Восточная Азия на перекрестке сотрудничества и соперничества на региональном и международном уровнях: представляем номер

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

На протяжении 2000-2010-х гг. стремительный рост новых стран и регионов обозначил конец однополярного мира, который сохранялся после окончания холодной войны. Особенно убедительно этот переход проявился в Восточной Азии. Оживление экономики этого региона и связанное с ним неуклонное перераспределение власти - динамичный процесс, характеризующийся интенсивными изменениями во внешнеполитических и внешнеэкономических стратегиях, практиках и ориентациях Китая, Южной Кореи и Японии. Предлагаемый специальный выпуск направлен на критическую оценку новых тенденций в экономике и внешней политике Китая, Японии и Южной Кореи. В частности, в специальном выпуске рассматриваются два сложных и взаимосвязанных вопроса. Во-первых, как Китай, Южная Корея и Япония адаптируются к меняющейся международной обстановке? Во-вторых, какие стратегии используют Китай, Южная Корея и Япония для внутреннего развития? В статьях этого специального номера проводится анализ кибер-суверенитета Китая и особенностей его промышленной политики, исследуются сильные и слабые стороны публичной дипломатии Южной Кореи и рассматривается вклад Японии в регионализм, проблемы и перспективы развития отношений России с Южной Кореей, Китаем и Японией, дается оценка роли России в региональной политике Восточной Азии.

Полный текст

Структура международных отношений и мировой экономики в эпоху холодной войны была основана на логике биполярности, которая характеризовалась стратегическим соперничеством между Соединенными Штатами и Советским Союзом. В этой формуле Восточная Азия считалась периферийной зоной большой азиатской подсистемы, где северная ось (СССР, КНР и Северная Корея) противостояла южной оси (США, Япония и Южная Корея). Стратегические взаимодействия между сверхдержавами определяли геополитическую судьбу Восточной Азии, а сами государства региона рассматривались как второстепенные игроки, чье поведение определяется расстановкой сил между сверхдержавами. Следуя данной логике, региональная динамика рассматривалась лишь как продолжение взаимодействий между Соединенными Штатами и Советским Союзом на системном уровне. В 1980-е гг. геополитическая ситуация начала меняться кардинальным образом, и уже в 1990-х гг. Восточная Азия стала одним из главных двигателей глобальной экономики. Китай, Южная Корея и Япония сохранили устойчивый рост даже на пике глобального финансового кризиса 2008-2009 гг. и стали катализатором изменений в системе международных отношений в 2010-е гг. Таким образом, в XXI в. центр мировой экономической и политической жизни переместился с Запада на Восток, что делает азиатский регион наиболее интересным для всестороннего изучения и сравнительного анализа. Официально провозглашенный поворот России на Восток также подчеркивает своевременность и актуальность обращения многих ученых к тематике экономических и политических трансформаций ведущих стран региона - Китая, Японии и Южной Кореи. Интерес российских исследователей к Восточной Азии обусловлен, прежде всего, географической близостью, историей взаимоотношений, а также ростом мирового влияния стран региона в целом. Налаживание устойчивых связей с азиатскими соседями дает России наиболее широкий простор для реализации собственных целей на мировой арене. Динамичное развитие экономических и политических связей России со странами азиатского региона открывает новые перспективы для сотрудничества не только в сфере экономики и политики, но также в области культуры, образования и здравоохранения. Последнее особенно актуально в свете общемировой борьбы с пандемией COVID-19. При этом сотрудничество России с государствами Восточной Азии может быть эффективным только в случае, если все совместные проекты разрабатываются и реализуются с учетом внутренних условий развития Восточной Азии. России необходимо понимание как азиатской популярной культуры и общественного развития, так и внутриполитических и дипломатических приоритетов. Именно это определяет безусловную актуальность исследований Восточной Азии сегодня. Сегодня Китай является крупнейшей экономикой Азии, на втором месте находится Япония и на четвертом месте - Южная Корея. Вместе они обеспечивают четверть мирового экономического производства. Китай, Южная Корея и Япония сохраняют конкурентоспособность за счет развития передовых технологий и интенсивных капиталовложений в инновационные отрасли экономики, а также благодаря своим человеческим ресурсам. Восточная Азия не только создает экономические тренды, но и становится источником новых моделей глобализации [Liu, Dunford, and Gao 2018] и даже новых направлений в развитии культуры [Joo 2011]. При этом ведущая экономика Азии Китай не ограничивается региональными рамками и занимает все более прочные позиции на международной арене, участвуя в таких масштабных проектах XXI в., как объединение нового типа БРИКС, и предлагая собственные интеграционные модели, среди которых инициатива «Пояс и путь». При этом Восточная Азия также имеет свою особую динамику безопасности. Во-первых, самой серьезной угрозой коллективной безопасности является северокорейский ядерный кризис. Во-вторых, несмотря на то что благодаря интенсивным социокультурным обменам Китай, Южная Корея и Япония стали намного ближе друг к другу, рост национализма, подпитываемый травматичными воспоминания о войнах и идеологических конфликтах XX в., усугубляет взаимное недоверие[1]. Таким образом, «скрытый антагонизм» [Kristof 1998, 38], а также «историческая отчужденность» [Ikenberry and Mastanduno 2003, 2] и «дилеммы безопасности» [Klare 1993, 152], о которых давно предупреждали пессимистично настроенные эксперты, на протяжении последних двух десятилетий постепенно подтачивают основы многополярной структуры регионального порядка. Последовательное снижение влияния США в Азиатско-Тихоокеанском регионе [Khong 2018], ремилитаризация Японии [Koga 2017], гегемонистские амбиции Китая [Sørensen 2015, Gill 2020] и усиление военной напряженности на Корейском полуострове [Худолей 2018] способствуют эскалации застарелых конфликтов. Означает ли это, что негативные сценарии начинают сбываться? В специальном выпуске нашего журнала предложены ответы на данный вопрос, с акцентом на критическую (пере)оценку основных тенденций в экономике, внешней политике и внутреннем развитии Китая, Южной Кореи и Японии. В основу выпуска легли материалы международной междисциплинарной конференции Korea and Russia: International Agenda, которая была организована в октябре 2020 г. совместно НИУ ВШЭ и Университетом Кёнхи (Республика Корея). Данная конференция была посвящена годовщине установления дипломатических отношений между Российской Федерацией и Республикой Корея и собрала вместе более 50 выдающихся ученых-востоковедов из более чем 10 разных стран мира - от Мексики до Японии, а также стала важной площадкой для обмена идеями и поиска новых направлений исследований для молодых талантливых ученых. Основная задача выпуска, подготовленного на базе данной конференции, состоит в том, чтобы понять, как пересекающиеся измерения региональных и международных отношений сливаются в сложную реальность современной Восточной Азии и объяснить, как Китай, Южная Корея и Япония адаптируются к меняющейся международной обстановке. Безусловно, наиболее впечатляющей частью истории развития Восточной Азии за последние два десятилетия был динамичный экономический рост, сопряженный с растущими двусторонними, региональными и глобальными взаимозависимостями. К.А. Корнеев рассматривает геополитические и экономические факторы включения Японии в интеграционные процессы, а также особенности японской политики участия в региональных и субрегиональных торговых соглашениях. Его исследование показывает, что Япония последовательно идёт на сближение с соседями по Азиатско-Тихоокеанскому региону и не собирается замыкаться в узких национальных рамках, несмотря на турбулентность в отношениях с ее ближайшими соседями и главными торговыми партнерами - Китаем и Южной Корей. Усиление экономической взаимозависимости национальных экономик стало главным императивом развития и основным стабилизирующим фактором Восточной Азии, но не все государства могут построить эффективную модель сотрудничества. Например, Чо Ёнсун в своем исследовании показывает, что, хотя Северная и Южная Корея одинаково заинтересованы в расширении экономических связей и установлении транспортного сообщения с евразийским континентом, их совместные инфраструктурные проекты буксуют из-за международных санкций, ограничивающих сотрудничество с Северной Кореей. Таким образом, судьба межкорейских инфраструктурных проектов определяется не только экономической рациональностью и интересами Сеула и Пхеньяна, но и императивами альянса Сеула и Вашингтона. Подъем Восточной Азии неизбежно привлекает внимание к Китаю. В 2017 г. на Китай приходилось 12,4% мировой торговли[2]. Имея ВВП более 23 трлн долларов США, Китай, безусловно, обладает достаточным экономическим весом, чтобы заявить о своем присутствии и продемонстрировать свою силу на региональном и глобальном уровнях. К.Е. Чернилевская анализирует инициативы китайского правительства, свидетельствующие о переходе к более активной стратегии интернационализации юаня. Этот подробный анализ новой монетарной политики Китая дополняет исследование Р.А. Епихиной, посвященное промышленной политике. Эта работа рассказывает нам об особенностях модернизации промышленности и изменениях ее отраслевой структуры при активном участии государства на примере электроэнергетического сектора. Экономический рост Китая ставит под сомнение способность США влиять на мировой финансовый и торговый порядок, что заставляет США включать защитный режим и пытаться сдержать рост Китая. Так как напряженность в китайско-американских отношениях вряд ли снизится в ближайшее время [Лукин 2019], Китай стремится потеснить США не только в мировой экономике, но и в других областях. Одно из новых полей битвы - это международное киберпространство. США с первого дня были в авангарде «киберреволюции», а Китай относительно поздно к ней присоединился. Однако Китай быстро добивается успехов. За последние годы китайское руководство не только сформировало концепцию «управления киберпространством с китайской спецификой», но и сделало всё возможное, чтобы завоевать первенство в этой области. Этот сложный и многоступенчатый процесс рассматривается в статье Е.А. Михалевич. В разгар обострившегося экономического конфликта с США Китай сталкивается с огромной (если в принципе разрешимой) задачей - ему необходимо легитимизировать свои геополитические притязания и доказать, в первую очередь, своим ближайшим соседям, что он стал полноправным участником международных отношений и готов играть по установленным правилам. Успехи Китая по продвижению своего национального брэнда оставляют желать лучшего [Servaes 2016], а Южная Корея, напротив, зарекомендовала себя лидером в этой области. Э. Варпаховскис анализирует южнокорейскую дипломатию знаний - один из новых инструментов «мягкой силы». Статья А.Э. Матосян посвящена роли «корейской волны» в формировании национального брэнда Южной Кореи. Оба исследования показывают, что залог эффективности южнокорейской стратегии мягкой силы - постоянные инновации и быстрая реакция на изменения международной повестки. Работы Э. Варпаховскиса и А.Э. Матосян дополняют исследование А.А. Сорокиной, А.М. Катрич и А.Н. Шилиной, посвященное представлениям современной южнокорейской молодежи о России и российской - о Южной Корее. Мягкая сила помогает Сеулу выйти за пределы своей весовой категории на мировой арене и убедить международное сообщество поддержать его примирительную политику по отношению к Северной Корее. В долгосрочной перспективе действенность «мягкой силы» в этом направлении внешней политики будет зависит в том числе и от того, насколько последовательно Сеул будет воплощать свои ценности дома. Здесь важную роль играет политика исторической памяти. Проблемы переосмысления истории поднимаются в работе Н.Н. Ким. В частности, автор подробно разбирает, как инициативы по восстановлению национальной и семейной памяти становятся важнейшим компонентом процессов общенационального объединения. В то время как Южная Корея выстраивает национальную идентичность и создает культурные нарративы посредствам динамичного диалога между государством и обществом, в Северной Корее государство сохраняет полную монополию на интерпретации как коллективного настоящего, так и коллективного прошлого. Исследуя агитационные плакаты как один из жанров государственной пропаганды, С.С. Рагозина и А.А. Воробьёва показывают, что тоталитарный режим воссоздает национальную историю через дихотомические образы «своих» и «чужих». В целом данный специальный выпуск дополняет и расширяет картину современного состояния ведущих восточноазиатских стран и на ее основе позволяет сделать ряд выводов о возможностях для России с точки зрения реализации дальнейшей стратегии по выстраиванию наиболее эффективных отношений с Китаем, Японией и Южной Кореей. Поворот на Восток, провозглашенный клубом «Валдай» в начале 2010-х гг., только набирает обороты: не умаляя значимости всех шагов, которые уже были сделаны за этот период по усилению присутствия России в Азии и развитию Сибири и Дальнего Востока, нельзя не отметить необходимость дальнейшего наращивания торговоэкономических и политических связей со странами Восточной Азии, формирование в Евразии нового пространства совместного развития [Караганов и Бордачев 2019]. В качестве задела на будущее для исследователей, занимающихся азиатским регионом, следует рассмотреть степень значимости третьих стран для экономической и политической экспансии. Так, Китай и другие азиатские инвесторы активно наращивают свое присутствие в ведущих странах ЛатиноКарибской Америки и Африки, вытесняя с этих рынков традиционных игроков (в первую очередь США и Европейский Союз). В ближайшее время борьба за доступ к этим рынкам будет только обостряться, что ставит перед современными регионоведами, экономистами и политологами новые научные задачи, требующие рассмотрения уже сейчас.

×

Об авторах

Анна Вячеславовна Кутелева

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Автор, ответственный за переписку.
Email: akuteleva@hse.ru
ORCID iD: 0000-0001-7805-1607

доктор политических наук, научный сотрудник факультета мировой экономики и мировой политики

Москва, Российская Федерация

Денис Аркадьевич Щербаков

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Email: dshcherbakov@hse.ru
ORCID iD: 0000-0001-8607-6265

кандидат экономических наук, директор Центра развития международной деятельности, доцент Школы востоковедения факультета мировой экономики и мировой политики

Москва, Российская Федерация

Список литературы

  1. Караганов С.А., Бордачев Т.В. К Великому океану: хроника поворота на Восток: сборник докладов Валдайского клуба. М.: БОСЛЕН, 2019
  2. Лукин А.В. Дискуссия о развитии Китая и перспективы его внешней политики // Полис. Политические исследования. 2019. № 1. С. 71-89. doi: 10.17976/jpps/2019.01.06
  3. Худолей К.К. Корейский полуостров: шаги от пропасти // Россия в глобальной политике. 2018. № 16 (6). С. 204-214
  4. Gill B. China’s global influence: Post-COVID prospects for soft power. The Washington Quarterly. 2020. № 43 (2). P. 97-115.
  5. Ikenberry G.J., Mastanduno M. (Eds.) International relations theory and the Asia-Pacific. Columbia University Press, 2003.
  6. Joo J. Transnationalization of Korean popular culture and the rise of “pop nationalism” in Korea // The Journal of Popular Culture. 2011. № 44 (3). Р. 489-504.
  7. Khong Y.F. A Regional Perspective on the US and Chinese Visions for East Asia // Asia Policy. 2018. № 25 (2). Р. 6-12.
  8. Klare M.T. The next great arms race // Foreign Affairs. 1993. № 72 (3). Р. 136-152.
  9. Koga K. The concept of “hedging” revisited: the case of Japan’s foreign policy strategy in East Asia’s power shift // International Studies Review. 2017. № 20 (4). Р. 633-660.
  10. Kristof N.D. The problem of memory. Foreign Affairs. 1998. № 77 (1). P. 37-49.
  11. Liu W., Dunford M., Gao B. A discursive construction of the Belt and Road Initiative: From neo-liberal to inclusive globalization // Journal of Geographical Sciences. 2018. № 28 (9). Р. 1199-1214.
  12. Servaes J. The Chinese dream shattered between hard and soft power? // Media, Culture & Society. 2016. № 38 (3). Р. 437-449.
  13. Sørensen C.T. The Significance of Xi Jinping’s “Chinese Dream” for Chinese Foreign Policy: From “Tao Guang Yang Hui” to “Fen Fa You Wei” // Journal of China and International Relations. 2015. № 3 (1). P. 53-73.

© Кутелева А.В., Щербаков Д.А., 2021

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах