Том 21, № 4 (2021): Большое Средиземноморье: продолжая конструировать макрорегион

Рассматриваются основные направления внешней политики РФ в Средиземноморском регионе в период с 2015 г. по осень 2021 г. Проводится исторический анализ военного присутствия России в акватории Средиземного моря с момента его развертывания в XVIII в. и отдельно - в годы холодной войны, поскольку ключевые стратегические цели и оперативно-тактические задачи, стоявшие в те годы перед 5-й оперативной эскадрой ВМФ СССР, в целом остались неизменными. Корректировке подвергся лишь их масштаб. Рассматриваются три ключевых аспекта, обусловливающих необходимость присутствия России в Средиземноморье: это военный, политический и экономический (сырьевой) компоненты, формирующие детерминанту российской внешней политики в регионе. Расширение военной активности стран НАТО, в частности США, Великобритании и Франции, в Средиземном море и на Ближнем Востоке, особенно с началом гражданской войны в Сирийской Арабской Республике в 2011 г., требует асимметричного ответа со стороны России в контексте защиты ее национальных интересов. С точки зрения геополитики возвращение Россией хотя бы частичного влияния в регионе, которым обладал СССР, также способствует укреплению международных позиций страны. Наконец, присутствие России в части света, представляющей собой естественный логистический узел в контексте как мировой торговли, так и поставок энергоносителей, концептуально дополняет военно-политическую повестку. Использованы метод исторического анализа, метод политического анализа и метод практической систематизации, позволяющие авторам сформулировать главную гипотезу исследования и прийти к научно-теоретическим выводам. Основная гипотеза заключается в том, что расширение военного, политического и экономического присутствия России в Средиземноморье будет расширяться по мере роста экономического потенциала страны. В качестве инструментов реализации данной задачи авторы предполагают следующий порядок: форсирование усилий по обеспечению постоянного военного присутствия ВМФ РФ в акватории Средиземного моря, углубление двусторонних связей с Сирией и проведение прагматичной экономической политики в отношении Турции, претендующей на роль ключевого игрока в Восточном Средиземноморье и на Ближнем Востоке в целом.

Статья посвящена актуальным проблемам развития международных отношений в субрегионе Магриба, приобретшим особую остроту после разрыва в августе 2021 г. дипломатических отношений между Алжиром и Марокко. Анализируя общие параметры магрибинской подсистемы международных отношений и выявляя основные тенденции внутриполитического развития входящих в нее государств, авторы показывают, что нарастающая напряженность в двусторонних отношениях между Алжиром и Марокко является лишь симптомом общего кризиса региональной подсистемы. Исследование основано на анализе широкого массива информационно-аналитических материалов и документов, а также на материалах полевых исследований авторов в приграничных районах Марокко (2019) и Алжира (2018, 2019) и их интервью с магрибинскими политиками (2020, 2021). В первой части статьи выделяются ключевые параметры магрибинской подсистемы отношений, описывается ее внутренняя архитектура, выявляются взаимосвязи с иными региональными подсистемами, показываются тренды развития Магриба, оформившиеся в 2010-е гг. Во второй части анализируется внутриполитическая динамика в Ливии, Тунисе и Алжире. Текущая ситуация в каждой из стран описывается как тупиковая как с точки зрения развития демократического процесса, так и в плане возможностей национальной консолидации на авторитарной основе. Проявлением этого становится нарастающее отчуждение общества от политических элит, неспособных предложить реалистичные стратегии государственного развития. В третьей части статьи выявляются последствия кризисов внутриполитического развития для региональных отношений. Показывается возможность частичной переориентации ряда государств Магриба с более глубокой средиземноморской интеграции на поиск иных союзников; выявляются перспективы перебалансировки отношений с арабскими партнерами; делается вывод о возможном использовании конфликтной внешнеполитической повестки для национальной консолидации ряда стран; ставится вопрос о поисках новых моделей государственного и регионального развития.

Регион Восточного Средиземноморья в последние годы стал зоной нарастающей активности региональных государств и источником напряженности в отношениях между ними. Важность данного региона с энергетической и военно-политической точек зрения предопределила интенсивную вовлеченность в формирующийся здесь конфликтный узел Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ), нерегионального игрока, столь активно включившегося в восточно-средиземноморскую повестку и рассматривающего Восточное Средиземноморье как один из наиболее стратегически важных регионов в своей глобальной стратегии. ОАЭ относительно недавно начали проводить энергичный внешнеполитический курс, выходящий за пределы субрегиона Залива, а Восточно-Средиземноморский регион стал достаточно новым его направлением. В этой связи количество и спектр научных работ как в отечественной, так и зарубежной литературе, посвященных отдельно эмиратской внешнеполитической активности и, тем более, политике в отношении Восточного Средиземноморья, достаточно ограничены и не отражают усилившегося влияния малой монархии Залива в трансрегиональном масштабе. Это обусловливает необходимость в проведении комплексного исследования по данной проблематике. На основании анализа имеющихся научных публикаций, затрагивающих отдельные аспекты внешней политики ОАЭ и проблематики напряженности в Восточном Средиземноморье, а также изучения источников аналитического и статистического характера автор приходит к следующему выводу. Резко возросший интерес ОАЭ к Восточному Средиземноморью является частью значительных трансформаций эмиратской внешней политики, наблюдающихся с начала 2010-х гг. и включающих не только изменения в ее содержательном наполнении, но и в расширении ее масштабов и задействовании новых инструментов ее реализации. Активность ОАЭ в Восточно-Средиземноморском регионе объясняется не только общей задачей внешнеполитического курса по сдерживанию Турции и борьбе с исламистской угрозой, но и глобальными амбициями эмиратского руководства в энергетической и логистической сферах, а также укреплению престижа малой монархии Залива на международном уровне.

Китай является одним из самых значимых внерегиональных акторов в Средиземноморье - на 2021 г. он занимает место в первой тройке торговых партнеров практически всех государств региона. Китайская внешнеполитическая деятельность в Средиземноморье отражает рост значения геоэкономики, и в частности экономических инструментов внешней политики в стратегии КНР. Это связано с тем, что в Средиземноморском бассейне пересекаются маршруты «Морского Шелкового пути XXI века» и «Экономического пояса Шелкового пути», что делает регион перспективным для развития новых логистических путей, экономических коридоров и цепочек поставок. Несмотря на значительные последствия коронавирусных ограничений для мировой экономики и крупнейший экономический кризис последних лет, Китай не сократил свою глобальную активность. Именно пандемия может стать стимулом к развитию новых форматов сотрудничества в рамках «Одного пояса - одного пути» в Средиземноморье. Традиционная внешнеполитическая парадигма Китая предполагает акцент исключительно на экономическом взаимодействии и «невовлеченности» в политические вопросы. Де-факто же экономические отношения Китая со странами региона все более осложняются вопросами военно-политического взаимодействия. В статье классифицированы основные вопросы повестки дня в политической сфере и сфере безопасности, возникающие между Китаем и странами-партнерами в Средиземноморском регионе. Если в отношениях с государствами Европы превалирует дискурс прав человека и устойчивого развития, то во взаимодействии с государствами Северной Африки и Ближнего Востока на первый план выходят вопросы обеспечения безопасности в условиях общей нестабильности. Учитывая растущие экономические потребности Китая, весьма вероятно, что в среднесрочной перспективе произойдет доктринальное закрепление роли и места Китая в политическом процессе в Средиземноморье.

Статья посвящена выявлению и сравнительному анализу особенностей государственно-церковных отношений в России и Египте. В настоящее время наблюдается заметное повышение роли религии и религиозных институтов в мировой политике, а также переосмысление процесса секуляризации общественной жизни. Религия по-прежнему нередко становится причиной дискриминации, гонений на отдельные группы общества; не снижается «градус» исламофобии в странах Запада и религиофобии - в мире. В этих условиях также возрастает значимость государственно-церковных отношений внутри ключевых международных акторов. Цель исследования заключается в сравнительном анализе особенностей государственной политики России и Египта в отношении религии, чтобы разработать рекомендации по использованию российских религиозных институтов по укреплению позиций России на Ближнем Востоке. Россия и Египет выбраны в качестве объектов исследования, поскольку эти страны имеют богатую историю взаимодействия в религиозной сфере, которая станет базисом для сотрудничества религиозных институтов двух стран. Кроме того, Египет - одно из ключевых государств Ближнего Востока, где российское влияние никогда не было доминирующим, но именно там религиозные организации типа Русской православной церкви (РПЦ) наиболее активно и успешно проводили интересы России. Методологически статья опирается на исторический и эмпирический институционализм, а также сравнительный анализ и историко-генетический метод. Новизна исследования состоит в том, что разработаны четыре модели взаимодействия религиозных общин, которые построены на двух критериях, таких как: а) наличие религиозных институтов, представляющих интересы той или иной общины; б) статус религии в государстве (доминирующая или религия меньшинства). Практическая значимость исследования состоит в том, что на основе выделенных особенностей государственно-церковных отношений в Египте предложены рекомендации по совершенствованию использования религиозных организаций России для продвижения государственных интересов в Египте.

Рассматриваются современные причины воспроизводства исламистского терроризма. В качестве методологии используются концепции десекуляризации, гибридных войн, а также системно-функциональный подход. Исходя из признания провала либеральных объяснений причин исламистского терроризма, автор критикует либеральную методологию, которая основана на эссенциалистском объяснении ислама и мусульманской цивилизации и приписывает исламу неизменный набор качеств как онтологическому злу, варварству, враждебному западной цивилизации. В статье представлена точка зрения, основанная на подходах, предложенных представителями леворадикальной мысли, постмодернизма и неомарксизма. Сделан вывод о том, что политизация ислама, включая его радикальные интерпретации, обусловлена кризисом ряда мусульманских обществ. Реакция мусульманского мира на западный глобализм также является попыткой реализовать свои собственные глобальные политические проекты, что можно трактовать как ответ исламского фундаментализма на вызов западного демократического фундаментализма. Автор анализирует феномен гибридных войн как форму вооруженного и информационно-идеологического насилия, которую западный мир использует для наведения порядка в своей глобальной империи. Показана связь гибридных войн с концепцией справедливой войны, а также востребованность исламистского терроризма как элемента системы гибридных войн. Исламистский терроризм и борьба с терроризмом присутствуют во всех гибридных войнах, которые ведутся в мусульманском мире. Это проявляется как в военных действиях на местах, так и в информационной войне, а также виртуальном пространстве. Рассматривается рынок террористических и антитеррористических услуг, присущий гибридным войнам, и место в нем исламистского терроризма. Финансовые отношения связывают участников террористической деятельности, включая заказчика, спонсора, посредника, организатора, информатора и исполнителя. Делается вывод, что исламистский терроризм не является деятельностью отдельных фанатиков или проявлением воинственного характера ислама, а продуцируется конфликтной системой современных международных отношений.

Статья посвящена анализу ключевых аспектов геополитической борьбы за Арктический регион. Актуальность темы обусловлена тем, что в связи с изменениями климата и сокращением ледяного покрова в Северном полушарии Арктика представляет все больший интерес для мировых держав, которые вступают в соперничество за установление контроля над новыми залежами полезных ископаемых и стратегическое превосходство в регионе. Арктика стала регионом, где ведущие государства пытаются внедрять различные геополитические стратегии. С одной стороны, четыре члена Арктической пятерки под эгидой НАТО стремятся реализовать сценарий, по которому полярная зона разделяется на устойчивые «зоны влияния», а с другой - Россия озабочена усилением военной активности США и НАТО в регионе. Цель статьи - исследовать проблематику милитаризации Арктики, что даст возможность определить вызовы и угрозы в этом регионе для национальной стратегии России. Методологической основой послужил теоретический анализ и диалектический метод. В процессе исследования использовались формально-логические методы и приемы обработки информации (анализ, синтез, индукция, дедукция). Метод прогнозирования способствовал определению круга возможных тенденций развития исследуемой проблематики. Выявлены потенциальные интересы России, США и НАТО в контексте повышения внимания к Арктическому региону в последние годы. Рассмотрены политика и интересы зарубежных арктических держав - членов Арктической пятерки в составе НАТО, а именно Дании, Канады, Норвегии и США, их действия в регионе. Определяются возможные перспективы взаимодействия и диалога по противодействию основным угрозам международной безопасности в рамках комплексной стратегии. С учетом рассмотрения роли и соперничества по линии Россия - НАТО в Арктике в статье представлена попытка формирования авторских прогнозов дальнейшего развития военно-политического присутствия НАТО в Арктике и необходимых действий для России в целях защиты своих северных территорий.

В начале 2020-х гг. переход международного сообщества от углеродоемкой к климатически нейтральной энергетике уже является объективным, труднообратимым процессом. В результате избрания Дж. Байдена на пост президента США не только вернулись в Парижское соглашение по климату, но и стали (наряду с ЕС и КНР) ключевым драйвером этого процесса. В результате в мире сложился консенсус относительно «энергетического перехода»: этот процесс потребует немалых усилий и может занять несколько десятилетий. Тем не менее уже сегодня актуальным является вопрос, как «энергетический переход» повлияет на традиционные подходы государств к обеспечению энергетической безопасности, которые во многом сформировались в контексте мировых нефтяных кризисов 1970-1980-х гг. и построены вокруг поставок углеродного топлива. Предпринята попытка дать ответ на поставленный вопрос, опираясь на терминологический аппарат теории международных отношений и фактологический материал. Основные выводы исследования можно представить следующим образом. «Энергетический переход» в конечном итоге обесценит «углеродную парадигму», с 1970-х гг. лежащую в основе государственной политики обеспечения энергетической безопасности. Широкомасштабное внедрение возобновляемых и иных низкоуглеродных источников энергии снимет ключевые риски для стран - импортеров нефти, газа и угля и, возможно, позволит достичь им энергетической независимости. Однако не исключено появление новых рисков, порожденных постуглеродной эпохой. Для стран, экономика которых зависит от экспорта углеводородов, «энергетический переход» может обернуться не только утратой привычных рынков сбыта и значительной части доходов, но и новыми вызовами в области энергетической безопасности. Они связаны с высокими финансовыми и технологическими издержками декарбонизации энергетики, в том числе из-за риска введения санкций против стран-экспортеров. Для некоторых экспортеров, особенно с высокой долей топливной ренты в ВВП и недостаточными финансовыми резервами, «энергетический переход» может также обернуться серьезными социально-экономическими и политическими потрясениями. В усилиях ЕС и США, касающихся «энергетического перехода», отражаются положения всех трех основополагающих теорий международных отношений, в том числе реалистской. Это дает основания ожидать довольно жесткой и агрессивной политики Брюсселя и Вашингтона, направленной на глобальное продвижение климатической повестки, что является дополнительным вызовом для других государств. КНР как третий ключевой драйвер «энергетического перехода» пока придерживается либерального курса, который, однако, может измениться в будущем.

Статья посвящена исследованию двусторонних отношений между Азербайджаном и Ираном в 1991-2019 гг., а также историографии по этой теме. Автор анализирует приоритетные направления сотрудничества в таких сферах, как торгово-экономические отношения, туризм, совместная деятельность на трехсторонних платформах, а также факторы, повлиявшие на темп их развития: фактор азербайджанских тюрков, проживающих в Иране, вопрос о юридическом статусе Каспийского моря и Нагорно-Карабахский конфликт. Автор также определяет 6 этапов двусторонних отношений: 1) построение отношений (1991-1993 гг.); 2) проблемы с доверием (1994-2000 гг.); 3) самый напряженный период (2001-2003 гг.); 4) активизация сотрудничества (2004-2010 гг.); 5) резкое ухудшение (2011-2013 гг.); 6) нормализация и быстрое развитие (2014-2019 гг.). Отмечается, что, поскольку оба государства имели разные внешнеполитические стратегии и международное позиционирование по региональным вопросам, в 1991-2019 гг. двусторонние отношения между ними характеризовались противоречивостью - одновременно сотрудничеством и противостоянием. Однако благодаря усилиям президентов двух стран двустороннее взаимодействие в этот период в целом смогло сохранить свой конструктивный характер. Особое внимание уделяется сотрудничеству в региональных треугольниках: Азербайджан - Иран - Россия и Азербайджан - Иран - Турция, цели создания которых были разные и ожидания от них отличаются. Если трехстороннее сотрудничество между Баку, Тегераном и Москвой в основном направлено на реализацию Международного транспортного коридора «Север - Юг», то сотрудничество между Баку, Тегераном и Анкарой нацелено на укрепление доверия и уверенности в межгосударственных отношениях. В заключении делается вывод, что благодаря усилиям политических элит, особенно президентов Азербайджана и Ирана, двусторонние отношения в 1991-2019 гг. в целом смогли сохранить свой конструктивный характер.

На основе документов из российских архивов исследуется советская политика в отношении студентов-игбо, учившихся в СССР во время гражданской войны в Нигерии (1967-1970 гг.). Они приняли сторону самопровозглашенной Республики Биафры (Восточная Нигерия), отделившейся от Нигерии в мае 1967 г. СССР поддержал сохранение территориальной целостности Нигерии, оказал военную помощь федеральному правительству в его противостоянии с Биафрой. В конфликте же между нигерийским посольством в Москве и студентами-игбо советские власти соблюдали нейтралитет. Они не высылали студентов из СССР по требованию посольства как «пособников сепаратистов», каждый случай тщательно разбирался, не препятствовали деятельности биафрского землячества. Поскольку распространение материалов биафрских пропагандистов в СССР было запрещено, они пытались пробиться к советской аудитории через обращения студентов-игбо, обучавшихся в СССР. В обращениях не звучали главные темы биафрской пропаганды на Запад: обвинения федерального правительства в геноциде игбо нацистскими методами и изображение гражданской войны как религиозного конфликта - джихада мусульманского Севера против христиан игбо. Доминирующим был тезис о природе гражданской войны как о борьбе «социалистического» Востока - Биафры - против «феодально-капиталистического» Севера - центрального правительства. Студенты призывали советских официальных лиц публично признать законность стремления биафрцев к самоопределению, прекратить поставки оружия центральному правительству и стать посредником в мирном урегулировании. Обращения оставались без ответа и не предавались гласности. Опираясь на архивные документы, автор установил, что советское руководство обоснованно опасалось, что Биафра станет вотчиной главных геополитических противников - США и Великобритании. Чтобы не допустить этого, Советский Союз пошел на альянс с федералами. Расчет состоял в том, чтобы упрочить советское влияние во всей Нигерии, пусть и с «реакционным» правительством, нежели поддержать «прогрессивную» отколовшуюся Восточную Нигерию (Биафру) и остаться ни с чем.

-

-

-