Локальная идентичность городской молодежи: основные компоненты и место в системе социальных идентичностей (на материалах эмпирического исследования городской молодежи Краснодарского края)

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

Статья посвящена исследованию локальной идентичности городской молодежи, которая проявляется в повседневном взаимодействии с городским сообществом, его социально-политическими институтами, приезжими и влияет на уровень общественно-политического участия, наличие конструктивных гражданских практик. Целью является выявление и описание основных компонентов и места локальной (городской) идентичности молодежи в системе социальных идентичностей на примере крупных и средних городов Краснодарского края (Краснодар, Новороссийск, Сочи и Армавир). Эмпирическую базу исследования составили стенограммы фокус-групп, проведенных с различными группами молодежи (школьниками, студентами и работающей молодежью). Для верификации концептуальной модели также применялся модифицированный вариант методики Куна-Макпартленда. На основе проведенного эмпирического исследования выявлено место локальной идентичности в системе социальных и территориальных идентичностей городской молодежи; показана зависимость размера города и когорты молодежи с локальной идентичностью. Определены такие компоненты локальной идентичности молодежи, как осведомленность о городе и его социально-политической жизни, отношение к представителям других сообществ, ощущение своей причастности к жизни в городе, стремление остаться и жить в городе, желание работать на благо города, участвовать в его общественно-политической жизни. Исследование позволило выявить валентность идентичности молодежи (негативную, нейтральную, позитивную). Описаны траектории пространственной мобильности молодежи, влияющие на степень актуализации и валентность локальной идентичности. Установлена зависимость степени актуализации локальной идентичности молодежи от участия в общественной и политической активности на благо города и региона, участия в деятельности общественных и политических организаций.

Полный текст

Введение Молодежь отличается от остальных возрастных групп в плане восприятия окружающего мира, а также самих себя и обладает особенностями самосознания, представляя большой интерес для исследований в области идентичности. Большинство работ, посвященных различным уровням территориальной идентичности, не учитывают разницу между половозрастными, профессиональными, классовыми группами. Свою специфику имеет идентичность городской молодежи, проявляющаяся в повседневном взаимодействии с городским сообществом, его социально-политическими институтами, приезжими и влияющая на уровень общественно-политического участия, наличие конструктивных гражданских практик. Целью работы является выявление и описание компонентов и места локальной идентичности молодежи в системе социальных идентичностей. В статье приводятся результаты, полученные в рамках коллективного исследования, посвященного локальной идентичности как ресурсу вовлеченности молодежи большого и крупного города в конструктивные социально-политические практики (на материалах Армавира, Новороссийска, Сочи и Краснодара). Материалы и методы Локальная идентичность представляет собой нижний уровень территориальной идентичности. Территориальная идентичность - это степень принадлежности, приобщения и переживания, которые человек или группа испытывают к определенному месту [Seamon, Sowers 2008]. В отечественной литературе локальная идентичность определяется как низовой уровень территориально-пространственной идентификации, связанный с чувством сопричастности человека с местом его проживания и/или происхождения [Назукина 2017: 512]. Локальная идентичность как часть пирамиды социальных идентичностей человека, во многом определяющей его практики, в том числе социально-политические, рассматривается как часть субъективного пространства политики [Самаркина 2017: 380] и требует интеграции ряда теоретических подходов для создания концептуальной модели исследования. Понятие локальной идентичности в теоретическом плане соотносится с феноменологической традицией, сдвигающей фокус анализа на то, «что происходит в головах людей», оперирующей концептом «жизненного мира» (Э. Гуссерль) и позволяющей рассмотреть локальную идентичности как часть субъективного пространства личности и как результат восприятия субъектом событий и феноменов жизненного мира. Социокультурный подход к исследованию политической реальности позволяет интегрировать анализ макрополитических процессов и их проекции на уровень индивида и сообществ, с которыми он себя соотносит. Объяснительная модель процесса актуализации и формирования локальной идентичности как части субъективного пространства политики в условиях сетевого общества строится на основе теории сетевого общества М. Кастельса. Концепция политических изменений И. Семененко, В. Лапкина дает инструментарий анализа «человека постмодерна», представителя «общества знаний» и носителя «гибридной идентичности», который может реализовывать свою политическую субъектность в многослойном формате политики. Детализация механизма формирования локальной идентичности проведена в рамках теории социальной перцепции (К. Брунер). На процесс и результат восприятия явлений и событий жизненного мира, репрезентаций их в индивидуальном и групповом сознании влияют различные факторы, в том числе физическое (территориальное, локальное) пространство жизненного мира и, конечно, особенности субъекта восприятия - молодежи. Такой подход позволяет нам уточнить понятия локальной идентичности городской молодежи и городской идентичности молодежи. Исследуя локальную идентичность городской молодежи, мы отвечаем на вопрос о значимом для определения человека месте. Исследование городской идентичности молодежи позволяет нам выявить совокупность смыслов, эмоциональных и ценностных значений этой группы относительно конкретного места проживания. Локальный уровень территориальной идентичности является недостаточно концептуализированным, однако в зарубежной науке имеется ряд работ, посвященных локальной идентичности и ее отдельным аспектам. К. Линч связывает локальную идентичность с идентичностью места [Lynch 1960], Юи-Фу Туан рассматривают ее как пространство значений и смыслов для его жителей [Tuan 1977]. При этом для описания локальной идентичности используются различные термины, например понятие городской (урбанизированной) идентичности [Oktay 2002: 261-271] или соседской идентичности (связанной с районом в городе, где живет человек) [Bonaiuto et al. 1999: 331-352]. Ю. Шао выделяет в структуре локальной идентичности физический, социальный, чувственный, исторический аспекты1. Ж. Бессьер отмечает, что локальная идентичность формируется под влиянием наличия местного наследия и способствует местной сплоченности, росту благополучия и местному развитию [Bessière 1998: 21-34]. Я. Нижман указывает на трудности формирования местной идентичности, связанные с глобализацией, миграцией, социальной мобильностью [Nijman 2007: 176-187]. Х. Бодер обращает внимание на проблему формирования городской принадлежности, общей для коренных жителей и приезжих, одним из способов решения которой может стать местный гражданский активизм [Bauder 2016: 252-271]. Также имеются исследования локальной идентичности жителей отдельных городов [Keogan 2002: 223-253], взаимосвязи локальной идентичности и практик именования улиц, сохранения памятников [Bass, Houghton 2018: 413] и возрождения локальных ритуалов [DiGregorio 2007: 441-465], локальной идентичности как фактора развития экономического потенциала сообщества [Rausch 2005: 122-137]. Концептуализация понятия локальной идентичности в отечественной науке отражена в работах И.Ю. Окунева [Окунев 2018: 18-25], Р.В. Евстифеева [Евстифеев 2017: 3-9], Е.В. Морозовой [Морозова, Улько 2008: 139-151]. Осмысление отдельных факторов, формирующих локальную идентичность, представлено в работах Н.Г. Федотовой [Федотова 2017: 32-49], Е. Г. Довбыша [Довбыш 2012: 111-118]. Проблемы теоретического осмысления и исследования отдельных аспектов городской идентичности представлены в работах Г.В. Горновой [Горнова 2018: 43-56], Н.С. Дягилевой [Дягилева 2013: 54-59], Е.О. Евсеенковой [Евсеенкова 2014: 80-86] и др. Существующие исследования городской идентичности молодежи российских городов демонстрируют поиск адекватных существующей проблеме эмпирических методик и ориентированы преимущественно на количественные методы. О.И. Муравьева, С.А. Литвина, О.В. Кружкова и С.А. Богомаз, исследуя идентификацию молодежи в шести российских городах, выделили три вида структуры городской идентичности, отражающие различные параметры «шкалы идентификации с городом» М. Лалли (M. Lalli): «внешняя ценность», «общая привязанность», «связь с прошлым» и «восприятие близости» [Муравьева, Литвина, Кружкова, Богомаз 2017: 63-80]. Количественное исследование, в котором были опрошено более 1700 респондентов, позволило выявить те части жизненного мира молодежи, которые стали основаниями для идентификации с городом, и время, необходимое для формирования чувства сопричастности с городским пространством. Е.В. Недосека и Т.В. Ануфриева [Недосека, Ануфриева, 2015: 22-31] в массовом исследовании локальной идентичности г. Мурманска также используют метод массового опроса, акцентируя внимания на позитивных и негативных факторах, влияющих на восприятие города студентами двух вузов. Вместе с тем для ответов на исследовательские вопросы, обусловленные актуальными вызовами настоящего времени, требуется комплексная методика, сочетающая качественную и количественную стратегии исследования, но все же преимущественно ориентированная на выявление пока не понятных содержательных лакун. Эмпирическую базу исследования составили стенограммы 16 фокус-групп, проведенных в марте-апреле 2020 г. с различными группами молодежи (школьниками, студентами и работающей молодежью). Для исследования места локальной идентичности в системе социальных идентичностей молодежи был использован модифицированный вариант методики Куна-Макпартленда. Участникам фокус-групп предлагалось дать десять ответов на вопрос кто Я?, продолжив фразу Я - это в порядке убывания значимости. После обсуждения результатов модератор конкретизировал задание и просил участников фокус-группы определить свою пространственную принадлежность, назвав три наиболее значимые территориальные идентичности. Первая часть методики (интерпретируемая в контексте материалов фокус-групповой дискуссии) нацелена на выявление актуальных социальных ролей (в иерархии социальных идентичностей), а вторая часть методики - на описание системы и иерархии территориальных идентичностей. Результаты Результаты исследования показывают, что территориальная принадлежность (гражданско-государственная, региональная, локальная) не входит в топ системы социальных идентичностей городской молодежи. Так, среди студентов и работающей молодежи в городе Армавире в иерархии социальных идентичностей городская принадлежность практически отсутствует. Более распространены варианты, связанные со страной в целом («гражданин, гражданка России», «патриот» или просто «Родина»). Полученные результаты свидетельствуют о том, что среди социальных идентичностей территориальные не имеют большого распространения. Молодежь ассоциирует себя с другими значимыми социальными ролями, связанными с семьей, профессией, хобби. Территория, как идентификационный символ, становится важной лишь в случае возникновения дополнительных ассоциаций, создающих контекст для актуализации территориальной идентичности. Например, встречались ответы респондентов, связанные с любовью к родине («я - патриот своей страны»), гражданской ответственностью («я - ответственный гражданин страны»), общественной активностью с указанием конкретной территории или без него («я - активист родного города»). Анализ стенограмм фокус-групп позволяет высказать предположение о наличии аксиологического, ценностного механизма актуализации территориальных идентичностей всех уровней - от макроуровня до локальной идентичности. Ситуация меняется в случае, если молодым людям задают вопрос о месте, которое имеет для них большее значение, к которому они привязаны. В этом случае локальная территория имеет важное значение, всегда упоминается, занимая, как правило, вторую или третью позиции в иерархии ответов участников исследования. Выявлена связь между размером города и значимостью его для молодежи (место в системе территориальных идентичностей): чем меньше город, тем более значимым он является для проживающих в нем молодых людей. В нашем исследовании эта закономерность ярко продемонстрирована на примере Новороссийска (численность населения - 338 798 чел.). В ответах молодых людей из этого города на первом месте принадлежность к месту проживания встречается 18 раз (из них 16 раз соотносится с Новороссийском), на втором месте семь раз (из них пять - Новороссийск), на третьем 12 раз (из них шесть - Новороссийск). В группе школьников локальная принадлежность отмечена в 37 ответах (Новороссийск и его районы встречаются 27 раз, то есть практически у всех 29 опрошенных), что является высоким показателем. По сравнению с ней гражданская идентичность встречается 17 раз, региональная - восемь раз, принадлежность к югу России - два раза. Очень похожая картина описана в Армавире (численность населения - 208 816 чел.). Прямо противоположная ситуация в Краснодаре (численность населения - 1 022 028 чел.). В столице Кубани молодежь реже всего упоминает город как в общей иерархии идентичности, так и в иерархии собственно территориальных принадлежностей. Значимость локальной идентичности в системе социальных идентичностей максимальна для самой младшей возрастной группы молодежи (школьников) и минимальна для самой мобильной группы молодежи (студентов). Эта закономерность выявлена во всех исследуемых городах, кроме Краснодара. Для школьников Сочи, Новороссийска и Армавира непосредственное место проживания (город или его район) в качестве идентификационного ориентира является более распространенным, чем для других категорий молодежи. Даже в более крупном по сравнению с Новороссийском и Армавиром городе - Сочи (численность населения - 524 023 чел.) в иерархии территориальных принадлежностей у школьников преобладает сочинская или иная локальная идентичность (10 упоминаний), а не общероссийская гражданская (четыре раза) или региональная (0 ответов). Причем ответы, связанные с Сочи как местом идентификации, идут на первом и втором местах в иерархии. Школьники Краснодара, напротив, реже всего называли территорию как основу для принадлежности. При этом упоминалась только принадлежность к стране. Также они редко упоминали Краснодар и в иерархии территориальных принадлежностей. На первом месте - общероссийская идентичность (пять упоминаний), только дважды упоминается город и его районы. Вторую позицию занимают также два варианта, связанных со страной или национальностью, два упоминания региона, а также два раза упоминается город. Лишь на третьем месте в иерархии локальная принадлежность у школьников встречается чаще (три упоминания). Больший космополитизм (идентификация со страной, гипотетическим местом или миром в целом) характерен для студенчества во всех городах, как самой мобильной группы молодежи, в связи с предыдущим переездом на новое место учебы или будущими карьерными устремлениями в других городах и странах. Объектами пространственной идентификации студенческой молодежи выступают: мир в целом, города и места, где хотелось бы жить или бывать (Нью-Йорк, Калифорния и др.). В группе студентов гражданско-территориальные, национальные или локальные принадлежности менее выражены по сравнению со школьниками и работающей молодежью. Промежуточное положение среди возрастных когорт молодежи занимает работающая молодежь. Некоторые вариации наблюдались в ходе исследования в разных городах. Например, для работающей молодежи Новороссийска более характерна гражданская принадлежность (четыре ответа из шести) и принадлежность к миру в целом (три раза). В Сочи, напротив, локальная принадлежность чаще упоминается в ответах работающей молодежи, которая встречается даже в общей иерархии социальных принадлежностей (всего четыре упоминания, что больше ответов, связанных с другими территориальными принадлежностями). Обсуждение Исследование позволило выявить и дифференцировать содержательные составляющие локальной идентичности городской молодежи, выделить ее когнитивные, аффективные (эмоциональные) и поведенческие аспекты (осведомленность о городе и его социально-политической жизни, отношение к представителям других сообществ, ощущение своей причастности к жизни в городе, стремление остаться и жить в городе, желание работать на благо города, участвовать в его общественно-политической жизни). Вовлеченность в локальные практики, городские проекты актуализирует локальную идентичность. Краснодарские школьники - участники исследования (в большинстве своем не являющиеся активистами, не вовлеченные в подобные практики) - отличались от своих сверстников из других городов меньшим интересом к общественно-политическим событиям города, его истории, культуре и природе. Напротив, вовлеченность в реальные практики актуализирует не только субъектную позицию участников, но и чувство сопричастности месту и людям, для которых делаются добрые дела: «Ты вдруг начинаешь понимать, что радостные лица, эмоции и хорошее настроение многих десятков людей вокруг тебя - детей, молодежи, взрослых - это благодаря тому, что сделали мы!» (Армавир, школьники). Особенностью восприятия Других городской молодежью Краснодарского края является то, что Другими выступают приезжие, соответственно отношение к ним оказалось достаточно сдержанным (за исключением небольшого Армавира). Например, для Новороссийска, как крупного портового, привлекательного для туристов города, характерно более критическое или даже негативное отношение к приезжим: «Мне кажется, к туристам относятся двояко, потому что некоторые люди зарабатывают на этом, но все равно слышны высказывания в адрес приезжих, что типа приехали, много народу летом (Новороссийск, студенты). Исследование позволило нам выявить преобладающий эмоционально-оценочный фон идентификационных характеристик, валентность идентичности (негативную, нейтральную, позитивную). Положительное отношение к своему городу, ощущение причастности к городской жизни наблюдается практически во всех городах и возрастных группах молодежи: «Даже в принципе, если ты приезжаешь сюда на 5 дней, не можешь себя чувствовать чужим. Здесь сам город очень принимает и располагает» (Сочи, работающая молодежь). Важным фактором социализации в новой среде является, по мнению молодежи, именно общественная активность: «Я не сразу чувствовала себя нужной, своей, пока не начала заниматься чем-то полезным… И когда принадлежишь к какой-то группе и делаешь что-то полезное, ты чувствуешь, что нужен. И чувствуешь себя своим, в своей тарелке, частью этого города» (Сочи, студенческая молодежь). На материалах фокус-групп мы выявили траектории пространственной мобильности молодежи, содержащие различные пространственные комбинации трех ключевых точек, соответствующих основным потребностям, задачам, которые молодежь решает на этом жизненном этапе: получение общего образования в школе, получение профессионального образования в вузе/ссузе, вузе, трудоустройство. Первая траектория предполагает реализацию каждого из перечисленных шагов в новом пространственном окружении (два переезда: из сельского или городского муниципалитета в другой город для получения профессионального образования, а затем - в более крупный город для трудоустройства): «…Сочи какой-то тихий, размеренный город. Просто вот эта курортная жизнь, мне она не нравится. Да и образование, если оно не связано с туризмом и курортами, нужно получать не здесь. Поэтому, наверное, Краснодар, а потом - Москва» (Сочи, школьники). Во второй траектории старт и получение профессионального образования происходят в одном пространстве, а затем молодой человек планирует переезд в другой (более крупный город) для поиска работы: «Для меня Новороссийск - город маленький, поэтому для работы хочу переехать …Питер, Москва» (Новороссийск, студенты). В рамках третьей траектории молодой человек переезжает из города в более крупный город для получения образования, а затем возвращается в родной город для трудоустройства. Четвертая траектория не предполагает пространственного перемещения (общее образование, профессиональное образование и трудоустройство в одном городе): «В Армавире можно оставаться хоть на всю жизнь» (Армавир, студенты). Заключение Локальная идентичность представляет собой компонент субъективного пространства политики, входящий в систему социальных идентичностей и выступающий основанием для формирования иных уровней и видов идентичностей. Территориальная принадлежность не является одной из самых значимых для молодежи, если речь идет о всех социальных ролях, что подтверждается редкой встречаемостью географического места как основы для идентификации в целом, а также локального сообщества в частности. Исследование показывает, что чем меньше город, тем более значимым он является для проживающих в нем молодых людей. В столице Кубани молодежь реже всего упоминала город как в общей иерархии идентичности, так и в иерархии собственно территориальных принадлежностей. Для школьников (за исключением Краснодара) непосредственное место проживания (город или его район) в качестве идентификационного ориентира является более частым, чем для других категорий молодежи. Напротив, больший космополитизм (идентификация со страной, гипотетическим местом или миром в целом) характерен для студенчества во всех городах. Исследование позволило выявить валентность идентичности молодежи (негативную, нейтральную, позитивную). Положительное отношение к своему городу, ощущение причастности к городской жизни наблюдается практически во всех городах и возрастных группах молодежи. У представителей молодежи, которые задействованы в общественной и политической активности на благо города и региона, участвуют в деятельности общественных и политических организаций в ходе проведенных исследований был выявлен более высокий уровень знаний о том, что происходит в городе, позитивная ориентация на деятельность на благо города и стремление остаться или вернуться жить в городе даже после обучения или карьерного роста в других городах.

×

Об авторах

Ирина Владимировна Самаркина

Кубанский государственный университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: smrkn@mail.ru

доктор политических наук, доцент, декан факультета управления и психологии, профессор кафедры государственной политики и государственного управления

Краснодар, Российская Федерация

Игорь Станиславович Башмаков

Кубанский государственный университет

Email: igorbash87@mail.ru

кандидат политических наук, доцент кафедры государственной политики и государственного управления

Краснодар, Российская Федерация

Список литературы

  1. Горнова Г. В. Соразмерность города и человека: проблемы формирования городской идентичности // Праксема. Проблемы визуальной семиотики. 2018. № 3 (17). С. 43-56. doi: 10.23951/2312-7899-2018-3-43-56
  2. Довбыш Е. Г. Сетевые технологии формирования городской идентичности // Человек. Сообщество. Управление. 2012. № 4. С. 111-118
  3. Дягилева Н. С. Теоретические аспекты городской идентичности // Брендинг малых и средних городов России: опыт, проблемы, перспективы / под ред. А. М. Бритвина. Екатеринбург: УрФУ, 2013. С. 54-59
  4. Евсеенкова Е. О. Модальность городской идентичности // Вестник Пермского научного центра УРО РАН. 2014. № 5. С. 80-86
  5. Евстифеев Р. В. Исследования локальных идентичностей: теоретические подходы и перспективные направления // Научный результат. Социология и управление. 2017. № 2. С. 3-9. doi: 10.18413/2408-9338-2017-3-2-3-9
  6. Морозова Е. В., Улько Е. В. Локальная идентичность: формы актуализации и типы // Политическая экспертиза: Политэкс. 2008. № 4. С. 139-151
  7. Муравьева О. И., Литвина С. А., Кружкова О. В., Богомаз С. А. Особенности структуры идентичности с городом молодежи российских городов // Вестник Новосибирского государственного педагогического университета. 2017. № 1. С. 63-80
  8. Назукина М. В. Локальная идентичность // Идентичность: Личность. Общество. Политика: энциклопедическое издание / под ред. И. С. Семененко. Москва: Весь Мир. 2017. С. 512-516
  9. Недосека Е. В., Ануфриева Т. В. Особенности городской идентичности молодежи г. Мурманска // Социология города. 2015. № 3. С. 22-31
  10. Окунев И. Ю. Территориальная и пространственная идентичность: концептуализация базовых понятий // Сравнительная политика. 2018. № 1. С. 18-25. doi: 10.24411/2221-3279-2018-00002
  11. Самаркина И. В. Субъективное пространство политики // Идентичность: Личность. Общество. Политика: энциклопедическое издание / под ред. И. С. Семененко. Москва: Весь Мир, 2017. С. 380-385
  12. Федотова Н. Г. Формирование городской идентичности: факторный и институциональный аспекты // Журнал социологии и социальной антропологии. 2017. № 20 (3). С. 32-49
  13. Bass O., Houghton J. Street Names and Statues: The Identity Politics of Naming and Public Art in Contemporary Durban // Urban Forum. 2018. Vol. 29. No 4. P. 413
  14. Bauder H. Possibilities of Urban Belonging // Antipode. 2016. Vol. 48. P. 252-271. DOI: 10.1111/ ANTI.12174
  15. Bessière J. Local Development and Heritage: Traditional Food and Cuisine as Tourist Attractions in Rural Areas // Sociologia Ruralis. 1998. Vol. 38. No. 1. P. 21-34
  16. Bonaiuto M., Aiello A., Perugini M., Bonnes M., Ercolani M. P. Multidimensional Perception of Residential Environment Quality and Neighbourhood Attachment in the Urban Environment // Journal of Environmental Psychology. 1999. No. 19. P. 331-352
  17. DiGregorio M. Things Held in Common: Memory, Space and the Reconstitution of Community Life // Journal of Southeast Asian Studies. 2007. Vol. 38. P. 441-465. doi: 10.1017/s0022463407000215
  18. Keogan K. A Sense of Place: The Politics of Immigration and the Symbolic Construction of Identity in Southern California and the New York Metropolitan Area // Sociological Forum. 2002. Vol. 17. No. 2. P. 223-253. doi: 10.2307/3070325
  19. Lynch K. The Image of the City. Cambridge: MIT Press, 1960. 208 p
  20. Nijman J. Locals, exiles and cosmopolitans: a theoretical argument about identity and place in Miami // Tijdschrift voor economische en sociale geografie. 2007. Vol. 98. P. 176-187
  21. Oktay D. The quest for urban identity in the changing context of the city // Cities. 2002. Vol. 19. No. 4. P. 261-271. doi: 10.1016/S0264-2751(02)00023-9
  22. Rausch A. S. Local Identity, Cultural Commodities, and Development in Rural Japan: The Potential as Viewed by Cultural Producers and Local Residents // International Journal of Japanese Sociology. 2005. Vol. 14. P. 122-137. doi: 10.1111/j.1475-6781.2005.00073.x
  23. Seamon D., Sowers J. Place and Placelessness, Edward Relph // Key Texts in Human Geography / P. Hubbard, R. Kitchen, G. Vallentine (eds.). London: Sage, 2008. P. 43-51
  24. Tuan Y.-F. Space and Place: The Perspective of Experience. London: Edward Arnold, 1977. 235 p

© Самаркина И.В., Башмаков И.С., 2021

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах