Особенности политических процессов в странах Центральной Азии на современном этапе

Полный текст

Введение Политические процессы в странах Центральной Азии отличаются своей насыщенностью, что обусловлено как эндогенными процессами, так и экзогенными факторами. На фоне кризиса либерально-демократической модели, которую после «конца истории» страны Запада так настойчиво пытались экспортировать в другие страны как якобы залог их устойчивого процветания, в мире укрепляются авторитарные тенденции, включая страны Центральной Азии, а также современную Киргизию, которая долгое время стояла особняком, где усматривали большие успехи в процессе переходного этапа и построении современного демократического государства[19]. Несмотря на то, что Казахстан, Киргизия, Узбекистан, Таджикистан и Туркменистан географически расположены в одном регионе, они гетерогенны, развиваются на свой манер и по собственной модели [Лаумулин 2016]. Во внутриполитической жизни стран Центральной Азии можно выделить следующие отличительные черты: разнообразие авторитаризмов, широта и глубина экономических и политических реформ, степень устойчивости режимов к «цветным революциям» и т.д. При этом следует подчеркнуть, что во всех странах региона до сих пор не сформировались сильные и независимые политические институты, идет процесс режимной консолидации (все реальные рычаги власти находятся в руках главы государства), предпринимаются усилия по обеспечению внутренней стабильности. Разнообразие центральноазиатских авторитаризмов После распада СССР во всех республиках Центральной Азии началась социально-политическая трансформация, в основу которой был положен принцип ухода от социалистической системы и переход на реализацию либерально-демократического проекта. Однако полноценной демократизации стран региона препятствовала совокупность факторов, среди которых значительное влияние на транзит оказывали уже устоявшиеся советские практики управления государством и возродившиеся с новой силой родоплеменные традиции. В итоге сформировалась противоречивая тенденция демократических процессов, когда, с одной стороны, все республики демонстрировали свою приверженность соответствующим практикам, включая проведение конкурентных и открытых выборов, а с другой стороны, осуществляли постепенную консолидацию власти, скрывая под демократическим фасадом укрепление авторитарных тенденций. В итоге в странах Центральной Азии сформировались разнообразные формы авторитаризма с различной степенью демократизации. Конечно, если не вдаваться в особенности различных подходов к характеристике политических систем стран региона, то в обобщенном виде можно всех их причислить к авторитарным, включая современную Киргизию, которую до 2020 г. можно было назвать «островком демократии» в регионе. Особенно активно это было подмечено на Западе. Так, в Индексе восприятия коррупции Transparency International Киргизия заняла 141-е место и набрала 26 баллов, в то время как в 2022 г. она занимала 140-е место с 27 баллами[20]. В отчете подчеркивается, что за короткие сроки Кыргызстан превратился из оплота демократии с активным гражданским обществом в консолидированный суперпрезидентский режим правления. Следствием этого, по мнению Transparency International, стал высокий уровень коррупции в стране. Американские и российские ученые предпринимали попытки концептуализации новых моделей политических систем, возникших в странах региона. В 1997 г. в журнале Foreign Affairs вышла статья известного американского политолога Ф. Закария, в которой он, рассуждая об особенностях демократического транзита в странах Восточной Европы, Латинской Америке, Азии и Африки, предложил именовать формирующиеся политические системы в этих странах термином «нелиберальная демократия» [Закария 2004]. Подобный подход к оценке складывающейся политической реальности в вышеупомянутых странах был обусловлен централизацией власти, ограничением полномочий парламента, пренебрежением конституцией. Американский политолог достаточно упрощенно поделил страны на демократии Запада и все остальные недемократичные государства, априори подчеркивая, что только страны Запада могут считаться истинными демократиями. Российский политолог И. Звягельская предложила именовать политические режимы стран региона как «гибридные» [Звягельская 2018], что, по сути, является синонимом формулировке «нелиберальная демократия». Однако, как справедливо отмечает итальянский профессор Анжела Ди Грегорио термин «нелиберальная демократия» вызывает путаницу и затруднения в концептуализации, поскольку применяется как к режимам, которые утратили свою демократическую сущность, опираясь лишь на свою стабильность, так и к режимам, давно стабилизировавшимся и сочетающим в себе демократические и авторитарные элементы [Ди Грегорио 2020]. Следовательно, целесообразно рассуждать о разнообразии типов политических режимов, к которым эволюционировали страны региона в процессе демократического транзита. Особый стиль правления сложился в Казахстане, где сильная президентская власть обеспечивала стране стабильность и процветание. По мнению казахстанского политолога Д. Ашимбаева политический режим первого президента Казахстана следует отнести к просвещенному авторитаризму, так как Н. Назарбаев обеспечивал мир, стабильность, прогресс и обладал моральным авторитетом[21]. Модель управления государством при Н. Назарбаеве предполагала, что приоритетом должно стать экономическое развитие. Для Н. Назарбаева сингапурский реформатор Ли Куан Ю был примером личного вдохновения, с ним экс-президент Казахстана был во многом солидарен. Например, оба считали, что демократия и политический плюрализм лишь только отвлекали внимание тогда, когда следовало сконцентрироваться на экономическом развитии [Lewis 2021]. Исходя из этого, режим Н. Назарбаева можно отнести и к «мягкому авторитаризму». Этому стилю правления в настоящее время следует К.Ж. Токаев. Не случайно в мае 2024 г., выступая с лекцией в Сингапуре, нынешний президент Казахстана отметил, что программа «Справедливый Казахстан» (предвыборная программа К.Ж. Токаева) по своим целям и принципам имеет схожесть с программой «Вперед, Сингапур»[22]. В Узбекистане реализуется форма патерналистского авторитаризма, которая была характерна как для периода правления И. Каримова, так и для действующего президента Ш. Мирзиёева. Однако если И. Каримов позиционировал себя в качестве «защитника» населения от внешних угроз, считая главным приоритетом обеспечение национальной безопасности государства, то Ш. Мирзиёев придерживается нового типа патернализма, в основе которого лежит забота о будущем поколении и подготовка высококвалифицированных кадров, что особенно важно в условиях либерализации и технологизации узбекской экономики. Так, в 2023 г. в своей предвыборной программе, состоящей из пяти стратегических пунктов, Ш. Мирзиёев одним из главных направлений обозначил «создание наиболее подходящих условий для реализации каждым человеком его потенциала»[23]. Таким образом, главными драйверами экономического роста Узбекистана в соответствии с предвыборной программой Ш. Мирзиёева должны были стать образование, здравоохранение, наука и современные технологии [Ионова 2021]. В Киргизии, будучи парламентско-президентской, а с 2021 г. являющейся президентской формой правления, укрепляются авторитарные тенденции. В стране сложился тандем «Жапаров-Ташиев», благодаря которому удается поддерживать внутреннюю стабильность и консолидировать власть. В этом политическом дуэте главную роль играет президент страны С. Жапаров, которого киргизские эксперты охарактеризовали как политического тяжеловеса, определяющего судьбу страны[24]. Политический порядок в Киргизии по своим признакам больше соответствует консультативному авторитаризму. В таком типе политического режима особую роль играет популистский лидер, который допускает «консультации» с народом для оценки уровня поддержки, для сбора информации и легитимации режима [Харитонова 2022]. Так, в 2023 г. впервые в истории президент Киргизии С. Жапаров обратился к народу за советом о том, как назвать новое здание Администрации президента[25]. Кроме того, посредством внедрения новой государственной идеологии верховная власть пытается повысить свою легитимность [Жапаров 2023]. Более жесткая оценка правлению С. Жапарова дается западными исследователями, которые отмечают, что политический стиль С. Жапарова по консолидации автократической власти отражает более широкие тенденции к этнонационализму, нативизму и популизму[26]. Учитывая особую роль Э. Рахмона в политической системе Таджикистана, стиль его правления можно охарактеризовать как персоналистский авторитаризм. В результате «модернизации» в Таджикистане сформировался жесткий институциональный дизайн - иерархия политических и общественных институтов, во главе которой находится харизматичный лидер [Хадыров 2023]. В Таджикистане Э. Рахмон позиционируется как лидер нации, гарант стабильности и безопасности, благодаря которому в стране после гражданской войны установились мир и согласие [Шарифзода А., Шарифзода М.Т. 2018]. В странах с персоналистским режимом правления любые решения принимаются исключительно лидером, а оппозиционные фигуры, которые иногда появляются в его окружении, практически не имеют возможности реализовать успешные реформы [Харитонова 2017]. Конструктивная оппозиция в Таджикистане отсутствует, однако все же есть некоторые критики режима, представляющие для него реальную политическую угрозу. Так, в 2024 г. в Таджикистане был арестован известный таджикский оппозиционер Шокирджон Хакимов, который критиковал действующую власть[27]. За годы фасадной модернизации или имитированного демократического транзита в более традиционном Туркменистане (по сравнению с другими странами региона) произошел переход от тоталитарного режима к авторитаризму. Туркменский авторитаризм также можно причислить к персоналистским режимам, однако в более гипертрофированном виде. При этом персоналистский режим в Туркменистане строится на доминировании не национального, а личностно-ориентированного дискурса, который формируется вокруг одной персоны, в данном случае вокруг главы государства, повышая его легитимность. Так, будучи президентом Туркменистана, Г. Бердымухамедов позиционировал себя в качестве спортсмена, велосипедиста, рэпера и наездника [Lewis 2021]. Несмотря на смену власти в Туркменистане, которая произошла в 2022 г. и в результате которой новым президентом стал Сердар Бердымухамедов, реальные рычаги власти находятся в руках председателя Халк Маслахаты, которым является бывший президент Туркменистана, т.е. Г. Бердымухамедов. Причисление политических режимов стран Центральной Азии к тому или иному типу авторитаризма является достаточно условным и во многом зависит от того политика, который находится у власти. На тех или иных этапах исторического развития отдельные черты и признаки вышеуказанных типов могут наблюдаться во всех странах региона. Например, на современном этапе характерные черты персоналистского режима можно отметить во всех странах Центральной Азии, включая Киргизию, в которых выстроена сильная властная вертикаль и все рычаги влияния находятся в руках главы государства. На наш взгляд, понятие авторитарный конституционализм больше подходит к характеристике центральноазиатских политических моделей, так как «речь идет о промежуточных формах между авторитаризмом и демократией, в которых конституционные механизмы либерально-демократической формы правления существуют внутри контекста ослабленного плюрализма и сильного общественного контроля» [Ди Грегорио 2020]. Пожалуй, именно этот политический дизайн свойствен центральноазиатским системам, в которых существует плюрализм, ограниченный централизованной властью и неразвитое гражданское общество. «Реформаторская политика» Ш. Мирзиёева и К.Ж. Токаева На современном этапе по широте и глубине реформаторской политики в странах Центральной Азии выделяются два государства - Узбекистан и Казахстан. Одним из главных императивов для проведения реформ стало стремление обоих лидеров сохранить стабильность и не допустить внутреннего хаоса. Так, Ш. Мирзиёев пришел к власти после неожиданной смерти И. Каримова. Отсутствие в стране опыта транзита власти могло ввергнуть Узбекистан в серьезный внутриполитический кризис. Однако Ш. Мирзиёев не только смог найти общий язык с политической элитой, но и разработал стратегию полного реформирования страны [Пахрутдинов 2019]. События января 2022 г., когда Казахстан впервые в своей независимой истории столкнулся с масштабным политическим кризисом, побудили К.Ж. Токаева переосмыслить произошедшие события и взять курс на либерализацию экономики и политической жизни страны. Начиная с 2016 г. Узбекистан встал на путь кардинальных внутриполитических и внешнеполитических преобразований, сопровождающихся укреплением международного положения страны и привлечением инвесторов. Благодаря либерализации, начатой президентом страны Ш. Мирзиёевым, Узбекистан вышел на траекторию устойчивого экономического роста. В соответствии с докладом Международного валютного фонда[28] по темпам экономического роста Узбекистан опережает Казахстан (4,6 %), Кыргызстан (3,4 %) и Туркменистан (2,5 %), но пока отстает от Таджикистана (6,5 %). Интересно, что Таджикистан, являясь самой бедной страной в регионе, имеет самые высокие темпы экономического роста, что обусловлено проводимой в стране экономической модернизацией, направленной на улучшение делового и инвестиционного климата, усовершенствование энергетического сектора[29]. Реформы затронули все сферы жизнедеятельности общества, при этом ключевую роль по-прежнему продолжала играть исполнительная власть. Например, еще в 2021 г. парламент Узбекистана был обновлен только на 4/5 части, однако в органах исполнительной власти увеличилась представленность женщин с 3,4 до 16 %[30]. Между тем, в соответствии с новыми поправками в Конституцию, принятыми в 2023 г. на всенародном референдуме, изменились сроки пребывания на посту президента Узбекистана. Во-первых, этот срок увеличился с 5 до 7 лет, а, во-вторых, занимать президентский пост разрешено не более двух сроков подряд. Сроки победившего в том же году на выборах президента Ш. Мирзиёева, который набрал 87,05 % голосов, в соответствии с новыми конституционными поправками обнулились. Это означает, что Ш. Мирзиёев будет находиться у власти до 2030 г. и затем сможет еще раз переизбраться на второй срок. Как известно, такая практика обнуления сроков характерна для большинства политических режимов на пространстве СНГ. Во всех странах Центральной Азии такая тенденция сохранится, когда властвующая элита «будет стремиться сохранить свою власть либо через продление своего срока пребывания, либо через конституционные механизмы» [Жильцов 2020]. В соответствии с обновленным вариантом Конституции Узбекистана от 2023 г. предусмотрено расширение полномочий парламента, однако незначительно, и президента. Новые полномочия парламента включают заслушивание ежегодного национального доклада о борьбе с коррупцией, определение максимальной суммы государственного долга, проведение парламентского расследования. Кроме того, предполагается изменить принцип формирования Сената: теперь от каждого региона страны, столицы и Каракалпакстана будут выдвигаться не по 6, а по 4 депутата, а глава государства имеет право назначать не 16 сенаторов, а только 9[31]. Что касается полномочий президента, то по новой Конституции он будет вправе назначать досрочные выборы главы государства Узбекистана. Однако кандидатура премьер-министра страны будет предлагаться президентом после проведения консультаций со всеми фракциями политических партий, а не только с партией, которая набрала наибольшее количество депутатских мест на парламентских выборах. Январский кризис в Казахстане подтолкнул К.Ж. Токаева к проведению масштабных экономических и политических реформ, направленных на укрепление собственной власти в контексте поддержания стабильности в стране. Кризис ознаменовал конец «двоевластия» и начало отстранения от власти родственников и сторонников Н. Назарбаева. Этот процесс получил название «деназарбаевизация»[32]. Для К.Ж. Токаева первостепенное значение имело избавление от нелояльных кадров и формирование вокруг себя новой преданной политической команды. После январских трагических событий 16 марта 2022 г. К.Ж. Токаев выступил с Посланием к народу Казахстана, в котором были отмечены основные направления трансформации политической модели развития страны[33]. Предполагалось положить конец традиции монополизации верховной власти, укрепить представительную демократию, модернизировать избирательную систему и электоральный процесс, активизировать «конструктивное партнерство между государством и обществом»[34]. С целью заручиться поддержкой своего курса со стороны народа в июне 2022 г. в Казахстане был проведен референдум о поправках в Конституцию. За поправки в Основной закон страны проголосовало 77,18 % населения при явке 68,05 %. Поддержка большинства населения на референдуме придала уверенности К.Ж. Токаеву и сориентировала его на дальнейшие действия по усилению своих позиций в стране. В 2022 г. на досрочных выборах президента К.Ж. Токаев победил, набрав 81,31 % голосов. По мнению политолога Д. Ашимбаева, такая поддержка была продиктована тем, что народ увидел в К.Ж. Токаеве сильного и жесткого национального лидера[35]. В 2023 г. в Казахстане прошли выборы в парламент по смешанной системе в соответствии с новым законодательством. По мнению экспертов, для Казахстана эти выборы стали большим шагом вперед в процессе трансформации политической системы и создания условий для плюрализма и конкуренции[36]. По результатам выборов в парламент Казахстана прошло шесть партий, среди которых лидирующие позиции заняла партия «Аманат», набравшая 53,9 % голосов[37]. При этом еще в 2022 г. К.Ж. Токаев объявил о своем уходе с поста председателя данной партии в соответствии с новой Конституцией страны. Одной из причин январского кризиса в Казахстане стал высокий уровень недовольства среди населения действующей властью, о чем свидетельствовали выдвигаемые требования о снижении цен на продукты, искоренение безработицы, отставка правительства и парламента[38]. Снизить уровень социального недовольства предполагалось посредством не только демократизации политической системы, но и либерализации экономики. К.Ж. Токаевым был объявлен переход на новую парадигму экономического развития, подразумевающую снижение роли государства в экономике страны. В этой связи резко возрастает риск атомизации общества и обострение социального неравенства. Как справедливо отмечают исследователи, ключевым является вопрос, подходит ли Казахстану либеральная модель экономической политики или следует перейти к более патерналистской модели с широким набором институциональных регуляторов, необходимых для снижения социального напряжения [Бирюков и др. 2023]. На наш взгляд, наиболее оптимальным вариантом мог бы стать поиск баланса между патерналистской и либеральной моделью развития. Несмотря на всю разницу в реформаторской политике президентов Узбекистана и Казахстана, оба заинтересованы в укреплении личной власти и создании условий для стабильного развития своих национальных государств. Однако глобальная турбулентность бросает вызов политическим лидерам стран Центральной Азии и создает серьезные риски, которые могут зажать в тиски авторитарные политические системы стран региона. Риски реализации сценария «цветных революций» В условиях жесткой глобальной геополитической конфронтации резко возросла вероятность осуществления «цветных революций» в странах Центральной Азии, геостратегическое значение которых делает их объектом пристального внимания со стороны ведущих центров силы мировой политики. Например, как справедливо отметил эксперт из Киргизии по вопросам национальной безопасности Т. Джумадылов, «коллективному Западу во главе с США на фоне бесперспективности победы над Россией на Украине выгодно „поджигать“ государства бывшего СССР»[39]. В странах Центральной Азии наиболее уязвимыми перед «цветными революциями» являются Киргизия и Таджикистан. Так, с момента прихода к власти С. Жапарова на волне третей революции, произошедшей в Киргизии в 2020 г., власти сообщали уже три раза о попытках государственного переворота в стране. Первый раз об этом было объявлено в ноябре 2021 г. накануне выборов в киргизский парламент (Жогорку Кенеш). По данным спецслужб, захват власти планировала осуществить группа молодых людей, недовольных существующим политическим режимом в Киргизии[40]. Об очередном готовившемся захвате власти было объявлено в начале лета 2023 г. Тогда пресс-центр Государственного комитета национальной безопасности Кыргызстана (ГКНБ) распространил информацию, что в Кыргызстане предотвратили «массовые беспорядки и акции неповиновения в целях последующего насильственного захвата власти»[41]. В ходе задержания было арестовано более 30 человек среди которых представители гражданского общества, ранее критиковавшие власть24. Курс на дезактивацию оппонентов продолжился. 2 сентября 2023 г. в Киргизии был арестован оппозиционный политик, лидер партии «Бутун Кыргызстан» Адахан Мадумаров, которого обвинили в государственной измене25. В июле 2024 г. в третий раз киргизские спецслужбы заявили о том, что в Киргизии был предотвращен государственный переворот. В отличие от первых двух этот захват власти готовился основательно, так как у задержанных нашли внушительный арсенал оружия26. Возможно, организаторами готовившегося переворота могли быть боевики, вернувшиеся в Киргизию из Сирии после разгрома ИГИЛ*. В целом в трех попытках свержения действующей власти в Киргизии можно заметить применение технологий «цветных революций». Вопервых, основными участниками, как заявлено спецслужбами, являются представители либо молодежи, либо оппозиции. Во-вторых, организаторами могли выступить экстремистские и террористические группировки, которые планировали разжечь огонь протеста в стране. В-третьих, несмотря на то, что в Киргизии в 2024 г. был принят закон об НПО, который, однако, нацелен на то, чтобы не свернуть деятельность этих структур, а сделать ее максимально прозрачной27, возможными организаторами могли стать западные НПО, действующие в Киргизии (по словам аналитиков, в стране их зарегистрировано около 22 тыс.). Летом 2024 г. в Таджикистане, где готовится транзит власти по «семейной» модели, был предотвращен государственный переворот. По официальной версии, организатором был объявлен депутат нижней палаты и экс-глава Демократической партии Саиджафар Усмонзода. Это событие положило начало арестов других высокопоставленных фигур, таких как бывший глава МИД Хамрохон Зарифи, бывший председатель Верховного совета Акбаршо Искандаров, заместитель председателя Социал-Демократической партии Таджикистана (СДПТ) Шокирджон Хакимов, зампред Демократической партии (ДПТ) Ахмадшох Комилзода. Сложно сказать, была ли это действительно попытка государственного переворота или же президент mk.kg/incident/2023/06/06/v-bishkeke-predotvratili-massovye-besporyadki-i-zakhvat-vlasti.html (дата обращения: 20.08.2024). 24 В Кыргызстане по делу о подготовке переворота арестована глава партии. URL: https:// www.svoboda.org/a/v-kyrgyzstane-po-delu-o-podgotovke-perevorota-arestovana-glavapartii/32448814.html (дата обращения: 23.08.2024). 25 Короткова Е. В Кыргызстане по обвинению в госизмене задержан оппозиционный депутат и партийный лидер Адахан Мадумаров. URL: https://www.kp.kg/daily/27550.5/4817871/ (дата обращения: 20.08.2024). 26 Много оружия и военный билет депутата ЖК - что еще нашли у готовивших переворот. URL: https://ru.sputnik.kg/20240706/voyenniy-bilet-deputat-gosperevorot-oruzhiye-gknbvideo-1086768729.html (дата обращения: 21.08.2024). * Террористическая организация, запрещенная в России. 27 Жогорку Кенеш принял законопроект об НКО/НПО во втором чтении. URL: https:// ru.sputnik.kg/20240222/kyrgyzstan-npo-zakonoproekt-vtoroe-chtenie-1082889732.html (дата обращения: 23.08.2024). Таджикистана продолжает укреплять властную вертикаль и создает мирные условия для передачи власти своему сыну Рустаму Эмомали. Заключение Политический дизайн стран Центральной Азии характеризуется авторитарными чертами, однако в каждой стране можно наблюдать свой тип политического режима: в Казахстане - «мягкий авторитаризм», в Узбекистане - патерналистский авторитаризм, в Киргизии - консультативный авторитаризм, в Таджикистане - персоналистский авторитаризм с национальным дискурсом, в Туркменистане - персоналистский авторитаризм с личностно-ориентированным дискурсом. Складывается парадоксальная ситуация, когда страны региона вроде бы и разные по типу политических систем и по уровню экономического развития, но в то же время их объединяет много общего: под фасадом демократического транзита идет процесс укрепления авторитарных тенденций. Это позволяет охарактеризовать их политические режимы как авторитарный конституционализм. В ряде стран Центральной Азии, Узбекистане и Казахстане политический процесс развивается динамично, что доказывает переход этих стран на новую стадию развития политических систем. В этих государствах предприняты глубокие экономические и политические реформы. Благодаря экономической либерализации политическое руководство двух стран создало благоприятные условия для инвесторов и укрепило национальную конкурентоспособность. Однако, даже несмотря на эти глубокие изменения, в политической жизни этих стран особую роль продолжит играть глава государства, концентрируя в своих руках всю полноту власти. При этом Казахстан взял курс на серьезную политическую трансформацию, направленную на укрепление роли парламента в системе власти и достижения равновесия властей. Насколько решительно Казахстан готов двигаться по данной траектории, выстраивая представительную демократию, покажет время. На фоне глобальной геополитической турбулентности резко возросла вероятность расшатывания внутриполитической обстановки в странах Центральной Азии, которые сталкиваются с такими системными экономическими и социальными проблемами, как коррупция, безработица, низкий уровень жизни населения. Эти проблемы могут стать детонатором общественных протестных движений - пикетов, митингов, демонстраций, которыми могут воспользоваться внешние силы. Вероятность такого сценария, чреватого политической нестабильностью, побуждает одних политических лидеров стран региона (Казахстан, Узбекистан) проводить реформы и конструировать такой политический режим, который более или менее пропорционально отражает экономическую реальность и социальные потребности, а других (Киргизия, Таджикистан) - прибегать к методам «закручивания гаек», расчищать пространство от политической оппозиции. В обоих случаях это приводит к укреплению режима личной власти глав государств стран Центральной Азии, а, следовательно, президент по-прежнему будет оставаться на вершине властной иерархии. Однако, как показывают результаты последних президентских выборов в Узбекистане и президентских и парламентских выборов в Казахстане, в этих обществах существует запрос на сильную власть, способную обеспечить общественно-политический порядок и стабильность.

Об авторах

Елена Геннадьевна Гарбузарова

Кыргызско-Российский Славянский университет имени Б. Н. Ельцина

Автор, ответственный за переписку.
Email: play_elenag@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-3481-4363

доктор политических наук

Бишкек, Киргизская Республика

Список литературы