Черноморский, Каспийский и Центрально-Азиатский регионы в глобальных процессах политического развития: представляю номер

Полный текст

Введение Формирование современного очертания Черноморского, Каспийского и Центрально-Азиатских регионов началось еще до распада СССР, в 1989-1990 гг. В тот период в странах Центральной и Восточной Европы с политической сцены ушли силы, которые ориентировались на развитие своих стран в рамках социалистической системы. Затем прекратила свою деятельность Организация Варшавского договора. В итоге после распада СССР в 1991 г. были образованы Черноморский и Каспийский регионы, а также Центральная Азия (до 1993 г. - Средняя Азия и Казахстан). Конфигурация данных регионов определялась географическими границами и тяготением прибрежных государств к Черному и Каспийскому морям. В этих регионах, несмотря на длительное нахождение в составе социалистического блока, практически сразу обозначились различные внешнеполитические векторы, по-разному развивались политические процессы. В Черноморском регионе, такие страны, как Румыния и Болгария, проводили курс на вхождение в евроатлантические структуры. Турция попыталась усилить свое влияние в каспийских и центральноазиатских странах, одновременно сделав заявку на лидирующую роль в Черноморском регионе. Украина и Грузия проводили политику дистанцирования от России, при ориентации на развитие политических контактов с ЕС и США. В Каспийском регионе образовалось две группы государств, которые условно можно было разделить на страны, которые отстаивали самостоятельное развитие региона (Россия, Иран), и страны, которые рассматривали различные варианты расширения присутствия внерегиональных акторов (Азербайджан, Казахстан, Туркменистан). В Центральной Азии доминировал подход, согласно которому формально все страны выступали за налаживание регионального сотрудничества. На практике внешнеполитические устремления центральноазиатских государств были направлены на получение поддержки со стороны внерегиональных акторов и привлечение их к решению собственных проблем. Подобное многообразие государств, имеющих собственную историю, различные традиции и культуры, предопределило различия в их внутриполитическом развитии и внешнеполитическом курсе. В то же время пространство, которое занимают Черноморско-Каспийский и Центрально-Азиатские регионы, оказалось вовлечено в глобальные политические процессы, которые стали разворачиваться в 1990-х гг. Границы регионов: теория и практика Прежде чем рассматривать вклад регионов в мировой политический процесс, необходимо определить, что они собой представляют, где проходят их границы и какими критериями руководствуются исследователи различных государств. Вопрос относительно того, что включать в Каспийский, Черноморский регионы и Центральную Азию, изначально носил в значительной мере прикладной, практический характер. Это было связано с политикой внерегиональных акторов, для которых с начала 90-х гг. прошлого века было важно определить свою политику в отношении новых независимых государств и обозначить границы новых регионов, в которые они входили. Впрочем, в тот период времени говорить о каком-то четком наполнении политики в отношении Каспийского, Черноморского регионов и Центральной Азии со стороны внерегиональных «игроков» не приходилось. Они не сразу заполнили геополитический вакуум, а оценивали перспективы Каспийского и Черноморского регионов и Центральной Азии, формируя региональную политику в новых условиях. Наиболее активно Запад действовал в Каспийском регионе. К этому его подталкивали сведения о наличии в новых прикаспийских странах - Азербайджане, Казахстане и Туркменистане значительных запасов углеводородных ресурсов. В частности, США «активно приступили к проведению многоаспектной и многогранной политики в Каспийском регионе, тем самым формируя новую модель международных отношений периода, наступившего после окончания холодной войны» [Писарев 1999: 376]. Можно отметить, что Каспийский регион, его значение для внерегиональных государств определялся природными ресурсами. При этом сами по себе нефть и газ Каспийского региона не интересовали США и ЕС. Углеводородные ресурсы выступали в качестве инструмента политики внерегиональных государств, которые рассчитывали использовать этот фактор в реализации своих долгосрочных интересов. Для прикаспийских государств нефть и газ, их добыча и будущие поставки на внешний рынок представляли особый интерес. Решения целого комплекса вопросов, связанных с углеводородными ресурсами, определяли геополитическое развитие региона. Обеспечение стабильного доступа к углеводородным ресурсам являлось одним из приоритетов внешней политики США. Как отмечали российские эксперты, «энергетическая политика занимает одно из центральных мест в системе внешнеполитических действий США, что несло в себе осложнения в отношениях с Россией на Кавказе и Центральной Азии» [Жизнин 2000]. Подходы к определению регионов со стороны государств, которые в них входили, опирались, в первую очередь, на субъективное восприятие общности исторического развития, которое часто отрицалось, а также характер отношений между региональными странами и внешнеполитическими акторами. Наглядным примером в этом плане может служить Каспийский регион, интерес к которому, а точнее, к отдельным прикаспийским странам, определялся наличием значительных запасов углеводородных ресурсов и прохождением через них транспортных путей. Однако первоначально, после распада СССР, понятие «Каспийский регион», которое активно употреблялось в периодической печати и научной литературе, в большей степени было основано на интуитивном понимании, нежели на четком определении, в основе которого лежали бы определенные характеристики. Причины подобной ситуации в значительной мере определялись серьезными расхождениями в подходах к решению региональных проблем со стороны прикаспийских государств (правовой статус Каспийского моря, принципы разработки углеводородных ресурсов и направления их поставок). Большое влияние оказывала политика внерегиональных акторов, прежде всего США и ЕС, для которых принципиальным вопросом было не допустить какой-либо консолидации прикаспийских государств под эгидой России. Следует отметить, что для Запада в концептуальном плане Каспийский регион не вышел за рамки пяти государств, хотя предлагались иные критерии. В частности, были предложения включать в Каспийский регион субъекты прикаспийских государств, выходящих на берега Каспийского моря. В отличие от западных исследователей российские ученые предлагали разнообразные теоретические конструкции. Одной из «популярных» идей стал концепт «Большого Каспийского региона», в который включался более широкий круг государств, не только омываемых Каспийским морем [Маркелов 2020]. Ряд специалистов считали, что Каспийский регион простирается до Ближнего Востока [Sasley 2004]. Эту позицию разделял известный турецкий специалист Мустафа Айдын [Aydin 2004]. Астраханский исследователь В.М. Викторин отмечал, что «каспийские области в составе каждого из прилегающих государств приобретали дополнительную специфику, здесь же складывались особые этнические и конфессиональные общества» [Викторин 2002]. Популярной была идея о формировании некоторой каспийской общности. Как правило, при этом апеллировали к общей истории прикаспийских территорий, подразумевая, что они были включены в широкие исторические процессы. Как писал президент Казахстана Н. Назарбаев, «привлекающий мировые геоэкономические, экологические и биохозяйственные интересы, Каспий выглядит обособленным геополитическим регионом, способным объединиться в некую общность. Этому также способствует разделяемая всеми приграничными странами позиция о совместном использовании толщи воды. В силу этого Каспийский регион представляется как стратегический форпост, являющийся важным элементом геополитической ситуации в Центральной Евразии» [Назарбаев 2003]. Однако большинство представлений о возможности формирования единой общности и появлении единых позиций по наиболее актуальным вопросам разбивались о практическую политику Запада, который видел в Каспии прежде всего источник углеводородных ресурсов. Более того, западные государства были заинтересованы в обособлении и разъединении прикаспийских государств. В противовес данной позиции на саммитах лидеров прикаспийских государств постоянно подчеркивалось единство «каспийской пятерки»[1]. Ряд российских ученых предлагали рассматривать понятие «Каспийский регион» через систему концентрических кругов-поясов, в центре которой - Каспий, его потенциал и проблемы, возможности и вызовы [Войтоловский, Косолапов 1999]. Согласно этому подходу, «ядро» Каспийского региона образуют пять прибрежных государств: Азербайджан, Иран, Казахстан, Россия, Туркменистан. Эти государства непосредственно «завязаны» на Каспии как с точки зрения использования его потенциала и возможностей, так и в плане неизбежности принятия на себя его проблем. Вторым элементом теоретической конструкции, которая определяла Каспийской регион, был «пояс» государств, которые участвовали в реализации или в будущем могли стать участниками нефте- и газопроводов, транспортных коридоров. К ним относили Грузию и субъекты РФ: Ингушетию, Осетию, Чечню, Ставропольский и Краснодарский края. В третий «пояс» включали государства, которые географически тяготели к Каспию, были с ним связаны через использование углеводородных ресурсов и инфраструктурные проекты и не попадали в две предыдущие категории. К таким государствам относят Турцию, Украину, Таджикистан, Саудовскую Аравию, Болгарию, Грецию, Армению и Узбекистан. Данное определение региона имело существенный недостаток - оно не опиралось на четкие критерии. Тем не менее подобные теоретические построения оказались популярными среди российских ученых. Так, эксперт А.В. Грозин из Института стран СНГ считал, что регион Прикаспия в геополитическом плане включает в себя гигантскую территорию на стыке Европы и Азии. В него принято включать пять собственно прикаспийских государств. Кроме того, «околокаспийскими» являются страны субрегионов Северного Кавказа, Закавказья и громадные пространства Центральной Азии [Грозин 2000]. Схожую оценку давали и другие российские ученые [Малышева 2002], которые в Каспийский регион, помимо пяти прикаспийских государств, включали Закавказье, Центральную Азию и Турцию[2]. В.С. Роман из Астрахани отмечал, что «в Каспийский регион принято включать южную часть Российской Федерации (Волгоградскую, Астраханскую, Ростовскую области, Ставропольский край, республики Калмыкию, Дагестан, Ингушетию и Чечню); Западный Казахстан, фактически весь Туркменистан, Азербайджан, Северный Иран и, естественно, само Каспийское море» [Роман 2002]. В свою очередь, иранист Е.В. Дунаева давала широкое определение: «Каспийский регион - это понятие, которое в узком смысле можно определить как бассейн Каспийского моря и прилегающие к нему территории». Более широкая трактовка - «регион, лежащий на границе Европы и Азии, вдоль исторически сложившейся в период „холодной“ войны линии Север-Юг, коридор по которому проходит размежевание двух цивилизаций: христианской и мусульманской» [Дунаева 1999]. Иранский международник Х. Гаффарзаде (Hamidreza Ghaffarzadeh) выделяет «Каспийский экономический хинтерланд» (The Caspian Economic Hinterland), определяя его как «административные единицы, выходящие на море»[3]. Определение понятия «Каспийский регион» через энергетические ресурсы также наталкивалось на определенные проблемы. Не было четкого понимания: какие имеются объемы запасов углеводородных ресурсов, существовали сложности при реализации проектов трубопроводов. Соответственно, это не позволяло рассматривать данные факторы в качестве устойчивых характеристик Каспийского региона. «Каспийский регион характеризуется целым рядом структурно-территориальных особенностей, в числе которых: специфические природные условия; значительные, но не освоенные запасы полезных ископаемых; большой, но недостаточно используемый сельскохозяйственный, продовольственный, а также рекреационный потенциал; высокая концентрация промышленности в отдельных районах, которая оказывает на природу необратимое губительное воздействие; нестабильная социально-экономическая обстановка в условиях обострения этнических и религиозных проблем, характеризующаяся высокой вероятностью внутреннего вооруженного конфликта; наличие множества неурегулированных вопросов, возникших из-за появления государственных границ вместо административных. Все это в совокупности серьезно нарушило существовавшие ранее хозяйственные связи и промышленно транспортную инфраструктуру, затронуло многие другие проблемы…» [Войтоловский, Косолапов 1999]. В отличие от российских ученых, которые включали в Каспийский регион значительные территории, зачастую удаленные на значительное расстояние от Каспийского моря, западные исследователи опирались на объективно существующие, хотя и не до конца четко определенные показатели. На одном из первых мест данного подхода находились энергетические ресурсы, которые занимали ведущее место в политике западных государств. Иначе, чем от понятия «Каспийский регион» воспринималось определение «Черноморский регион». В политическом отношении практически все страны Черноморского региона отличались незавершенным характером процесса утверждения демократических принципов. Это касалось как Болгарии и Румынии, так и постсоветских государств, которые после распада СССР приступили к формированию политических систем на новых принципах. В геополитическом плане Черноморский регион представлял собой устойчивую конфигурацию интересов разных государств. Направленность Турции на доминирование в регионе, евроатлантические устремления Болгарии и Румынии, неустойчивое политическое развитие Грузии и Украины - все это предопределяло расхождение во внешнеполитических приоритетах. Сказывались различия в экономическом потенциале причерноморских государств, что привело к выделению лидеров развития - Турции, России и Украины, средних государств - Румынии и Болгарии, а также страны с незначительными экономическими возможностями - Грузии. В итоге ядро региона, если исходить из стран, которые омываются Черным морем, не складывалось. К этому добавилось влияние внешних сил, которые с момента распада соцлагеря, а затем и СССР, стали навязывать причерноморским государствам собственную внешнеполитическую повестку. Западные страны инициировали разработку энергетических и транспортных проектов, в которых странам Черноморского региона отводилась подчиненная роль. Большое влияние на развитие региона, его позиционирование в современных политических процессах оказал энергетический фактор. В силу географического положения Черноморский регион изначально стал рассматриваться в качестве продолжения транспортных и энергетических артерий, которые брали начало в Каспийском регионе. В результате энергетический фактор оказал огромное влияние на позиционирование региона в мировой политике, если исходить из его встроенности в интересы западных государств. Более того, западные страны активно продвигали проекты, которые были направлены на то, чтобы через энергетические потоки замкнуть Центральную Азию, Каспийский и Черноморский регионы, обеспечив их геополитическое сближение с Европой. Эта амбициозная задача активно продвигалась США, ЕС и Турцией, которые выступали сторонниками формирования транспортно-энергетических маршрутов, идущих в направлении Восток - Запад. В 90-х гг. прошлого века с подобными инициативами активно выступали США, предлагая формировать новые энергетические потоки, которые рассматривались в качестве геополитического каркаса огромного пространства, занимаемого Центральной Азией, Каспийским и Черноморским регионом [Жильцов С.С., Зонн И.С. 2009]. В широком понимании Черноморский регион представлял собой мозаику политических интересов причерноморских государств, которые постоянно дополнялись внерегиональными акторами. После распада СССР регион перестал восприниматься как европейская геополитическая периферия. Он стал рассматриваться в качестве перспективного региона, «геополитического моста», соединяющего Каспий и Центральную Азию с Европой. Тем более что исторически Черноморский регион неразрывно был связан с Каспийским, образуя единое целое с точки зрения торговых путей и экономических связей. Вступление в 2004 г. в НАТО, а в 2007 г. - в ЕС вывело европейское интеграционное объединение на берега Черного моря, а вместе с этим - поставило вопрос о реализации долгосрочных не только политических, но и экономических задач. В широком географическом плане, если страны, которые входят в Организацию Черноморского экономического сотрудничества (ОЧЭС) и не связаны с Черным морем, регион является местом пересечения различных геополитических сил. Здесь пересекаются экономические, транспортные и энергетические интересы как региональных, так и внерегиональных государств. Помимо шести государств, которые исторически имеют выход к Черному морю - Болгария, Грузия, Россия, Румыния, Турция и Украина, к региону можно отнести и Молдавию, которая получила выход к морю за счет постройки порта в Джурджулешты. Он расположен в 134 км от Черного моря на левом берегу реки Прут и Дунай в селе Джурджулешты. Если добавить к этим странам Армению, Азербайджан и Молдавию, то получится «Большой Черноморский регион». Часто употребляют понятие «Большое Причерноморье», которое «объединяет страны, имеющие общие интересы, прежде всего, в сфере экономики и безопасности, связанные общностью исторических и культурных традиций. Географически оно объединяет страны Юго-Восточной Европы - Балканы и Кавказ, а также прибрежные государства Северного и Южного Причерноморья» [Средиземноморье… 2006: 30-31]. В материалах, подготовленных ко времени обнародования инициативы ЕС для Черноморского региона (2007 год), к региону были отнесены Греция, Болгария, Румыния, Молдавия, Украина, Россия, Грузия, Армения, Азербайджан и Турция. Понятие «Центральная Азия» появилось в 1993 г. До этого времени этот регион включал в себя четыре государства Средней Азии и Казахстан. Центральноазиатские государства стремились рассматривать себя в качестве геополитической единицы [Гарбузарова 2022]. Однако единство региона носило условный характер. Более того, в Центральной Азии в 1990-х гг. усиливались дезинтеграционные процессы, прежде всего, из-за нерешенных водно-энергетических проблем и однородности экономик центральноазиатских государств. Препятствием на пути достижения регионального сотрудничества (попытки интеграционных проектов оказались нереализованными) выступали политические амбиции лидеров центральноазиатских государств, которые стремились к политическому доминированию. Кроме того, все страны Центральной Азии, при сходстве подходов к политическому управлению, имели разную историю, традиции и менталитет. Центральная Азия оказалась под мощным влиянием внерегиональных акторов. Использование многосторонних механизмов взаимодействия и инфраструктурные проекты, инициированные Западов и Китаем, усилили вовлеченность центральноазиатских государств в орбиту интересов внерегиональных государств [Kechagias 2023]. Современный этап Дискуссии относительно роли Черноморского, Каспийского и ЦентральноАзиатского регионов продолжались в последние годы. Общим утверждением, которое находило отражение в значительном количестве научных работ российских и зарубежных авторов, является тезис о возрастании их роли в мировой политике, экономике, энергетике. С этим сложно не согласиться. Однако вне рассмотрения оставался и до сих пор актуален комплекс вопросов, связанных с определением степени влияния внерегиональных акторов на развитие данных регионов. Их вовлеченность в международные инфраструктурные, энергетические и геополитические проекты, как правило, получают положительные оценки. В то же время подобное участие усиливает зависимость от политики внешних игроков, которые точно определили место и значение регионов и отдельных государств в своей политике. Соответственно, теоретические оценки и практические подходы при реализации политики внерегиональными акторами направлены на недопущение политической консолидации внутри регионов, расширение их внутрирегионального экономического взаимодействия. Это четко прослеживается на примере Черноморского, Каспийского и Центрально-Азиатского регионов. Так, в последние тридцать лет политические и экономические связи причерноморских, каспийских и центральноазиатских государств в рамках указанных регионов не получили значительного развития, в то время как с внерегиональными игроками они укрепились и вышли на новый уровень. Политическое развитие Каспийского региона скрепила Конвенция о правовом статусе Каспийского моря (2018 г.), закрепив приоритет «каспийской пятерки» в решении ключевых проблем. Однако документ не повлиял на экономические связи прикаспийских государств с внерегиональными акторами и, тем более, на появление и реализацию различных инфраструктурных проектов. При этом большая их часть инициирована извне и не оказывает консолидирующего влияния на развитие стран региона. Курс на превращение Каспийского региона в сырьевой придаток был инициирован послед распада СССР западными странами и получил в дальнейшем практическое подкрепление. Для реализации данной задачи были разработаны трубопроводные проекты поставок углеводородных ресурсов. Наиболее значимыми энергетическими проектами в Каспийском регионе стали нефтепровод Баку - Тбилиси - Джейхан, газопровод Баку - Тбилиси - Эрзерум, а также «Южный газовый коридор», который обеспечит доступ каспийским углеводородным ресурсам из Азербайджана на европейский рынок. Схожая ситуация наблюдается в Черноморском регионе, за которым прочно закрепилась роль транзитера энергетических ресурсов и «моста» в реализации транспортных коридоров. Так, за Черноморским регионом закрепилась роль транзитера каспийских углеводородных ресурсов. Реализация нескольких трубопроводных проектов не изменила роль региона, который интересен для внерегиональных акторов в качестве «моста» между Каспийским регионом и Европой. Центральная Азия стремилась повысить самостоятельность в мировой политике и экономике. Однако идеи развития регионального сотрудничества и формирования общей региональной повестки, которые обсуждались в 1990-х гг., но так и не были реализованы, входили в противоречие с интересами внерегиональных акторов. Китай, США, ЕС, Индия, Турция и другие продвигали свою политическую повестку, направленную на вовлеченность центральноазиатских государств в сферу своих геополитических интересов и использование их территории в качестве составной части транспортных маршрутов. Не случайно в одном из исследований, посвященных Центральной Азии, отмечалось, что «снижение уязвимости к внешним факторам возможно через укрепление внутренних источников роста. Странам региона необходимо преодолеть четыре ключевых структурных вызова - это отсутствие выхода к морю, ресурсная зависимость и низкий уровень развития финансового сектора, рассогласованность в водно-энергетической сфере, климатические изменения» [Винокуров 2022: 10]. Большое влияние на развитие стран Центральной Азии оказывали внутриполитические события. Государства данного региона продолжали развиваться в русле привычных методов, опираясь не на демократические принципы, которые формально все поддерживали, а на основе традиций, предполагающих наличие авторитарной власти, которая концентрировалась у президента [Жильцов 2016]. Данный выпуск журнала посвящен политическому развитию Черноморского, Каспийского и Центрально-Азиатского регионов, их роли в мировой политике. Исследователи из разных образовательных и научных центров России и других стран представили материалы теоретического и эмпирического характера по широкому кругу актуальных вопросов.

Об авторах

Сергей Сергеевич Жильцов

Дипломатическая академия МИД России

Автор, ответственный за переписку.
Email: sergej-z71@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0002-4898-2627

доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой политологии и политической философии

Москва, Российская Федерация

Список литературы