КОНСТРУИРОВАНИЕ ОБРАЗОВ ПОЛИТИЧЕСКИХ ДЕЯТЕЛЕЙ ПРОШЛОГО В СОЗНАНИИ ШИРОКИХ МАСС НАСЕЛЕНИЯ

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

В статье исследован процесс конструирования образа политического деятеля прошлого. Определены факторы, влияющие на ход формирования образа. Определена специфика образа формирования политического деятеля прошлого. Сделан вывод о том, что образ политического деятеля прошлого формируется преимущественно в рамках общей логики создания политического имиджа. В этом процессе используются механизмы стереотипизации, категоризации и казуальной атрибуции. Образ создается за счет средств визуализации и вербальных практик. Он формируется на осознанном и бессознательном уровнях, в силу чего его природа является двойственной. Образ существует в виде вербальных кодов и в форме символов, содержит в себе как рациональную, так и эмоциональную составляющую. Специфика образов политических деятелей прошлого проявляется через большие возможности в плане визуализации. Чаще всего нехватка аутентичной визуализации внешнего облика человека позволяет достраивать его образ посредством обращения к стереотипам. Помимо того потенциал выстраивания образа исторического деятеля в заметно меньшей степени ограничен личным опытом представителей целевой аудитории. Наконец, создателю образа исторического деятеля доступен более широкий набор номинаций, в рамках которых позиционируется персонаж. Это становится возможным благодаря существованию вокруг фигуры политического деятеля прошлого элементов национальной мифологии, построенной на использовании архетипов массового сознания, и сакральной природы ключевых сюжетов исторического эпоса в глазах целевой аудитории.

Полный текст

ВВЕДЕНИЕ Идеалом современного исследователя является объективная, деполитизированная реконструкция событий прошлого. Однако на практике этого крайне редко удается достичь. История была, есть и будет сферой политической борьбы. Посредством обращения к исторической символике правящий истеблишмент воспроизводит политические мифы и поддерживает модели идентичности широких масс (либо, напротив, разрушает их). Чаще всего в роли объектов мемориальных войн выступают конкретные исторические личности, воплощающие собой ценности и устремления конкретных макросоциальных групп. Ситуацию в данном случае хорошо демонстрируют недавние протесты в США, вызванные попытками властей снести памятники генералам-конфедератам, дискуссии относительно личности С.А. Бандеры в украинском обществе и неутихающие диспуты вокруг личности И.В. Сталина в российском медиапространстве. При этом вопрос о том, как именно конструируется образ политического деятеля прошлого, внедряемый в сознание широких масс населения, по большей части остается «за скобками» обсуждения внутри научного сообщества. Тема конструирования образов политических деятелей прошлого разрабатывалась преимущественно косвенным образом, в контексте смежных или более широких по объему вопросов. Ряд ее аспектов был затронут в трудах С. Московичи, посвященных механизмам политического восприятия [20]. У. Липпман раскрыл тему в контексте влияния стереотипов на формирование представлений о прошлом в сознании широких слоев населения [5]. Г. Тэджфела и Дж. Тернера рассматривали представления о прошлом, присущие макросоциальным группам, как одну из основ формирования политической идентичности, и исследовали процесс их возникновения под влиянием ингруппового фаворитизма и аутгрупповой гомогенности [22]. Вопрос о влиянии экономической, политической конъюнктуры и психического состояния человека на репрезентацию социального мира в его сознании изучался Ф. Олпортом [15], Дж. Брунером, Л. Постманом [17], Ч. Осгудом [21], Ф. Хайдером [19], С. Ашем [16] и С. Фиске [18]. Е.Б. Шестопал [10; 14], Д.В. Ольшанский [7] и Е.В. Егорова-Гантман [4] коснулись рассматриваемой темы в процессе изучения такого феномена, как политический образ. Т.В. Евгеньева, А.В. Манойло, А.В. Селезнева [1; 2; 3], И.М. Савельева, А.В. Полетаев [12], В.В. Панков [8], С.В. Чуев [13] исследовали специфику конструирования исторических образов в контексте проблемы воспроизводства исторической памяти как базового элемента национально-государственной идентичности. При этом внимание исследователей концентрировалось преимущественно на образах страны, в то время как тема имиджей конкретных политических деятелей прошлого рассматривалась скорее по остаточному принципу. Таким образом, можно заключить, что хотя разнообразные аспекты обозначенной темы уже разрабатывались исследователями, наработанный ими материал так и не был обобщен и систематизирован, что закономерно ставит перед экспертным сообществом задачу проведения дополнительных изысканий в указанном направлении. Целью данной работы является выделение специфики формирования образа политического деятеля прошлого в сознании широких масс населения с учетом особенностей восприятия обозначенной целевой аудитории. Отдельно необходимо подчеркнуть, что в рамках представленной статьи изучению подвергнут кейс образов политических деятелей прошлого. Материалы и методы. Методологическая база исследования основывается на применении дескриптивного анализа. РЕЗУЛЬТАТЫ Как было отмечено Ч. Осгудом, существующий в коллективном сознании образ личности, обладающей значимостью в социополитическом контексте, включает в себя три бинарных компонента: привлекательность-непривлекательность, сила-слабость и активность-пассивность. При этом первый компонент имеет отчасти производный характер: чем выше степень силы и активности политического деятеля прошлого, тем большей является его привлекательность. Указанная взаимозависимость, необходимо отметить, не является абсолютной: историческое лицо, отличавшееся слабостью и пассивностью, может обрести привлекательность за счет внешней красоты, принадлежности к особо опекаемым обществом социальным группам (женщины или маленькие дети) либо установок на априорно позитивное восприятие, транслируемым авторитетными общественными институтами (например церковью) [21]. Отсутствие жесткой взаимозависимости между привлекательностью, силой и активностью отчасти объясняется тем, что первый компонент является преимущественно визуальным, а второй и третий - вербальными. Привлекательность передается по большей части посредством визуализации, а сила и активность - через исторический нарратив, существующий в словесной форме [6]. Визуальные компоненты образа политического деятеля прошлого ориентированы преимущественно на эмоциональную сферу представителей целевой аудитории, в то время как вербальные призваны воздействовать на рациональную часть сознания. Эта спецификация подразумевает смену иерархии приоритетов при смене фокуса на конкретной аудитории. Если основным объектом воздействия являются широкие слои населения, то в образе необходимо усилить в первую очередь визуальную составляющую. Однако в процессе переориентации на узкую группу, представители которой предпочитают делать рациональный выбор, необходимо использовать преимущественно вербальные элементы образа [9]. Данный тезис, впрочем, не следует абсолютизировать: использование вербальных практик нельзя сводить только к воздействию на сферу рационального. Тембр голоса, манера говорить, стилистика языка, риторические приемы также оказывают существенное воздействие на эмоциональное состояние аудитории и могут играть ключевое значение при конструировании символов. По этой причине придание приоритетного значения одной составляющей образа не должно сопровождаться игнорированием прочих компонентов [14]. Как и любой политический имидж, образ политического деятеля прошлого воспринимается целевой аудиторией на двух уровнях: осознаваемом и неосознаваемом. На первом отображаются функциональные характеристики объекта восприятия, указывающие на его способность играть определенные социальнополитические роли. Их набор и сущность определяются системой стереотипных представлений о качествах, которые должны быть присущи актору (либо должны отсутствовать у него). Чаще всего позитивный образ политического деятеля прошлого конструируется посредством приписывания реальному человеку, биография которого является первоосновой для его создания, маскулинных черт и мессианских качеств. За счет этого в историческом нарративе возникают образы, по значимости сопоставимые с «культурными героями» архаических мифов. В качестве конкретных примеров в данном случае можно привести образы Джорджа Вашингтона, Авраама Линкольна, Отто фон Бисмарка, Горацио Нельсона и Александра Невского. При этом маскулинность не всегда выражается напрямую. Последнее прекрасно демонстрируют образы таких политических деятелей прошлого, как М. Ганди и М.Л. Кинг. Мужество человека-прообраза демонстрируется в данном случае через готовность к самопожертвованию ради достижения общей цели. Достигнутый результат при этом далеко не всегда является мерилом значимости жертвы: подвиг З. Космодемьянской не привел напрямую к значительному ущербу для войск оккупантов, но это не помешало ей стать одним из базовых символов сопротивления народов СССР агрессору [10]. Для создания негативных образов, как правило, используется демонизация исторического персонажа, достигаемая за счет гиперболизации негативных качеств, приписываемых ему сохранившимся нарративом. Создание негативного образа может также осуществляться посредством преувеличения масштаба осуждаемых с точки зрения морали и нравственности деяний, совершенных актором. Наглядной иллюстрацией использования такого рода тактик могут служить, например, эпизоды завышения численности жертв сталинских репрессий или присущие российским неоязычникам представления о гибели миллионов восточных славян в процессе крещения Киевской Руси. Негативное позиционирование исторического персонажа также подразумевает приписывание ему качеств, осуждаемых большинством представителей целевой аудитории. Как правило, к ним относятся трусость, жадность, необоснованная жестокость, беразличие к окружающим и т.д. Некоторые формально осуждаемые обществом характеристики, впрочем, в данном случае являются непригодными в силу наличия двойных стандартов восприятия. В частности, факт частого нарушения историческим персонажем мужского пола супружеской верности (или присущий ему алкоголизм) может быть истолкован частью целевой аудитории как маркер «настоящего мужчины». Подтверждением этого, в частности, может служить восприятие фигур Ф.Д. Рузвельта и У. Черчилля в популярной исторической традиции США и Великобритании [10]. Важно подчеркнуть, что способ подачи информации для формирования образа политического деятеля прошлого на осознанном уровне определяется когнитивным потенциалом целевой аудитории, а также свойственной ей культурой вербальной коммуникации. При работе с массовой аудиторией это подразумевает передачу информации небольшими порциями и преимущественно в популярной форме. Особенно хорошо подходит для этого формат классических анекдотов - коротких занимательных историй, необязательно полностью достоверных, которые ярко отображают те или иные качества, присущие историческому персонажу. Использование научной лексики и терминологии при этом не приветствуется даже из соображений фактической корректности. Конструируемый нарратив должен быть максимально доступен каждому из представителей целевых аудиторий. И потому включение в историческое повествование о Минине и Пожарском информации о том, что Польша и Речь Посполитая - это далеко не тождественные понятия, представляется излишним [11]. На неосознаваемом уровне образ политического деятеля прошлого выстраивается преимущественно за счет создания системы символов, легко поддающихся визуализации. Их использование позволяет спровоцировать целевую аудиторию на заранее заданную реакцию путем манипуляций с присущими е настроениями и установками. Как было отмечено Дж. Брунером и Л. Постманом, восприятие человеком того или иного факта во многом обусловлено социальными факторами: психоэмоциональным состоянием; знанием признаков объектов восприятия; селективным характером внимания; наличием в языке ценностно окрашенных категорий [17]. Существенную роль играет также процесс автоматической классификации иных личностей по социальным категориям, присущий сознанию воспринимающего субъекта. Наличие данных факторов приводит к запуску механизмов казуальной атрибуции. Последнее в том числе подразумевает, как было отмечено Ф. Хайдером, высокую степень корреляции между достоверностью образа политического деятеля прошлого и степенью информированности о нем целевой аудитории. Чем меньше ее представители знают об политическом деятеле прошлого, тем большее значение в интерпретации его действий играют стереотипы и модели категоризации [19]. Во многом в силу этих причин символические объекты, используемые в коммеморативных практиках, создаются по большей части путем обращения к стереотипам массового сознания. В силу данных обстоятельств им зачастую присущи высокая степень эстетики (или наоборот) и вместе с тем - малая достоверность. Наглядным примером тому могут служить памятники и портреты политических деятелей прошлого, а также их образы в историческом кино. Характерен в данном случае может быть образ Ричарда III. Как показали последние исследования, погибший в битве при Босворте король Англии не был уродливым горбуном. Однако создание мифологического образа короля-злодея было необходимо для легитимации победителей-Тюдоров, и потому уже при жизни современников последнего Йорка начал создаваться образ, соответствующий архетипам отрицательных персонажей, закрепленным в массовой культуре [14]. Большое внимание при конструировании образа исторического персонажа традиционно уделяется контексту. Как было доказано С. Ашем, в зависимости от контекста восприятия одни и те же характеристики персонажа могут по-разному оцениваться аудиторией. В качестве иллюстрации в данном случае можно привести смену восприятия жестокости Ивана Грозного в зависимости от того, каким образом оценивается реальность заговора против монарха внутри его окружения [16]. Нельзя недооценивать и эффект, оказываемый на формирование образа политического деятеля прошлого механизмами ингруппового фаворитизма и аутгрупповой дискриминации [22]. В процессе формирования представлений о прошлом своей макросоциальной группы, как правило, воспринимают имеющийся материал селективно: все, что подтверждает идею об исключительности группы интерпретируется как заслуживающее доверия, в то время как дискредитирующие ее факты автоматически ставятся под сомнение. Так, например, римским историкам были известны упоминания о факте выплаты дани галлам, захватившим Вечный Город, в обмен на освобождение захваченных территорий. Однако в массовом сознании и на страницах работ многих историков популярностью пользовалась иная версия трактовки произошедшего, согласно которой кельты в последний момент были разбиты войсками Марка Фурия Камилла, спасшего Рим от мира на позорных условиях. ВЫВОДЫ В целом можно заключить, что образ политического деятеля прошлого формируется по большей части в рамках общей логики создания политического имиджа. В данном процессе задействованы механизмы стереотипизации, категоризации и казуальной атрибуции. Образ формируется посредством визуализации и вербальных практик на осознанном и бессознательном уровнях, что обуславливает его двойственную, словесно-символическую, рационально-эмоциональную природу. Однако у него есть и своя специфика, которая подразумевает более широкие возможности с точки зрения визуализации, нежели в случае работы над образом современного политика. Отсутствие достаточного объема информации для аутентичной визуализации внешнего облика человека позволяет достраивать его образ посредством обращения к стереотипам, открывая возможности для разных типов позиционирования через механизмы категоризации и казуальной атрибуции. Также необходимо отметить, что потенциал выстраивания образа политического деятеля прошлого в заметно меньшей степени ограничен личным опытом представителей целевой аудитории. Оценить его качества они могут преимущественно лишь при помощи обращения к историческому нарративу, что открывает широкое поле для манипуляций. Помимо того, создателю образа исторического деятеля зачастую доступен более широкий набор номинаций, в которых выступает описываемый им персонаж, нежели в случае современного политика. Последнее становится возможным за счет существования вокруг фигуры исторического деятеля национальной мифологии, построенной на использовании архетипов массового сознания, и сакральной природы ключевых сюжетов исторического эпоса.

×

Об авторах

Сергей Игоревич Белов

Центральный музей Великой Отечественной войны 1941-1945 годов

Автор, ответственный за переписку.
Email: belov2006s@yandex.ru

кандидат исторических наук, ученый секретарь Центрального музея Великой Отечественной войны 1941-1945 годов

ул. Братьев Фонченко, 10, Москва, Россия, 121170

Список литературы

  1. Евгеньева Т.В. Историческая память, национальное самосознание и политическая социализация // Вестник Московского университета. Серия 12: Политические науки. 2013. № 1. С. 118-121.
  2. Евгеньева Т.В., Селезнева А.В. Советское прошлое в ценностном и образно-символическом пространстве российской идентичности // Полис. Политические исследования. 2016. № 3. С. 25-39.
  3. Евгеньева Т.В., Манойло А.В., Селезнева А.В. Психология управления массовым политическим сознанием и поведением. М.: Издательство «Известия», 2015.
  4. Егорова-Гантман Е.В. Игры в солдатики. Политическая психология президентов. М.: Группа компаний «Никколо М», 2003.
  5. Липпман У. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004.
  6. Нестерова С.В. Визуальные и вербальные характеристики образов власти // Политическая психология: Хрестоматия. М.: Аспект Пресс, 2007. С. 401-412.
  7. Ольшанский Д.В. Основы политической психологии. Екатеринбург: Деловая книга, 2001.
  8. Панков В.В. История как образ и память // Вестник ОГУ. 2006. № 9. С. 100-105.
  9. Пищева Т.Н. Политические образы: проблемы исследования и интерпретации // Полис. Политические исследования. 2011. № 2. С. 47-52.
  10. Психология политического восприятия в современной России / под ред. Е.Б. Шестопал. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012.
  11. Самсонова Т.Н. Cтановление гражданина-патриота // Вопросы социальной теории. 2015. Т. 7. № 1-2. С. 231-239.
  12. Савельева И.М., Полетаев А.В. Теория исторического знания: Учеб. пособие. СПб.: Изд-во «Алетейя. Историческая книга», 2007.
  13. Чуев С.В. Постреволюционная Россия в поисках национального единства. Ростов-наДону: Брейн, 2008.
  14. Шестопал Е.Б., Ахматнурова С.Ф., Богдан И.В., Смулькина Н.В., Музыка Е.В., Нестерова С.В., Трущева А., Черданцева А.М. Исторические особенности восприятия российской власти // Историческая психология государственного управления. 2014. № 1. С. 41-57.
  15. Allport F.H. Theories of Perception and the Concept of Structure. N.Y.: Willey, 1955.
  16. Asch S. Social Psychology. Englewood Cliffs, NJ: Prentice-Hall, 1952.
  17. Bruner J., Postman L. Perception Cognition and Behavior // Journal of Personality. 1949. Vol. 18. Issue 1. P. 14-31.
  18. Fiske S. Social Cognition and Social Perception // Annual Review of Psychology. 1993. Vol. 44. P. 155-194.
  19. Heider F. The Psychology of Interpersonal Relations. New York: John Wiley & Sons, 1958.
  20. Moscovici S. The Phenomenon of Social Representations / R.S. Moscovici (Eds) Social Representations. Cambridge University: Cambridge University Press, 1984. P. 3-69.
  21. Osgood C. Psycholinguistics, Cross-Cultural Universals, and Prospects for Mankind. Westport: Praeger Publishers, 1988.
  22. Tajfel H., Turner J.C. The Social Identity Theory of Intergroup Behavior / S. Worchel, W.G. Austin (eds). Psychology of Intergroup Relations. 2nd ed. Chicago: Nelson-Hall, 1985. P. 7-24.

© Белов С.И., 2018

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах