Маньчжурское сельскохозяйственное общество и попытки создания Колонизационного банка в 1914-1915 гг.

Полный текст

Введение

Проникновение России на северо-восток Маньчжурии, начавшееся в конце XIX в. со строительством Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД), спровоцировало активное обсуждение вопроса о геополитических интересах государства. Свои мысли по данной проблеме излагали не только литераторы и публицисты, предлагавшие в условиях роста территориальных аппетитов империи различные формы контроля над Северной Маньчжурией, принадлежавшей Китаю. У военных и государственных деятелей был свой подход к обустройству дальневосточных рубежей России, продиктованный ожиданием грядущих вооруженных столкновений^[1].

Современные исследователи не обошли вниманием вопросы, связанные с колонизацией дальневосточных окраин России^[2]. При всем разнообразии существующих мнений и точек зрения на будущее российского Дальнего Востока очевидно одно – в начале XX столетия край переживал тяжелые времена.

Одним из путей решения комплекса социальных и экономических проблем региона представлялось создание специального Колонизационного банка. Эту идею вынашивали не только представители торговых и промышленных кругов, но и представители образованного в Харбине на рубеже 1911–1912 гг. Маньчжурского сельскохозяйственного общества (МСХО), полагавшие, что рост торговли и промышленности в крае зависит исключительно от успехов сельского хозяйства^[3]. Деятельность МСХО в отечественной историографии рассматривалась исследователями преимущественно через призму его вклада в распространение русскими учеными аграрных знаний, подготовку специалистов для сельского хозяйства в Маньчжурии, осуществление миссии по агротехническому просвещению местного населения⁴. Между тем сохранившиеся документы свидетельствуют и о планах Общества по колонизации Маньчжурии.

Рождение идеи создания Колонизационного банка

30 января 1913 г. председатель Владивостокского Биржевого комитета обратился с телеграммой на имя Председателя Совета министров, указывая на разразившийся в регионе финансово-экономический кризис, способный привести российскую дальневосточную окраину к экономической катастрофе. 11 марта эта информация была заслушана на заседании Совета министров, который высказался за необходимость выработки комплекса мер и обсуждения их в междуведомственном совещании по делам Дальнего Востока, учрежденном под председательством Приамурского генерал-губернатора. Вслед за этим в подготовленной для междуведомственного совещания справке была отмечена «неустойчивость политического положения» России на Дальнем Востоке. Одной из мер, призванных вывести регион из кризисного состояния, виделась организация Колонизационного банка, деятельность которого предполагалось направить «…не только на поднятие и упрочение сельскохозяйственных промыслов, но и на развитие его добывающей и обрабатывающей промышленности»⁵.

Маньчжурское сельскохозяйственное общество предполагало решить проблему посредством освоения богатых земель в полосе отчуждения КВЖД. Поскольку Общество было утверждено 20 марта 1912 г. Особым Советом при управлении КВЖД, оно имело определенную поддержку руководителей дороги и ряда известных общественных деятелей. Почетным председателем Совета МСХО стал управляющий КВЖД генерал Д.Л. Хорват, а почетными членами – товарищ председателя правления Общества КВЖД, тайный советник инженер А.Н. Вентцель, жена управляющего КВЖД К.А. Хорват, помощник управляющего по общим вопросам М.Е. Афанасьев, первый заместитель управляющего дорогой инженер князь С.Н. Хилков, главный контролер КВЖД М.И. Мещерский, председатель Харбинского городского совета М.С. Уманский, а также крупный естествоиспытатель К.А. Тимирязев^[6]. К моменту, когда в ноябре 1913 г. структура и состав Общества приобрели вполне определенные очертания, его деятельность возглавил ученый-агроном, автор ряда работ о сельском хозяйстве и климате Северной Маньчжурии В.В. Солдатов.

Одним из первых решений общего собрания членов МСХО, принятых 3 июня 1912 г., стало поручение Совету Общества «всеми зависящими от него мерами добиваться от Управления дороги отвода в арендное пользование на продолжительные сроки и льготных условиях некоторого количества земли, удобной для хозяйственных целей, для общего выпаса скота и т. д.»⁷. Не найдя понимания в этом вопросе у руководителей КВЖД, члены Совета Общества посетили председателя Российской экспортной палаты (располагавшейся в Санкт-Петербурге на Невском пр., 92), члена Государственного совета и известного предпринимателя В.И. Денисова^[8], который выступил с поддержкой ряда начинаний Общества. В частности, в материалах канцелярии Приамурского генерал-губернатора сохранилась переписка с Переселенческим управлением и МСХО об учреждении Русско-маньчжурского колонизационного общества со специально финансирующим его колонизационным банком. 9 июля 1914 г. за подписью В.И. Денисова на имя главноуправляющего Землеустройством и Земледелием (ГУЗиЗ) было направлено письмо, в котором говорилось о необходимости «мирного экономического и культурного завоевания» Маньчжурии и Внешней Монголии, их присоединения к русским дальневосточным владениям. В письме также отмечалось: «С этой целью Россия в свое время приступила к сооружению железнодорожного пути от границ Забайкальской области через Монголию и Маньчжурию к Владивостоку и от Харбина на юг к крепости Порт-Артур»^[9].

«Назревшим и наиболее важным» в письме назывался вопрос русской колонизации Маньчжурии. Ключевым аргументом при этом стало напоминание о том, что в Южной Маньчжурии японцы уже основали колонизационное общество с колонизационным банком, имея задачей заселение Маньчжурии и закрепление ее за Японией. Россия же, по мнению авторов письма, в этом направлении «пока ничего не сделала». Более того, правление КВЖД сдавало земли в полосе отчуждения только на краткие сроки – 3–4 года, причем сдавало их «главным образом не русским, а китайцам»^[10]. Для мелких русских хозяев-крестьян получить землю в полосе отчуждения было крайне трудно, а за полосой отчуждения – практически невозможно, поскольку китайцы земли русским сдавать отказывались. При этом иностранцы и японцы арендовали эти земли беспрепятственно^[11].

Авторы письма полагали, что разрешить данную задачу «возможно только соответствующим воздействием на Китайскую Восточную железную дорогу и учреждением русского колонизационного общества и банка, имеющих задачей заселить русскими земледельцами свободные пустопорожние земли в Северной Маньчжурии, число которых, по данным министерства земледелия Китая в тот момент определялось для Гиринской провинции в 20 500 000 десятин, а для Цицикарской провинции – в 36 000 000 десятин. Из них для земледелия было пригодно не менее 40 млн десятин. На этих свободных землях двух провинций Маньчжурии «могло бы быть поселено» не менее 100 000 семейств русских земледельцев»^[12].

Развивая тезис о необходимости колонизации Северной Маньчжурии, авторы письма, направленного в ГУЗиЗ, отмечали высокое плодородие почв и благоприятные климатические условия: «климат теплый, влажный, засух не бывает». Действительно, в тот момент в районе полосы отчуждения КВЖД нормальным считался урожай 75–100 пудов с десятины¹³. Здесь можно было возделывать пшеницу, кукурузу, ячмень, кунжут, рис и другие культуры. В цитируемом письме отмечалось также, что «по климатическим условиям Северная Маньчжурия напоминает Юг России. Возможно самое широкое скотоводство». Тех, кто выступал за активную колонизацию Северной Маньчжурии, без сомнения, привлекала и дешевизна китайских рабочих рук. В письме говорилось: «Колонизовать Маньчжурию, при энергичном содействии нашего Правительства, не представлялось бы делом особенно трудным». При этом вполне естественной казалась мысль о том, что, заселенная русскими Северная Маньчжурия явилась бы «естественным этапом для дальнейшего развития восточных окраин Сибири»^[14].

Однако колонизационные планы МСХО противоречили взглядам приамурского генерал-губернатора Н.Л. Гондатти относительно перспектив этого края. Представляют интерес замечания и комментарии, оставленные им 7 сентября 1914 г. на документе, исходившим из недр МСХО. На первой же странице текста он сделал ремарку: «Все это не так просто, как кажется. Китайцы сами начали колонизацию Манчжурии, и с ними конкурировать не легко, если говорить о мелкой единице – земельной, если же говорить о крупных … то пользы государству это не принесет, а лишь будет способствовать, благодаря вложению своих капиталов, колонизации Манчжурии китайцами, так как рабочая сила будет только китайская». Русской колонизации края, по мнению Н.Л. Гондатти, будет препятствовать и то, что богатые земли располагаются «вдали от удобных средств сообщения»¹⁵.

22 января 1915 г. глава Приамурского управления государственных имуществ П.И. Делле направил в канцелярию Приамурского генерал-губернатора письмо, в котором сообщал о документе за подписью председателя комитета Российской экспортной палаты от 9 июля 1914 г. (№ 1964) на имя Главноуправляющего Землеустройством и Земледелием по вопросу о развитии русского земледелия в Маньчжурии и об учреждении Русско-Маньчжурского Колонизационного общества со специальным финансирующим его Колонизационным банком. Приамурское управление государственных имуществ подготовило и направило в канцелярию для доклада Главному начальнику края свои соображения по сути этого вопроса. На полях данного документа Н.Л. Гондатти также оставил свои комментарии.

По мнению Приамурского управления государственных имуществ, пока Маньчжурия не присоединена политически к российскому государству, «нет смысла тратить и русских денег на культурное ее развитие так как это в конечном итоге принесет пользу лишь китайцам, с которыми борьба в области экономической русским не под силу, а в особенности в земледельческой промышленности, в которой китайский труд и предприимчивость уже заняли доминирующую роль на лучших и ближайших к экономическим пунктам землях (район долины реки Сунгари)»^[16]. Напротив этого абзаца на полях оставлены чернильные пометы Н.Л. Гондатти: «Верно»; «Конечно»; «Надо поддерживать русский (неразборчиво. – М.Х.), …а не Маньчжурию, которая является ему конкурентом. Если бы Маньчжурия принадлежала России, тогда дело другое. 23 января 1915 г.»^[17]. Здесь со всей наглядностью проявилась позиция Н.Л. Гондатти в отношении поддержки российских производителей, которую он неоднократно демонстрировал на всех уровнях. Так, еще 24 декабря 1912 г. в секретном письме министру финансов и председателю Совета министров В.Н. Коковцову он высказался за ограничение ввоза на Дальний Восток дешевого маньчжурского хлеба, поскольку это должно было повлечь «…если не упадок, то полный застой в деле развития собственного производства»¹⁸.

Оценивая идею учреждения Маньчжурско-Русского Колонизационного Общества со специальным финансирующим его Колонизационным банком и замечание Приамурского управления государственных имуществ о том, что это «…было бы несправедливым по отношению к русскому Дальнему Востоку, который подобным, столь важным культурным учреждением пока не располагает», Н.Л. Гондатти заметил: «Совершенно верно». Свое видение перспектив КВЖД Приамурский генерал-губернатор отразил в том месте документа, где говорилось, что до присоединения Маньчжурии КВЖД в экономическом отношении может быть «…лишь коммерческим предприятием, которое должно давать России при наименьших затратах возможно больший доход и в то же время поддерживать русскую торговлю, в отношении же политическом дорога эта должна обслуживать наши нужды лишь на случай войны. И только исходя из последних соображений может быть было бы желательно развить русское земледелие, в особенности огородничество, вблизи станций и полотна железной дороги, лишь в полосе отчуждения, на которой возможно вести правительственную политику в отношении русских предпринимателей». Помета Н.Л. Гондатти на полях была весьма красноречивой: «И то лишнее, так как кит. правит-во может выкупить дорогу, когда захочет»¹⁹.

Оценивая перспективы российской колонизации края, чиновник по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе М.П. Куренков в ответ на запрос о «о заселении русскими земледельцами свободных земель в Северной Маньчжурии» сообщал 26 января 1915 г. в канцелярию генерал-губернатора о том, что принятие с российской стороны каких-либо мер к проведению в жизнь данной меры «едва ли целесообразно…». Признавая, что Северная Маньчжурия «находится с сфере нашего влияния», он указывал, что «это не дает нам оснований игнорировать права Китая, как государственной единицы и совершенно свободно распоряжаться в пределах принадлежащей ему территории». К тому моменту сдача в аренду иностранцам Маньчжурских земель в принципе не допускалась. Обычно китайские власти просто выдавали иностранцам «билеты на право эксплуатации земельных угодий» – сенокошения, рубки леса, ломки камня и т.п. Такие билеты в районе, тяготеющем к КВЖД, выдавались преимущественно русским подданным. В этих условиях любая попытка «…использовать Маньчжурские земли по нашему усмотрению», на взгляд чиновника по дипломатической части, должна была встретить вполне справедливый отпор со стороны китайского правительства. М.П. Куренков писал: «Возбужденный вопрос о заселении нашими земледельцами этих земель обречен, по-видимому, на гибель, тем более, что последние годы национальное самосознание китайцев принимает все более определенный характер и Китай пользуется каждым подходящим случаем, чтобы раз и навсегда освободиться от иностранного влияния во всех сферах своего государственного хозяйства вообще и, в особенности, в области землепользования, на каковую китайское правительство в колонизаторских целях обращает исключительное внимание, и вопросу о заселении пустопорожних земель своей обширной территории придает кардинальное значение и с экономической и с политической точек зрения»²⁰. Вердикт чиновника был категоричным: «…Решение вопроса не представляется возможным»²¹.

7 февраля 1915 г. из канцелярии Приамурского генерал-губернатора в Переселенческое управление было направлено письмо. В нем отмечалось, что отношением от 14 августа 1914 г. Управление просило сообщить о заключении Главного начальника края по вопросу об учреждении Русско-Маньчжурского Колонизационного Общества со специальным финансирующим его Колонизационным банком с целью заселения Маньчжурии русскими колонистами. Генерал-губернатор обратил внимание на две стороны вопроса – политическую и экономическую, повторив аргументы, сформулированные в записке чиновника по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе²², сочтя идею создания Колонизационного банка несвоевременной.

Смена ориентиров в деятельности МСХО

Казалось бы, вопрос о Северной Маньчжурии и ее русской колонизации можно было считать закрытым. Тем более, что в мае 1915 г. состоялась поездка в Пекин, Дайрен и Порт-Артур товарища председателя правления Общества КВЖД А.Н. Вентцеля. Представленный им после окончания визита доклад на имя министра финансов больше походил на разведывательное донесение, в котором была дана характеристика ряда государственных деятелей Китая (в том числе министра иностранных дел и министра путей сообщения). По оценке А.Н. Вентцеля, его везде принимали радушно, а президент Китайской республики подарил ему портрет с собственноручной надписью. Встречи превращались в «сплошное чествование», каждый шаг русской делегации фиксировался на фотографиях и кинопленке, сопровождаясь газетными статьями. Японцы, как и китайцы, демонстрировали радушие, «поселили в лучшем отеле», устроили торжественную манифестацию, кричали «ура». Вывод, который был сделан А.Н. Вентцелем, свидетельствовал о стремлении «просыпающегося гиганта» к установлению «…политической солидарности между Россией и Китаем в дальневосточных делах, как противовеса Японии». Подтверждением тому была разработка русского проекта постройки железной дороги на Благовещенск, а также предпочтения, которые получали российские подданные на участие в освоении естественных богатств Цицикарской провинции и финансировании промышленных предприятий. Более того, генерал-губернатор Маньчжурии, по словам А.Н. Вентцеля, смог склонить правительственные сферы к тому, чтобы «поднять негласно вопрос о заключении секретного соглашения с Россией по делам Дальнего Востока»²³. Интересы России на ее дальневосточных окраинах требовали сохранения дружественных отношений и вполне определенного политического курса не только по отношению к Китаю, но и Японии.

Эта тема получила отражение и в секретной переписке российских министров. Так, предложение министра финансов П.Л. Барка «добиваться льгот для КВЖД», аналогичных тем, какие получили японцы, сумевшие продлить срок концессии на эксплуатацию Южно-Маньчжурской железной дороги до 2002 г., встретило противодействие министра иностранных дел С.Д. Сазонова²⁴. В ответном письме глава МИД поддержал мнение российского посланника в Пекине В.Н. Крупенского, отметив неблагоприятную военно-политическую обстановку, связанную с поражениями России в 1915 г. на фронтах Первой мировой войны. В этой связи он предлагал «отложить наши домогательства… до наступления подходящих условий». При этом С.Д. Сазонов все же полагал, что Россия «при определенных условиях» могла бы, не прибегая к мерам давления, добиться продления до 99 лет срока железнодорожной концессии, сделав заявление китайскому правительству о том, что концессия КВЖД принадлежит российскому правительству, а не частному обществу. Это дало бы основание требовать ее продления «в виду того, что таковы права Японии на Южно-Маньчжурскую железную дорогу»²⁵.

Почувствовав изменения в политической конъюнктуре, переменило тактику своих действий и МСХО. Уже 23 апреля 1915 г. его Совет направил на имя Приамурского генерал-губернатора письмо, в котором сообщал, что получил от Российской экспортной палаты отзыв Приамурского генерал-губернатора по поднятому Обществом вопросу. Отмечая, что он выступил против учреждения Колонизационного общества и банка для целей колонизации Маньчжурии, Совет МСХО заметил, что генерал-губернатор все же высказал «сочувствие идее нашего Общества» об организации подобных учреждений для русских Дальневосточных окраин. В письме говорилось: «Присоединяясь к воззрениям… о вероятной преждевременности означенных учреждений в Маньчжурии, Совет Общества полагает, что вопрос о создании в помощь Переселенческому Управлению Колонизационного Общества с субсидирующим его Колонизационным Банком для обслуживания Забайкальской, Амурской, Приморской, Сахалинской и Камчатской областей имеет весьма существенное значение для колонизации и экономического процветания Края. В будущем, если бы изменилось наше положение в Маньчжурии в благоприятную сторону, таковое Общество и Банк могли бы расширить свою деятельность и на Маньчжурию»²⁶. Таким образом, МСХО решило отложить на время вопрос о русской колонизации Маньчжурии и содействовать делу развития экономики Дальнего Востока.

В этой связи Совет МСХО просил генерал-губернатора «возбудить перед подлежащими властями означенный выше вопрос», изъявив готовность «возможными для него средствами» способствовать разработке проблемы, «если бы таковое содействие понадобилось»^[27]. Не дожидаясь окончательного решения вопроса «сверху», МСХО 11 июля 1915 г. направило в канцелярию Приамурского генерал-губернатора очередное письмо, сообщая о том, что «Учреждение Колонизационного общества и Банка сельско-хозяйственное общество считает за большую честь взять на себя». К тому моменту для выработки устава Колонизационного общества и Банка уже была избрана специальная комиссия, которая приступила к работе. Именовать новую структуру предполагалось «Русским обществом заселения Дальнего Востока (или Приамурья)». Был очерчен и район его действия: Забайкальская, Приморская, Сахалинская, Камчатская и Амурская области, Маньчжурия и Восточная Монголия. Объявлялась и цель общества – «всеми мерами способствовать Переселенческому управлению в деле скорейшего и прочнейшего заселения русскими подданными Дальнего Востока, а также в этих целях содействовать развитию на Дальнем Востоке сельского хозяйства, торговли и промышленности»^[28].

Предполагалось, что создаваемое Общество будет частным учреждением. Финансирующей его банк также виделся частным, но с субсидией от казны. Было предложено и название банка – «Русский земельный и торгово-промышленный Дальневосточный Банк», средства которого должны были складываться из акционерного капитала, облигаций и субсидий казны. Местонахождения Общества и банка предполагалось или в Хабаровске (как резиденции генерал-губернатора), или в Петрограде. Отделения Общества и банка планировалось организовать во всех крупных городах, входящих в район действия Общества. Проекты устава Общества и банка планировалось представить Советом Общества в канцелярию генерал-губернатора «тотчас же, как будут закончены разработкой»^[29].

Находившийся в Хабаровске управляющий госимуществами Приамурского края П.И. Делле 5 августа 1915 г. представил в канцелярию Приамурского генерал-губернатора письмо, в котором сообщал о том, что вопрос об учреждении Колонизационного общества с банком представляется в интересах колонизации Приамурья крайне желательным. Для обсуждения этого вопроса после предварительной разработки компетентным лицом вопроса о банке было предложено образовать во Владивостоке особое совещание с приглашением представителей как заинтересованных ведомств, так и общественных организаций и отдельных слоев населения. Задачей как Общества, так и банка провозглашалось содействие сельскохозяйственной и промышленной колонизации края. Общество при поддержке банка должно было организовывать как сельскохозяйственные, так и промышленные предприятия, а затем передавать их в частные руки, получая в свою пользу сравнительно небольшие проценты прибылей сверх затрат, а также оказывать содействие за скромное вознаграждение частным лицам по организации сельскохозяйственных и промышленных предприятий не только денежными средствами, но и техническими силами. Капитал банка планировалось собрать акционерным порядком, но при условии гарантий со стороны правительства и с непременным участием его представителей, как в распорядительных действиях банка, так и, главным образом, в строгом контроле^[30]. Однако вступление России в Первую мировую войну и поражения на фронтах значительно сузили возможности колонизации края.

Выводы

Участие Колонизационного общества и банка в развитии экономики российского Дальнего Востока не исключало их деятельности и в Маньчжурии, где не только российские промышленные и коммерческие структуры, но и капиталистические сельскохозяйственные предприятия в начале XX в. имели некоторые шансы для успешного развития и конкуренции с китайцами. Непреодолимым препятствием на этом пути стала слабая заселенность края российскими подданными.

По оценкам Амурского рабочего бюро, «сентябрьская мобилизация 1915 г. ослабила и без того ничтожный контингент местной рабочей силы», способствовав свободному допущению «желтого труда» не только на Дальнем Востоке^[31], но и в Европейской России³². Более того, резкое сокращение количества переселенцев, острая нехватка рабочих рук во всех отраслях привела к активному использованию в экономике региона дешевого труда военнопленных. Данные Переселенческого управления свидетельствовали о том, что для работ по линии министерства земледелия только в Амурском районе в 1916 г. требовалось 4 тыс., а в Приморском – 3 тыс. военнопленных^[33].

Планам «наследников А.М. Бозобразова», отстаивавшим идеи активного освоения земель не только в полосе отчуждения КВЖД, но и во всей Северной Маньчжурии, не суждено было осуществиться. История МСХО, таким образом, подтверждает мысль, высказанную рядом современных исследователей, о незавершенности к началу XX в. колонизационных процессов и особенностях модернизации Азиатской России.

 

 

^{1 Суботич Д.И. Задачи России на Дальнем Востоке: письмо генерала Д. И. Суботича к Военному министру А. Н. Куропаткину в 1903 году. Ревель, 1908; Деникин А.И. Русско-китайский вопрос. Военно-политический очерк. Варшава, 1908; Унтербергер П.Ф. Приамурский край. 1906–1910. СПб., 1912; Куропаткин А.Н. Китайский вопрос. СПб., 1913.}

^{2 Зиновьев В.В. Современная историография хозяйственного освоения Сибири в XVIII – начале XX вв. // Роль государства в хозяйственном и социокультурном освоении Азиатской России XVII – начала XX века. Новосибирск, 2007. С. 26–34; Лукоянов И.В. «Не отстать от держав...» Россия на Дальнем Востоке в конце XIX – начале XX вв. СПб., 2008; Шиловский М.В. Геополитическая значимость Азиатской России для России в XVII – начале XX вв. // Россия между прошлым и будущим: исторический опыт национального развития. Материалы Всероссийской научной конференции. Екатеринбург, 2008. С. 648–653; Побережников И.В. Азиатская Россия: фронтир, модернизация // Известия Уральского государственного университета. Серия 2. Гуманитарные науки. 2011. № 4. С. 191–203; Ремнев А.В., Суворова Н.Г. Колонизация Азиатской России: имперские и национальные сценарии второй половины XIX – начала XX века. Омск, 2013; Заколодная А.С. Основные направления деятельности Переселенческого Управления на Дальнем Востоке России в годы Первой мировой войны (1914–1916) // Вглядываясь в прошлое: Мировые войны ХХ века в истории Дальнего Востока России. Владивосток, 2015. С. 99–119; Янченко Д.Г., Старовойтова Е.О. Дискуссии об экономическом развитии Китайской Восточной железной дороги после Русско-японской войны // Новейшая история России. 2018. Т. 8. № 3. С. 581–592; Ходяков М.В. «Желтороссия» конца XIX – начала XX веков в геополитических планах русской военной элиты // Новейшая история России. 2018. Т. 8. № 4. С. 880–897.}

^{3 К истории Маньчжурского Сельск.-Хоз. О-ва // Сельское хозяйство в Северной Маньчжурии. 1913. № 1. С. 6–10.}

^{4 Хисамутдинов А.А. Естественнонаучные исследования русских ученых-эмигрантов в Северном Китае (первая половине XX века) // Вестник Дальневосточного отделения Российской Академии наук. 2016. № 1. С. 99–107; Белоглазов Г.П. Научно-образовательная деятельность аграрных обществ
в Маньчжурии в первой трети XX столетия // Образовательный потенциал Тихоокеанской России. XVIII–XXI вв. (Восьмые Крушановские чтения, 2016 г.). Владивосток, 2017. С. 238–245.}

^{5 Троицкая Н.А. Справка по вопросу о мерах для устранения финансово-экономического кризиса в Приамурье // Для пользы и процветания: из истории внешнеэкономических связей Российского Дальнего Востока со странами Азиатско-Тихоокеанского региона. 1865–1925 гг.: Документы и материалы. Владивосток, 2012. С. 374.}

^{6 Протокол годичного общего собрания членов Маньчжурского сельскохозяйственного общества 9 февраля 1914 г. // Сельское хозяйство в Северной Маньчжурии. 1914. № 3–4. С. 8.}

^{7 К истории Маньчжурского сельского хозяйства // Сельское хозяйство в Северной Маньчжурии. 1913. № 1. С. 7.}

^{8 Официальный отдел // Сельское хозяйство в Северной Маньчжурии. 1913. № 6–7. С. 2.}

^{9 Российский государственный исторический архив Дальнего Востока (далее – РГИА ДВ). Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 12.}

^{10 Несколько слов о земельной политике в полосе отчуждения // Сельское хозяйство в Северной Маньчжурии. 1913. № 4–5. С. 2.}

^{11 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 12 об.}

^{12 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 13.}

^{13 Меньшиков П. Об урожае хлебов в Хэйлунцзянской и Гиринской провинциях в 1913 г. // Сельское хозяйство в Северной Маньчжурии. 1913. № 4–5. С. 24.}

^{14 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 13 об.}

^{15 Там же. Л. 12.}

^{16 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 4.}

^{17 Там же. Л. 4.}

^{18 Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 323. Оп. 1. Д. 780. Л. 7 об.}

^{19 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 4 об.}

^{20 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 2–3.}

^{21 Там же. Л. 3.}

^{22 Там же. Л. 5–6.}

^{23 Там же. Ф. 560. Оп. 28. Д. 1287. Л. 173–174.}

^{24 РГИА ДВ. Ф. 560. Оп. 28. Д. 1287. Л. 193–194.}

^{25 Там же. Л. 199–200.}

^{26 Там же. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 11.}

^{27 Там же. Л. 11 об.}

^{28 РГИА ДВ. Ф. 702. Оп. 5. Д. 141. Л. 8.}

^{29 Там же. Л. 8 об.}

^{30 Там же. Л. 9.}

^{31 РГИА. Ф. 391. Оп. 6. Д. 294. Л. 9.}

^{32 Ходяков М. В., Чжао Ч. Трудовая миграция китайцев в Россию в годы Первой мировой войны // Новейшая история России. 2017. № 1. С. 7–30.}

^{33 РГИА. Ф. 391. Оп. 6. Д. 335. Л. 1.}

Об авторах

Михаил Викторович Ходяков

Санкт-Петербургский государственный университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: m.khodyakov@spbu.ru

доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедройновейшей истории России

199034, Россия, Санкт-Петербург, Университетская наб., 7/9

Список литературы