он перевел П.Я. Румарчуку в Николаевске-на-Амуре), так и товарами. Чтобы покрыть расходы, он был вынужден отправлять часть золота в Москву «для продажи частным банкам и ювелирам по значительно высшей цене, чем 7 руб. 98 коп., которая могла бы покрывать стоимость покупки и расходы и дать небольшую прибыль»^[43]. Тут же пошли слухи, что Фризер действовал незаконно. Управляющие местными отделениями Государственного банка (Красноярским, Бодайбинским и Читинским) не верили в искренность намерений Фризера, подозревая какой-то подвох.

В одном из писем в Петроград от управляющего Красноярским отделением Госбанка от 5 мая 1916 г. говорилось: «Фризер, по мнению одного из золотопромышленников, не может брать ассигновок для получения по ним из Госбанка по невыгодности, если же и будет, то в небольшом количестве и только для того, чтобы, прикрываясь этим, иметь право скупать золото, которое будет сбывать в Китай». На этом письме сохранилась надпись товарища Управляющего Госбанком Д.Т. Никитина: «Это очень вероятно»^[44]. Управляющие Иркутской казенной палатой и золотосплавочной лабораторией Лабазников и Лавров дали о Фризере отрицательные отзывы. Они считали, что он преследовал «своекорыстные цели наживы вопреки государственным интересам»^[45]. В письме Е.Х. Гадзяцкого в Петроград 23 сентября 1916 г. говорилось: «В патриотические побуждения Фризера никто не верит и всякий, особенно не знающий о его соглашении с банком насчет бонификации, подозревает его в своекорыстных интересах». Гадзяцкий предлагал отказаться от посредничества Фризера в деле приобретения золота «во избежание дальнейших толков и недоразумений»^[46].

Фризер оправдывался: «Принимая поручение банка покупать для него золото, я личных корыстных выгод не преследовал и не получал, так что даже если получу бонификацию за сданное в Бодайбо золото, то все-таки потерплю некоторый убыток. Последнее меня не смущает, но меня удручает ложное освещение моей деятельности по скупке золота для Государственного банка»^[47].

Таким образом, репутация для Фризера была важнее выгоды и денег. Он подготовил для банка копии всех телеграмм и писем в Николаевск-на-Амуре, Читу, Благовещенск, Зею, Нерчинск, Вилюйск, Баргузин, Минусинск своим доверенным лицам, в основном евреям – Абраму Топазу, Касриэлю Брудно, Александру Цехарию, Матвею Рейхбауму, Мейеру Ицковичу, Абраму Шмулевскому, Ицинею Мееровичу, Павлу Румарчуку, Иосифу Короть, Иуде Лазовскому и др., подтверждая свою правоту. Более того, ответные письма от доверенных лиц доказывали, что конкуренция Сибирского банка и скупщиков-китайцев была слишком высока, покупать золото по предложенной Госбанком цене было невыгодно, и все агенты Фризера отказались сдавать золото. Часть возвратила выданные им авансы, об остальных Фризер заметил: «Возможно, что и сполна не получу»^[48].

Дело дошло до самых вершин власти, о деле Фризера было доложено министру финансов 25 октября 1916 г. После знакомства со всеми документами выяснилось, что, действительно, благодаря высоким ценам скупщиков и частных банков от 5 до 10 пудов золота в месяц «утекало» в Китай, от 300 до 500 пудов золота (через частные банки) поступало ювелирам, которые платили до 8 руб. 60 коп. за золотник^[49]. Банк признал, что в связи с «настоятельной необходимостью всемерного привлечения золота в Казну» следовало бы «повысить стоимость золота, понизить размер удержаний лабораторий, воспретить почтовую пересылку»^[50]. Фризеру выплатили (правда, не в полном размере) в ноябре 1916 г. бонификацию за сданное золото (на 1 декабря 1916 г. он сдал 28 пудов 26 фунтов 83 золотника 66 долей чистого золота)^[51], но от соглашения с ним в дальнейшем отказались. Государственная машина оказалась неповоротливой, не могла быстро реагировать на требования рынка в условиях войны. Российские чиновники предпочитали проверенные административные меры, которые в условиях кризиса не работали. После этого Фризер стал покупать и сдавать золото через Русско-Английский банк, зарабатывая, по его словам, «десятки тысяч за одни сутки»^[52].

Недоверие к евреям, несмотря на их лояльность власти, сыграло свою роль во время Русской революции 1917 г., когда антисемитизм в сибирском обществе усилился. Те же антиеврейские настроения присутствовали в эмиграции в Харбине, в котором оказался Я.Д. Фризер в 1918 г. Нападки на евреев и обвинения их в захвате власти в России стали обычным делом, а антисемитизм, как и монархизм, стали отличительной чертой эмигрантской идеологии^[53].

Выводы

Изучение сложного и изменчивого ландшафта поведения людей в конкретных обстоятельствах показывает, что любые схемы оказываются условными при внимательном рассмотрении. Поэтому контекстуализация документов, подробная детализация отдельных сюжетов представляются перспективной исследовательской стратегией. Анализ приведенных документов в целом позволяет сделать заключение о религиозной толерантности сибирского общества, обусловленной условиями его формирования и структурой, а также слабой степенью политизации. В отличие от метрополии с ее четкой вертикальной социальной иерархией на далекой сибирской окраине система социальных взаимоотношений была более демократичной и лишенной принятых социальных условностей. Сибирское общество, состоявшее из специфического человеческого ресурса, исключенного из рамок этих условностей и пораженного в гражданских правах, сформировало свой особый тип взаимоотношений, основанный на уважении к умеющему добиться успеха и возвращающего ему сторицей за возможность реализовать себя. Однако частные случаи, отразившиеся в личных документах Якова Фризера, показывают, что реальная картина межконфессиональных и межэтнических отношений была гораздо сложнее и драматичнее. Она зависела от многих факторов, в том числе и от внутриполитической ситуации в стране, личностных характеристик чиновников, проекции государственного антисемитизма на всю территорию Российской империи. Интеграция евреев в сибирский социум, несомненно, была успешной, евреи-сибиряки активно участвовали в общественной жизни, дорожили своей репутацией и добрым именем, доказывая лояльность режиму при каждом удобном случае, однако во время серьезных кризисов именно евреи оказывались удобной мишенью для критики и способом оправдания ошибок и просчетов власти. «Еврейский вопрос» не был актуален в Восточной Сибири, отличавшейся индифферентностью в вопросах веры, но на поверку оказался глубоко укорененным в российском обществе.

 

^{1 Азиатская Россия. СПб., 1914. С. 241.}

^{2 Сведения о Сибири. Описание Енисейской губернии. Хозяйство у корейцев в Уссурийском Крае. СПб., 1895. С. 11–12.}

^{3 Демешек Л.М., Ремнев А.В. Сибирь в составе Российской империи. М., 2007. С. 69.}

^{4 Войтинский В.С., Горнштейн А.Я. Евреи в Иркутске. Иркутск, 1915. С. 188.}

^{5 Раздоры среди городского еврейства // Восточное Обозрение. 1890. 17 июня. С. 3.}

^{6 Островский Ю. Сибирские евреи. СПб., 1911. С. 60–61.}

^{7 Войтинский В.С., Горнштейн А.Я. Евреи в Иркутске… С. 227–228, 233.}

^{8 Мeyerovich A., Vladimirsky I. In search of self-identity: Jews in the context of the Russian culture // RUND Journal of Russian History. 2018. № 2. С. 236–240.}

^{9 Кальмина Л.В. Евреи в дореволюционном Иркутске: отблеск губернского лоска // Известия Иркутского государственного университета. История. 2012. № 1. С. 122.}

^{10 Гончаров Ю.М. Сибирская идентичность евреев дореволюционной Сибири // Известия Иркутского государственного университета. Серия: История. 2012. № 2. С. 28.}

^{11 Гончаров Ю.М. Особенности формирования еврейской общины Сибири XIX – начала XX века // Известия Алтайского государственного университета. История. 2012. № 4. С. 71.}

^{12 Герасимова В.А. Сибирь толерантная? К вопросу об отношении к евреям в Западной Сибири в дореволюционный период // Вестник Пермского университета. История. 2018. № 3. С. 60.}

^{13 Ray Т. Bourdieu on Religion. Imposing Faith and Legitimacy. New York, 2014. Р. 5–6; Crisp O., Edmonson L. Religious Toleration in Late Imperial Russia. Oxford, 1985. P. 103–119.}

^{14 Кружалина А.А. «Еврейский вопрос» по материалам сибирских газет второй половины XIX в. // Известия Иркутского государственного университета. Серия: Политология. Религиоведение. 2013. № 2. С. 161–162; Несколько слов об Ангарске // Сибирь. 1885. № 8. 17 февраля. С. 9; Из Витимской тайги // Восточное обозрение. 1899. № 95. 6 мая. С. 2.}

^{15 Рабинович В.Ю. Еврей или сибиряк? // Ab Imperio. 2003. № 4. С. 132–133.}

^{16 Островский Ю. Сибирские евреи. СПб., 1911. С. 18–26, 49–56.}

^{17 Гончаров Ю.М. Особенности формирования еврейской общины Сибири XIX – начала XX века // Известия Алтайского государственного университета. История. 2012. № 4. С. 70.}

^{18 Войтинский В.С., Горнштейн А.Я. Евреи в Иркутске… С. 247–268, 328.}

^{19 Серебренников И.И. Претерпев судьбы удары. Дневник 1914–1918 гг. Иркутск, 2008. С. 195.}

^{20 Бурдье П. Практический смысл. СПб., 2001. С. 229–231.}

^{21 Владимирски И., Кротова М.В. Мемуары сибирских купцов Я.Д. Фризера и С.В. Востротина как зеркало регионалистики // Северные архивы и экспедиции. 2020. Т. 4. № 2. С. 18–30.}

^{22 Личный Архив Якова Фризера. (далее – ЛА) Тетрадь 2. Л. 6–7 об.}

^{23 ЛА. Тетрадь 2. Л. 8.}

^{24 Гениатулин Р.Ф. Энциклопедия Забайкалья. Читинская область. Новосибирск, 2004. С. 332.}

^{25 ЛА. Тетрадь 2. Л. 17–18.}

^{26 Там же. Л. 56.}

^{27 Восточное обозрение. 1900. 28 сентября. С. 2.}

^{28 Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 49. Оп. 1. Д. 42. Л. 209.}

^{29 Восточное обозрение. 1900. № 240. 28 октября. С. 3.}

^{30 Там же. С. 4.}

^{31 Забайкальские Епархиальные ведомости. 1902. № 1. 1 января. С. 3.}

^{32 РГИА. Ф. 796. Оп. 238. Д. 4510. Л. 2.}

^{33 Государственный архив российской Федерации (далее – ГАРФ). Ф. 117. Оп. 1. Д. 529. Л. 1.}

^{34 ГАРФ. Ф. 117. Оп. 1. Д. 529. Л. 7.}

^{35 Там же. Л. 16.}

^{36 РГИА. Ф. 1364. Оп. 14. Д. 306. Л. 2–5.}

^{37 Там же. Ф. 49. Оп. 1. Д. 4. Л. 96.}

^{38 Там же. Д. 30. Л. 88.}

^{39 ЛА. Тетрадь 3. Л. 24 об. – 25.}

^{40 РГИА. Ф. 588. Оп. 3. Д. 579. Л. 73.}

^{41 Там же. Л. 3.}

^{42 Там же. Л. 63.}

^{43 РГИА. Ф. 588. Оп. 3. Д. 579. Л. 60.}

^{44 Там же. Л. 42.}

^{45 Там же. Л. 56.}

^{46 Там же. Л. 56 об.}

^{47 Там же. Л. 61.}

^{48 Там же. Л. 93}

^{49 Там же. Л. 81.}

^{50 РГИА. Ф. 588. Оп. 3. Д. 579. Л. 83.}

^{51 Там же. Л. 93.}

^{52 ЛА. Тетрадь 3. Л. 30.}

^{53 Розенталь И.С. Русское зарубежье, еврейский вопрос… (20-е – 40-е годы ХХ века) // Россия XXI. 2012. № 1. С. 130–157.}

Об авторах

Ирена Владимирски

Академический колледж Ахва

Автор, ответственный за переписку.
Email: irena@achva.ac.il

доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории общественной мысли

7980400, Arugot, POB Shikmim, Israel

Мария Владимировна Кротова

Санкт-Петербургский государственный экономический университет

Email: mary_krot@mail.ru

доктор исторических наук, доцент, профессор кафедры международных отношений, медиалогии, политологии и истории

191023, Россия, Санкт-Петербург, ул. Садовая, 21

Список литературы