Semantic Unification of the Gray Zone Phenomenon on the Example of Military and Economic-Legal Spheres: A Systemic Perspective

Full Text

...Как найти объект, характеристика которого в том,  что он не имеет имени и не является коструктивным?

А. Бадью [1. C. 96]

Введение

В современном мире, где каждая грань общественной жизни тем или иным образом подвержена регуляции, такое явление, как «серая зона», выступает своеобразным островком неопределенности и загадочности. Подобные интуиции высказывал еще тридцать лет назад анархист и поэт Хаким  Бей, называя такие зоны временно автономными [2. С. 9]. В серых зонах пересекаются нормы и аномалии, традиции и инновации, праведное и порочное, словом все то, что нередко может послужить толчком к общественным трансформациям, будь то в худшую или лучшую сторону. С нашей точки зрения, серые зоны существуют не только в законодательстве и этике, но и в научных открытиях, культурных практиках и повседневной жизни. Последнее,  к слову, сегодня активно исследуется в трудах проф. Штефана Кюля из университета Билефельда. Его работы посвящены анализу явления серых зон  в организациях, где границы между соблюдением правил и их нарушением становятся размытыми. Автор рассматривает функциональные аспекты нарушения правил и «полезную» незаконность, которая порой необходима для поддержания гибкости и эффективности организации в условиях противоречивых требований окружающей среды [3].

Но возникает ряд справедливых вопросов: а о чем, собственно, идет речь? Разве «серые зоны» – это не расхожее выражение, являющее собой описание отдельные пробелов или лазеек, будь то в области права или экономической деятельности? Можно ли о серой зоне говорить как о нечто таком, что имеет под собой специфические, единые основания?

Именно эти вопросы мы пытаемся решить, или, по крайней мере, наметить пути решения в данной статье. На наш взгляд, одним из возможных  путей может послужить попытка задать генерализацию подобного понятия последством ее семантической унификации.

Семантическая унификация понятия «серой зоны» является важной темой для изучения, так как она отражает изменения понимании нечетких границ между правомерным и неправомерным, легальным и нелегальным, прозрачным и скрытым. Как мы уже отметили выше, в современной эпохе глобализации и стремительного развития технологий «серая зона» охватывает все больше аспектов жизни, начиная от международной политики и заканчивая повседневной коммерческой деятельностью. Введение в эту тему требует анализа различных интерпретаций и понимания того, как это понятие эволюционировало с течением времени.

Сразу стоит отметить, что среди специалистов из самых различных областей (будь то военная, экономическая, политико-правовая сфера, et cetera)  в большинстве случаев отсутствует четкое определение понятия «серой зоны», и, что важно подчеркнуть для философской академической мысли, отсутствует ее строгая генерализация in abstracto. С нашей точки зрения до сих пор не произведена стандартизация данного понятия. В качестве иллюстрации актуального семантического состояния такого понятия, как «серая зона», можно допустить умозрение, суть которого состоит в следующем: допустим, людям известны названия плодов смородины, клубники, земляники, но неизвестно само понятие «ягоды», которое содержит в себе четкие ботанические характеристики, отличающейся, допустим, от «крупы» или «гриба»; следуя этой аналогии, «серая зона права», «серая зона политики», «серая экономическая зона» и прочие применяется как дескрипция только in concreto, упуская качественные характеристики понятия серой зоны как феномена.

Более того, существуют авторы, которые считают его смысловую артикуляцию ненужным в силу того, что оно имеет избыточный характер (например, преувеличивает важность неявных форм ведения военных действий или интерпретирует исторически отлаженные действия государства в духе макиавеллизма, придавая им лоск новизны) [4. С. 814]. Мы склонны критически относиться к подобной позиции, поэтому в рамках данной статьи предпринимаем попытку описать особенности и эволюцию данного понятия, отталкиваясь сперва от военной сферы (где по большему счету и возникает данная  «расплывчатая» терминологическая единица, и более того, фиксируется как понятие хоть каким бы то ни было образом), постепенно двигаясь к ее актуальной репрезентации в иных областях общественной жизни^[1].

Важно также обозначить то, зачем потребовалась семантическая унификация данного понятия. С нашей точки зрения, есть ряд существенных аргументов, которые могут обосновать ее необходимость. Так, например, рассуждая о постоянных провалах в попытке стандартизировать понятие серой зоны (в рамках военной сферы), американский исследователь Филипп Лохаус  справедливо отмечает, что: «Настоящая проблема терминологии может заключаться в поиске предписывающего [курсив мой, И.С.] определения «серой зоны», а не описательного, поскольку вызовы серой зоны различаются в зависимости от акторов и театров действий. Попытка создать таксономию для чего-то, что, по определению, противоречит однозначному и статичному  конечному результату, отражает стремление стратегов определить недвусмысленную и статичную конечную цель; однако это неадекватно адресует непрозрачную природу проблем, представляемых серым конфликтом» [5. P. 1].

Следуя подобной интуиции, мы можем заявить, что унификация понятия «серой зоны», свободной от формальной принадлежности к той или иной области, важна по нескольким причинам.

Во-первых, это обеспечивает согласованность и ясность в деле междисциплинарных исследований. Как мы уже упомянули, в различных сферах (право, экономика, социология и др.) термин «серая зона» может иметь  разные значения. Унификация помогает установить единое определение, что упрощает коммуникацию и предотвращает недоразумения. Как итог, специалисты из разных областей могут сотрудничать более эффективно, если они оперируют общими понятиями. Это особенно важно в комплексных исследованиях и проектах, где задействованы разные дисциплины.

Во-вторых, это напрямую позволяет улучшать разработку политики и регулирования. В политико-правовой сфере важно иметь четкое и единое понимание «серой зоны», чтобы разработать эффективные меры и избежать, например, правовых пробелов, которые с неизбежностью ведут к кризису.

В-третьих, для образовательных программ и материалов важно предоставлять четкие и унифицированные определения, чтобы студенты и специалисты могли правильно понять и применять концепции, которые они используют для анализа и интерпретации актуальной социальной действительности.

Таким образом, унификация такого понятия, как «серая зона», способствует более эффективной коммуникации, сотрудничеству и регулированию, что в конечном итоге приводит к более точному и понятному использованию термина в различных контекстах

Эволюция понятия «Серая зона»:  исторический контекст и современные вызовы

Теперь обратим наше внимание к самой проблематике. С точки зрения специалиста по стратегическому планированию Командования специальных операций США Ф. Капусты, понятие серой зоны официально возникает в официальном документе («White Paper») данного ведомства, который опубликован 9 сентября 2015 года и дефинируется как: «Конкурентные взаимодействия среди и между государственными и негосударственными акторами, которые находятся между традиционной дуальностью войны и мира»  [6. P. 20]. При этом сами авторы официального документа подчеркивают:  «У нас есть хорошо развитые словари, доктрины и ментальные модели для описания войны и мира, но многочисленные вызовы серой зоны, находящиеся между этими состояниями, не поддаются легкой категоризации»^[2].

Более того, эти состояния нередко оказываются парадоксальны, вернее, играют на парадоксах, если постфактум рассуждать о том, как они были выстроены стратегически. К примеру, Эдвард Люттвак писал о парадоксальной логике военной стратегии, которая нередко воплощает в себе несколько  противоречивых «истин» одновременно [7. P. 7].

 Как бы то ни было, но подчеркивается, что подобные «серозональные» состояния характеризуются неопределенностью относительно природы конфликта, непрозрачностью вовлеченных сторон или неясностью относительно соответствующей политики и правовых рамок. Разумеется, было бы наивно полагать, что явления, которые силовые структуры Соединенных Штатов Америки расценивают как серую зону, появились лишь с момента ее артикуляции в документе девятилетней давности. Большинство методов «серой зоны» существовали на протяжении многих веков. Как отмечает Ф.Г. Хоффман, двадцать первый век лишь добавляет ко всем этим методам качественно новые формы, например, в виде своей масштабности с использованием компьютерных технологий [8. P. 35].

Рассуждая об эволюции понятия серой зоны, мы склонны считать, что ближайшим предшественником данного понятия является политическая война (political warfare). Концепт политической войны мы можем обнаружить в работах таких исследователей, как Пол А. Смит, утверждающий, что политическая война так же важна для национального выживания, как и традиционные военные действия [9. P. 7], а так же Джон Дж. Питни [10. P. 114]  и К.К. Гершанек [11. P. 109], поддерживающих точку зрения, что политическая война это стратегическое использование политических средств и манипуляций для достижения национальных и международных целей. Конечно же, если мы остаемся в русле традиции рассуждений о войне Карла фон Клаузевица, то словосочетание «политическая война» может показаться тавтологией – любая война de facto является политической^[3]. Впрочем, существуют  и радикально иные точки зрения, например, идеи немецкого философа Хаймо Хофмайстера. Современный исследователь утверждает, что война является не «продолжением политики другими средствами», а напротив, ее отрицанием, следствием ее бессилия [12. С. 18].

Тем не менее, идея и само понятие «политической войны» используется. С опорой на вышепредставленных авторов можно заключить, что политическая война – это использование враждебных политических средств для принуждения противника выполнить свою волю. Она включает в себя взаимодействие между правительством и целевой аудиторией, такими как другие государства, вооруженные силы и население, с использованием методов пропаганды и психологических операций. Основная цель политической войны – ослабить или уничтожить политическую и социальную волю противника, применяя насилие, экономическое давление, подрывную деятельность  и дипломатию.

Однако понятие политической войны, на наш взгляд, гораздо шире понятия серой зоны в военной сфере. Как уже было отмечено выше, серая зона являет собой некое состояние неопределенности, в то время как политическая война может объять в себе как теневые формы конфликта, так и достаточно явные военные операции [9. P. 4]. В этом смысле серая зона в военной сфере получает свою спецификацию. По мнению Л.Д. Моррис и М.Д. Мазарр, серая зона характеризуется, во-первых, действиями ниже порога, который может вызвать явную войну, во-вторых, постепенностью, чтобы избежать резкого реагирования со стороны оппонента в лице других государств, в-третьих, неприложимыми правовыми и политическими основаниями (например, обоснование своего действия с точки зрения международного права или исторических претензий, своеобразная политико-правовая мимикрия), и, в-четвертых, использованием невоенных инструментов (например, серая зона включает применение дипломатических, информационных, экономических, кибернетических и парамилитарных средств для достижения целей без явной военной агрессии) [13. P. 9]. Схожей точки зрения придерживаются и прочие авторы, например, П. Лейтон [14. P. 9], Ф. Лохаус [5. P. 1].

Системный подход к анализу серой зоны

Если обратиться к опыту системно-коммуникативной теории общества, разработанной известным немецким социологом Никласом Луманом в анализе военной сферы, то это позволит не только качественно исследовать  и задать дескрипцию понятия серой зоны. Это также может послужить основой для углубленного исследования и понимания сложных взаимодействий между различными социальными системами и сферой войны. Отметим, что выбор системно-коммуникативной теории Н. Лумана обусловлен тем,  что именно она позволяет описывать социальную реальность в терминах  операций различения, а не акторов или норм. Это особенно важно в случае серых зон, сущностно уклоняющихся от бинарных кодов и формальных  определений (анализ через Лумана позволяет выйти за рамки моралистической оптики, которая доминирует в обсуждении серых зон (как нарушений, коррупции и пр.)).

Так, например, датский социолог Горм Харст [15. P. 157–177] исследует войну как самоорганизующуюся систему, которая развивается независимо и имеет собственные правила и коды коммуникации, а также взаимодействует с другими социальными системами. Ученый рассматривает, как военные системы развиваются и поддерживаются через коммуникацию и организационные структуры, используя системную теорию Н. Лумана для объяснения этих процессов. В свою очередь, швейцарский исследователь, профессор Фрайбургского университета, Николас Айо в своей статье «Organizing War and the Military in Society: A Systemic Perspective» [16. P. 9–25] анализирует войну как организационное явление в обществе, уделяя особое внимание тому, как  различные социальные системы (будь то политическая или экономическая) влияют на военные структуры. Айо так же использует системную теорию  Н. Лумана для анализа взаимодействий между войной, военными системами и обществом в целом.

Если попытаться сравнить две точки зрения, которые основаны на одном системно-коммуникативном подходе, то Г. Харст фокусируется на войне как на самоорганизующейся системе, при этом подчеркивая независимость  и уникальные коммуникативные коды военных структур, в то время как  Н. Айо рассматривает войну как организационное явление, взаимодействующее с различными функциональными системами общества. Оба исследователя используют системную теорию Лумана, но Харст акцентирует внимание на автономности военных систем, а Айо – на их интеграции и взаимозависимости с другими социальными системами.

Последняя точка зрения, на наш взгляд, наиболее соответствует реалиям. Однако если мы учитываем такое явление, как серые зоны и их особенности в военной сфере (назовем это милитарной системой), то возникает любопытный парадокс. Становится непонятен коммуникативный бинарный код  милитарной (под)системы, что вновь актуализирует вопрос о ее самостоятельности.

Дело все в том, что согласно теории Н. Лумана, коммуникации, из которых состоят системы и подсистемы: «...носят двойную функцию: (1) они устанавливают историческое состояние системы, из которого эта система должна исходить в своих следующих операциях. Они детерминируют систему  в качестве таковой, которая в соответствующий момент дана именно так,  а не иначе. И (2) они образуют структуры в виде схем отбора, делающих возможным новое распознавание и повторение» [17. С. 98–99]. Коммуникации, происходящие в серых зонах, не могут быть зафиксированы как-то однозначно (однозначно военные, однозначно экономические, однозначно информационные и т.д.), ведь на то они и «серые», т.е. пользуются невоенными  методами для достижения военных целей. Своеобразная «война без войны», или, как иронично писал С. Жижек «кофе без кофеина <…> доктрина войны без потерь» [18. С. 17].

Как итог, обнаруживается парадоксальная ситуация. Милитарная система, чтобы достигать военных целей невоенными средствами, должна быть самообособленной, самореферентной и самодостаточной социальной системой, обладая бинарным кодом, который разграничит сугубо военные коммуникации от невоенных. Например, при помощи кода «военный/цивический»; только так она способна различать такое явление, как серая зона, категоризировать его в собственной логике и операционализировать в дальнейшем.  Однако в то же самое время трудно не согласиться с тем, что военные действия ­­– это организационные явления, которые осуществляет политическая система. Милитарная система в таком случае должна руководствоваться различением «война/мир». И это оправдывает тот факт, что милитарные системы тесно взаимосвязаны с другими системами общества, такими как экономика, наука и право. Политическая система играет центральную роль в мобилизации ресурсов и управлении этими взаимосвязями для обеспечения функционирования милитарных систем.

Выходит, чтобы осуществлять коммуникации в «серой зоне», милитарной системе нужно быть самостоятельной. Однако ее интеграция с другими функциональными системами возможна только при зависимости от системы политики, и, соответственно, будут упираться в логику различений политического характера. Скорее всего, выход из этого тупика кроется где-то посередине. Уместно, на наш взгляд, заявить об интердепендности^[4] (т.е. о взаимообусловленности как функции между константами) милитарной системы.

Подчеркнем еще раз: серые зоны в военном контексте представляют собой ситуации, где государственные или негосударственные акторы применяют стратегии, действия и инструменты, которые трудно классифицировать как мирные или военные. Примеров подобного в военной истории огромное множество. При помощи системно-коммуникативного подхода появляется возможность обобщить и генерализировать серую зону как комплекс коммуникаций. Мы предлагаем универсальное определение, применимое к различным функциональным системам – военной, правовой, экономической, и др., поскольку оно выведено из общих структурных принципов системной  теории. Серая зона – это комплекс коммуникаций внутри социальных систем, которые:

1. Производятся самими системами, при этом не участвуя в их аутопойезисе; милитарные системы могут достигать военных целей невоенными средствами, то есть коммуникациями, которые могут быть присущи экономической, массмедийной, правовой системам, но не военной.
2. Актуально не встраиваются в коммуникативную историю систем. Действия в серой зоне как раз-таки призваны не допустить прямого боестолкновения и объявления войны, при этом сами цели носят предельно милитаризированный характер.
3. Не детерминируются системами в логике бинарного кода. Как уже говорилось выше, серая зона – это своеобразная ситуация (читай: коммуникация), которая тем более ценна, чем неоднозначнее и ненаблюдаемее.

В этом смысле можно сказать, что феномен серой зоны был поставлен себе «на службу» сугубо милитарной системой, в отличие от всех прочих.  Однако мы часто можем встретить выражения «серая зона права» или «серая экономическая зона», которые зачастую собой подразумевают распознанные лазейки в законах или неформальные способы ведения экономической деятельности, направленной на личное обогащение или выгоду, при этом формально не нарушающую установленные красные линии в налоговом законодательстве или правилах бизнеса. Именно здесь и кроется главная топика  серой зональности, причина, по которой мы обратили свое внимание на потребность в семантической унификации; если в милитарной системе серая зона схвачена и различаема, творима и пользуема, имеет более-менее  понятные характеристики, то во всех прочих системах не все так однозначно.  Мы даже осмелимся заявить следующее: серая зона в других системах неразличаема в принципе, ибо выдав себя, она сразу называется «лазейкой в законе», т.е. отыгрывает негативный бинарный коммуникативный код. Однако этот «отыгрыш» всегда постфактум. В актуальности же, в неком «вот-тут-прямо-сейчас» времени, серозональные коммуникации незримы, несмотря на то что «ощутимы» системой. Подобные реалии закономерны. С точки зрения Н. Лумана, право выполняет функцию баланса между временным и социальным измерениями, его нельзя определить объективно; право стабилизирует и регулирует поведение через нормативные ожидания^[5]. Вместо этого используется понятие «правовая система» как основа для его понимания и функционирования [20. S. 131]. В этом ключевая разница: серая зона тогда «серая», когда она неразличима системой в принципе как коммуникация, ибо  не воспринимается ни информация об этом, ни сообщение, ни понимание  о событии прямо здесь и прямо сейчас.

Серая зона на стыке правовой и экономической сфер

Рассмотрим некоторые кейсы на стыке экономической и правовой  системы, вернее, рассмотрим случаи, где проявляет себя серая зона на этих «стыках», а затем попытаемся это генерализировать в логике системно- коммуникативной теории.

Так, например, в одной из своих работ за 2015 год Л.А. Агузарова  и А.Х. Моргоева указывают на серую зону в области экономической деятельности как область неопределенности налогового резидентства организаций в случае, когда компании формально зарегистрированы в офшорных юрисдикциях, но фактически управляются из другой страны, например, из России  [21. С. 575]. Это действие приводит к минимизации налогообложения – используются иностранные организации, которые не ведут реальную хозяйственную деятельность в стране регистрации, но фактически управляются из России. То есть в данном случае деньги, заработанные в стране, не участвуют в воспроизводстве экономики. При этом номинально с точки зрения как экономических, так и правовых основ экономической деятельности никакой явной проблемы нет, что целиком укладывается в нами изложенный критерий серой зоны выше. В то же время Никлас Луман в своей книге «Die Wirtschaft der Gesellschaft» подчеркивает, что налоги являются необходимым инструментом для покрытия государственных расходов, так как государство  не может рассчитывать на рентабельность своих расходов, как это делает частный сектор [22. S. 135–136]. Как итог, решение кейса Л.А. Агузаровой  и А.Х. Моргоевой было достаточно простым, а именно, позволить экономической системе различать налоговое резидентство юридических лиц, т.е.,  de facto на тот момент назрела необходимость введения дополнительных  понятий налогового резидентства [21. С. 577]; или, выражаясь языком теории Н. Лумана, введения дополнительных различений для осуществления коммуникаций, участвующих в аутопойезисе социальной системы хозяйства.

Другой пример – регламентация цифровых валют. С оглядкой на системно-коммуникативную теорию, подчеркнем, что деньги являются ничем иным, как символически генерализированным медиумом коммуникации  экономики как системы. Сама экономика выделяется (т.е. совершает акт  от-дифференциации, Ausdifferenzierung) как отдельная система лишь благодаря им, так как «с помощью денег можно систематизировать определенный тип коммуникативных действий, а именно платежи. В той мере, в какой экономическое поведение ориентировано на денежные платежи, можно говорить о функционально дифференцированной экономической системе» [22. S. 14].

Цифровая валюта, электронные средства платежа в целом также подвергаются «серозональным» коммуникациям.

Так, например, в работе И.Н. Михайлова «К вопросу о понятии, признаках и видах цифровых валют» обсуждается проблема серой зоны в контексте правового статуса цифровых валют. Исследователь отмечает, что цифровые валюты продолжают находиться в «серой зоне», что создает правовую неопределенность в сфере правоприменения в целом. Автор задается вопросом, могут ли цифровые валюты (и криптовалюты как их разновидность) быть предметом преступлений против собственности, отмывания денежных средств, и возможно ли законно исчислить их стоимость для определения ущерба [23. С. 569]? И тем не менее, цифровые валюты являются средством платежа. Экономические коммуникации совершаются, но правовая система не обладает специфическим органом реагирования на это, то есть, подобные коммуникации в логике системы права протекают «бесследно». Как писал Ален Бадью: «...закон всегда определяет не только то, что разрешено и что запрещено, но, на самом деле, то, что существует под определенным именем, что нормально, и то, что является неименуемым и, следовательно, на самом деле не существует, то есть то, что оказывается анормальной [курсив мой. – И.С.] частью данной на практике целостности» [1. С. 89–90].

Важно отметить: неопределенность – это не то, что исчерпывает серую зону как коммуникативный феномен. Неопределенность в этом смысле «определена». Система может ее различать (посредством научных публикаций, судебных прецедентов, политических акций, персональных интеракций экспертов и т.п.). На нее указывают, нередко берут в обработку и нивелируют. Мы же стремимся подчеркнуть, что серая зона способна «паразитировать» на этой неопределенности. Сама же неопределенность, на наш взгляд, проистекает из-за нехватки различений у социальной системы, которая, как и когнитивные системы (люди), пользуется медиумом смысла как единства различия потенциального и актуального. Более того, существует неопределенность определенная и неопределенность неопределенная, этакая «Protean Power»  в духе П. Катценштайна и Л. Зиберт [24. P. 18].

Заключение

На наш взгляд, серые зоны служат индикаторами наличия структурных и функциональных проблем в различных социальных системах. Они выявляют места накопления социального напряжения, противоречий и конфликтов,  которые требуют более глубокого и комплексного анализа. Понимание и исследование этих зон позволяет не только выявлять скрытые механизмы социального регулирования и контроля, но и разрабатывать стратегии для их трансформации и адаптации к изменяющимся условиям.

Особое значение приобретает изучение серых зон в контексте правовых систем, где подобные пространства могут свидетельствовать о необходимости реформ и адаптаций законодательства. Анализ таких зон позволяет выявлять недостатки существующих правовых норм и процедур, предлагать пути их совершенствования, что в конечном итоге способствует повышению справедливости и эффективности правоприменения.

Кроме того, исследование серых зон имеет важные последствия для  социальной политики и управления. Оно позволяет выявлять неформальные практики и стратегии выживания различных социальных групп, что может стать основой для разработки более адекватных и чувствительных к реальным нуждам людей политик и программ. Таким образом, серые зоны не только отражают текущие проблемы, но и открывают путь к их решению через  создание более гибких, инклюзивных и устойчивых социальных систем.

В заключение хотелось бы подчеркнуть, что изучение серых зон как целостного феномена может послужить прикладным направлением в современной социологии и социальной философии, способным предложить новые  инструменты и подходы для анализа и решения накопившихся проблем  в различных областях социальной жизни. Это направление требует междисциплинарного подхода, объединяющего усилия философов, социологов, юристов, политологов и других специалистов, для разработки комплексных  и эффективных решений, способствующих устойчивому развитию общества.

_{¹ Также весьма важно указать на тот факт, что концепт «серой зоны» в той или иной его форме, как правило, обсуждается военными мыслителями (напр., Джон Бойд, Андрю Максвелл) из-за чего создается ложное впечатление, что данное понятие входит в сферу сугубо военных вопросов.}

_{² См.: U.S. Special Operations Command. White Paper: The Gray Zone. 2016. P. 1.}

_{³ К слову, в Китайской Республике (Тайвань) есть Бюро политической войны (GPWB), которое является органом Министерства национальной обороны Китайской Республики.}

_{⁴ В данном случае данный термин можно рассматривать по аналогии из теории глоссемантики датских структуралистов Л. Ельмслева и В. Брёндалля.}

_{⁵ Подобные рассуждения можно встретить и у Р. Скрутона, который утверждает, что «Закон присутствует в реальности, хотя и не в артикулированной форме, задолго до того, как его запишут. Задача судьи именно в том и состоит, чтобы открыть закон» [19. C. 88].}

About the authors

Ilia E. Sapan

Author for correspondence.
Email: isapan1994@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-8300-1679
SPIN-code: 8011-9724

PhD in Philosophy, Independent Scholar

References

Supplementary files