Персидская община во Владикавказе: механизмы сохранения этнической идентичности в инокультурной среде

Полный текст

Введение

Проведение буржуазных реформ в Терской области, освобождение зависимых сословий, включение в систему всероссийского рынка, преобразование военных крепостей в города, урбанизационные процессы, масштабная интеграция террито­рии области в российское экономическое, социально-политическое и культурное пространство сопровождались изменением этнического состава населения. В большей степени эти процессы разворачивались в городах, в частности во Владикавказе - цен­тре Терской области. Миграционная политика Российской империи, войны и при­родные катаклизмы, низкий уровень экономики в некоторых западно-европейских и восточных районах, а также в российских губерниях привели в 1860-1870-х гг. к появлению мощных переселенческих потоков, многие из которых проходили через Владикавказ. Географическое положение нового города, потребность его экономи­ки в людских ресурсах, наличие железной дороги, благоприятный климат притяги­вали мигрантов и способствовали формированию диаспорных групп персов, армян, греков, немцев, поляков, азербайджанцев, евреев, грузин.

Успешность процессов жизнеустройства, адаптации к иноэтничному и ино­культурному окружению зависела от численности диаспоры, наличия контактов с исторической родиной, специфики этнического предпринимательства. Эти харак­теристики во многом определяли возможности сохранения этнической идентич­ности, с одной стороны, и уровень интеграции в экономику, общественно-полити­ческую и культурную жизнь принимающего общества, с другой.

Феномен диаспоры привлек исследовательское внимание в 1990-х гг. в ус­ловиях постсоветской реальности: политических, социальных и экономических трансформаций, межэтнических конфликтов и сопровождавших их тотальных миграций. Активная дискуссия с участием ведущих ученых по поводу самого тер­мина, сущностных характеристик, перспектив развития как самой диаспоры, так и методологии ее исследования, подтверждает актуальность проблемы.

В российской гуманитарной науке объектом этнологического, социологиче­ского, культурологического, политологического, правоведческого анализа стано­вились главным образом современные диаспоры, вызывающие интерес в качестве своеобразных моделей этнических процессов и межэтнического взаимодействия.

Однако проблемное поле диаспоры должно включать и исторический опыт жизнеустройства диаспорных групп, которые не сохранились или сохранились в другом качестве. Сохраняя свою этническую идентичность, выстраивая позитив­ные межнациональные отношения, они интегрировались в принимающее обще­ство. Все они обустраивали свою жизнь на новом месте, создавая комфортную среду обитания: церковь, благотворительные общества, национальные школы, культурно­просветительские организации, осваивали свои ниши в экономике.

В процессе изучения указанных групп нами исследованы причины и история их формирования, процессы адаптации к хозяйственной, социальной и культурной среде, механизмы обеспечения этнической идентичности, сохранности традици­онного образа жизни и другие вопросы. В результате проведенных исследований З.В. Кануковой предложено следующее определение: «Диаспора - это часть этно­са, которая проживает вне своей исторической родины или территории обитания основного этнического массива, сохраняет этническое самосознание, культурную самобытность и создает в ходе адаптации к принимающему обществу “диаспорную инфраструктуру”, то есть совокупность конфессиональных, благотворительных, культурно-просветительских, образовательных учреждений, хозяйственных объ­единений, мононациональных ремесленных цехов, торговых компаний и других»^[1] ². Как правило, основой жизнеустройства диаспоры становился свой храм, вокруг ко­торого со временем формировалась диаспорная инфраструктура.

В процессах исторического и культурного взаимодействия Ирана и России во второй половине ХІХ - первой трети ХХ в. значимую роль играли персидские диаспоры Северного Кавказа. В отличие от других диаспор, персидская община Владикавказа имела существенные особенности, обусловившие специфику ее жизне­устройства в регионе.

Персидская община оказалась наименее исследованной, и на то есть свои причины. Если другие этнические группы, переживавшие в 1990-х гг. своеобразный «этнический ренессанс», инициировали изучение истории и культуры своих общин усилиями гражданских активистов, то у персов, естественно, таковых не оказалось.

Специальные исследования, посвященные персидской общине, не представ­ляли научного интереса и потому долгие годы не проводились. К тому же такие исследования затруднены тем обстоятельством, что в российских источниках тер­минами «персы», «персы-шииты», «шииты» обозначали не только этнических пер­сов, но и азербайджанцев. Ситуация осложняется еще и тем фактом, что азербайд­жанцы вместе с персами жили в Тавризе, и часть их вместе с персами впослед­ствии переселилась на Кавказ. Поэтому история «персидской общины» представ­лялась как единая, хотя и не была таковой. В частности, в работах, посвященных азербайджанцам, проживающим в Осетии, рассматриваются и персы, при этом не всегда корректно определяется принадлежность как отдельных лиц, так и эт­нических структур персидской или азербайджанской общин^[3]. Рассматриваемая ситуация отразилась и на комплектовании некоторых архивных фондов, что еще больше затрудняет исследование персидской общины.

Некоторые вопросы истории общины персов затронуты в контексте изучения общественно-культурной среды городов Северного Кавказа. К примеру, в работах Б.В. Туаевой, посвященных национально-культурным учреждениям, рассмотрена деятельность благотворительных обществ, основанных во Владикавказе «персидско-подданными» и «русско-подданными персами»^[4]. Немногочисленные, но важные сведения содержат и краеведческие работы Г.И. Кусова по Владикавказу^[5].

В новой «архитектуре» российско-иранского взаимодействия, направленного на активное вовлечение науки в решение социально-политических и гуманитарных вопросов, особое место занимают осетино-иранские отношения, имеющие страте­гическое значение для укрепления межнационального и межрелигиозного мира в регионе Большого Кавказа, а также укрепления региональной безопасности. Осе­тию и Иран связывает историческая общность языка и культуры, общие историче­ские и культурные корни. Осетины являются ираноязычным народом, а осетинский язык, как и персидский (фарси), принадлежит к иранской группе индоевропейской семьи языков. Поэтому наметившееся в последние годы сотрудничество с ирански­ми учеными актуализировало анализ исторического опыта политических, экономи­ческих и культурных контактов народов Северного Кавказа и Ирана, в том числе изучение персидских общин на Кавказе. Новая парадигма российско-иранских отношений несколько оживила интерес отечественных исследователей. Появились публикации о персидских памятниках культуры на Северном Кавказе^[6]. В контексте демографических процессов конца ХІХ - начала ХХ в. исследованы группы персов, проживавших в Терской области^[7]. Результаты исследований российских и иранских коллег были обсуждены в ходе международной научной конференции «Иран и Се­верный Кавказ: история и перспективы сотрудничества», где прошла презентация проекта совместной исследовательской программы, были предложены перспектив­ные научные направления^[8]. К числу приоритетных проектов следует отнести иссле­дование исторических источников, в частности делопроизводственной документа­ции Персидского консульства, которую отправляли из Владикавказа в Иран, в том числе и через Тифлис, где отложилась часть архивного материала. Иранские исто­рики А. Калирад, К. Каземи ввели в научный оборот часть протоколов и докладов Персидского консульства, в которых отражены последствия Гражданской войны и их влияние на персидскую общину, условия пребывания дипломатических предста­вительств и граждан Ирана во Владикавказе^[9].

В целом персидская община остается недостаточно изученной. Необходи­мо исследование миграционных передвижений, приведших к ее формированию в регионе, демографическая, социально-сословная, конфессиональная и професси­ональная характеристики, изучение процессов адаптации к экономике и культу­ре, характера и результатов межэтнических контактов, места и роли персидских общин в российских общественно-политических процессах первой трети ХХ в.

В настоящей статье предпринята попытка изучения истории персидской общи­ны, особенностей ее структуры и жизнеустройства. На основе выявленных источни­ков из фондов Центрального государственного архива Республики Северная Осетия - Алания (далее - ЦГА РСО-А), материалов Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г., периодики (газеты «Терские ведомости», «Приазовский край», «Кавказ») реконструируется история формирования персидской общины, осо­бенности ее адаптации к местной среде, способы и инструменты сохранения своей этнической культуры и характер отношений с инокультурным окружением.

Объектом исследования стала Владикавказская персидская община, основан­ная в 1870-х гг. персидско-подданными переселенцами из Тавриза и его окрестностей. Впервые введенные в научный оборот разрешительные документы (прошения персидско-подданных о принятии в русское подданство и прошения персидско-подданных о выдаче водворительных свидетельств) дали возможность дифференцировать «персидско-подданных» и «русско-подданных персов» и показали ошибочность практики определения этнической принадлежности по написанию фамилий, основанной на ха­рактерном для русских фамилий окончании «ов» для азербайджанцев. Многие персы со временем принимали русское подданство и меняли написание своих фамилий.

Персы-переселенцы показали успешный исторический опыт адаптации к инокультурной среде, но при этом выработали свою, отличительную от других этнических групп, форму жизнеустройства, исследование которой вносит вклад не только в изучение ее истории, но и в теорию и историю диаспорного процесса.

История формирования и хозяйственные занятия персидской общины

Экономические, военно-политические и культурные контакты народов Се­верного Кавказа с Персией известны на протяжении многих веков, но после при­соединения региона к Российской империи и особенно после завершения Кав­казской войны они обрели новое качество, обусловленное развитием торговли и появлением трудовых мигрантов из персидских земель.

В 1860-1870 гг. в Иране происходило упрочение позиций иностранного ка­питала, представители которого пытались провести реформу местной хозяйствен­ной системы, вытеснив традиционное ремесленное производство фабричным, ис­пользуя наемный труд в национальных акционерных компаниях и обществах. Как правило, их инициативы не имели успеха из-за отсутствия предпринимательских традиций и дефицита капитала. Это привело к трудовой миграции населения. На­ряду с указанными проблемами, причиной миграции стали засуха, запущенное состояние ирригационных сооружений, большие площади невозделанных земель, распад крестьянского хозяйства, утрата возможностей заработать на жизнь для ремесленников и наемных рабочих, которые становились отходниками.

В конце 1860-х гг. переселенцы из Тавриза (персы, армяне, азербайджанцы) стали прибывать на Северный Кавказ^[10] ¹¹. Приспосабливаясь к законам принимаю­щего общества, прежде всего традиционно строгого регламента распределения земли в условиях малоземелья, персы обосновывались в городском пространстве.

Во Владикавказ они приезжали из Тавриза целыми группами. Объясняя при­чины своей миграции, переселенцы указывали на инфляцию, которая приводила к падению курса персидской монетной единицы - крана (в материалах периоди­ческой печати использовалось написание «гран»). Например, в 1894 г. три крана соответствовали одному рублю, а в 1898 г. — пяти рублям. Такой денежный курс обусловил прибыльность работы: заработав сто рублей, персидский рабочий ме­нял их по возвращении на родину на 500 кран, и эта сумма позволяла приобрести небольшой дом с земельным участком. Численность персов неуклонно увеличивалась: в 1882 г. было зафиксировано 630 мигрантов, а по официальным данным за 1903 г. число переселенцев достигло 2 тыс. человек^[12].

Это была самая крупная община персов на Северном Кавказе, о чем свидетель­ствуют данные, приведенные И.В. Крючковым по Ставропольской и Черномор­ской губерниям и Кубанской области. Так, самая крупная из этих трех регионов Центрального Предкавказья и Северо-Западного Кавказа персидская община сло­жилась в Черноморской губернии и составляла всего 300 человек. В начале ХХ в. численность персидской общины в этих регионах увеличилась. К 1914 г. она соста­вила 1390 человек в Черноморской губернии и 168 человек - в Ставропольской^[13]. Очевидно, аграрный характер и небольшое число городов снижали привлекатель­ность этих территорий для персов, поэтому общины состояли преимущественно из мужчин среднего возраста и молодых людей - трудовых мигрантов, прибы­вавших без семей. Во Владикавказ первое время на заработки также прибывали только мужчины^[14], но в последующие годы численность общины увеличилась за счет женского и детского населения. В конце ХІХ - начале ХХ в. персы стали при­езжать во Владикавказ со своими семьями, о чем свидетельствуют сохранившиеся в архивах водворительные свидетельства, выдаваемые для всех членов семьи^[15].

Во Владикавказе персы осваивали свободные ниши - торговлю, ремеслен­ные промыслы, посредничество, бытовое обслуживание.

Согласно материалам Первой Всероссийской переписи населения, среди пер­сов было много рабочих-строителей, которые могли производить кирпич и стро­ить дома, а также сапожников, пекарей, мелких торговцев^[16]. «Персидской» нишей в системе городского обслуживания стали бани, где они демонстрировали искус­ство «терщиков» и парикмахеров^[17]. Среди персов встречались владельцы кирпич­ных заводов и крупных магазинов.

В ЦГА РСО-А отложились прошения персидско-подданных о принятии рус­ского подданства и о выдаче водворительных документов. Форма прошений персидско-подданных предусматривала обязательное указание на вид хозяйственной деятельности, которым занимается подавший прошение. Этот источник позволяет извлечь из сохранившихся документов персидско-подданных информацию о видах их деятельности. Например, в прошениях персидско-подданных за 1908-1911 гг. Мирзы Хусейна Али-оглы, Мамеда Исмаил Хаджи Абдул-Али оглы, Асадулы Агаджанова, Джабар Афрасиаба-оглы, Мамед Ибрагима Мамед Хусейн-оглы, Хаджи Ага Хаджи-Магомед Хусейн-оглы, Мухтара Вали-оглы указано, что они занимаются торговлей, большей частью бакалейной^[18]. В прошении Али Мамеда

Таги-оглы в качестве вида деятельности была указана выделка и продажа детских игрушек, Машади Ахмеда Али Аскар-оглы - пчеловодство, в документах Хусейна Кули Решед-оглы указано, что он служил банщиком^[19]. Другие источники подтвер­ждают, что персы занимались разведением фруктовых садов и торговлей фрукта­ми на базаре, готовили и продавали национальные кондитерские изделия.

В 1877 г. во Владикавказе отмечено наличие 15 персидских торговых за­ведений^[20]. Около трети подавших прошения о водворении и принятии русского подданства в период с 1908 по 1915 гг. имели персидские магазины и кирпичные заводы во Владикавказе^[21]. О наличии бакалейных персидских лавок, монополь­ной торговли сахаром, сладостями, пряностями и сухофруктами, наличии чайных и харчевен неоднократно писали и местные газеты^[22]. Во Владикавказе был осно­ван Персидский дом, в котором располагался центр женского ремесла, цех по из­готовлению престижно-знакового предмета культуры - персидских ковров. Ковры и ткани привозили в том числе на продажу.

Разнородная по социальному составу персидская община, представленная крестьянами, ремесленниками, разорившейся знатью, крупными торговцами и «кирпичными» магнатами, приобщалась к городской экономике и культуре, к но­вому образу жизни.

Шиитская мечеть во Владикавказе

Механизм структурирования всех диаспорных этнических групп был оди­наковым: в начале адаптационного периода строился храм (церковь, мечеть, си­нагога, кирха, костел или молитвенный дом), затем при храме появлялись наци­ональная школа, попечительское или благотворительное общество, театральный кружок и другие формы внутриэтнической коммуникации, сконцентрированные вокруг храма.

В персидской общине адаптационные процессы происходили иначе. Стро­ительство своего религиозного храма - шиитской мечети - было одной из пер­вых акций в адаптационном процессе персов. Как и другие этнические общины Владикавказа, они ходатайствовали в 1868 г. перед начальником Терской области графом М.Т. Лорис-Меликовым и владикавказским городским головой Е.Ф. Ле­бедевым о безвозмездном наделении земельным участком и разрешении постро­ить на нем мечеть, чтобы иметь возможность «на своем родном языке молиться Богу». Как следует из Обращения Вице-Консула Его Императорского Величества Шаха Персидского Терской и Дагестанской областей Яхъя-хана на имя Началь­ника Терской области Наказного Атамана Терской области Сергея Евлампиевича Толстого, датированного 8 февраля 1900 г., не ранее 1870 г. начальником Терской области графом Лорис-Меликовым было дано разрешение на строительство мечети^[23]. Данный факт подтверждается и другими архивными документами, в которых городской голова А.Ф. Фролков указывал, что это было сделано по распоряжению М.Т. Лорис-Меликова в 1868-1869 гг.^[24]

Шиитская мечеть была построена, но она не стала национальным центром общины, потому что ее прихожанами оказались и другие шииты, «русско-подданные персы» - азербайджанцы. Мусульманское духовенство шиитского учения от­носилось к Оренбургскому духовному собранию, которое не могло осуществлять управление на столь далеком расстоянии. Поэтому российская администрация подчинила его Министерству внутренних дел, а областная администрация посчи­тала целесообразным собрать все шиитское население Владикавказа, персов и азербайджанцев, в одной мечети. Приход подчинялся Закавказскому шейх-уль-исламу, мулла избирался по Уставу духовных дел иностранного исповедания, но утверждался начальником Терской области.

Это решение было политическим: российская администрация считала не­обходимым держать под своим контролем деятельность мусульманского духовен­ства Северного Кавказа, что подтверждается официальными документами^[25]. Кон­фессиональная политика российского правительства не учитывала этнокультур­ных особенностей прихожан, и в результате такое объединение привело к расколу. Азербайджанцы жаловались на большие неудобства в исполнении религиозных обрядов: персидский мулла не знал их языка, не мог вести метрических книг, не совершал обрядов. Они просили образовать свой приход при мечети с муллой, зна­ющим их язык и обычаи. На общеприходском собрании, где присутствовало 58 азер­байджанцев и 148 персов, был образован один приход и избран мулла-азербайджанец из Елизаветпольской губернии Гаджи Мулла Исмаил Гасан-оглы. Под давлени­ем городской администрации с этим решением согласились все присутствующие прихожане^[26]. Но уже через год, в мае 1902 г., проявилось протестное настроение персов, которые перестали платить деньги на содержании муллы и поставили во­прос о строительстве другой мечети. Персы отстаивали свои права как основатели и попечители мечети, к тому же составлявшие большинство прихода: по своей численности они превосходили азербайджанцев в несколько раз. Своей законной привилегией персы считали право на выбор муллы-перса, способного проводить молитвы на родном языке.

Рассмотренная ситуация показывает, что в условиях диаспоры храм выпол­няет не только и не столько культовые функции, сколько функцию центра внутри­этнической коммуникации и сохранения этнической идентичности. Для персов было важно проводить досуг в мечети со своими земляками, общаться на родном языке. Ради этого они были готовы на большие материальные расходы, чтобы по­строить еще одну мечеть или иметь второй приход со своим муллой.

Для персидской общины Владикавказа центром консолидации стала не ме­четь, а Персидское консульство, и это обстоятельство составляет специфику ее жизнеустройства.

Персидское консульство во Владикавказе

Консульским службам вменялось в обязанность обеспечение разнообраз­ных контактов между Россией и Персией, в том числе опека подданных своего государства. Первое время эти функции в отношении прибывших во Владикавказ персов выполняли Генеральное Консульство Его Величества Шаха Персидского в г. Тифлисе и Консульство Его Величества Шаха Персидского в Астрахани. Ви­це-консулом стал Яхъя-хан. Но в конце 1890-х гг. увеличение численности пер­сидского населения предопределило необходимость создания Консульства Его Императорского Величества Шаха Персидского Терской и Дагестанской областей с местом пребывания в г. Владикавказе.

Если в других этнических группах Владикавказа вся жизнь диаспоры была сконцентрирована вокруг храма, то инфраструктура персидской общины форми­ровалась усилиями консульства.

Так, стараниями Вице-Консула Его Императорского Величества Шаха Пер­сидского Терской и Дагестанской областей Мирза Давуд-хана во Владикавказе было открыто единственное на Северном Кавказе персидское училище. В июле 1902 г. он ходатайствовал перед начальником Терской области и наказным ата­маном Терского казачьего войска, выражая озабоченность отсутствием условий для обучения персидских детей, просил разрешения открыть русско-персидскую школу при вице-консульстве и брал на себя ответственность за ее содержание^[27].

Высокий авторитет консула, его добрые отношения с начальством Терской области и ответственность за финансовую составляющую предопределили успех этой инициативы. В конце 1902 г. было открыто двухклассное новометодное учи­лище «Навруз». Такие модернизированные мусульманские школы распростра­нились в российских исламских регионах в ходе реформационного движения Исмаил-бей Гаспринского и отличались от традиционных медресе и мектебов из­учением, наряду с основами магометанского вероучения, светских учебных дис­циплин (арифметики, естествознания, русского и некоторых иностранных язы­ков). В «Наврузе» обучались только дети мужского пола. Преподавание велось на русском и персидском языках. Давуд-хан был почетным смотрителем училища, контролировал финансовое обеспечение его жизнедеятельности. Законоучителем долгие годы работал Гаджи Мола Али Гаджи Магомед Али Заде, получивший ду­ховное образование в Тавризе. Преподавателем родного языка был персидско-подданный Мурза Хусейн-хан. Заведующим училища «Навруз» с 1906 по 1912 гг. был учитель Багадин-Бахиш-бек Кочарлинский^[28].

По инициативе Давуд-хана в 1907 г. было основано Общество пособия бед­ным персидско-подданным в городе Владикавказе и Терской области «Химмат» с целью «доставления средств к улучшению материального и нравственного состоя­ния бедных персидско-подданных без различия пола, возраста, звания, состояния и вероисповедания». Общество брало на себя обязательства по оказанию помощи бедным и сиротам в таких конкретных формах, как снабжение одеждой, пищей, жильем; предусматривалась также выдача денежных пособий. Устав общества предус­матривал «содействие к приисканию нуждающимся занятий или службы, к приоб­ретению им для работы материалов и инструментов и к выгодному сбыту изделий бедных тружеников»^[29]. Общество «Химмат» гарантировало обеспечение больных медицинскими пособиями, «оплату лечения в больницах, содействие в погребении умерших, определение престарелых и немощных в богадельни, дома призрения, малолетних - в сиротские дома, приюты, убежища, в ремесленные и учебные за­ведения»^[30]. Желающие вернуться на родину также могли рассчитывать на помощь соотечественников. Кроме благотворительных взносов, бюджет общества включал в себя доходы от организации литературных чтений, лекций и концертов.

Этнические структуры повседневности

Созданная инфраструктура позволяла персам вести традиционную обрядо­вую жизнь и сохранять этнические традиции в повседневной жизни. Мужчины-пер­сы носили архалук, шальвары, бурки, войлочные шапки, овчинные папахи. Многие мужчины сохраняли традицию окрашивания бород хной в огненно-рыжий цвет^[31].

Женщины-персиянки также сохраняли традиционную одежду. Они носили объемные длинные юбки, архалук, бархатные куртки, расшитые галунами. В до­машнем интерьере преобладали ковры, кувшины, национальная посуда. Главным ритуальным блюдом персов был плов нескольких разновидностей: с мясом, изю­мом, курагой и различными специями; сладкий с корицей и шафраном. Популяр­ным напитком был щербет, который готовили к праздничным дням. В больших ко­личествах персы заготавливали халву, лукум и другие сладости, которые из нацио­нальной кухни распространились на систему общественного городского питания.

Согласно имеющимся источникам особенно ярко проявляется национальная праздничная культура персов, главным событием в которой был Навруз - Новый год — главное торжество времен Ахеменидов и Сасанидов. Несмотря на доислам­ские, а точнее зороастрийские корни этого праздника, со временем он укоренился в мусульманском праздничном календаре. После утверждения ислама власти пер­вое время пытались запрещать его проведение, но подобные запреты редко были осуществимы, поскольку речь шла о традиции, глубоко погруженной в культуру народа.

Владикавказские персы отмечали этот праздник в течение трех дней. В пер­вый день проходили официальные праздничные церемонии. Люди собирались в мечети для совершения праздничного намаза, затем посещали Персидское кон­сульство, где проводился торжественный прием. После общественного намаза персы устраивали шествие с национальной музыкой и цветами, процессию укра­шали значки персидских ремесленных цехов.

Вице-консул в сопровождении чиновников консульства выходил навстречу праздничной колонне и принимал поздравления. Его обязанностью было напомнить присутствующим историю праздника. Например, в 1903 г. вице-консул Давуд-хан рассказал присутствующим, что персидский царь Ржамшид решил при­нести благодарение за победы и учредил ежегодный праздничный день во дворце, куда могли явиться все желающие, в том числе и неимущие. Царь садился в этот день за один стол с простыми людьми, одаривал деньгами и подарками каждого присутствующего, расспрашивал о проблемах и помогал бедным людям. От сво­их подданных - чиновников высокого ранга, начальников областей - он требовал проводить такие же праздничные обеды и выделял им определенные суммы для помощи бедным. Традиция приглашать на праздничное застолье бедных и неи­мущих сохранялась очень долго и со временем приобретала новые формы бла­готворительности. Встреча с консулом заканчивалась исполнением персидского гимна, всех собравшихся угощали традиционным напитком - щербетом. Однако на праздничное застолье в квартиру вице-консула во Владикавказе, как правило, приглашались только почетные гости, которых по традиции потчевали нацио­нальными сладостями^[32]. В праздничные дни было принято взаимное гостевание, дарообмен и благотворительные мероприятия.

Кроме официальной части праздника, была предусмотрена и домашняя, к которой персы готовились заблаговременно. Наряду с традиционными празд­ничными блюдами, в каждом доме обязательно готовили своеобразный «натюр­морт» - проросшие пшеничные зерна на красивой тарелке, украшенной лентами и тесьмой. Этот предмет символизировал наступление нового года. Начиналось застолье с молитвы, обязательно вспоминали и оглашали поименно близких лю­дей, ушедших в иной мир. Важным праздничным мотивом было миротворчество, взаимное прощение обид.

Персы отмечали и другой важный праздник - Курбан-байрам, «Ид аль-курбан», который считался главным торжеством у всех мусульман-суннитов и шиитов и отмечался в месяц зуль-хиджа (12-й месяц мусульманского лунного календаря). Праздник жертвоприношения, установленный в первом году хиджры и связан­ный с известным мусульманским преданием об испытании Всевышним пророка Ибрахима смертью его сына Исмаила и замене его казни на жертвоприношение, сопровождался обрядом жертвоприношения и совершением намаза. Персы-вла­дикавказцы соблюдали обычай раздавать угощение, прежде всего мясо жертвен­ного животного, родственникам, знакомым и просто нуждающимся. Сохранялись традиции взаимного дарообмена и гостевания, посещение могил родственников.

Особую значимость в культуре персов имел культовый траурный день в па­мять о гибели Али и его сыновей Хасана и Хусейна, который отмечали в первый месяц года по мусульманскому лунному календарю. Официальные мероприятия курировало персидское консульство, в шиитской мечети проходила общественная молитва. В ночь персы молились, вспоминали историю Али, Хасана и Хусейна, подробности их трагической смерти^[33].

Сохранение и манифестация этнической идентичности, связей с историче­ской родиной прослеживаются не только в религиозных, но и в светских национальных праздниках, связанных с историей государства. В июле 1914 г. персы праздновали день вступления на престол Султан-Ахмед-шаха - правителя Пер­сии. В мечети, украшенной национальными флагами, проходил торжественный намаз, после которого участники церемонии приглашались в консульство на обед. Для персов-тружеников устраивали празднование Дня коронации^[34].

Персы во Владикавказе отмечали также День дарованных свобод. Массо­вые протестные акции в Иране, многочисленная оппозиция, включавшая практи­чески все слои населения, опасение влияния революционных событий в России в начале ХХ в. не оставили выбора шаху Мозаффер-эд-дину. Он вынужден был собрать меджлис и принять конституцию, в которой были прописаны основные права и свободы граждан Ирана.

В этот день в персидской мечети устраивались официальные приемы, в кото­рых принимали участие не только персы, но и представители многонациональной интеллигенции Владикавказа. С приветствиями являлись представители Влади­кавказского общественного управления, Владикавказского студенческого обще­ства и других общественных организаций, выступали патриотично настроенные персы-студенты^[35].

Празднование дней дарования конституции, коронации персидских прави­телей и других значимых событий свидетельствует о наличии тесных контактов персов с родиной, что является классическим признаком диаспоры.

Персы сохраняли традиционную обрядность семейного цикла, связанную с ро­ждением ребенка. После рождения ребенка женщина уходила в родительский дом на срок до 40 дней, в течение которых ребенка не показывали посторонним лицам; по ис­течении указанного срока совершался обряд жертвоприношения, приглашались гости.

Сохранялись и свадебные обряды. За невестой приезжали родственники же­ниха, привозили свадебные дары, среди которых обязательными были сахар и наряд для невесты. Брат жениха совершал обряд завязывания на талии невесты красного пояса. В мечети мулла читал молитву-благословение, после чего свадьба продол­жалась в доме жениха. У входа в дом жениха вновь совершался обряд жертво­приношения, и невеста должна была перешагнуть через жертвенного барашка. Невеста по традиции сидела за женским столом, жених - со своими друзьями. Утром после свадьбы родственники невесты приносили в дом жениха традицион­ные сладости.

Погребальный обряд был мусульманским. Покойного хоронили до захода солнца, укладывая на правый бок. Поминальным днем был четверг, на столах не было спиртного, застолье завершалось ритуальным чаепитием и молитвами.

Взаимодействие персов с инокультурным окружением

Несмотря на сохранность многих элементов традиционной культуры и вы­раженную этническую идентичность в инокультурном и иноконфессиональном окружении, персидская община не была замкнутым сообществом. Активная пред­принимательская деятельность персов предопределила широкие контакты с местным населением. Они интегрировались в атмосферу веротерпимости, установив­шуюся во Владикавказе, вступали не только в торгово-хозяйственные контакты, но и заключали браки с местным населением. Сам Вице-Консул Его Императорского Величества Шаха Персидского Терской и Дагестанской областей Давуд-хан был женат на представительнице осетинской мусульманской знати Азе Тугановой^[36].

Персы активно участвовали в благотворительной деятельности. В финансо­вых отчетах Владикавказского благотворительного общества указывались имена жертвователей, среди которых значились целые группы персидско-подданных^[37].

Персы были открыты к межэтническому общению, не замыкались в своей об­щине, не были фанатичными адептами шиитской веры. Известны случаи их перехо­да в православие. Сохранилась переписка владикавказского городского полицмей­стера с благочинным Владикавказской Спасо-Преображенской (Кафедральной) церкви, датированная ноябрем-декабрем 1865 г., по прошению проживающего в г. Владикавказе персидско-подданного Кадр Расул оглы Соухбалашского о приня­тии православия. По резолюции протоиерея Федора Антониева обряд крещения с наречением его Константином был произведен «знающим восточные языки прото­иереем Аксо Колиевым, благочинным осетинской Рождества Пресвятой Богороди­цы церкви г. Владикавказа»^[38]. В прошении персидско-подданного Аликпера-Курбан Али-оглы о выдаче ему водворительного свидетельства от 27 июня 1913 г. указано его православное вероисповедание и данное при крещении имя - Алексий^[39]. Ана­логичные случаи зафиксированы и в других округах Терской области. Например, в Рапорте Начальника Кумыкского Округа на имя Начальника Терской Области от 2 февраля 1868 г. указано, что персидско-подданный Агаджама-Хаджи-Ираза-Оглы, проживавший в Хасавюрте, изъявил желание принять православие^[40]. Возможно, такие эпизоды, как и случаи принятия персами русских фамилий^[41], следует рассма­тривать с точки зрения адаптации или приспособления к новой жизни, в качестве рационального варианта решения каких-либо насущных задач.

В первые десятилетия советской власти политика в отношении нацмень­шинств была вполне благоприятной. В условиях НЭПа оживилась предприни­мательская деятельность, наметилась адаптация к новому политическому режи­му через такие структуры, как национальные партийные секции, нацменклубы. В последующие годы политика поменялась, многие диаспоры стали объектами репрессивных практик. Персидское консульство было ликвидировано. Большая часть персов покинула Россию, остальные консолидировались с азербайджанца­ми. Шиитская мечеть во Владикавказе была закрыта Совнаркомом Северо-Осе­тинской АССР на основании Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях». Горсовет поддержал это решение, ссы­лаясь на раскол шиитской общины по этническому принципу^[42]. Но другие диаспорные структуры сохранялись еще какое-то время. До 1935 г. во Владикавказе функци­онировала школа с преподаванием на родном языке, в 1935-1936 гг. - азербайд­жанский нацменклуб и азербайджанская партсекция, в которых были задейство­ваны и персы.

Выводы

Деятельность созданных владикавказской общиной персов и тесно связан­ных между собой общими задачами интеграции в инокультурную среду религиоз­но-культовых, образовательных, благотворительных, хозяйственных организаций и учреждений была направлена на консолидацию общины, сохранение этниче­ской идентичности, позитивное межэтническое взаимодействие, обеспечение ма­териального и социального благополучия общинников, передачу этнокультурных ценностей молодому поколению.

У всех крупных национальных общин Владикавказа были сформированы диаспорные структуры по схеме: храм — школа — благотворительные и культурно­-просветительские общества. У персов она отличалась наличием еще одного важ­ного института - консульства, выполнявшего кроме своих непосредственных за­дач, регулятивную и коммуникативную функции.

Несмотря на то, что персы представляли не только этническую, но и этно-конфессиональную общность, главной составляющей общинной инфраструктуры была не мечеть, а именно консульство. Конфессиональная община персов-шиитов (персов и азербайджанцев), которая воспринималась окружающим миром как единая, оказалась расколотой, ее члены не желали обслуживаться в одной мече­ти, требовали организации второго прихода или строительства второй мечети, одновременно создали два разных благотворительных общества. Для персов и азербайджанцев важнее оказалось национальное, а не религиозное начало, по­этому в результате каждая из общин создавала свои институты внутриэтнической консолидации. Выявленная особенность персидской общины подтверждает, что в условиях иноэтничного окружения национальный храм необходим как центр ком­муникации, и если он по каким-либо причинам не может выполнять эту функцию, она может переходить к другим институтам диаспоры.

В истории Осетии персидская община оставила свой след, и до сих пор го­род Владикавказ украшает красивейшее здание восточной архитектуры, сохра­ненное в советское время под планетарий. Старожилы также помнят персидскую баню, место расположения персидского консульства, где проходили националь­ные праздники этого народа.

Изучение исторического опыта жизнеустройства, социально-культурных практик и поведенческих стратегий персидского населения Владикавказа позво­ляет сделать вывод об его успешной адаптации к принимающему обществу, фор­мировании синергетических механизмов жизнеустройства, обеспечивших сохран­ность этнокультурной идентичности.

 

^{1 Тишков В.А. Единство в многообразии. Оренбург, 2008; Арутюнов С.А. Диаспора - это про­цесс // Этнографическое обозрение. 2000. № 2. С. 74-78; Дятлов В. Диаспора: попытка определиться в понятиях // Диаспоры. 1999. № 1. С. 8-23.}

^{2 Канукова З.В. Диаспоры в Осетии: исторический опыт жизнеустройства и современное со­стояние. Владикавказ, 2009; Канукова З.В. Диаспора: функциональный анализ термина в российском историографическом контексте // Вестник Владикавказского научного центра. 2011. Т 11. № 4. С. 23-28.}

^{3 Айларов А.Э. Азербайджанцы в Республике Северная Осетия - Алания // Известия СОИГСИ. Школа молодых ученых. 2014. Вып. 11. С. 216-220.}

^{4 Туаева Б.В. Города Северного Кавказа: общественно-культурная среда во второй половине XIX - начале XX в. Владикавказ, 2008. (Серия «Первая монография»); Туаева Б.В. Локальная история: особенности культурной и общественной жизни городов Северного Кавказа во второй половине XIX - первой трети XX веков. Владикавказ, 2010.}

^{5 Кусов Г.И. Встречи со старым Владикавказом. Владикавказ, 1998.}

^{6 Туаллагов А.А. Дарьял - «Ворота алан» // Известия СОИГСИ. 2018. № 27 (66). С. 15-29.}

^{[7]Хубулова С.А., Хаблиева Л. Ч., Дзотцоева З.Е., Магомадов С.С. Персидско-подданное население Терской области в социально-экономических и культурных процессах второй половины XIX - начале хХ веков // Былые годы. 2018. Вып. 49 (3). С. 1224-1236.}

^{8 Канукова З.В. Презентация Программы научных исследований «Иран и Российский Кавказ: исторические параллели и современные тенденции» // Иран и Северный Кавказ: история и перспективы сотрудничества: материалы Международной научно-практической конференции. Владикавказ, 2018. С. 72-75; КрючковИ.В. Экономические и миграционные связи Центрального Предкавказья и Северо-За­падного Кавказа с Персией в конце XIX - начале ХХ вв. (на примере Ставропольской губернии, Черно­морской губернии и Кубанской области) // Иран и Северный Кавказ: история и перспективы сотрудни­чества: материалы Международной научно-практической конференции. Владикавказ, 2018. С. 62-65.}

^{9 Каземи К.Ш. Исследование роли Иранского консульства во Владикавказе в создании обстанов­ки мирного сосуществования и развитии ирано-российского сотрудничества: культурно-цивилизаци­онные рамки // Иран и Северный Кавказ: история и перспективы сотрудничества: материалы Меж­дународной научно-практической конференции. Владикавказ, 2018. С. 68-69; Калирад А. Поднятие красных флагов: гражданская война в России в докладах Консульства Ирана во Владикавказе // Иран и Северный Кавказ: история и перспективы сотрудничества: материалы Международной научно­практической конференции. Владикавказ, 2018. С. 66-67.}

^{10 Мамедли А., СоловьеваЛ.Т. Азербайджанцы. М., 2017. С. 644.}

^{11 Приазовский край. 1898. № 45.}

^{12 Канукова З.В. Диаспоры в Осетии... С. 114.}

^{13 Крючков И.В. Экономические и миграционные связи. С. 62.}

^{14 ЦГА РСО-А (Центральный государственный архив Республики Северная Осетия - Алания). Ф. 11. Оп. 17. Д. 98. Л. 11.}

^{15 Там же. Оп. 15. Д. 887. Л. 43.}

^{16 Тройницкий Н.А. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г Тер­ская область. Т 68. СПб., 1905.}

^{17 Терские ведомости. 1896. № 5.}

^{18 ЦГА РСО-А. Ф. 11. Оп. 15. Д. 919. Л. 1; Д. 920. Л. 1; Д. 887. Л. 1; Д. 888. Л. 1; Д. 1416. Л. 1; Д. 1417. Л. 1; Д. 1191. Л. 1.}

^{19 ЦГА РСО-А. Ф. 11. Оп. 15. Д. 1119. Л. 2; Д. 1252. Л. 1; Д. 1189. Л. 2.}

^{20 Кусов Г.И. Встречи со старым Владикавказом... С. 75.}

^{21 ЦГА РСО-А. Ф. 11. Оп. 15. Д. 1209. Л. 2; Д. 1419. Л. 1-2; Д. 141. Л. 2; Д. 1424. Л. 2-3.}

^{22 Терские ведомости. 1909. № 5.}

^{23 ЦГА РСО-А. Ф. 11. Оп. 17. Д. 98. Л. 8.}

^{24 ЦГА РСО-А. Л. 11.}

^{25 Там же. Л. 6.}

^{26 Там же. Л. 2.}

^{27 ЦГА РСО-А. Ф. 147. Оп. 1. Д. 41. Л. 3.}

^{28 Там же. Ф. 123. Оп. 2. Д. 538.}

^{29 ЦГА РСО-А. Ф. 199. Оп. 1. Д. З. Л. 8 .}

^{30 Там же. Д. 27. Л. 1-4.}

^{31 Бетоева М.Д., Бирюкова Л.Д. История Владикавказа (1781-1990 гг.): сборник документов и материалов. Владикавказ, 1991. С. 98.}

^{32 Кавказ. 1903. № 76; Терские ведомости.1898. № 31.}

^{33 Терские ведомости. 1885. № 18.}

^{34 Терские ведомости. 1885. № 30.}

^{35 Там же. 1899. № 59; ЦГА РСО-А. Ф. 212. Оп. 1. Д. 3. Л. 11-12.}

^{36 ЦГА РСО-А. Ф. 574. Оп. 1. Д. 314.}

^{37 Там же. Ф. 212. Оп. 1. Д. 3. Л. 12.}

^{38 Там же. Ф. 12. Оп. 1. Д. 201. Л. 1-1 об., 3-3 об.}

^{39 Там же. Ф. 11. Оп. 15. Д. 911. Л. 2.}

^{40 Там же. Ф. 12. Оп. 1. Д. 12. Л. 25-29.}

^{41 Там же. Ф. 11. Оп. 15. Д. 1418.}

^{42 Там же. Ф. 629. Оп. 2. Д. 32. Л. 45.}

Об авторах

Залина Владимировна Канукова

Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований имени В.И. Абаева - филиал Владикавказского научного центра РАН - СОИГСИ ВНЦ РАН

Автор, ответственный за переписку.
Email: z.kanukova@mail.ru

доктор исторических наук, директор Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований имени В.И. Абаева Владикавказского научного центра РАН.

362040, Россия, Владикавказ, пр. Мира,10

Берта Владимировна Туаева

Северо-Осетинский государственный университет имени К.Л. Хетагурова - СОГУ

Email: amaga@ru.ru

доктор исторических наук, профессор кафедры новейшей отечественной истории, проректор СевероОсетинского государственного университета имени К.Л. Хетагурова.

362025, Россия, Владикавказ, ул. Ватутина, 46

Список литературы