Феномен исламизма постиндустриального времени на территории Российской Федерации

Полный текст

Введение Современный мир следует рассматривать как сложную систему. Общественно-политические процессы в разных странах и на разных континентах формируются под воздействием значительного количества факторов, превалирующими среди которых являются экономические. Международные финансовые, производственные и торговые связи объединяют страны в одно глобальное пространство, в рамках которого событие в одном регионе мира может серьезно повлиять на ситуацию в другом. В качестве примера можно вспомнить удар, нанесенный по глобальным логистическим цепочкам, инцидент в Суэцком канале, когда в начале 2021 г. магистраль была блокирована севшим на мель контейнеровозом Ever Given. Примерно такая же логика на современном этапе свойственна и политическим процессам - конфликты, развивающиеся на значительном расстоянии от экономических центров, через какое-то время начинают влиять на жизнь всего мирового сообщества. Примерами этого могут выступать гражданские войны в Ираке и Сирии, ставшие в итоге одной из причин миграционного кризиса в Европе и т.д. С исследовательской точки зрения глобальность мира приводит к смещению и размыванию привычных понятий, которые неожиданно начинают демонстрировать иную природу и новые особенности. В данном случае вопрос касается феномена радикального ислама и его эволюции в условиях глобализации и развития постиндустриального общества. До 2001 г. считалось, что исламизм (радикальный ислам, политический ислам, исламский фундаментализм, салафизм) не может распространиться за пределы Ближнего и Среднего Востока. Даже ряд кейсов террористической активности «Аль-Каиды»1 и последовавшие за ними войны в Ираке и Афганистане не изменили отношения исследователей [Демиденко, Кутузова 2020]. Однако через некоторое время выяснилось, что религиозный радикализм адаптируется к международным реалиям. Исламисты оказались достаточно сильны, чтобы почти разрушить привычную политическую карту Ближнего Востока, поставив под угрозу уничтожения светские режимы в Сирии и Ираке. Пандемия коронавируса несколько снизила их активность, однако «затишье» оказалось временным (как и прогнозировалось рядом экспертов [Демиденко, Кутузова 2021]), и уже летом 2021 г. террористическая организация «Талибан»2 получила контроль над Афганистаном. В дополнение к этому влияние радикалов начинает все более отчетливо ощущаться в Европе, США, Юго-Восточной Азии, где актуализируется проблема «исламизации» молодых мусульман через распространение в их среде специфических субкультур, воспевающих джихад и борьбу против мирового империализма - jihadi cool и jihobbists. Эти субкультуры характерны для мусульманских гетто крупных городов и формировались как синтез двух ключевых элементов - религиозного, подчеркивающего специфическую идентич- 1 Запрещена на территории РФ. 2 Запрещена на территории РФ. ность приверженцев, и криминального, манифестирующего оппозиционность адептов и их неуважение к нормам буржуазной морали. Jihadi cool и jihobbists стали в некотором смысле ответом западному миру со стороны мусульманских общин немусульманских стран. Из их рядов вышли несколько известных террористов Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ)3, в самом же Старом Свете «джихадисты», получившие кадровую подпитку вследствие начавшегося с 2014 г. миграционного кризиса. Новая версия исламского радикализма оказалась во многом отличной от классических образцов. Ее представители менее чувствительны к конфессиональным различиям, ведут «западный», светский, образ жизни (см. выше о jihadi cool), не изменяя главному - приверженности идее мирового джихада. Данный феномен, который был описан авторским коллективом в других работах, можно определить как исламизм постиндустриального времени - явление крайне актуальное, дающее международному террористическому интернационалу возможность еще больше распространиться и расширить базу для вербовки новых адептов4. При этом термин исламизм постиндустриального времени неразрывно связан с понятием jihadi cool. Описанные выше процессы происходят на фоне высокой подвижности всей уммы в целом, когда значительные ее части за непродолжительный промежуток времени переходят от поддержки официальных властей в стан радикалов и обратно (наиболее ярко это видно на примере Ирака, где в определенные периоды численность только вооруженных отрядов ИГИЛ достигала 200 тыс. человек)5. К вопросу о понятиях Прежде всего, следует отметить, что в академическом мире термин «радикальный ислам» трактуется по-разному. Как правило, спор разворачивается в границах четырех дефиниций - исламизм, салафизм, радикальный ислам и фундаментализм. Эксперты весьма часто смешивают их, полагая, что различия, если и имеются, то несущественные6. Так, например, видный исследователь проблематики радикального ислама А.А. Игнатенко [2004: 40] подчеркивает, что радикальный ислам синонимичен исламскому экстремизму, фундаментализму и салафизму. Другой крупный ученый Д.А. Нечитайло использует термин «современный радикальный исламизм»7. Путаница возникает уже на уровне учебной литературы. Например, 3 Запрещена на территории РФ. 4 Подробнее о термине см.: (Демиденко, Кутузова 2020). 5 Cockburn P. War with Isis: Islamic militants have army of 200,000, claims senior Kurdish leader // The Independent. 16 November 2014. URL: https://www.independent.co.uk/news/world/ middle-east/war-with-isis-islamic-militants-have-army-of-200-000-claims-kurdish-leader-9863418. html (accessed: 22.07.2022). 6 Нечитайло Д.А. Современный радикальный исламизм. Стратегия и тактика: дис. … д-ра полит. наук: 23.00.01. М., 2017. 7 Нечитайло Д.А. Современный радикальный исламизм. Стратегия и тактика: дис. … д-ра полит. наук: 23.00.01. М., 2017. в учебнике по политологии Э. Хэйвуда [2005: 78], в главе, посвященной исламскому фундаментализму, фактически ставится знак равенства между относительно умеренной и цивилизованной (хотя и консервативной) иранской исламской демократией и режимом запрещенных в России афганских талибов. Примерно той же позиции придерживается А.А. Игнатенко [2004: 43-48], считая главными центрами исламского радикализма Тегеран и Эр-Рияд. Многие отечественные авторы, внесшие выдающийся вклад в изучение проблематики исламизма, Е.М. Примаков, А.В. Малашекно, В.Н. Пластун, В.В. Наумкин и т.д. концентрировались в первую очередь на вопросах социально-экономической и кросс-культурной природы исламизма, стратегии и тактики радикалов, упуская при этом из виду теоретический аспект. Однако, как представляется, крайне важно договориться о значении терминов. В обратном случае можно допустить ошибку, которая не позволит точно определиться с предметом и объектом исследования. В прикладном разрезе данный момент важен с точки зрения выявления сферы «экстремистского», поскольку не всегда тот, кто желает строить мечети или выступает в пользу сбережения исламских традиций, является террористом. Нередки эпизоды, когда оценка степени «экстремистского» предоставлена экспертам-религиоведам, которые, в свою очередь, опираются, помимо законодательства, на достижения фундаментальной науки. И если нет точности в определениях, решение выносится на основании субъективного суждения. Это означает, что с одной стороны, открываются возможности для злоупотреблений, а с другой - для ухода от ответственности. Например, подобная практика имеет место в государствах Центральной Азии - дело Мухтади Абдулкадирова 2019 г. [Антиэкстремистская политика… 2020: 57] или приговор экстремистам в городе Рогун 2016 г.8 Как в первом, так и во втором случаях обвинения, судя по материалам прессы, имели достаточно зыбкую теоретическую и правовую основу. Можно согласиться с Э. Хейвудом и А.А. Игнатенко касательно того, что под фундаментализмом должна подразумеваться такая система взглядов, при которой основные аспекты человеческой жизни должны хотя бы частично подчиняться религиозным принципам [Хэйвуд 2005: 78]. Такой подход в целом имманентен мусульманской религии. Ислам является источником всего - и права, и традиций, и политики. Почти все конституции ближневосточных государств (за исключением Турции и Ливана) заявляют в качестве источника национального законодательства шариат, все ведущие политические идеологии в регионе Большого Ближнего Востока также носят ярко выраженный религиозный оттенок (например, арабский социализм баасистов, М. Каддафи и Насера). На повседневном уровне фундаментализм постулирует необходимость соблю- 8 18 жителей Рогуна приговорены за призывы к изменению конституционного строя в Таджикистане // Информационный сайт TopTJ.com. 8 августа 2016. URL: https://www.toptj. com/News/2016/08/08/18-zhiteley-roguna-prigovoreny-za-prizyvy-k-izmeneniyu-konstitucionnogostroya-v-tadzhikistane (дата обращения: 22.07.2022). дения религиозных традиций - следовать «столпам ислама», беречь семейные ценности, не совершать грехов в области товарно-денежных отношений, жертвовать на благотворительность. Фундаментализм не всегда имеет склонность к агрессивности. Например, в Центральной и Южной Азии существуют движения, выступающие за религиозную чистоту, но без открытого экстремизма - «муджаддийа» или консерваторы - приверженцы ханафитского мазхаба [Мухаметшин 2011]. При этом как первые, так и вторые активно занимались и занимаются поддержкой и продвижением мусульманской религии. В данном контексте представляется целесообразным разведение понятий «фундаментализм» (традиционализм) и «исламизм» (радикальный ислам). Для второго характерен момент политический - изменение мира при помощи реализации концепта идеального исламского государства (халифата). Первый же сосредоточивается на моментах сугубо бытовых и в политику не проникает (а если и проникает, то переходит в состояние исламского радикализма). Относительно определения радикального ислама (исламизма, салафизма) исследователи в основном концентрируются на двух моментах - борьбе за чистоту веры и террористической активности, переходящей порой в открытый шовинизм. Так, выдающийся отечественный арабист А.М. Васильев, исследуя природу саудовского ваххабизма, который часто считают идейным «прародителем» всех современных салафитских движений, отмечает пуризм последователей в вопросах веры и высочайшую степень их непримиримости ко всем «извратителям» ислама (в первую очередь к суфиям, которых Мухаммед ибн Абд-аль-Ваххаб считал главными «еретиками) [Васильев 1982]. Ученый-богослов М. Хасан отмечает, что «салафизм-ваххабизм является источником террора, а последователи идеологии - преступниками, отвергающими традиционные исламские ценности и постулаты, извращающими его истинные каноны» [Хасан 2005: 11]. Данный подход разделяют Р.В. Курбанов [2012], Е.Я. Сатановский [2012], И.С. Шегаев [2017]. Американский исследователь М. Муктедар Хан ставит знак равенства между исламизмом и антиамериканизмом9, а М. Трэвис сравнивает исламизм с неофашизмом [Travis 2017]. Подобная трактовка, при ее очевидной справедливости, не является исчерпывающей, поскольку существуют исторические прецеденты, когда представители умеренных направлений ислама использовали в своей деятельности методы вооруженной борьбы. Например, суфии Центральной Азии и Северного Кавказа, участвовавшие в разные годы под знаменем джихада в войне против Российской империи и советского государства, или шииты, организовавшие террор против суннитского населения Центрального Ирака [Демиденко 2014]. Есть и обратные примеры - организаций, признанных в России экстремистски- 9 Muqtedar Khan M.A. Islam and the West: Searching for Common Ground / Testimony Before the Committee on Foreign Relations The United States Senate // US Senate Committee on Foreign Relations. July 18, 2006. URL: https://www.foreign.senate.gov/imo/media/doc/KhanTestimony060718. pdf (accessed: 22.07.2022). ми, но сознательно, на доктринальном уровне, отказавшихся от насилия (например, «Хизб ут-Тахрир аль-Ислами»)10. Суммируя изложенное выше, можно сказать, что любая исламистская партия изначально является фундаменталистской, поскольку вопрос о сбережении веры актуален для любой оппозиционной религиозной структуры. В то же время далеко не каждая фундаменталистская организация является исламистской, поскольку, как уже было отмечено ранее, сохранение традиций не равно их навязыванию иным культурным контекстам. С теоретической точки зрения авторам данного исследования наиболее близки концепции А.А. Игнатенко и Д.А. Нечитайло, которые концентрируются на стремлении к установлению глобального господства шариата как на ключевом признаке радикального ислама (исламизма). А.А. Игнатенко дает следующее определение: «Исламизм - идеология и практическая деятельность, ориентированные на создание условий, в которых социальные, экономические, этнические и иные проблемы и противоречия любого общества (государства), где наличествуют мусульмане, а также между государствами, будут решаться исключительно с использованием исламских норм, прописанных в шариате» [Игнатенко 2004: 40-41]. Д.А. Нечитайло в своей работе «Современный радикальный исламизм. Стратегия и тактика» также активно продвигает идею о глобальности претензий радикалов11. С данной позицией трудно не согласиться, с учетом того, что все организации, которые принято отождествлять с исламизмом, - «Братья-мусульмане», «АльКаида», ИГИЛ12 - ставили себе цель создать именно мировое мусульманское государство - халифат. Таким образом, коллектив авторов представленной статьи, также не проводя различий между исламизмом и радикальным исламом, определяет это явление как крайнюю фундаменталистскую идеологию, основанную на принципах очищения ислама от любых вредных нововведений и ставящую своей политической задачей превращение всего мира в единое мусульманское государство (Дар аль-Ислам, халифат). При этом желания других народов вторичны по отношению к божественной воле, носителями которой считают себя экстремисты. Вопрос об агрессивном прозелитизме имеет первостепенное значение, поскольку современное мусульманское духовенство в отношении политической власти, по большей части, придерживается весьма умеренных взглядов. Среди духовных лиц бытует мнение, что любая власть может считаться допустимой, если не притесняет мусульман и позволяет им без ограничений отправлять культы. Иначе говоря, догматическое оправдание получает лю- 10 Малашенко: Москве нужно остерегаться провокаций в Крыму // Информационное агентство «Islam News». 10 сентября 2014 г. URL: https://islamnews.ru/news-432444.html (дата обращения: 22.07.2022). 11 Нечитайло Д.А. Современный радикальный исламизм. Стратегия и тактика: дис. … д-ра полит. наук: 23.00.01. М., 2017. 12 Запрещены на территории РФ. бой правитель или политическая система вне зависимости от их религиозной принадлежности [Сюкияйнен 2016: 147]. Для исламистов такая позиция неприемлема, поскольку в этой связи серьезной корректировке подвергается пятый принцип Усул ад-Дин, а именно принцип имамата/халифата, при котором власть над общиной должна передаваться избранному, праведному правителю, обязанному соблюдать нормы шариата и защищать веру. Именно поэтому ИГИЛ после своей победы на востоке Сирии и в Центральном Ираке объявила о создании халифата. Авторский коллектив также целенаправленно использует именно понятие «исламизм постиндустриального времени», избегая термина «постисламизм», который был введен в научный оборот американским политологом Асефом Баятом [Bayat 1996: 43-52]. Главная проблема данного понятия в том, что оно по-прежнему в смысловом плане весьма размыто и объясняет несколько разные процессы, происходящие в исламском мире в зависимости от подхода конкретного ученого. Более того, на этот счет в западной политической науке продолжаются дебаты. Например, Баят под «постисламизмом» понимает состояние, при котором ввиду кризиса («исчерпания») политического ислама начинается процесс ресекуляризации, который он рассматривал на примере Ирана [Bayat 1996: 46]. В своих более поздних трудах он несколько конкретизировал свой подход [Bayat 2005: 5]. В свою очередь французский исследователь Оливье Карре использовал данный термин применительно к отделению политической и военной сферы от религии, наметившемуся в мусульманском мире в X-XIX веках [18: 451]. Свою версию понимания «постисламизма» представлял и турецкий ученый Джихан Тугал [Tugal 2002: 85-111]. Достаточно подробно проблема трактовки термина «постисламизм» представлена в работе катарского ученого Халила аль-Анани [Al-Anani 2014: 348]. Наиболее близкое по смыслу с исламизмом постиндустриального времени понимание «постисламизма» наблюдается в статьях Питера Мандавиля (Университет Джорджа Мейсона, США), который уделяет ключевое внимание именно современной трансформации в исламском мире, в том числе затрагивает тему исламского хип-хопа, мерча и т.д.13 Однако даже в этом случае данные термины нельзя в полной мере назвать синонимичными. Радикальный ислам в СССР и России: исторический ракурс Радикальный ислам - явление, которое начало распространяться по миру относительно недавно. Всерьез о нем заговорили лишь в самом конце ХХ в. Примерно тогда же, согласно мнению ряда исследователей, оно пришло и в Россию. В контексте данной статьи целесообразно поставить 13 Mandaville P. Is the Post-Islamism Thesis Still Valid? // Middle East Political Science. 2014. URL: https://pomeps.org/is-the-post-islamism-thesis-still-valid (accessed: 22.07.2022). вопрос относительно идеологической и политической зависимости российского радикального ислама от превалирующих международных трендов и зарубежных структур. На современном этапе, когда религиозный экстремизм в Европе и США приобретает черты, отличающие его от классических ближневосточных образов (экстремизм, основанный на субкультуре джихада), важно взглянуть на процессы, происходящие в России. Обнаруженная тождественность даст возможность спрогнозировать развитие явления. Необходимо отметить, что исламизм сегодня дрейфует от сугубо религиозной идеологии к идеологии протестной. Другими словами, политический компонент - преобразование мира в единое шариатское государство - все ярче проявляется на фоне угасающих концепций борьбы за чистоту веры. В мусульманских регионах СССР религиозная оппозиция существовала всегда. Советская атеистическая пропаганда, хотя и нанесла урон самосознанию народов Северного Кавказа и Центральной Азии, полностью ислам победить не сумела. Большая часть духовенства приняла принципы сосуществования с коммунистической властью, став в некотором смысле хранителем истории и традиций «народов Советского Союза». Симптоматично, что создание Москвой Духовного управления мусульман Средней Азии и Казахстана (САДУМ) пришлось на тот же год, что и восстановление в СССР патриаршества - 1943-й. Период после Великой Отечественной войны ознаменовался вялотекущей борьбой КПСС с «религиозными пережитками». Борьба эта носила в большей степени риторический характер - на вооружение был принят лозунг о том, что религия в условиях социалистического общества отомрет сама собой. По факту религиозность мусульманского населения оставалась относительно высокой (в сравнении с европейской частью СССР), а наиболее радикальная его часть обучалась в нелегальных религиозных школах - «худжра» [Мухаметшин 2011: 215]. На фоне идеологического, а следом за ним и экономического кризиса Советского Союза, пришедшегося на вторую половину 1980-х гг., на политическую сцену Северного Кавказа и Центральной Азии вышло первое поколение исламских радикалов. Именно их стали называть «воххобийлар». Представленный термин, часто используемый умеренным духовенством, носил пренебрежительный характер и был призван подчеркнуть несистемность и крайний консерватизм оппонентов (хотя «новые ваххабиты» и выступали с реформаторских позиций). Естественно, «советские ваххабиты» отличались от ближневосточных. За ними не было ни религиозного образования, ни фундаментальной теологической подготовки (что в условиях «железного занавеса» было фактически недоступно), ни массовой поддержки населения. На вооружении был лишь тезис о том, что кризис - следствие неправедности власти и повреждения нравов простых мусульман (справедливости ради необходимо отметить, что не только советские священнослужители придерживались подобных «соглашательских» принципов - видный египетский богослов середины ХХ в. Али Абд ар-Разик утверждал, что халифатом является любой строй, который приняли мусульмане [Сюкияйнен 2016: 147]). Исправить положение предлагалось за счет смутно понимаемого «возвращения к истокам». Теоретической базой советских радикалов были сведения из трудов основоположников политического ислама Хасана аль-Банны, Сейида Кутба, аль-Маудуди, проникавшие в СССР отрывочно и в виде весьма вольных переводов [Мухаметшин 2011: 219]. Дополнительную идеологическую поддержку оппозиционеры начали получать в период после 1979 г., когда в исламском мире произошло два значимых события - ввод советских войск в Афганистан и Исламская революция в Иране. Связи с иностранными радикалами, осуществляемые через эмиссаров и так называемые «исламские благотворительные фонды», принесли на советскую почву идеи вооруженной борьбы - «джихада меча» - против «неправедной власти». Эти идеи нашли практическое воплощение в начале 1990-х гг., когда в Центральной Азии и на Северном Кавказе начали возникать вооруженные движения, ставившие целью установление религиозных законов в мусульманских районах постсоветского пространства («Адолат», Исламское движение Узбекистана/Туркестана (ИДУ), «Риядус-Салихин»14 и т.д.). Из сказанного выше видно, что «салафиты» в СССР были не самым сильным и весьма зависимым ответвлением мирового джихадистского движения. В условиях контроля государства над духовной жизнью общества советские мусульмане были лишены регулярных контактов с братьями по вере, а духовенство - с ведущими религиозными центрами. Даже хадж, хотя и не прекращался полностью, серьезно ограничивался - паломничество было разрешено лишь нескольким десяткам наиболее проверенных и стойких в идеологическом отношении граждан [Ахмадуллин 2016: 199-200]. Данная ситуация проецировалась на религиозную оппозицию, которая была готова к борьбе, но ее идейную основу выводила из союзничества (политического и догматического) с иностранными исламистскими центрами. То есть изначально, на входе, признавала свою зависимость от афганских моджахедов и вероучителей из Египта и Персидского залива (например, ни одна из постсоветских экстремистских организаций не заняла ключевых позиций в мировом джихадистском движении - даже на территории России спецслужбы наиболее часто выявляют ячейки ИГИЛ, «Хизб ут-Тахрир» или «Аль-Каиды»15). В 1990-х и начале 2000-х гг. ситуация продолжала развиваться в русле обозначенной тенденции - исламисты воевали против светской власти, получая поддержку из-за рубежа, откуда приходили новые политические и идейные тренды. Данная тенденция наблюдается и в настоящее время, принимая во внимание тот факт, что постсоветская мусульманская оппозиция за время, прошедшее с момента крушения СССР, стала хотя и периферийной, но все же неотъемлемой частью международного джихадистского движения. 14 Все организации запрещены на территории РФ. 15 Все организации запрещены на территории РФ. Радикальный ислам в России: cтатистический разрез В контексте осложнения международной обстановки вокруг России, нарастающих экономических трудностей и сокращения бюджетов вопрос внутриполитической дестабилизации приобретает дополнительную актуальность. Новое звучание получает и проблема ключевых трендов в развитии радикального ислама. Попытаться выявить их можно за счет изучения статистических материалов, анализа СМИ, а также поисковых запросов в системах Google и «Яндекс». Результаты необходимо сравнивать со статистикой международной. Это даст картину зависимости (или соответствия) ключевых тенденций в развитии явления. Основной массив данных был получен на сайте Генеральной прокуратуры Российской Федерации в разделе «Зарегистрированные преступления террористического характера»16. Среди 85 субъектов Российской Федерации четко выделяется ряд наиболее проблемных регионов. Среди них: · Республика Дагестан; · Республика Ингушетия; · Чеченская Республика; · Республика Татарстан; · Кабардино-Балкарская Республика; · Карачаево-Черкесская Республика; · Москва; · Ставропольский край. Все перечисленные выше регионы отличаются преобладающей долей мусульманского населения, либо в силу экономической и территориальной специфики, сложным этноконфессиональным составом (Ставропольский край, Москва). Таким образом, можно сделать вывод, что проблема терроризма (по крайней мере, с точки зрения российских правоохранительных органов), так или иначе, связана с радикальным исламом17. Для соотнесения динамики развития исламизма в России с общемировыми трендами следует обратить внимание на статистические пики в проблемных регионах, которые можно также проследить по правоохранительной статистике и сравнить со статистикой международной. · В Дагестане наиболее сложным выдался период с 2015 по 2016 г. (пиковый год 2016-й - 966 зарегистрированных преступлений террористического характера18). 16 Статистика составлена на основании материалов сайта Генеральной прокуратуры Российской Федерации URL: http://crimestat.ru/regions_chart_total (дата обращения: 22.07.2022). 17 В перечень наиболее проблемных регионы были включены в соответствии с тем количеством раз, сколько они попадали за период с 2010 г. в «десятку» лидеров по показателю «зарегистрированные преступления террористического характера». 18 Как наиболее сложные охарактеризованы периоды, в которые наблюдался регулярный, погодовой, прирост террористической активности. Завершением периода считается быстрый спад: например, Дагестан - в 2014 г. 472 преступления террористического характера, · В Москве - 2018-2021 гг. (2021 г. - 132 преступления). · В Татарстане - 2018-2020 гг. (2020 г. - 64 преступления). · В Кабардино-Балкарии - 2014-2017 гг. (2014 г. - 157 преступлений). · В Карачаево-Черкессии - 2016-2018 гг. (2016 г. - 90 преступлений). · В Ставропольском крае - 2016-2021 гг. (2021 г. - 68 преступлений). · В Чечне - 2014-2017 гг. (2017 г. - 256 преступлений). · В Ингушетии - 2014-2016 гг. и 2020-2021 гг. (2021 г. - 115 преступлений)19. Как видно из приведенных цифр, в мусульманских регионах наибольшую активность радикалы проявляли в период между 2014 и 2018 гг., что в целом совпадает с аналогичным показателем, который имеем по Европе и США (здесь считалось количество совершенных террористических актов20) - 2014-2017 гг. США ЕС ИГИЛ Рис. 1. Корреляция количества терактов в ЕС и США и активности ИГИЛ Источник: составлено автором на основе данных Global Terrorism Database // University of Maryland. 2020. URL: https://www.start.umd.edu/gtd/ (accessed: 22.06.2020) [Warrick 2016; Schmid 2011; Price 2014]21 Figure 1. Correlation between the number of terrorist attacks in the EU and the US and ISIS activity Source: made by author based on: Global Terrorism Database. University of Maryland. 2020. Retrieved June 22, 2020, from https://www.start.umd.edu/gtd/ [Warrick 2016; Schmid 2011; Price 2014]. в 2015 г. - 679 (начала сложного периода), 2016-966, 2017-531, 2018 (447) - спад. 19 Статистика составлена на основании материалов сайта Генеральной прокуратуры Российской Федерации URL: http://crimestat.ru/regions_chart_total (дата обращения: 22.07.2022). 20 В России выявить данный показатель по сведениям прессы чрезвычайно сложно, принимая во внимание юридические ограничения, накладываемые на СМИ правоохранительными и судебными органами. 21 На приведенной диаграмме (рис. 1) ломаной линией обозначены фазы деятельности ИГИЛ. График на рис. 1 свидетельствует о фактически прямой зависимости между динамикой развития этого джихадистского движения и активности радикалов в других частях мира [Demidenko, Kutuzova 2020], включая и Россию, но с одним пока трудно объяснимым отличием - спад активности в мусульманских регионах приходится на повышение ее в Москве и Ставропольском крае.Не исключено, что исламисты из-за общенациональных карантинных мероприятий релоцировались в другие, более безопасные для них зоны. Таким образом, можно предположить, что радикальный ислам в регионах России развивается в русле международных трендов и продолжает испытывать зависимость от влияний извне. Данная гипотеза, по всей видимости, справедлива не только с точки зрения анализа общей динамики религиозного экстремизма на территории Российской Федерации, но и с точки зрения исследования качественных изменений, а именно - появления и распространения новых форм радикального ислама, также сформировавшихся за пределами РФ. Выражаясь короче, то, что появилось на Западе, рано или поздно, придет к нам. Локализовать данный процесс только путем использования мер оперативного воздействия, вряд ли получится. Слишком уж глубоки и разнообразны связи между отечественными радикалами и международным экстремистским сообществом. Новые тенденции в развитии радикального ислама в России. Исламизм постиндустриального времени Новые формы исламизма напрямую связаны с развитием средств электронной коммуникации. Интернет предоставил «джихадистам» дополнительные возможности для пропаганды своих идей. К тому же интернет-среда, отличающаяся изобилием контента, привнесла в религиозный экстремизм значительный компонент современного - радикал, будучи частью цивилизации потребления, уже не может обойтись без услуг и товаров, к которым привык. Подобные условия способствовали формированию феномена jihadi cool. Путь аскетической элитарности, который долгое время был характерен для «салафитов», в XXI в. вследствие тотального давления капиталистического мира сменился тенденциями массовости. Неожиданно выяснилось - чтобы быть на пути Аллаха необязательно последовательно соблюдать религиозные каноны и вести праведный образ жизни. Достаточно разделять идею джихада в любом ее виде - от вооруженной борьбы до самой широко трактуемой помощи сражающимся (в том числе и чисто декларативной - за счет, например, ношения одежды с джихадистской символикой). Триггерной точкой роста популярности экстремизма как бренда можно считать период с 2004 по 2006 г., когда вследствие начала американской военной операции в Ираке мировое сообщество начало проявлять повышенный интерес к мусульманской проблематике. По оценкам экспертов, примерно в эти же годы данная тенденция начала развиваться и в России. Приведенный тезис можно подтвердить путем сравнения графиков анализа поисковых запросов по словам «джихад» и «газават» в России и в остальном мире (составлены на основе данных Google Trends) (рис. 2, 3). Как видно из диафрагмы на рис. 3, при относительно большей волатильности показателей на графике, относящемся к России, пики в целом совпадают: рост интереса в период между 2004 и 2007 гг., относительная стабильность до примерно 2013 г., и всплеск между 2014 и 2018 гг. (в мире пик пришелся на 2014-2016 гг. в России - на 2015-2017 гг.). Перепроверка информации по системе Wordstat.yandex хотя и дала искаженную картину22, информацию подтвердила - стабильный интерес российских пользователей к запросу «джихад» в середине 2020 г. (18 600 запросов на июнь) и резкий его рост со второй половины 2021 г. (высшая точка - март 2022 г. - 61 045 запросов). 100 90 80 70 60 50 40 30 20 10 2004-01 2004-07 2005-01 2005-07 2006-01 2006-07 2007-01 2007-07 2008-01 2008-07 2009-01 2009-07 2010-01 2010-07 2011-01 2011-07 2012-01 2012-07 2013-01 2013-07 2014-01 2014-07 2015-01 2015-07 2016-01 2016-07 2017-01 2017-07 2018-01 2018-07 2019-01 2019-07 2020-01 2020-07 2021-01 2021-07 2022-01 0 Jihad Ghazwa Рис. 2. Анализ поисковых запросов «jihad» и «ghazwa» по всему миру (с января 2004 по июнь 2022 г.) Источник: Google Trends: URL: https://trends.google.com/trends (accessed: 13.07.2022). Figure 2. Analysis of the search queries «jihad» and «ghazwa» around the world (January 2004 - June 2022) Source: Google Trends: Retrieved July 13, 2022, from https://trends.google.com/trends 100 90 80 70 60 50 40 30 20 10 2004-01 2004-07 2005-01 2005-07 2006-01 2006-07 2007-01 2007-07 2008-01 2008-07 2009-01 2009-07 2010-01 2010-07 2011-01 2011-07 2012-01 2012-07 2013-01 2013-07 2014-01 2014-07 2015-01 2015-07 2016-01 2016-07 2017-01 2017-07 2018-01 2018-07 2019-01 2019-07 2020-01 2020-07 2021-01 2021-07 2022-01 0 Джихад Газават Рис. 3. Анализ поисковых запросов «джихад» и «газават» по России (с января 2004 по июнь 2022 г.) 22 Связано с тем, что «Яндекс» предоставляет данные лишь за два года. Figure 3. Analysis of the search queries «джихад» and «газават» in Russia (January 2004 - June 2022) Источник / Source: Google Trends: URL: https://trends.google.com/trends (accessed: 13.07.2022). Относительное сходство (обозначено кружком) графиков на рис. 3 и 4 в части показателей за 2020-2022 гг. позволяет выдвинуть предположение о релевантности цифр с точки зрения соответствия мировых и общероссийских трендов. С учетом понимания исторического контекста это означает, во-первых, что на религиозный экстремизм в России влияют примерно те же факторы, что и на мировой салафизм, а во-вторых, что изменение всей системы в целом приведет к аналогичным трансформациям в ее отдельных частях. Для представленного исследования это означает, что появление в РФ признаков субкультуры jihadi cool с последующим превращением ее в радикальный ислам постиндустриального времени будет прослеживаться все отчетливее. Информация, полученная из других источников (СМИ, YouTube, социальные сети), подтверждает данный тезис. 70000 60000 50000 40000 30000 20000 10000 0 Запрос "джихад" Рис. 4. Анализ поискового запроса «джихад» по России (с июля 2020 по июнь 2022 г.) Источник: Подбор слов Яндекса. URL: https://wordstat.yandex.ru/ (accessed: 19.07.2022). Figure 4. Analysis of the search query «джихад» in Russia (July 2020 - June 2022) Source: Yandex Word Selection. Retrieved July 19, 2022, from https://wordstat.yandex.ru/ Первым признаком процесса является появление в России исламской моды. Анализ линейки нескольких наиболее популярных интернет-магазинов, продающих товары для мусульман (в первую очередь для представителей центральноазиатских диаспор), продемонстрировал широкий ассортимент предложения. Для женщин - изящная одежда, сшитая в соответствии с религиозными канонами (закрывающая руки, волосы; нарукавники), чехлы для телефонов с исламской символикой, электронные четки со стразами и т.д. Для мужчин - футболки, толстовки, лонгсливы с шахадой, первой строкой Аль-Фатихи, спортивные костюмы, одежда military style. Также широко представлены различные виды аксессуаров - чехлы для телефонов, перстни с арабскими буквами, шапочки и коврики для совершения намаза и т.д. Все товары имеют эстетичный, привлекательный вид, сделаны из качественных материалов и продаются по не очень высоким относительно рынка ценам23. Исламская мода сама по себе не может рассматриваться в качестве угрозы, однако она за счет своего распространения камуфлирует моменты, которые с большей обоснованностью можно отнести к субкультуре jihadi cool. Радикализм мимикрирует внутри нее (схема будет описана ниже), скрываясь среди безобидных атрибутов мусульманской культуры. И это можно считать признаком № 2. Выявить радикализм возможно путем изучения сообществ (так называемых пабликов) в социальных сетях, а также отдельных роликов на видеохостинге YouTube. Соответствующие группы, находящиеся в свободном доступе, выдаются поисковыми системами социальных сетей, если пользователь, например, ищет в интернете мусульманскую одежду или актуальные аксессуары (так, видимо, настроены алгоритмы поиска, и исламисты об этом знают). Заходя в паблики, заинтересовавшиеся сталкиваются, во-первых, с пропагандой экстремистских взглядов, а во-вторых, с тотальным порицанием «греховного», то есть светского, образа жизни большей части населения России. Как правило, подобные группы имеют в своем названии слова «салафия», «таухид», «мухаджир», «ансар» и т.д., а количество их подписчиков колеблется в диапазоне от нескольких сотен до 45 тыс. Дизайн страниц в целом сходен - одинаковая строгая цветовая гамма с преобладанием черного, коричневого и золотого цветов. Структура контента - цитата видного исламского ученого, ее сокращенный вариант в виде картинки (главная мысль на красивом фоне) и короткие пояснения к ней. Информация должна привлекать не формой, но смыслом. Убедительность же достигается за счет манипулирования фразами из священных текстов - авторы рассчитывают на то, что читающий не будет сомневаться в истинности отрывков или перепроверять их с привлечением аятов или хадисов, то есть будет внутренне согласен с приведенными утверждениями. Содержание сообществ - это прямые инвективы в адрес других монотеистических религий («Разве допустимо мусульманину сомневаться в куфре того, кто сказал: «Поистине у Аллаха есть соратник, или приписывает ему сына»?», или: «Поистине сыны Израиля погибли по причине их ученых и чтецов24» и т.д.), ссылки на труды Ибн Таймийи и других исламских ученых, считающихся основоположниками доктрины салафизма, а также обсуждение нравов современных россиян (короткая женская одежда, курение, музыка, употребление алкоголя и т.д.). Отдельные информационные блоки посвящены «извратителям ислама» - 23 Ссылки на сайты не приводятся специально, чтобы, во-первых, не нарушать авторских прав, а во-вторых, не создавать незаконной рекламы. 24 Как в первом, так и во втором случае очевидны отсылки к 31-му аяту 9-й суры Корана: «Признавали [иудеи и христиане] богами, помимо Бога Единого, ученых мужей своих и монахов, а также Мессию, сына Марьям. Однако велено им поклоняться только Богу Единому, нет кроме него божества» (Коран. 9:31 / Османов М.-Н.О. М.: Диля, 2009. С. 178). тагутам. Здесь критикуются духовные практики суфиев, являющихся в России весьма влиятельной религиозной силой, - совершение земного поклона перед наставником, раскаяние перед кем-то, кроме Аллаха, покорность не ради Аллаха и т.д. Отдельной темой проходят сюжеты порочности представителей власти25. Третьим признаком является джихад-рэп - явление весьма популярное среди радикальной молодежи в Европе и постепенно начинающее проникать в Россию. Анализ поисковых запросов в системе Wordstat.Yandex показал не очень высокий, но стабильной интерес к данной теме: · «Исламский рэп» - на протяжении двух лет с 2020 по 2022 г. от 15 до 50 запросов в месяц; · «Нашид (мусульманское песнопение. - Прим. авт.) джихад» - 800 запросов в месяц на середину 2020 г., и примерно 1000 запросов в месяц в 2022 г. (сравнить с рис. 3 и 4); · «Джихад музыка» - повышение с уровня в 80 запросов в месяц на середину 2020 г. до 110-130 запросов в месяц в 2021 и 2022 гг.26 (сравнить с рис. 3 и 4). Изучение YouTube-роликов показало, что по основным параметрам продукция отечественных джихад-рэперов весьма сходна с западными образцами. Те же апелляции к божественной воле, та же пропаганда идей джихада, то же использование сленговой («блатной») лексики. Последний момент характеризует джихад-рэп как ответвление от гангста-рэпа - западные исследователи давно обратили внимание на родственность этих двух направлений хип-хоп культуры [Drąg, Krogulec, Marecki 2016; Ilan, Sandberg 2019]. Для композиций характерны следующие сочетания слов: «В будущем все будет гладко, живи по нашим порядкам», «Ты мой покровитель, мы твои рабы, только покорные будут вознаграждены». Или: «Многие говорят, что мы произошли от обезьян, нас создал Аллах, кто не верит тому - харам», «Зачем, брат, куришь, зачем все это мутишь?», «Мы ваххабиты, нам нужна власть, за нее мы всему миру разорвем пасть» и т.д.27 Момент, который отличает российский джихад-рэп, - это очевидное его сходство с суфийскими зикрами, в которых на протяжении всего священнодействия ритмично произносятся одна сакральная фраза - шахада, определенный аят Корана или Аль-Фатиха. В случае с рэпом это регулярное повторение важнейшей фразы всей песни. Например: «Наша цель - халифат, наш путь - джихад, наш закон - шариат», «Скажи „Нет божества кроме Аллаха. Един он. И не родил и не рожден‟». В отдельных случаях также используется шахада, произносимая по-арабски28. То есть отечественный джихад-рэп впитал в себя стилистические особенности российской мусульманской культуры. 25 Ссылки на ресурсы не приводятся в соответствии с требованиями закона ФЗ № 114 «Об экстремистской деятельности». 26 Подбор слов Яндекса. URL: https://wordstat.yandex.ru/ (accessed: 19.07.2022). 27 Представленные фрагменты размещены исключительно в исследовательских целях. 28 Ссылки на ресурсы не приводятся в соответствии с требованиями закона ФЗ № 114 «Об Приведенные факты свидетельствуют о проникновении в Россию специфических, сформировавшихся за рубежом субкультурных явлений, которые в перспективе могут стать питательной средой для формирования исламизма постиндустриального времени. Хотя на данный момент еще рано говорить о том, что новые формы радикализма окончательно пришли на отечественную почву. В целом исследование позволяет сделать следующие выводы. Во-первых, радикальный ислам в России, как это было в течение всего советского и постсоветского периода, продолжает сохранять свою зависимость от тенденций, сформировавшихся за пределами нашей страны. Его идейно-политическая вторичность очевидна. Во-вторых, исламизм постиндустриального времени распространяется на территории Российской Федерации. Развивается он примерно так же, как развивался в странах Европы и США - из синтеза криминального и исламистского элементов, формируясь в итоге в протестную политическую идеологию. Данная идеология отличается от классических образцов исламизма в том числе и тем, что базируется на субкультуре jihadi cool. В-третьих, радикальный ислам постиндустриального времени может быть более опасен для политической стабильности в РФ, поскольку ориентирован не на избранность и духовную чистоту адептов, а на массовость. Его носители менее чувствительны к различиям между конфессиями мусульманской религии (не считают представителей других групп врагами и еретиками). Ключевыми же признаками для вступления в движение (пока стихийное) являются принадлежность к исламу и идея джихада (любого вида). В-четвертых, новая форма исламизма будет наиболее активно развиваться в крупных городах, так как именно там наличествует благоприятная для формирования субкультур социальная среда - в Москве, Санкт-Петербурге Ставрополе, Краснодаре и т.д. Нельзя также исключать частичного распространения постиндустриального исламизма в так называемых «тюремных джамаатах» - сообществах радикалов в местах лишения свободы, где также имеются условия для смешения различных укладов и традиций. Что касается уже существующего исламистского подполья, то здесь ситуация, скорее всего, будет протекать в привычном русле. Герилья Северного Кавказа весьма традиционна и эволюционирует под воздействием иных факторов. Однако процесс перетекания наиболее радикальных представителей jihadi cool в ряды вооруженных организаций с течением времени будет нарастать. В-пятых, исламизм нового типа делает это деструктивное движение более сплоченным. Из-за невнимания к внутрирелигиозным различиям с течением времени исчезает и главное препятствие на пути к объединению радикалов - принципиальная борьба за чистоту религии. Другими словами, склонность даже братьев по вере к компромиссам способствовала развитию конфликта, когда непримиримая часть отделялась от «конформистов» и объявляла им войну. экстремистской деятельности». Данный процесс проявился, например, в Сирии, когда разобщенность религиозной оппозиции привела ее в числе других факторов к военному поражению [Исаев и др. 2021]. В ситуации исламизма постиндустриального времени вероятность такого развития событий серьезно снижается. В генезисе идеологии радикального ислама, особенно в российском контексте, пока еще много неясного. Не исключено, что светские черты постепенно «размоют» сущность движения и полностью его нивелируют. Однако возможен и обратный вариант, при котором изменения внутренней (в первую очередь экономической) конъюнктуры создадут иную социальную реальность, в которой исламизм станет вызовом национальных масштабов. Произойти это может не столько из-за агрессивности и непримиримости его адептов, сколько вследствие массовости, которую движение может приобрести.

Об авторах

Сергей Владимирович Демиденко

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ

Email: demidenko-sv@ranepa.ru
ORCID iD: 0000-0002-6519-9474

кандидат исторических наук, декан факультета политических исследований Института общественных наук

Москва, Российская Федерация

Сергей Борисович Маргулис

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ

Автор, ответственный за переписку.
Email: margulis-sb@ranepa.ru
ORCID iD: 0000-0003-0674-2550

старший преподаватель кафедры международной политики и зарубежного регионоведения факультета политических исследований Института общественных наук

Москва, Российская Федерация

Роман Иосифович Файншмидт

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ

Email: faynshmidt-ri@ranepa.ru
ORCID iD: 0000-0002-5212-1926

старший преподаватель кафедры международной политики и зарубежного регионоведения факультета политических исследований Института общественных наук

Москва, Российская Федерация

Список литературы