Россия в ожидании перемен: религиозный фактор и социально-политические предпочтения

Полный текст

Пересмотр традиционных интерпретаций организации политического и, прежде всего, логики властвования и управления отражается в новых подходах к объяснению связи религии и специфики социально-политических трансформаций и управленческих практик. В фокусе поиска новых объяснительных моделей находится достаточно широкий спектр интерпретаций: от политико-институционального до мировоззренческого изменения статуса религии. Разнообразие форм зримого и активного возвращения религии в различных формах в публичное пространство определяет и различные исследовательские призмы анализа: от политико-институциональной, культурно-цивилизационной, мировоззренческой до алармистской. Среди основной концептуальной проблематики следует вычленить следующие сюжеты: роль религии в становлении нового Мирового порядка, государственноцерковные отношения, религия в качестве критерия социокультурной идентичности и возможности политической мобилизации и политического участия, основанных на религиозных референтах [1]; технологии и формы межрелигиозного взаимодействия; проблема светскости и свободы совести, религиозность и политические предпочтения, статус и деятельность религиозных организаций как социально-политических институтов и субъектов политического целеполагания [2]. Актуализация религиозного параметра политического процесса в России в условиях российского поликонфессионального устроения ставит перед исследователями проблему осмысления ряда ключевых моментов социальнополитических структурных изменений: акцептацию религиозных оснований идентичности и обеспечение ценностной целостности общества, поиск определенной новой логики и философии государственной политики, активизацию деятельности религиозных лидеров, организаций и объединений1, новые вызовы и угрозы современности, связанные с религиозными смыслами. 1 Сейчас в России зарегистрированы 31 392 религиозные организации более 60 различных конфессий. За последние пять лет появилось 2927 религиозных организаций, а с начала 2019 года - 483 (данные приведены по состоянию на 30 сентября 2019 года) [3]. Политические коннотации религиозного фактора в России предполагают обращение не столько к собственно религиозности, сколько к новым смыслам и явлениям на границе пересечения религии, политики и общества. Одним из контекстов является отношение и оценка последствий так называемого «Религиозного возрождения» (см., например: [4]) в России. Существующие дискуссии относительно форм проявления данного феномена - внутрицерковных, частных, публичных и политических - затрагивают различные сферы общества и исследовательские фокусы. Так, потребность российского общества в ценностной консолидации, в «возрождении национального духа» звучит и в заявлениях религиозных лидеров: «чем сильнее дух, тем сильнее потенциал человека, чем сильнее дух народа - тем сильнее его потенциал. Если человеку невоцерковленному, далекому от церкви, в двух словах сказать, для чего нужна церковь - церковь… нужна для того, чтобы был силен дух нашего народа» [5]. Одновременно, дискуссии о светскости и законодательной регуляции сферы, связанной с религией, становятся предметом рассмотрения в Конституционном Суде [6; 7]. Из всего широкого спектра новых форм взаимоотношений государства, религиозных организаций и общества, в том числе в неполитических сферах, выделяются вопросы: какова реальная корреляция религиозности с повседневными социальными практиками, запросом на перемены, каково реальное восприятие религиозных институтов и Веры населением России; каковы пределы негативного и позитивного внедрения религиозных смыслов и институтов в общественные и политические сферы. Одновременно немаловажным в России является ответ на вопрос: существует ли водораздел между религиозно-мировоззренческими группами либо общероссийская идентичность и общее ценностное пространство обеспечивают единый вектор социальных практик, сознания и запроса на будущее. Констатируемый многими экспертами и аналитиками запрос на перемены, подтверждаемый различными формами социального недовольства, фиксируется и социологическими данными. К осени 2018 г. впервые за последнюю четверть века каждый второй россиянин пришел к выводу, что страна нуждается в существенных переменах. Ранее большинство было против кардинальных реформ - настолько глубоко в массовом сознании укоренился страх перед ними, памятуя о «шоковой терапии» начала 1990-х. В данных координатах логичным представляется вопрос: существует ли взаимосвязь религиозно-мировоззренческих установок россиян с их отношением к возможным социальным и политическим преобразованиям и каков запрос общества в данной ситуации к религиозным организациям. Для ответа на первый вопрос можно поставить следующие задачи: какие религиозномировоззренческие группы россиян склоняются к переменам, что их не устраивает в сложившейся ситуации, что хотели бы получить в результате перемен и на что готовы пойти ради реформ; иными словами, как самоидентификация с той или иной религиозно-мировоззренческой группой влияет на социальное самочувствие и политическое поведение россиян. Для того чтобы ответить на эти вопросы, сравним мнения и стратегии поведения представителей основных религиозно-мировоззренческих групп россиян2. Ключевым политическим значением обладает оценка гражданами общего климата для проживания в стране. Во многом она является показателем политической стабильности, а также либо поддержки, либо недовольства общества политико-управленческими решениями и их следствиями. В российском массовом сознании обстановка в стране в целом воспринимается как более напряженная по сравнению со своим регионом и тем более своим населенным пунктом (табл. 1): положение дел в стране всеми группами оценивается скорее со знаком «минус», в регионе неоднозначно, в своем населенном пункте скорее со знаком «плюс» или нейтрально; также во всех группах среди негативных оценок резкие («ситуация катастрофическая») звучат заметно реже умеренных («ситуация напряженная, кризисная»). При этом из четырех групп наиболее оптимистичны в оценках мусульмане, на втором месте по степени оптимизма в данном вопросе внеконфессиональные верующие, на третьем - православные, и наиболее пессимистичны атеисты. Так, разница позитивных и негативных отзывов о положении дел в стране колеблется в интервале от -38% среди атеистов, -27% среди православных и -21% среди внеконфессиональных верующих до -7% в группе мусульман. Ситуацию в своем регионе атеисты и православные оценивают скорее отрицательно: -17% и -6% соответственно, а внеконфессиональные верующие и мусульмане скорее положительно: +4% и +18%. Обстановку в своем населенном пункте во всех группах считают скорее нормальной, спокойной, впрочем, если оценки атеистов близки к нейтральным (положительные отзывы перевешивают отрицательные всего на 2%), то в остальных группах эта разница заметнее: от +6% группе православных и +13% среди внеконфессиональных верующих и до +39% среди мусульман. Индекс оценки социально-политической ситуации стране, рассматриваемый как разница позитивных и негативных оценок, находится в отрицательной зоне, если речь идет о ситуации в России в целом. Соответственно, параметры необходимости для определенных перемен масштабируются до общего и предъявляется запрос на перемены непосредственно к государству. Более частные выводы позволяют констатировать привязанность к месту проживания (региону и населенному пункту) прежде всего сторонников ислама и более мягкую оценку ситуации, вероятнее всего амортизируемые традиционными параметрами оформления публичной и частной жизни. Если рассмотреть оценки представителями религиозно-мировоззренческих групп ситуации в стране в динамике - год в прошлое и год в будущее с момента опроса - то тенденция, по крайней мере краткосрочная, вырисовывается негативная. И перемены за последний год, и перспективы на ближайший год воспринимаются всеми религиозно-мировоззренческими группами со знаком «минус». Наиболее оптимистичны в оценках прошлого и будущего также мусульмане, наиболее пессимистичны атеисты (разница позитивных и негативных оценок произошедших за год перемен среди мусульман составляет -16%, среди атеистов -39%; перспектив в ближайший год: -23% и -34% соответственно). Связанное с оценками ситуации чувство тревожности подтверждается и оценкой социального напряжения: доминирующим является мнение, что социальное напряжение в России в целом, а также в регионе проживания возрастает3. Можно отметить солидарность восприятия представителями всех религиозно-мировоззренческих групп происходящих в стране изменений скорее как регресса. При этом, как правило, наиболее скептичны в оценках атеисты, наименее - мусульмане. Конкретизация данных положений в оценках изменения ситуации в 11 социально-политических сферах жизни российского общества за последние 5 лет (улучшилась, не изменилась или ухудшилась)4, показывает также отрицательные значения индекса. Так, разница ответов «улучшилась» и «ухудшилась» в каждой группе в среднем (имеются в виду средние арифметические значения по всем 11 сферам) оказывается со знаком «минус»: от -32% среди атеистов, -26% среди внеконфессиональных верующих и -20% среди православных до -13% среди мусульман. Наибольшую обеспокоенность всех групп вызывает ухудшение финансового положения россиян (речь идет об уровне жизни и пенсионном обеспечении) и моральная деградация, а также растущая социальная незащищенность населения. Кроме того, высокий уровень тревожности (разница позитивных и негативных ответов в диапазоне от -43% до -40%) у внеконфессиональных верующих и атеистов связан с состоянием экономики в стране, а у атеистов также с международным положением России. Единственная сфера, изменения в которой оцениваются скорее позитивно, - это борьба с терроризмом. Если брать религиозную проекцию внешних угроз, то среди фиксируемой активизации и приобретения угрожающих и диверсифицированных форм проявлений международного религиозного терроризма наиболее четко проявляется угроза деятельности исламистских субъектов, причем как террористическая и военная, так и связанная с аттрактивностью их идеологии и методами привлечения последователей. Активная деятельность организации Исламского государства (деятельность в РФ запрещена) на территории других государств, террористические акты в различных странах не только заставляют пересматривать интерпретацию традиционно-действенных парадигм и схем интерпретации мировой и публичной политики, но и ставят вопрос о пересмотре иерархии ценностей, как несущих конструкций современности, и внешнеполитических конфигураций. При этом именно позиция России как локомотива борьбы с терроризмом, ее предложения по консолидации усилий мирового сообщества, активные действия в направлении непосредственной борьбы с терроризмом определяют позитивные оценки и общественную поддержку всех религиозно-мировоззренческих групп. Это артикулируется и верховной властью: «…мы нанесли поражение уже практически побеждавшему на территории Сирии террористическому интернационалу и предотвратили возвращение, инфильтрацию в нашу страну и в соседние государства, с которыми у нас, кстати, нет визового режима, у нас прозрачные с ними границы, предотвратили инфильтрацию к нам сотен, а может быть, в дальнейшем тысяч вооруженных головорезов» [9]. Следует подчеркнуть, что проблема исламистской экстремистской угрозы не перерастает в российском обществе в исламофобию, скорее воспринимается как нечто внешнее и угрожающее всему российскому поликонфессиональному устроению, как политическая или глобальная угроза, чем как собственно религиозная. Таким образом, оценки сложившейся ситуации в стране маркируют отчетливый запрос на необходимость перемен, что отражается в параметрах социально-политического и социально-психологического самочувствия. При этом религиозно-мировоззренческий фактор не оказывает существенного воздействия на оценку социально-политической ситуации, за исключением более оптимистических оценок у последователей ислама. Конкретизация данного сюжета отражается в распределении мнений в этих группах по вопросу о том, нужны ли стране существенные перемены, политические и экономические реформы, или важнее стабильность5. И если важнее реформы, то в каких именно областях. Если обратиться к парным суждениям о выборе векторов политического развития, то иерархия приоритетных желательных для страны перемен выстраивается религиозно-мировоззренческими группами во многом сходно, хотя есть некоторые расхождения (табл. 2). Так, политические свободы для групп православных, внеконфессиональных верующих и атеистов (по 83- 84%) представляются несколько более значимыми, чем для группы мусульман (74%). Социальные гарантии для групп православных и мусульман (78% и 75%) более важны, чем для групп внеконфессиональных верующих и атеистов (70-71%), поскольку в двух последних группах меньше доли тех, кому без господдержки не выжить. Так же и госконтроль над экономикой для православных и мусульман, как правило, более значим (72-73%) по сравнению с двумя другими группами (по 59%). Влияние граждан на принятие государственных решений в качестве приоритета указывают примерно по две трети в каждой из изучаемых групп. По поводу необходимости централизации/децентрализации власти явного консенсуса как внутри групп, так и между группами не наблюдается. Православные и, в несколько меньшей степени, мусульмане и внеконфессиональные верующие высказываются скорее за усиление властной вертикали (59 и 54-55%), в то время как атеисты скорее за децентрализацию (54%), впрочем, перевес мнений в ту и другую сторону невелик. Что касается отношений России с Западом, то стремление к преодолению конфронтации во всех четырех группах хоть немного, но перевешивает тягу к противостоянию; при этом внеконфессиональные верующие и атеисты проявляют несколько больше заинтересованности в мирном урегулировании конфликтов (58-59%), на фоне православных и мусульман (по 53%). Таким образом, приоритетными политическими сферами для перемен для граждан России, вне зависимости от религиозно-мировоззренческой принадлежности, выступают внутриполитические. Внешнеполитический вектор конфронтации или сотрудничества представляется определенным показателем традиционного деления российского общества. Запрос на перемены затрагивает области политических прав, открытость власти и возможности диалога с обществом, а также запрос на участие в решении проблем. Также следует отметить предъявляемый запрос на обеспечение государством атрибутивных функций, включая выражение общих интересов, обеспечение социальных гарантий, установление и обеспечение соблюдения четких правил игры. Как видим, в обществе в целом и в религиозно-мировоззренческих группах в частности существует запрос на перемены, в том числе запрос на обеспечение политических свобод, честных выборов, права на митинги и демонстрации, а также увеличение возможностей для влияния граждан на принятие важных государственных решений. В связи с этим закономерен вопрос, в какой мере изучаемые группы готовы брать на себя ответственность и участвовать в общественной и политической жизни. Большинство представителей каждой из групп за последний год (перед опросом) не принимали участия в деятельности каких-либо общественных движений, организаций. Если в группе мусульман таковых 61%, то в трех других группах социально пассивные респонденты составляют подавляющее большинство - 80-81%. Мусульмане оказываются более активными, по сравнению с православными, и в плане участия в деятельности религиозных организаций (10% мусульман и 1% православных). В политической жизни за последний год мусульмане также проявляли себя более активно: не принимали в ней никакого участия только 32% представителей этой группы, на фоне 42% православных, 52% атеистов и 58% внеконфессиональных верующих - самой пассивной в политическом отношении группы. Самая распространенная форма политического участия представителей групп - голосование на выборах, из четырех групп наиболее активные избиратели фиксируются среди православных (51%), наименее активные - среди внеконфессиональных верующих (34%). На втором месте в рейтинге самых популярных форм политического участия для православных, атеистов (18-19%) и, в чуть меньшей степени, внеконфессиональных верующих (14%) - обсуждение политических событий с друзьями и коллегами. Для мусульман на втором месте в рейтинге помимо дискуссий также участие в избирательных кампаниях в роли наблюдателя, агитатора, сборщика подписей и т. п. (по 16-17%). Наибольшей значимостью для анализа данной ситуации представляется то, что вне зависимости от религиозно-мировоззренческой ориентации граждане России наиболее расположены защищать экономические и социальные права граждан, нежели политические. Самым высоким протестным потенциалом среди религиозно-мировоззренческих групп обладают мусульмане6, что указывает на более активистский характер участия последователей ислама во всех формах возможного участия. Скорее всего, артикуляция политических требований не происходит в силу отсутствия политической субъектности, однако запрос на изменение политической системы и правил ее функционирования налицо. В условиях отсутствия институционализированных субъектов, способных стать драйверами перемен, закономерен вопрос: какая группа или общественный слой могли бы стать инициаторами или катализатором социально-политических изменений. Показателен консенсус религиозно-мировоззренческих групп по данному вопросу: среди различных групп общества в переменах наиболее заинтересована молодежь, наименее - священнослужители [10]. Представленные положения подтверждаются и другими исследованиями. По данным исследования Фонда Карнеги и Левады-центра «Мы ждем перемен - 2. Почему и как формируется спрос на радикальные изменения» 2019 года, 60% россиян считают, что необходимы перемены. Более половины согласились с тем, что перемены в нашей стране возможны «только при условии серьезных изменений политической системы». Лишь треть опрошенных выбрала вариант перемен «в рамках нынешней политической системы». Подобное распределение не говорит о полной готовности людей к смене власти. Однако оно означает, что внутри общества продолжает нарастать недовольство положением дел в стране. И эти настроения все чаще будут прорываться наружу, в том числе в виде различных протестных акций [11]. Если религиозный фактор не оказывает существенного влияния на запрос общества на политические изменения, это позволяет говорить о его неконфронтационном характере для внутриполитических отношений и неважности при желаемом выборе социально-политического развития. Это еще раз подтверждает поликонфессиональный характер России как имманентное начало, не продуцирующее политические противоречия на уровне всего общества. В рассматриваемых координатах запроса общества на внутриполитические изменения справедливым представляется обращение к соотношению традиции и современности в представлениях о желаемом пути развития России сквозь призму религиозных интенций. Институциональные преобразования политической системы не могут рассматриваться в отрыве от ценностного контекста. Более того, ценности накладывают отпечаток не только на политическую культуру или способы политического участия, но и на нормативное наполнение и оценку деятельности власти и институтов. Фиксируемые социологическими исследованиями идейные воплощения желаемого будущего коррелируют с культурно-цивилизационными характеристиками [10], а также с запросом на социально-политические изменения. Поэтому в массовом сознании религиозно-мировоззренческих групп присутствуют представления о социально-политической структуре, основным критерием которой выступает социальная справедливость. Ее параметры связаны не только с доступом к базовым социальным благам, но также с равенством всех перед законом, обеспечением демократии и прав человека, что является прерогативой государства. В культурно-цивилизационной и геостратегической проекции восстановление статуса великой державы присутствует в массовом сознании не только как желаемый политический проект, но и наделяется новыми внутриполитическими проекциями, также связанными с контекстами социальной справедливости (например, благосостояние и развитая наука). Последний сюжет, связанный с универсализирующим началом, превалирует над частными параметрами возвращения к национальным традициям и ценностями. Соответственно проекция России как особой цивилизации перекрывает возможности и либерально-западнического (вхождение в «общеевропейский дом», рынок и частная собственность), и руссконационалистического характера («Россия для русских»)7. Стабильность социального бытия во многом обеспечивается единством предпочтений, в том числе и приверженцев различных религиозномировоззренческих течений. Формируемый в российском обществе запрос на перемены не выявляет, несмотря на существующие дискуссии, конфликтогенного или демаркационного воздействия религиозного фактора. В разрезе российской поликонфессиональности, наличия светских и религиозных идентичностей можно констатировать общность основных параметров социально-политического характера, демонстрирующих, что глубинных препятствий мировоззренческого характера для артикуляции общих интересов, направленных на социально-политические перемены или на консервацию, не существует.

Об авторах

Мария Мирановна Мчедлова

Российский университет дружбы народов; Институт социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук

Автор, ответственный за переписку.
Email: mchedlova_mm@rudn.ru

политических наук, профессор и заведующая кафедрой сравнительной политологии Российского университета дружбы народов, главный научный сотрудник Центра «Религия в современном обществе» Института социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук

Ул. Миклухо-Маклая, 6, Москва, Россия, 117198; Ул. Кржижановского, 24/35, корп. 5, Москва, Россия, 117218

Елена Николаевна Кофанова

Институт социологии Федерального научно-исследовательского социологического центра Российской академии наук

Email: elena_kofanova@mail.ru

кандидат социологических наук, старший научный сотрудник Центра «Религия в современном обществе»

Ул. Кржижановского, 24/35, корп. 5, Москва, Россия, 117218

Список литературы