ЮРИДИЧЕСКАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ В РОССИЙСКОМ ПРАВЕ: ЕДИНСТВО МЕТОДОЛОГИЧЕСКОГО И ДЕЯТЕЛЬНОСТНОГО ПОДХОДОВ

Полный текст

І. ВВЕДЕНИЕ Для правоведения юридическая интерпретация представляет повышенный интерес и является актуальным объектом исследования. Без юридической интерпретации невозможен процесс правового воспитания и получения юридического образования. Интерпретационная деятельность становится обязательным условием формирования общекультурных и профессиональных компетенций будущих специалистов-юристов. Распространение феномена глобализации в правовом пространстве современного мира создает научный потенциал изучения феномена интерпретации на уровне юридической компаративистики, например, при оценке эффективности осуществления правосудия в различных государствах. Принято считать, что юридическая интерпретация, в отечественном праве также - «толкование», служит элементом догматического (формально-юридического) метода познания права (Syrykh, 2014:328). В соответствии с изменениями, внесенными в паспорт научной специальности 12.00.01 - теория и история права и государства; история учений о праве и государстве, юридическая интерпретация впервые выделена отдельно и провозглашена самостоятельным методом исследования государственно-правовых явлений. В системе исследовательских средств современной социогуманитаристики интерпретация - это явление, которое интегрировано в структуру любой юридической деятельности, представляет собой внутренний неотъемлемый компонент юридического дискурса. Этим и определяется новое методологическое значение юридической интерпретации, в отличие от традиционного деятельностного подхода, когда она рассматривается как самостоятельная разновидность юридической деятельности, направленная на познание и объяснение смысла правовых текстов. Однако строго разделять, где имеет место традиция, а где новация, в сфере юридической интерпретации вряд ли уместно, поскольку в повседневной жизни они находятся в тесной взаимосвязи друг с другом. Поэтому в настоящей статье мы исходим из положения, что необходимо единство методологического и деятельностного аспектов в понимании этого древнейшего юридического ремесла. Думается, что с глобальной точки зрения можно выделить две современные концепции юридической интерпретации: языковую и дискурсивную. Причем наличие в составе второй концепции отдельных компонентов иной методологии: герменевтической, феноменологической и т.п. не изменяет сущность дискурсивного подхода. Объектом языковой юридической интерпретации является смысл правового текста, т.е. информационное содержание, определяемое диапазоном значений, входящих в него слов и предложений, его внутрисистемным контекстом, а также местом и ролью в правовой системе общества. В первую очередь здесь подразумеваются официальные правовые тексты, то центральное место и значение, которое они имеют в общей системе легальных источников права (Конституция государства). Вместе с тем важное воспитательное и правоориентирующее значение имеют неофициальные правовые тексты (комментарии к законам, учебники по праву и т.д.). Напротив, объектом дискурсивной юридической интерпретации выступает либо смысл права в целом, либо смысл того явления правовой действительности, которое интерпретируется как имеющее нетекстуальную форму: правосознание, правовое поведение, субъективные права и юридические обязанности т.п. В то же время все эти явления по отношению к правовому тексту могут: 1) непосредственно предшествовать ему (судебный процесс предшествует составлению текста и вынесению приговора); 2) параллельно следовать подготовке правового текста (описание и оценка доказательств в совещательной комнате на основе внутреннего убеждения судьи при изложении решения в письменной форме); 3) возникать после оформления правового текста (распоряжение судьи об исполнении приговора). В связи с этим косвенным, опосредованным объектом дискурсивной юридической интерпретации может также являться смысл правового текста. Отсюда правовой текст - это связующее звено для двух этих концепций, хотя он и не выступает для них общим объектом познания. ІІ. ЯЗЫКОВАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ И СМЫСЛ ПРАВОВОГО ТЕКСТА В лингвистической науке идут давние споры о соотношении языка, текста и дискурса. Признается, в частности, что текст и дискурс не тождественны между собой. Дискурс - это более широкое по объему понятие, включающее в себя текст и его экстралингвистическое окружение: социальную атмосферу, идеологию, личные установки и т.д. (Fairclough, 2003:18-38). Дискурс имеет более специализированный характер. Он охватывает определенный круг членов профессионального или экспертного сообщества, которые мыслят одними и теми же концептами, говорят на одном и том же языке, в отличие от общих языковых правил, самостоятельно разрабатывают правила формирования и использования профессионального терминологии и концептуально-понятийного аппарата. В этой коммуникативной среде проявляются особенности и пределы частнонаучного, монодисциплинарного мировоззрения, поэтому различаются экономический, политический, религиозный, медицинский и др. разновидности дискурса, среди которых, конечно же, юридический дискурс. Но дискурс - далеко не совершенное понятие, а известной противоречивостью отличаются два хрестоматийных его определения: «дискурс - это речь, погруженная в жизнь» (Arutyunova, 1990:136) и «дискурс - это текст, помещенный в определенный контекст» (Van Dijk Teun, 1977:3, 228-231). Как видно, в первом случае сущность дискурса сводится к речи, а в другом - к тексту. Имеют ли текст и дискурс общие черты, возможно ли между ними сходство? В общей теории языкознания утверждается, что тексты статичны, могут создаваться в процессе дискурса (промежуточные тексты) и как результат языковой деятельности (итоговый текст). Созданный же текст выступает непосредственной основой для нового дискурса и т.п. Их единый анализ в праве должен идти не столько по линии «статика - динамика», сколько в плане соотношения «абстрактное - конкретное». Это более всего соответствует атрибутам права как универсального инструмента социального управления: быть одновременно общим регулятором для всех и индивидуально-определенным регулятором для участников данной жизненной ситуации (Vlasenko, 2014:63). Поэтому, думается, что для правоведения вышеуказанные споры не являются столь принципиальными, поскольку здесь понятия текста и дискурса могут использоваться как взаимозаменяемые. Текст - это, прежде всего, абстрактная языковая категория, построенная по формальным законам лексики, морфологии и синтаксиса, которые приняты в данном лингвокультурном сообществе. И языковая интерпретация нацелена на выявление «абстрактного» смысла правового текста. В тех же случаях, когда текст помещается в определенную ситуацию использования, некоторый контекст словоупотребления, он трансформируется в дискурс. И, следовательно, понятие дискурса в праве производно от юридического текста, а дискурсивная интерпретация опосредованно связана с постижением «конкретно-ситуативного» смысла правового текста. В итоге юридический язык, правовой текст и юридический дискурс не поглощают друг друга как род и вид, а соотносятся между собой как взаимно пересекающиеся множества. Единственной работой в советский период, посвященной проблеме правового текста, была изданная в 1983 г. монография И.Н. Грязина. Для своего времени данная работа была серьезным методологическим «прорывом», в котором автор сумел предвосхитить многие современные проблемы юридической интерпретации: знаковая природа права и его связь с культурой, толкование права в контексте всей познавательной деятельности, учет социально-культурной детерминации этих процессов и пр. Тем не менее, на наш взгляд, автор не смог последовательно через всю работу провести идею отличия текста права от смысла права. В большинстве познавательных ситуаций человек не «воспринимает правовые тексты», а интерпретирует смыслы правовых явлений, где текст является одной из форм выражения этих смыслов, но не единственной формой (Gryazin, 1983:156). Между тем в современной юридической науке правовой текст - это понятие по-прежнему сложное и неоднозначное, ибо единого и устоявшегося определения текста нет даже в «родном» пространстве лингвистической науки (Halperin, 2006:8-26). Согласно одной из возможных трактовок правовой текст означает целостную совокупность последовательно взаимосвязанных между собой вербально-знаковых единиц, выражающих законодательную или иную авторскую мысль по определенным тематическим вопросам государственно-правовой действительности и характеризующихся смысловой завершенностью (законченностью). Правовой текст имеет интегративную языковую и коммуникативную природу. С точки зрения языка текст, как способ фиксации наших знаний о предмете мысли, состоит преимущественно из отдельных предложений, составляющих в совокупности законченную мысль. Но такой правовой текст, созданный в результате индивидуального авторского творчества, - это и монологическая письменная речь автора, непосредственно не направленная на конкретного собеседника, а рассчитанная на потенциально неограниченный круг читателей (слушателей), поэтому имеющая коммуникативный эффект: научный комментарий к закону. С точки зрения дискурса текст в качестве способа выражения мысли состоит из отдельных высказываний на языке данного социума (правозащитная речь) и с самого начала представляет собой определенное письменное или устное сообщение для других лиц: произнесение, говорение, рассуждение и пр. Следовательно, правовой текст - это не только языковая когнитивная структура, но и сложная коммуникативная единица, несущая определенный смысл, обращенная к адресатам действия этого текста, в том числе к широкой массовой аудитории (медиатекст). С учетом общей классификации правовых текстов (официальные и неофициальные) выделим следующие основные их разновидности: нормативные, тексты в сфере правоприменения, доктринальные и художественные тексты. Все они требуют отдельного и тщательного рассмотрения. Главной чертой нормативного правового текста является деонтологическая основа его составления и формулирования в виде нормативно-правовых модусов: «разрешено», «запрещено», «допускается», «обязан», «предписано» и т.д. (Chernobel, 2011:123). Особенность текстов в сфере правоприменения в том, что они охватывают не только тексты правоприменительных актов. Можно назвать также: 1) тексты участников правоприменительного процесса: жалобы, ходатайства, заявления; 2) тексты организационно-управленческих актов по вопросам надлежащего понимания и правильного применения закона: обзоры, письма, методические материалы и пр.; 3) тексты средств массовой информации: газетные, журнальные публикации, обзоры и релизы прессы, материалы электронных ресурсов на правовую тематику и др. Правоприменительная деятельность порождает тексты, в большей мере связанные с дискурсом, анализом конкретных правовых ситуаций. Доктринальные правовые тексты выражают особенности научного стиля речи и сочетаются с элементами официально-делового стиля в сфере правовых отношений. В доктринальных текстах приоритет отдается процедуре объяснения фактов, явлений и событий, перед описанием в других правовых текстах. По сравнению с нормативным текстом научный правовой текст обладает более ярким терминологическим богатством, стремится в предельной понятийной форме осмыслить изучаемые объекты государственно-правовой реальности, отличается распространением сложных предложений, притом что требования к логической связности, убедительности и нормированности речи сближают доктринальный текст с нормативным. По сравнению с текстами в сфере правоприменения, цель которых состоит в решении определенной практической задачи, доктринальные тексты нацелены на формулирование объективного теоретического знания о правовых явлениях путем эмпирического подтверждения полученных результатов. Для доктринальных текстов наблюдается средняя степень персонализации адресатов. Она иногда больше, чем в нормативных текстах, но сравнительно меньше, чем в текстах сферы правоприменения (вплоть до полной индивидуализации адресата в последних). В художественных правовых текстах создаются, хранятся и воспроизводятся в культуре литературные произведения юридической тематики. Их отличие от всех предыдущих текстов в их явной эмоционально-оценочной и эстетической направленности, экстраполяции внутреннего мира автора и целенаправленном воздействии на чувства, эмоции, воображение читателя этих произведений. Отмечается иной элементный состав: тема, идея, сюжет, персонажи и т.д. Более того, по сравнению с нормативным текстом, действующим в отношении определенного круга лиц и по одному вопросу (теме), например, персонажи и темы художественного текста многообразны. Более глубокое проникновение в смысл правового текста возможно при соотнесении языковой юридической интерпретации с определенными уровнями построения этого текста: 1) лексическим; 2) грамматическим; 3) композиционным. Лексический уровень организации правового текста представлен словами, понятиями, терминами, с помощью которых обозначаются или называются фрагменты социальной действительности, например, в законотворчестве образующие предмет правового регулирования. Правовой текст на лексическом уровне оперирует лексическими, или предметными значениями слов, т.е. исторически сложившимися в социальной среде «выжимками» языкового опыта. Значение слова репрезентирует понятие о предмете мысли, но может представлять его в правовом тексте по-разному: все множество объектов действительности или неполное их множество, достаточный объем признаков явления или отдельные свойства и характеристики предмета, содержащиеся в понятии и вербализованные в тексте. Идеальное соотношение лексического значения и понятия констатируется в термине. Юридические термины могут образовываться и включаться в правовой текст путем юридизации общеупотребительных слов, переноса специальных терминов других наук в право, создания их юридической наукой и практикой: терминологизация, транстерминологизация, конструирование (Turanin, 2018). В лексике существует понятие многозначности слова. Однако данная проблема, к сожалению, нередко подменяется тезисом о многозначности юридических текстов вообще. Утверждается исходная семантическая неопределенность текста права (Neustroyev, 2018:113, 114). В.А. Суслов прямо говорит о двусмысленности любого правового текста и невозможности в связи с этим обеспечить единообразие правоприменения (Suslov, 2014:56). Данные авторские суждения представляются ошибочными. Во-первых, не ясно, о какой многозначности идет речь: о многозначности языковых средств и конструкций, с помощью которых оформляется мысль автора правового текста, либо о расплывчатости и неопределенности семантики текста. Язык права действительно несовершенен, может не охватить всю мысль полностью, однозначно и непротиворечивым образом. Тогда нужно работать над улучшением качества правового текста. В другой ситуации - наличия пробелов в законе и т.п., - это содержательный изъян текста, но не многозначность выражения мысли. Во-вторых, требуется по меньшей мере разграничивать официальные и неофициальные правовые тексты, ведь вопрос о многозначности смысла справедлив лишь для последних видов текста. Как правильно подчеркивает Н.Д. Голев, в диссертациях, учебниках, монографиях и научных статьях по праву излагаются субъективные взгляды исследователей на решение правовых проблем общества, поэтому неофициальные правовые тексты отличаются естественной свободой и широкой вариативностью толкования. Что же касается официальных правовых текстов, то их цель - ориентировать субъектов права на единообразное понимание и обязательность исполнения предписанной в тексте законодательной воли. Поэтому официальные законодательные тексты по определению, по смыслу однозначны, в то время как словесные дефекты устраняются в процессе языковой интерпретации права (Golev, 2015:140, 141). Грамматический уровень организации правового текста описывает порядок словообразования (морфологию) и правила их соединения, связи в словосочетания, предложения и другие языковые единицы (синтаксис). В зарубежной литературе этот уровень анализа текста называется синтактикой (Morris, 1983:48-54). Мы говорим на данном уровне о грамматических, т.е. структурных и функциональных значениях слов. В синтаксисе слова представлены как части речи, выполняющие определенные функции в предложениях; способы связи между словами в предложении подробно изучены в отечественной лингвистике, например, в сложноподчиненном предложении: согласование, примыкание и управление. В отличие от лексики, грамматика правового текста показывает, не как каждое отдельное слово называет регулируемый аспект действительности, а как данную информацию несет общая смысловая структура предложения. Грамматика - это более сложный уровень текстообразования. Практическое значение правовой грамматики очевидно, поскольку, как правило, она обеспечивает наглядную ясность и понятность авторской мысли, сформулированной в правовом тексте, и культуру правильно организованной письменной юридической речи. Композиционный уровень организации правового текста - это обобщенный и целостный образ этого текста, который формируется в результате его структурного упорядочивания и внешнего графического оформления. Как любое языковое и речевое произведение, правовой текст имеет типовую организованную структуру: введение (вступление), основная часть и заключение (вывод). По степени формализации содержания имеются отличия научного, художественного и нормативного правового текста. Максимальная четкость, стройность, логичность изложения материала характерны для нормативного и научного правового текста, а для нормативного текста играют роль также особые графические символы (они встречаются не в каждом научном тексте). Например, в законе нормативный материал распределен по разделам, главам или параграфам, статьям, а в составе статей основной графической единицей является пункт, подпункт или часть статьи, в некоторых случаях - приложения к закону. Композиция нормативного правового текста позволяет придать ему смысловую завершенность (Vlasenko, 2011:87, 88). ІІІ. ДИСКУРСИВНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ, ПРАВОВОЙ ТЕКСТ И СМЫСЛ ПРАВОВЫХ ФЕНОМЕНОВ Языковая интерпретация правовых текстов всегда дополняется дискурсивной интерпретацией смысла феноменов права. Юридический дискурс появляется в процессе организации и осуществления правовых коммуникаций в социальной среде, в частности, общения, совместного решения общих дел. Отмечается, что «обобщение практики использования языка в социальном взаимодействии… разговорного стиля и письменных текстов может называться дискурс-анализом. Он может помочь в создании вторичной языковой среды между обучающими и обучаемыми во владении языком и достижении коммуникативных целей в разных контекстах» (Demo, 2001). Юридический дискурс больше изучается в дисциплинах, не связанных с юриспруденцией, прежде всего в языкознании. Сравнительно реже можно встретить анализ дискурса в специальной юридической литературе, так как в российском праве это понятие является новым. Главное в юридическом дискурсе - это речевая коммуникативная практика в определенном обществе по вопросам функционирования государства и права. К языковым приемам исследования правового текста дискурс подключает формальную логику, стилистику, риторику и юридическую аргументацию. В хорошей монографии Н.Г. Храмцовой дается следующее определение юридического дискурса, которое можно использовать в настоящей статье: «деятельностный рече-языковой процесс информационно-средового взаимодействия субъектов права в ситуации правовой коммуникации, предполагающий использование основных форм мышления в письменной и устной форме и зависящий от уровня правовой культуры, юридического опыта и потребностей субъектов правового общения» (Khramtsova, 2012:74). Основные черты юридического дискурса, раскрывающие его сущностные свойства, трактуются в литературе неоднозначно. К их числу исследователи относят: «интеракциональность, адресность, адресатность, интенциональность, аргументативность, терминологичность, прагматичность, информативность, интерпретируемость» (Kolesnikova, 2006); «институциональность, перформативность, интертекстуальность» (Krapivkina, Nepomilov, 2014); «интертекстуальность, прецедентность» (Borisova, 2016). Большинство авторов признают институциональный характер юридического дискурса, который складывается в особой сфере общественной жизни - правовой, - и характеризуется собственной целью, функциями и средствами реализации языкового материала. Среди небольшого числа юридических источников по данному вопросу нет ясности, как соотносится данное новое понятие с распространенным в российской теории права понятием юридической деятельности. По-видимому, они рассматриваются как взаимозаменяемые с точки зрения плюрализма взглядов на правопонимание, а также с учетом изменившихся представлений законодателя о методологических функциях юридической интерпретации: традиционный подход - это юридическая деятельность, модернизированный подход - это юридический дискурс, к тому же значение интерпретации в каждом подходе различное (узкое или широкое). Практический интерес вызывает тема структурирования или схематического описания юридического дискурса. Например, в языкознании очень часто ссылаются на предложенный В.И. Карасиком схематический порядок рассмотрения дискурса: «участники, хронотоп, цели, ценности (в том числе и ключевой концепт), стратегии, материал (тематика), разновидности и жанры, прецедентные (культурогенные) тексты, дискурсивные формулы» (Karasik, 2000:11). Не все названные элементы могут использоваться в праве непосредственно. Так, в учении об отечественной законодательной технике часто оперируют понятием стиля, а не жанра; вопросы употребления просторечной и клишированной речи в правовых текстах ставятся и рассматриваются в рамках проблемы юридического языка, а не дискурса. Отдельные авторы применяют в своих работах и понятие структуры дискурса. Вместе с тем в плане выделения общей структуры целесообразно назвать три основных структурных элемента юридического дискурса, составляющие модель его научно-практического описания и объяснения. При этом сформулированные разными авторами элементы структуры юридического дискурса, отличающиеся от этой модели, имеют право на существование, но, по нашему мнению, будут сводиться к какому-либо одному из таких базовых элементов, как: 1) нормативный; 2) ситуационный; 3) интерпретационный. Нормативный компонент юридического дискурса представляет собой абстрактную схему социального взаимодействия, определенную правовыми рамками (в языкознании - типовой сценарий коммуникативного события). Функционально данная схема проявляется в различных формах. В правотворчестве, главным образом, - это модель нормативного урегулирования общественных отношений, созданная с целью их внешней упорядоченной регламентации, правовой охраны и контроля со стороны субъектов публичной власти. В правоприменении и юридической практике вообще - это фактически сложившийся «изнутри» порядок отношений, признанных в обществе, на предмет соответствия которому оцениваются разнообразные поступки субъектов права (микронорма практики). В доктринальном дискурсе - это общепринятость, широкое распространение, практически ориентированная конвенциональность. В правовом воспитании мы можем утверждать о существовании внутренней «личностной» нормы, связанной с критической оценкой самого себя и имеющихся знаний об окружающей действительности и стремлением изменить этот юридический мир. Нормативность юридического дискурса означает соблюдение определенных правил и образцов поведения. Ситуационный компонент юридического дискурса характеризует «живое» состоявшееся в юридической практике коммуникативное событие (последовательность взаимосвязанных событий). Этот компонент не может быть строго отделен от нормативного аспекта дискурса, а возникает, как правило, на основе нормативного компонента. Он воплощается в фактических обстоятельствах (фабуле) дела, функционировании правового явления в месте «пересечения» конкретных потребностей или интересов, индивидуальном обучении праву, решении какого-либо юридического казуса. Однако ситуационный компонент может регулироваться не только идеальными нормативными структурами законодательства, но и нормами сложившейся практики: правовыми прецедентами, разъяснениями, государственно-правовыми обычаями и др. Иногда в рамках ситуационного компонента юридического дискурса проектируется нормативный образ новой познавательной и коммуникативной ситуации. Способом поведения интерпретатора в условиях нетипичного правоприменения (при пробелах в праве, устранении коллизий и дефектов правового регулирования) выступает персональный (неинституционализированный) дискурс. Он высказывается по такому вопросу, на который нормативный институциональный юридический дискурс ответа не дает. Интерпретационный компонент юридического дискурса является объединяющим моментом между нормативным и ситуационным компонентами. В одном аспекте он выражен в познании и понимании нормативной составляющей дискурса, в другом представлен как пояснение, рассказ, трактовка случившегося события с позиции его участников или очевидцев конкретной правовой ситуации («судебный нарратив»). Поэтому перечень форм дискурсивной юридической интерпретации весьма широк: 1) интерпретация элементов правосознания; 2) интерпретация фактических обстоятельств дела и доказательств в процессе; 3) интерпретация нормативных и иных правовых текстов как создание «вторичных» текстов; 4) интерпретация поступков и действий и т.п. Например, М.И. Пантыкина считает, что «именно интенции индивидуальных правосознаний определяют сюжет и сценарий дискурса, позиции его участников» (Pantykina, 2017:47). Широкое значение интерпретации в юридическом дискурсе проявляется в том, что ее нельзя рассматривать за рамками процесса построения текста. Как правильно пишет И.А. Мельчук, это единый двунаправленный процесс по модели «Смысл ↔ Текст», в котором построение текста - это текстуальное оформление созданного смысла, а интерпретация - это обратный переход от анализа текста к постижению его смысла. И тот, и другой этап сопровождается развитием глубинных и поверхностных морфологических и синтаксических структур, зависит от исходного контекста, но и способен модифицировать контексты в процессе смены дискурсов (Mel’čuk, 1997:7-38). Со всеми вышеперечисленными компонентами юридического дискурса связана проблема контекстуальности юридической интерпретации, которая достаточно подробно анализируется в философской и правовой герменевтике. Подчеркивается, что человек - неотъемлемая часть правовой реальности, занимающий в ней позицию активного субъекта познания, поэтому в каком контексте правовой реальности действует данный субъект, это отражается в процессе и результате юридической интерпретации, игнорировать контекст интерпретации не представляется возможным. Думается, что юриспруденция работает в основном с тремя видами контекстов: 1) социальным, или историко-культурным; 2) внутрисистемным; 3) ситуационным. Социальный, или историко-культурный контекст юридического дискурса выражается как внешняя социальная среда, в которой этот дискурс рождается и функционирует. Общим контекстом любой юридической интерпретации является культура данного общества в определенный исторический период. Особенно это заметно в процессе получения юридического образования в инокультурной среде. Лицо, изучающее иностранный язык, должно научиться не только разбираться с синтаксическими структурами предложений второго языка, знать грамматику и пополнять словарный запас, но и понимать логику того культурного контекста, в котором происходит обучение. «…То, что мы замечаем в окружающем мире и то, как мы это воспринимаем, кажется совершенно разным в разных культурах, в зависимости от приписанных им значений, и зависит от перцептивной системы отсчета наблюдателя» (Kaplan, 1966). В отечественном праве называются четыре фактора, входящие в понятие социально-исторического контекста права: «историческое прошлое, господствующая культура, состояние сфер общества, международное окружение» (Chestnov, 2014:72). Внутрисистемный контекст юридического дискурса означает в широком смысле правовую систему государства, прежде всего систему действующего законодательства, в составе которого тексты нормативных актов обладают интертекстуальностью, т.е. способностью ссылаться друг на друга. Это означает обязательный учет иерархических и горизонтальных структурных связей между нормативными правовыми текстами по юридической силе актов, взаимное соотнесение сферы действия каждого акта, сравнительный анализ их внешней формы, наименования и т.д. В процессе юридической интерпретации эти связи норм осмысляются с помощью отсылочного и бланкетного способов. Также внутрисистемный контекст проявляется в правоприменении через практику рассмотрения и разрешения данной категории дел, в доктрине - через анализ точек зрения ученых и степени разработанности конкретной научной проблемы и пр. Ситуационный контекст юридического дискурса устанавливается путем описания и анализа единичной познавательно-коммуникативной ситуации, ее подробной характеристики: место, время, обстановка, средства и орудия, способы совершения преступления, автобиография создателя художественного правового текста, сбор и изучение эмпирических данных для научных исследований. Вместе с тем от ситуационного контекста необходимо отличать правовые ценности, идеи, взгляды, мнения и убеждения, жизненный опыт людей, составляющие понятие фоновых, «предпосылочных» знаний. Они выступают в качестве условий возникновения и развития юридических коммуникаций, в отличие от сопровождающих их контекстов, и в специальной литературе именуются пресуппозициями. Они также могут подлежать интерпретации, так как изменяются вслед за эволюцией социального контекста, и оба этих процесса взаимодействуют. В силу коммуникативной и речевой природы юридический дискурс характеризуется прагматическим компонентом, т.е. субъективным отношением коммуникантов друг к другу и предмету сообщения: теме, событию или тексту (Parret, 1983:89 - 126). В теории речевых актов принято различать языковое значение высказывания (локуцию); цель или коммуникативное намерение отправителя сообщения (иллокуцию) и результат воздействия на адресата сообщения (перлокуцию) (Austin, 1962:100-113). Все три элемента содержатся в каждом речевом поступке и связаны с применением логических аргументов, экспрессивных средств выразительности мысли, репрезентативностью и информативностью обращения. Роль этого компонента велика в ораторском искусстве юриста: чтение лекций для массовой аудитории, произнесение речи в суде присяжных и т.д. Но именно с прагматикой юридического дискурса связан сложный вопрос о субъективности юридической интерпретации. На наш взгляд, соотношение объективного и субъективного в интерпретации всегда соотносится с тематикой смысла, в нашем случае - дискурсивного смысла. В соответствии с современными постмодернистскими представлениями смысл подлежит постоянной деконструкции: сборке, разложению и конфигурированию, смысл - величина переменная. Однако мало кто акцентирует внимание на том, что данная трактовка смысла является общенаучной или философской, что допускает различные версии смысла для частных наук, в особенности для предметной области правоведения. Отказ от выделения постоянных констант в смысле права, например, ценностей, идей и норм права, может привести к разрушению целостности этого явления и блокировке его важнейших институциональных социальных функций: регулирование, контроль, защита. Поэтому в праве необходимо понятие «объективного». Другое дело: что понимать в современной юриспруденции под «объективным»? Мы полагаем, что «объективное» в юридической интерпретации - это и 1) интерсубъективное: то, о чем субъекты юридического дискурса договорились (ибо интерсубъективное - это лишь другая терминология) и 2) то, о чем они не успели договориться, а также в силу эволюционного характера правового развития общества не могли договориться в момент интерпретации. Система реально сложившегося и функционирующего юридического дискурса опосредуется как нормативно заданным порядком деятельности людей в обществе, так и механизмами ситуационной адаптации к изменениям социального бытия. В силу этого «объективное» в интерпретации может включать в себя и контекст коммуникативного события, и пресуппозиции, и культурные традиции юридического прошлого и т.д. В современном российском праве субъективность дискурсивной юридической интерпретации может быть ограничена следующими принципиальными путями: 1) законодательным установлением пределов должностного усмотрения при решении юридических дел; 2) своевременным и полным обобщением практики применения разных ситуаций; 3) повышением уровня правосознания, формированием знаний, умений и навыков эффективной интерпретации в ходе правовоспитательной и образовательной деятельности. Тем не менее, субъективность юридической интерпретации неизбежна. Достаточно емко высказался по этому вопросу Э. Бетти, итальянский юрист и философ ХХ в. Он обратил внимание на антиномичность процесса любой интерпретации и писал: «С одной стороны, от интерпретатора требуется объективность, ведь повторное конструирование смысла смыслосодержащих форм должно как можно точнее соответствовать их содержанию: поэтому данное требование - это требование добросовестного подчинения [интерпретатора смыслу]. С другой же стороны, это требование объективности может быть выполнено только благодаря субъективности интерпретатора, благодаря его способности осознавать обусловленность адекватного предмету понимания» (Betty, 2011:26). Юридический дискурс может быть созидательным, когда он способствует социальной стабильности и прогрессу общества на основе конструктивного диалога людей, и разрушительным, когда он ведет к властному доминированию одних социальных групп и идеологичеоскому манипулированию сознанием других (Hunston, 2005). В современном мире масс-медиа коммуникаций это явление крайне распространенное, и с ним трудно бороться. Но интересы сохранения общества как системы и его устойчивого развития влекут необходимость развития института гражданского диалога и общественных инициатив, которые представляются перспективными для российского общества. Важную роль в этом процессе призвана сыграть наука, которая помимо концептуализации экономического и социального прогресса должна более глубоко понимать негативные тенденции развития, приводящие к росту различий между социальными классами, поддержанию реакционных элементов общества (Bernal, 1954). Социальный статус правовой науки быть выразителем общих интересов общества, ее движение в сторону общества возможно лишь на основе конструктивного юридического дискурса. В связи с вышесказанным юридический дискурс отличается диалогичностью или в широком смысле полилогичностью интерпретации. Наряду с языковым информационным содержанием результатов интерпретации дополнительно нужно выделять ментально-психологическое содержание, которое объединяет участников определенной правовой коммуникации и формирует единое смысловое пространство, в котором они стремятся к пониманию друг друга. Однако для взаимного понимания недостаточно найти общие точки соприкосновения, а следует думать и говорить на понятном для «другого» языке, познать «чужое» как свое: понимать значит переводить (Ricoeur, 2004:50-51). ІV. ЗАКЛЮЧЕНИЕ Таким образом, в современном российском праве наблюдаются две основные концепции юридической интерпретации: языковая и дискурсивная. Они объединяются на основе понятия правового текста. В то же время между ними имеются весьма заметные различия. Дискурсивная концепция позволяет более широко взглянуть на доктринальные проблемы юридической интерпретации, не ограничиваясь только познанием с помощью языковых средств текстов права. В этой соотнесенности с любыми правовыми явлениями и направленности на освоение их многообразного смысла состоит качественное своеобразие юридической интерпретации как самостоятельного метода исследования права. Но следует помнить, что для целей решения конкретных прикладных задач в законодательстве и правореализационной сфере языковая концепция интерпретации выглядит незаменимой. Она фиксирует исторически адекватный общий образ юридического дискурса в правовом тексте и символизирует традиционный подход, когда языковые приемы входят в специальный технико-юридический арсенал интерпретационной деятельности. Думается, что именно в единстве методологического и деятельностного аспектов должна изучаться юридическая интерпретация в современном российском праве как сложный и невероятно актуальный для юриста объект познания.

Об авторах

Юлия Александровна Гаврилова

Автор, ответственный за переписку.
Email: gavrilova_ua@volsu.ru

кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры теории и истории права и государства, Институт права

Список литературы