The Concept of Sociocultural Code in the Context of National Security Discourse

Full Text

Введение

Понятие социокультурного кода относительно редко используется  в социальной философии, однако применение обозначающего его термина  в политическом лексиконе современности встречается довольно часто. Достаточно указать на то, что, во внесенной в 2018 г. поправке к принятому в 2012 г. Указу Президента Российской Федерации «О Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года» говорится о едином для российского общества культурном (цивилизационном) коде. Между тем само это понятие остается и сегодня не вполне проясненным, «размытым», в то время как в соответствии с классическими канонами научный термин «призван быть четким и однозначным (то есть моносемантическим)» [1. С. 7]. К тому же множественность определений понятия социокультурного (культурного) кода не позволяет широко использовать его в документах федерального значения, также требующих и четкости формулировок, и однозначности восприятия изложенных в них суждений.

Авторы статьи вполне отдают себе отчет в том, что однозначность определений многоаспектных феноменов остается в социально-философском знании недостижимым идеалом, и связано это с той закономерностью, о которой еще в позапрошлом столетии писал британский логик и историк науки  Уильям Уэвелль: «Раскрытие наших понятий при помощи определения оказывалось полезным для науки только тогда, когда оно было связано с немедленным применением этих определений… Определение представляет, быть может, лучший способ разъяснения понятия; но понятие становится стоящим какого бы то ни было вообще определения только вследствие его пригодности для выражения той или другой истины» [2. С. 195].

Иначе говоря, определение понятия находится в прямой зависимости от того контекста, в котором оно будет применяться, контекста, для последующего раскрытия которого это понятие, собственно, и проясняется. Целью настоящего исследования является проведение предварительной работы  по уточнению соотношений между новым понятием социокультурного кода и такими уже устоявшимися в социальной философии понятиями как «общественное сознание», «мировоззрение», «менталитет» – для того чтобы лучше понять факторы, влияющие на становление и изменение социокультурного кода, и хотя бы приблизительно прояснить возможности, открывающиеся при встраивании данного понятия в контекст современного дискурса о национальной безопасности. Для достижения поставленной цели авторы предполагают опираться на персоналистский философско-методологический подход.

Личность и мировоззрение

Несмотря на многообразие концепций, реализующихся при использовании персоналистского подхода, общим местом в них является утверждение личности в качестве источника относительно свободной (а значит – творческой) духовно-практической деятельности, продуктом которой становится культура (в широком смысле этого слова, включающем в том числе и социально-политические институты), в свою очередь оказывающая существенное влияние на становление личности. Личность и общество в персонализме взаимно обусловливают друг друга: личность не может быть сформирована вне общества, которое, в свою очередь, немыслимо без личностей; только объединяясь, конкретные личности выступают в качестве акторов специфических культур как продуктов совместной деятельности поколений, связанных между собой традицией. Эти культуры не могут не быть особенными,  поскольку в процессе развития на них влияет множество внешних факторов – как природных (географических, климатических), так и обусловливающихся контактами с окружающими культурами; помимо того, весьма способствуют проявлению самобытности культур факторы внутренние, прежде всего –  качественная неодинаковость личностей, при их социально-историческом взаимодействии приводящая к существенным различиям во всех сферах  общественной жизнедеятельности.

Хорошей иллюстрацией к кратко очерченному выше постулату персонализма служит следующая фраза прот. Г. Флоровского: «…история в существе своем есть история людей в их творческом взаимообщении и взаимодействии» [3. С. 11]. Ровно о том же самом пишет и С.С. Аверинцев: «Нет человека вне истории, но история реальна только в человеке» [4. С. 7]. Вполне допустимо расширительное применение ко всему философскому персонализму характеристики В.Н. Белова, данной им творчеству М.М. Бахтина  и М.К. Мамардашвили: представителей данного направления «роднит отношение к личности не как к клеточке великого организма, обязанной исполнять определенную функцию, не как к винтику общественного механизма, но как к самодостаточной величине, форме совершенства человека, ответственной за свои поступки и только в этой самоответственности отвечающей за судьбы всей человеческой цивилизации» [5. С. 513].

В рамках персоналистского философско-методологического подхода необычайно востребованным становится понятие общественного сознания  (о котором писали еще классики марксизма: «…общественное сознание всех веков, несмотря на все разнообразие и все различия, движется в определенных формах…» [6]). Действительно, если историю делают люди, а каждая личность является «исторической» вследствие того, что мы не можем точно предвидеть всех результатов ее деятельности, более того, часто их просто не замечаем («эффект бабочки»), то для осмысления общественно-исторического процесса и осуществления социального прогнозирования целесообразно прибегнуть к абстракции высокого уровня: от личностного сознания логически перейти к сознанию общественному, понимая под последним некий интеграл сознаний неисчислимого множества личностей из настоящего и прошлого, связанных между собой как традицией, так и непосредственными коммуникациями. Анализируя проявления общественного сознания в тех или иных его формах, а также прослеживая их происходящие во времени  модификации, можно получить вполне адекватные представления о ходе и направленности социально-исторического процесса, тем самым формируя  соответствующую мировоззренческим установкам философию истории.

Упомянув о мировоззренческих установках, различающихся, конечно,  у тех или иных мыслителей, мы вплотную подошли к ответу на вопрос о том, почему историю нельзя считать строгой, доказательной и однозначно интерпретируемой наукой. На наш взгляд, с определением понятия мировоззрения дело обстоит гораздо сложнее, чем с дефинированием понятия общественного сознания. Возникающие при осмыслении последнего затруднения вполне преодолимы путем введения в «устоявшуюся» картину мира  ученого новых представлений о «субъективно-объективных», или же «реифицированных» феноменах; мировоззрение же является не чем иным, как  совокупностью всех элементов самой картины мира, относительно целостной и вместе с тем изменчивой вследствие подмеченного уже Сократом когнитивного принципа о неудовлетворительности наших мнений о мире, требующей постоянного и никогда не завершающегося движения к Истине. К тому же мы необычайно усложняем и без того непростую проблему, когда пытаемся от понятия личностного мировоззрения перейти к понятию мировоззрения  общественного, между тем сама логика персоналистского подхода требует этого от нас, ведь именно общественное мировоззрение становится тем маркером, с помощью которого мы разделяем исторические эпохи, фиксируя при этом необратимые качественные изменения в общественной жизни.

Для проведения интерпретации понятия мировоззрения считаем целесообразным обратиться к осуществленной В.И. Несмеловым дистинкции таких понятий, как миросозерцание и мировоззрение. Русский философ полагал, что содержательным продуктом миросозерцания конкретной личности становится «возможно полное и возможно точное представление цельной картины мира, каким он существует для человека по данным чувственного опыта или по выводам научного мышления». В отличие от него мировоззрение «заключается в определении человеком своего назначения в мире и своих должных отношений к миру». Если миросозерцание далеко не всегда предполагает наличие у личности определенного «взгляда на мир», то и мировоззрение  совсем не обязательно должно включать в себя знания о точном физическом устройстве мира, поэтому качество миросозерцания определяется суммой  положительного знания конкретной личности о мире, «мировоззрение же  создается и может создаваться одною только философией» [7. С. 282], предписывающей отношение к миру, исходящее из представлений о долге и предназначении человека. Таким образом мы можем констатировать различие  понятий картины мира (результата миросозерцания) и мировоззрения  (мироотношения, обусловленного убежденностью в определенных онтогносеологических и этических «аксиомах», не требующих доказательств –  не потому, что вследствие очевидности они в них не нуждаются, а потому, что, как и всякие аксиомы, не могут быть доказаны по причине ограниченности когнитивных возможностей человека). Это снимает тавтологию, возникающую при определении мировоззрения через «картину мира»: вторая теперь только опосредует первое, да и то в разной степени интенсивности у каждой конкретной личности.

Т.И. Ойзерман в своем определении мировоззрения также акцентирует внимание на убеждениях: это «система человеческих знаний о мире и о месте человека в мире, выраженная в аксиологических установках личности  и социальной группы, в убеждениях относительно сущности природного и социального мира». Он пишет, что убеждения, из которых складываются мировоззрения, «могут быть истинными или же, напротив, мнимыми: научными, религиозными, нравственными, обоснованными и необоснованными, прогрессивными и реакционными и т.д.» [8. С. 578]. Убеждения отражают  активную позицию личности и характеризуются, в первую очередь, «той энергией, настойчивостью, решительностью, с которыми они высказываются, обосновываются, защищаются, противопоставляются другим убеждениям» [8. С. 579].

Обратим внимание на то, что философ объединяет в одной дефиниции личное и общественное (социально-групповое) мировоззрения, и это вполне оправдано вследствие упомянутого выше отношения взаимной обусловленности между личностью и обществом. Однако если мы все же захотим разделить понятия, то по аналогии с общественным сознанием под общественным мировоззрением должны мыслить некую целостность, интеграл личностных мировоззрений; сюда попадают далеко не все аксиологические установки, убеждения и другие мировоззренческие компоненты, свойственные личностям, составляющим общность, а только те, которые наиболее характерны  для большинства ее представителей.

Социокультурный код как совокупность мировоззренческих констант

Рассмотрение понятия мировоззрения в рамках данного исследования понадобилось нам потому, что в вынесенной в эпиграф статьи цитате, взятой из текста поправки к Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года, смысловое значение используемому термину «российский культурный (цивилизационный) код» придается явно мировоззренческое: он фундирован преемственным историческим развитием как русских культуры и языка, так и культур входящих в Российскую Федерацию народов; в нем заключены основополагающие общечеловеческие принципы, из которых выделяются такие как уважение самобытных культур и их интегрирование в единую культуру (в общем же – утверждается принцип «единства в многообразии», характерный для отечественных  концепций соборности, при этом обратим особое внимание на то, что принцип этот причислен к общечеловеческим, стало быть, имплицитно предполагается, что он может быть применен для осмысления модели многополярного мира).

Обратимся к тому контексту, в который была внесена данная поправка  к Стратегии. Пункт 11 относится к разделу I «Общие положения», в п. 1 которого специально оговаривается, что: «Настоящая Стратегия является документом стратегического планирования в сфере национальной безопасности Российской Федерации, определяющим приоритеты, цели, принципы, задачи, основные направления государственной национальной политики Российской Федерации, а также инструменты и механизмы ее реализации». Собственно же п. 11 характеризует российское государство как такое единение народов, системообразующим звеном в котором исторически являлся русский народ, игравший объединяющую роль и способствовавший формированию уникального культурного многообразия и духовной общности многих народов,  приверженных единым принципам и ценностям. Это привело к тому, что сегодня «Общероссийская гражданская идентичность основана на сохранении русской культурной доминанты, присущей всем народам, населяющим Российскую Федерацию»^[1]. И далее следует уже процитированный нами текст, прямо относящийся к российскому культурному (цивилизационному) коду.

Из изложенного можно сделать однозначный вывод: понятие социокультурного (культурного) кода непосредственно относится к сфере обеспечения национальной безопасности и достаточно давно используется в документах федерального уровня, что делает прояснение этого понятия задачей первостепенной важности для современной социально-политической философии. Между тем, как отмечалось нами выше, задача эта еще не решена вполне, чему мешает ряд существенных расхождений у исследователей в содержательном понимании социокультурного кода, и это неизбежно вследствие того, что дефиниция всякого многоаспектного понятия зависит как от того контекста, к раскрытию которого оно призвано, так и от мировоззрения  самого мыслителя, осуществляющего содержательную формулировку понятия. Но ведь сегодня речь идет о необходимости выработки приемлемых для современного российского общественного сознания идеологических ориентиров, а это возможно лишь при уяснении инвариантных характеристик  общественного мировоззрения, реифицированным «носителем» которого  является общественное сознание. Значит, проблема состоит в том, чтобы наиболее адекватным образом описать это общественное мировоззрение,  выявить его особенности, и именно достижению этой цели и может хорошо послужить, на наш взгляд, понятие социокультурного кода (заметим, что  добавление к термину, обозначающему это понятие, слова «социо-», отсутствующего в рассматриваемой нами Стратегии, уместно для того чтобы подчеркнуть взаимную обусловленность социального и культурного в нашей жизни, хотя, согласимся, культурное в широком, философском смысле полностью включает в себя социальное). Ведь социокультурный код, как представляется, и есть та искомая совокупность мировоззренческих констант  (или инвариант), присутствующая в общественном сознании в конкретный момент социальной истории и отображающаяся в общественном мировоззрении (нужно сказать, что речь здесь следует вести об относительной константности хотя бы по причине отсутствия абсолютного постоянства в нашей  действительности: мировоззренческие константы, конечно, модифицируются в социально-историческом времени, но не трансформируются, если под трансформацией понимать их кардинальные, существенные изменения, влияющие на качественные признаки).

Обратим внимание на негативную информационно-технологическую коннотацию, которая может возникнуть при употреблении понятия социокультурного кода вследствие использования в обозначающем его термине слова «код». Действительно, как писал М.М. Бахтин: «Код – только техническое средство информации, он не имеет познавательного творческого значения. Код – нарочито установленный, умерщвленный контекст» [9. С. 352].  Кодирование в современном словоупотреблении тесно переплелось с информационными технологиями, и попытка применения связанных с ним понятий для объяснения социальной действительности может быть воспринята как  интерпретация общественных отношений, проводимая «в грубом механистическом ключе» и осмысливающая человека «как набор сенсоров, связанных через системы кодировки электро-импульсных передач с мозгом с целью последующей генерации и обработки информационно-коммутативных процессов» [10. С. 758]. Но ведь подобной коннотации можно и избежать, обратившись к этимологии слова «код», происходящего от латинского «кодекс»,  обозначавшего свод законов, правил, норм общежития, а еще раньше – доску или табличку, на которой этот свод записывался. Тогда в нашем несравненно более сложном случае в роли «писцов» будут выступать социально-активные, творческие личности, запечатлевающие «на доске» (в общественном сознании) определенные «знаки» (тот самый социокультурный код, или совокупность мировоззренческих констант), преемственно передающиеся от поколения к поколению, дополняясь и видоизменяясь при этом.

Социокультурный код, таким образом, вполне можно мыслить «как  сложившееся в коллективном сознании представление о фиксированном наборе национальных культурных ценностей и смыслов, поведенческих стереотипов, традиций и обычаев в историческом контексте, которые передаются из поколения в поколение и регулируют повседневное взаимодействие людей друг с другом и которые являются маркерами в определении национальной идентичности социума с позиции внешнего наблюдателя» [1. С. 11]. Авторы приведенного определения настаивают на необходимости для дифференциации культурного кода наличия внешнего наблюдателя, являющегося носителем другой этнокультуры и «декодирующего», или же интерпретирующего транслируемую в этом коде информацию. Однако думается, что в качестве интерпретатора совсем не обязательно должен выступать носитель другой культуры, поскольку таковым может быть и принадлежащий к данной культуре исследователь, хотя момент сравнения различных культур для  выявления присущих им особенностей социокультурного кода, безусловно, значим и для него.

Социокультурный код и национальная безопасность

Иногда в исследовательской литературе встречаются попытки недопустимого, по нашему мнению, сближения понятий менталитета и социокультурного кода, вплоть до их отождествления [11. С. 60]. В таком аспекте может возникнуть сомнение в необходимости терминологического дублирования одного и того же понятия. В этой связи целесообразным будет рассмотрение того, что же чаще всего понимается под менталитетом, дефиниции которого также отличаются многообразием. В самом общем смысле под общественным менталитетом обычно мыслят свойственную представителям той или иной общности совокупность подсознательных стереотипов мышления и связанного с ним поведения. Подчеркнем большую достоверность представления  о стереотипах как именно о подсознательных, а не бессознательных элементах менталитета, что было характерно, к примеру, для концепции архетипов «коллективного бессознательного» К.-Г. Юнга, ведь по логике словоупотребления бессознательное не должно иметь к сознанию никакого отношения; вместе с С.Л. Франком и «со многими современными авторами мы предпочитаем говорить о „подсознательном“ вместо „бессознательного“… подсознательное есть для нас лишь бесконечно мало сознаваемое, предел ослабления сознания-переживания», однако при этом все же «необходимо помнить  об общем законе душевной жизни, по которому количественное различие есть вместе с тем и качественное, следовательно, признать, что такое понимание подсознательного ничуть не мешает нам говорить о нем как об особом, своеобразном типе душевных явлений» [12. С. 751]. Или, по-другому и проще: носителем общественного менталитета является ведь именно общественное сознание как интеграл сознаний личностных, а не общественное бессознательное.

Что касается осмысления способов формирования элементов определенного менталитета как органической системы, то в современных теориях  менталитета наряду с общепризнанным мнением об апостериорном характере образования этих элементов можно встретить также утверждение об априорности некоторых из них. Так, Н.Н. Губанов определяет менталитет как  возникшую «на основе генотипа под влиянием природной и социальной среды и в результате собственного духовного творчества субъекта» систему «качественных и количественных социально-психологических особенностей человека или социальной общности» [13]. Однако, по нашему мнению, нет никаких оснований для того, чтобы относить элементы менталитета  к априорным, врожденным качествам представителей общности, напротив, многочисленные случаи нахождения настоящих, а не киплинговских сказочных «маугли», а также зафиксированные результаты воспитания младенцев  в иноэтничных семьях свидетельствуют о том, что те элементы, которые мы относим к системе общественного менталитета, без всяких исключений являются апостериорными, сформированными в процессе воспитания и образования личностей. Здесь оказывается весьма уместным философское разведение понятий качества и свойства, согласно которому качества присущи «данной вещи как ее отличительная, только ей свойственная особенность, выделяющая ее из всех других вещей», оно «не может быть от нее отнято. Отнять  у вещи ее качество – значит уничтожить саму эту вещь, превратить ее  в другую» [14. С. 89]. Свойства же преходящи, они могут быть у данной вещи, а могут и исчезнуть, оставляя при этом вещь самой собой. Применение  данной дистинкции к такому сложному реифицированному образованию, как общественный менталитет, позволяет констатировать, что к его элементам «следует относить не качества представителей тех или иных общностей,  а их свойства, приобретаемые в результате социализации и инкультурации» [15. С. 924].

Переходя к рассмотрению соотношения понятий менталитета и социокультурного кода, не будем забывать, что в состав менталитета входят только не осознанные, точнее – подсознательные, или бесконечно мало сознаваемые свойства, в то время как в социокультурный код могут входить и отрефлексированные мировоззренческие константы, которым личность следует  продуманно. К примеру, человек может проявлять чувство гостеприимства и делиться с гостем чем-то очень ценным для него просто так, «по велению души», и тогда мы вправе говорить о сформированном у него соответствующем элементе этнического менталитета; а может делать то же самое,  но испытывая при этом рациональные сомнения: тогда допустимо утверждать, что он в своих действиях, осуществляя сознательный выбор, следует мировоззренческим константам этнического социокультурного кода.  Отметим, что в связи с многогранностью человеческой личности речь в данном случае может идти и о проявлении априорного личностного качества, того одного из многих «талантов» личности, которые она в своей жизнедеятельности или скрывает «в земле», или реализует «с прибылью» (Матф. 25:25–27). Социокультурный код, на наш взгляд – понятие, по своему объему промежуточное между менталитетом и общественным мировоззрением: оно шире первого, но уже второго, поскольку конкретное общественное мировоззрение, кристаллизирующееся в определенном общественном сознании,  может включать в себя и не константные элементы, быстро трансформирующиеся или даже исчезающие в социально-историческом времени. Иначе,  понятие общественного мировоззрения включает в себя понятие социокультурного кода, которое, в свою очередь, полностью объемлет понятие  менталитета, дополняя его при этом.

Признание принципиально апостериорного характера как общественных менталитета и мировоззрения, так и социокультурного кода, позволяет нам избавиться от иллюзорного упования на природу вещей и всерьез акцентировать внимание на воспроизводстве культуры как важнейшем факторе обеспечения национальной безопасности. К.Х. Момджян справедливо отмечает, что складывавшуюся в определенных исторических условиях российскую  культуру следует рассматривать в качестве информационного механизма и результата практической адаптации множества личностей к этим условиям, при этом у нас нет никаких оснований отрицать тот факт, что «стереотипы мышления и чувствования, возникающие как ментальная реакция людей на особенности их исторического бытия, способны обретать феноменальную устойчивость духовной традиции и оказывать обратное влияние на историческую практику». Под самобытностью культуры он предлагает понимать «не сумму особенностей экономической, социально-политической и духовной организации общества, но способность последнего воспроизводить эти  отличия в меняющихся условиях среды. Самобытность представляет собой некий синтез структурной инвариантности и динамической эквифинальности» [16. С. 14], и именно поэтому, обращаясь к временам Бориса Годунова и Бориса Ельцина, мы должны говорить не о двух разных обществах, а о различающихся исторических состояниях одного и того же общества, из века  в век сталкивающегося с одинаковыми проблемами и пытающегося решать их схожим образом.

Из всего вышеизложенного следует, что государственная политика по обеспечению национальной безопасности Российской Федерации с необходимостью должна включать в себя помимо первоочередных действий по укреплению политического и экономического суверенитета также комплекс мероприятий, направленных на поддержание преемственности общественного сознания. Среди особенно важных из них следует упомянуть меры:

–  по сохранению богатства русского языка, дающего возможность  осуществления эффективной коммуникации в полиэтничном российском пространстве и способствующего трансляции духовно-практического опыта во времени, от поколения к поколению;

–  по совершенствованию воспитательно-образовательного процесса, в котором (и только в котором) воспроизводятся результаты социокультурной деятельности и формируются личности, у-сваивающие мировоззренческие константы социокультурного кода, преемственно принимающие общественное мировоззрение и развивающие его;

–  по предотвращению дальнейшего размывания свойств общественного менталитета, шире – компонентов социокультурного кода, размывания, происходящего, прежде всего, под влиянием процессов индивидуализации общественного сознания, для чего в этом сознании должен целенаправленно  поддерживаться баланс между индивидуальным и коллективным (в аспекте персоналистского подхода между индивидуальным и коллективным постулируется отношение взаимной обусловленности, а не отношение превалирования одного над другим: личность невозможна без общества, но верно  и обратное утверждение).

Заключение 

Таким образом, мы попытались аргументировать не только уместность понятия социокультурного кода в современной социально-философской мысли, но и возможность достижения научного консенсуса по поводу  формулировки не сильно расходящихся между собой его определений,  используемых в контексте дискурса о национальной безопасности, – если,  конечно, исследователи будут исходить из представлений о свободной и творческой личности, обусловливающей специфику общественной жизни и,  в свою очередь, обусловливаемой ею, а такие представления, согласимся,  сегодня являются доминирующими.

Предлагаемое в статье понимание социокультурного кода в качестве  совокупности мировоззренческих констант, как представляется, позволяет,  с одной стороны, избежать его полного отождествления с общественным  менталитетом, с другой же – расширить содержательное поле понятия социокультурного кода, включив в него наряду с глубинно-психическими, или подсознательными элементами (стереотипы менталитета) также вполне осмысленные, сознательно принимаемые личностями мировоззренческие  инварианты, обусловливающие их деятельность.

Дискурс о национальной безопасности, по нашему мнению, с необходимостью должен включать в себя вопросы о сохранении преемственности социокультурных кодов в социально-исторической перспективе, ведь эта  преемственность позволяет народам оставаться самими собой, несмотря на происходящие политические и технологические трансформации мировых сообществ; при этом необычайно важно понимать, что социокультурные коды не заложены в представителей того или иного общества от природы, по факту их рождения в соответствующих культурах, они могут воспроизводиться только в результате трудных, долгих, затратных воспитательно-образовательных процессов, организация и финансирование которых должны вноситься  в государственную повестку дня в качестве одного из главных ее пунктов,  безотносительно к географическому месту и историческому времени.

 

_{¹ Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии государственной национальной  политики Российской Федерации на период до 2025 года». Режим доступа: https://www.law.ru/npd/doc/docid/902387360/modid/99?anchor=XA00M2U2M0#XA00M2U2M0 (дата обращения: 18.11.2024).}

About the authors

Alexey A. Lagunov

North Caucasian Federal University

Author for correspondence.
Email: lag@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-8498-6449
SPIN-code: 6484-4800

DSc in Philosophy, Professor, Professor of the Department of Philosophy and Ethnology, Humanitarian Institute

1 Pushkina St., Stavropol, 355017, Russian Federation

Svetlana Yu. Ivanova

North Caucasian Federal University

Email: isu-socf@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-2375-6348
SPIN-code: 4477-1418

DSc in Philosophy, Professor, Head of the Department of Philosophy and Ethnology, Humanitarian Institute

1 Pushkina St., Stavropol, 355017, Russian Federation

References

Supplementary files