Germans in Korea in the late 19th - early 20th centuries as a translocal and bourgeois community

Full Text

В 1990-е гг. произошел своеобразный «методологический поворот» в политологии, миграционных исследованиях, социальной антропологии и ряде других смежных дисциплин. В 1994 г. Д. Агню отметил тот факт, что в рамках глобальной экономической системы все большую роль играют торгово-экономические блоки, а не отдельные государства, экстерриториальной стала и глобальная публичная сфера, а в социальной сфере все чаще идентичность индивидов и их групп не совпадает с линией государственных границ [1. C. 3-5]. В 2000-2010-е гг. ряд исследователей (Л. Баш, Н. Глик Шиллер, К. Зантон Бланк) начал изучать феномен миграции с позиций этого нового методологического подхода [2]. Внимание ученых в качестве объекта исследования стала привлекать социальная история глобализации. При этом периодом растущей глобализации были названы 1900-е гг., когда потоки людей, товаров, идей, капитала устремлялись за пределы отдельных стран, свободно пересекали государственные границы [3]. В этот период объектом самостоятельного исследования стала и европейская буржуазия. Представители этой социальной группы установили стандарты жизни, к которым стремились элиты по всему миру, в том числе в колониях и полуколониальных государствах. Для изучения этого и подобных феноменов появилось понятие «транслокальности», позволяющее анализировать разнообразные кросс-территориальные связи и потоки (У. Фрайтаг, А. фон Оппен) [4]. С помощью этого понятия стали исследоваться не только национальные группы, но и социальные образования, объединявшиеся в том числе по экономическим и религиозным признакам. Членов подобных сообществ отличало разное происхождение, принадлежность к разным социальным и профессиональным группам. Появилось понятие «трансмигранты», подразумевавшее «мигрантов, которые живут одновременно в нескольких местах и включены более чем в одно (со) общество» [5; 2]. Немецкий исследователь К. Дитрих предлагает использовать указанные методологические подходы для анализа сообщества представителей европейских стран в Корее в конце XIX - начале ХХ вв. Это сообщество стало проводником многоуровневой политики империализма в Восточной Азии [6]. При этом комплексный анализ взаимодействия указанной группы с корейскими элитами подразумевает также применение подхода, связанного с реконструкцией структур повседневности (Ф. Бродель, П. Бергер, Ф. Лукман) [7-9]. Процесс формирования сообщества европейцев в Корее в период между заключением первых международных договоров в начале 1880-х гг. и аннексией страны Японской империей в 1910 г. отражал постепенную интеграцию Корейского полуострова в глобальные экономические и политические процессы. Корейская правительственная статистика за 1897 г., опубликованная в газете «The Independent», дает нам данные о численности европейцев, проживавших в стране [10; 11. С. 305-306]. В указанный период в стране насчитывалось не более двухсот европейцев и около ста американцев. Среди европейцев больше всего было подданных Российской и Британской империй, значительным было количество немцев и французов [12. C. 324-325]. Представители германских земель сыграли важную роль в процессах, связанных с попытками корейской элиты провести политическую, экономическую и социальную трансформацию корейского общества в 1880-1910 гг. Реформы должны были помочь стране эффективно противостоять многочисленным внешним угрозам, а также сохранить независимость. Подданный Германской империи П.Г. фон Мёллендорф стал первым иностранным высокопоставленным чиновником корейского государства; вопросами придворного этикета и приемом гостей при корейском дворе длительное время занималась А. Зонтаг; придворный врач Р. Вунш внес серьезный вклад в развитие корейской медицины; автором первого корейского гимна стал немецкий музыкант и композитор Ф. Эккерт; руководителем одной из первых школ современного типа в Сеуле стал немец Й. Боллян. По мнению автора монографии «Чосон и Германия» Ли Ёнгвана, в конце XIX - начале XX вв., наряду с другими западными державами, Германская империя оказала серьезное влияние на включение Кореи в формировавшуюся тогда новую систему международных отношений. В начале ХХ в. корейский правитель Коджон и Вильгельм II вели регулярную переписку, особенно в сложный для корейского государства период 1897-1905 гг., так как корейский монарх рассчитывал на помощь немецкой стороны в деле сохранения корейской независимости. Принцы Вильгельм и Адальберт Гогенцоллерны стали первыми и единственными представителями европейской правящей династии, которые совершили официальные визиты на Корейский полуостров в указанный период [13]. В 1902 г. немецкая община в Сеуле не превышала десятка человек. Она состояла из консула Фердинанда Крина и его секретаря Роберта Бринкмейера, преподавателя Й. Болляна, музыканта Франца Эккерта и его семьи, торговца А.Ф. Горшалки, А. Зонтаг и доктора Р. Вунша [15. С. 503]. Немцев, как и всех европейцев, проживавших в Корее в указанный период, можно условно разделить на пять групп. К первой относились дипломаты. Германскую империю в Корее представлял консул Фердинанд Крин, который находился в Корее с 1889 по 1898 гг. У консула также были помощники и переводчики [15. C. 116-119]. Вторую группу составляли иностранные эксперты, работавшие на корейское правительство. Первым иностранным советником был немец П.Г. фон Мёллендорф [15; 16]. Во многих областях, включая дипломатию, военное, инженерное дело и юриспруденцию, сферу образования, использовались иностранные консультанты, большинство из которых прибыли из США, Германии и Франции [11. C. 185-188]. При корейском дворе работал немецкий врач Рихард Вунш (Bu-eon-sa,富彦士), который с ноября 1901 г. по апрель 1905 г. занимал должность личного врача императора Коджона в Сеуле. Благодаря ему достижения европейской медицины нашли применение в Восточной Азии. Еще один немец, Йоханнес Боллян, сыграл значительную роль в создании первых школ западного типа, в частности, первой немецкой школы в Корее, в подготовке переводчиков с немецкого языка для дипломатических и экономических нужд. Третью группу представляли торговцы и бизнесмены. В открытых портах Кореи действовали две немецкие и две американские торговые компании, а также один британский и один французский торговый дом [15. С. 96]. Крупнейшая немецкая иностранная торговая компания «Meyer & Company», офис которой располагался в Чемульпхо, была тесно связана с базирующейся в Шанхае британской фирмой Jardine Matheson & Company [15. C. 116-135]. Оба торговых дома выступали в качестве агентов крупных европейских и американских компаний, включая страховые и судоходные. Иностранные лавочники, такие как немец Ф. Калитски, продавали в Корее иностранные товары. Четвертую группу составляли миссионеры. В 1909 г. в Корею прибыли немецкие миссионеры-бенедиктинцы [14. C. 180-189]. Наконец, пятой группой были европейцы, принадлежащие к менее привилегированным слоям общества. В эту группу входили охранники консульств, моряки, шахтеры и техники, которые работали в компаниях на концессионной основе, таких как Seoul Electric Company. Подавляющее большинство представителей западных стран размещалось в корейской столице в центральном районе Чундон (рядом располагались главные корейские дворцы, большинство посольств и миссионерских центров), а также в порту Чемульпхо. Иностранцы в открытых портах жили в соответствии с режимом экстерриториальности и не были обязаны подчиняться корейскому законодательству [17. C. 97-98]. Значительная часть из них демонстрировала приверженность к буржуазной культуре, которая на тот момент активно формировалась у них на родине и в значительной степени отличалась от культуры местного корейского населения. Представители стран Запада выполняли «цивилизаторскую миссию», а газеты современного типа, такие как The Independen» и Asiatishen Lloid стали рупором буржуазного образа жизни. Европейцы, жившие в Корее в указанный период, ценили свой жизненный уклад выше, чем уклад принимающего корейского общества, и даже не рассматривали возможность интеграции, но при этом ожидали, что корейцы охотно примут европейский образ жизни [19]. Некоторые ключевые материальные предметы ассоциировались у представителей западных стран с понятием «современности» и противопоставлялись «отсталости». Начиная с середины 1890-х гг., благодаря политическим изменениям в корейском обществе и стремлению корейской элиты преобразовать страну по европейскому образцу, немцы, как и другие европейцы, получили возможность воссоздать привычную среду в районе Чундон в Сеуле и в иностранных районах Чемульпхо. Были построены новые дома по европейскому образцу, корейские дома превращены в резиденции в западном стиле, оснащены мебелью, коврами, занавесками, современными приборами и посудой. Дома нередко располагались в живописных местах, перед ними располагался сад с цветочными и овощными грядками, кустарниками и деревьями. Наличие целого штата слуг у европейцев в Корее также было символом высокого социального статуса, это подчеркивало буржуазное положение работодателя [18]. Так, например, в 1890 г. К. Вольтер пригласил опытного китайского мастера и возвел на холме в Чемульпхо здание в качестве жилья для трех европейских сотрудников компании Meyer&Co: К. Вольтера, К. Люрса и П. Раутенкранца [6. C. 7-8]. Это здание стало первым домом в европейском стиле в Чемульпхо, напоминая по размеру дворец с большим парком. Многие европейцы и корейцы видели дом компании издалека еще до прибытия в порт Чемульпхо, поэтому нередко считали его генеральным консульством Германской империи, летним дворцом корейского короля или резиденцией местного губернатора [17]. Железная дорога, световой проектор, велосипед, кирпичные здания - все эти объекты стали «символами благоустройства» и «фетишами современности» [20. C. 51-53]. Важным аспектом повседневной жизни являлась европейская музыка, символом которой стало пианино [6. C. 9-10]. Торговая компания Robinson Piano Company, имевшая филиалы в Гонконге, Шанхае, Сингапуре и других крупных азиатских городах, регулярно отправляла в Корею представителя для настройки и ремонта инструментов [21]. В феврале 1901 г. известный немецкий музыкант Франц Эккерт был приглашен в страну в качестве придворного капельмейстера. Он сочинил первый национальный гимн Кореи, которая с 1897 г. называла себя «Тэханчжегук» (Великая корейская империя), и дирижировал им на торжественном мероприятии, посвященном 50-летнему юбилею вана Коджона [23. C. 422, 549-550]. В газетной статье об открытии первой железной дороги между Чемульпхо и Сеулом отмечалось, что «железная дорога станет для корейцев наглядным доказательством преимуществ общественных и политических институтов стран Запада» [24]. Путешествие на пароходе позволяло с комфортом перемещаться по всему миру. Рекламные объявления в Korea Daily News за 1904 г. предлагали комбинированные маршруты «Тихоокеанской почтовой пароходной компании», «Западной и Восточной пароходной компании» и японской Tōyō Kisen Kaisha. Миссионеры, дипломаты и европейские чиновники на службе правительств Восточной Азии имели право на «ощутимые скидки» на билеты первого класса, которые можно было приобрести в крупных западных и японских торговых домах в Чемульпхо [25]. В 1890-1900-е гг. создавались различные формальные и неформальные ассоциации, которые способствовали сплочению западного сообщества в Корее, а также вестернизации корейских элит. Немецкие, французские, российские и японские дипломаты собирались в Cercle diplomatique et consulaire. «Сеульский союз» (the Seoul Union) объединял миссионеров, дипломатов и советников корейского правительства из США и Англии [6. C. 11-12]. Буржуазная жизнь иностранцев в Корее характеризовалась наличием определенных гендерных ролей. Хотя женщины и не занимали лидирующих позиций в обществе, они играли важную роль в создании и поддержании неформальных связей и организации общественных мероприятий, таких как обеды и званые ужины. Совместные ужины, чай, пикники, «домашние» праздники в указанный период стали непременными атрибутами жизни европейцев [27]. По таким случаям готовили еду в европейском стиле, продукты покупали у западных, японских или китайских поставщиков, избегая корейских магазинов. Репортажи о таких встречах публиковались в корейских «газетах нового типа», устанавливая в буржуазные стандарты организации развлечений для корейской элиты. Так уроженка германских земель МарияАнтуанетта Зонтаг выдвинулась на первый план в критический для Кореи период (1896-1909 гг.) сначала в качестве хозяйки и организатора церемоний при корейском дворе, но впоследствии ее влияние перестало ограничиваться лишь административными вопросами [28. С. 138]. Она стала одной из важных фигур в борьбе великих держав за власть, за сферы влияния в преддверии колонизации Корейского полуострова Японией. Современники называли «некоронованной императрицей Кореи» [30. C. 134-135]. Резиденцию А. Зонтаг Haus von Madame Sontag и Residenz von Fräulein Sontag (Imperial Household, privat Hotel, Sontag Hotel (кор. 손탁 호텔), Hanseong Hotel, Hanseong bingwan 한성빈관 (漢城賓館), Sontakbingwan 손탁빈관 (孫澤賓館), можно считать одной из первых гостиниц западного типа в Сеуле. Она стала местом проживания молодых состоятельных мужчин из стран Запада, которые еще не успели обзавестись в Корее собственным жильем, а также комфортабельной гостиницей для путешественников в западном стиле [26. C. 92-93]. Верхний этаж помещения был предназначен для знатных высокопоставленных гостей, на первом этаже располагались комнаты обычных посетителей, ресторан и конференц-зал. Частыми гостями отеля были дипломаты, высокопоставленные корейские политики, офицеры, ученые, миссионеры, специалисты, путешественники и журналисты [26. С. 75]. Резиденция Антуанетты Зонтаг являлась также местом встреч политического клуба Чондон (정동구락부 (貞洞俱 部), членами которого были такие известные корейские политики того времени, как Мин Ёнхван и Юн Чжихо. Клуб стал настолько влиятельным, что даже представители корейской королевской семьи и министры обращались к его участникам за советами [13. С. 110]. Корейские сторонники модернизации страны по европейскому образцу, такие как Со Джэпхиль, регулярно встречались именно в этом районе, чтобы обсудить политические вопросы с членами клуба Чондон. Приемы и встречи, которые проводились в резиденции госпожи Зонтаг, оказали серьезное влияние на модернизацию корейской элиты нового времени. Западные отели были местами, где корейцы знакомились с западной культурой (употребление кофе, фотографии, бильярд, свадьбы нового типа, велосипеды, западная музыка и оркестры и т.д.). Многие западные привычки становились модными и заимствовались, постепенно входя в корейскую повседневную жизнь. Национальные праздники, имперские торжества были главными событиями для всего иностранного сообщества и отмечались с размахом. Еще одним поводом для масштабных торжеств становилось прибытие иностранных военных кораблей в Чемульпхо. Когда немецкий флот посетил Корею в июле 1897 г., К. Вольтер, представитель немецкой фирмы Meyer & Co., взял на себя инициативу по организации масштабных торжеств. Вольтер также использовал временное присутствие корабельного священника для крещения своих новорожденных детей-близнецов в соответствии с немецким обычаем [13]. Европейские мигранты пытались воспроизвести культурные и экономические модели, характерные для родной страны, но в результате взаимодействия различных европейских и местной восточноазиатской культур формировалось нечто совершенно новое. Между собой конкурировали разные европейские социальные и политические модели, но при этом существовал не только национальный, но и религиозный раскол [26]. Несмотря на то, что у прибывших в Корею европейцев и американцев было много общих черт, религиозная и национальная конкуренция разделяли малочисленную группу людей, которые знали друг друга лично. Сравнительно небольшое и хрупкое сообщество, состоящее исключительно из мигрантов первого поколения, обладало новыми характеристиками. Термин «транслокальность» наиболее полно подходит для описания данного явления. Транслокальность проявлялась в трёх основных аспектах. Первый - решение мигрировать в Корею для большинства европейцев было добровольным, не было спровоцировано ни экономическими, ни политическими, ни иными причинами [4. C. 373-401]. Такая миграция не влекла за собой полного разрыва с предыдущей жизнью, многие мигранты поддерживали контакты с людьми на родине, регулярно проводили отпуск в Европе или возвращались туда по делам, возвращались в Европу после нескольких лет или десятилетий [6. С. 15]. Миграция чаще всего позволяла повысить социальный статус, эти люди так или иначе принадлежали к новой формирующейся глобальной элите. Второе измерение транслокальности можно обнаружить в интенсивных связях европейских мигрантов, проживавших в Корее, с европейскими сообществами, проживавшими в других странах Восточной Азии. Многие из них не переезжали в Корею непосредственно из своей родной страны, а жили определенное время в Китае или Японии, поддерживали контакты с этими странами. Было обычным делом ездить в Японию или Китай, чтобы получить медицинскую помощь или образование [22]. Примеры семьи Эккерт, П.Г. фон Мёллендорфа, немецкого врача Р. Вунша демонстрируют этот факт. Взаимодействия представителей западных стран в Корее с представителями Цинского Китая и Японии были зачастую даже более интенсивными, чем с корейцами. Нередко в Корею европейцы приезжали с японскими и китайскими нянями, горничными и слугами [6. С. 15]. Тесные связи европейцев с японской элитой существовали и на более высоком социальном уровне, особенно это проявлялось в начале 1880-х гг., когда количество европейцев в Корее было все еще незначительным. Связи европейских и американских жителей Кореи с соседними странами создают впечатление, что иногда они были лучше интегрированы в сообщество Восточной Азии в целом, чем в культуру и социальную жизнь корейского государства. Смешанные браки - еще один показательный пример. Смешанных браков между корейцами и европейцами практически не было. Однако европейские и американские мужчины с начала 1880-х гг. заводили китайских и японских любовниц [17]. Вскоре некоторые уважаемые члены европейской общины начали жениться на японках, хотя миссионеры критиковали эту практику [6. C. 18-19]. Примеры, когда европейские женщины выходили замуж за восточноазиатских мужчин, были крайне редки. Взаимодействия между представителями различных европейских стран представляют собой третье измерение транслокальности. Представители разных европейских национальностей жили в Корее вместе в одних и тех же поселениях, количество торговых компаний со смешанным капиталом и количество смешанных браков свидетельствуют об активных взаимодействиях между людьми разных европейских национальностей. Такой процесс представляется вполне естественным в рамках небольшого иностранного сообщества, где большинство людей лично знали и ежедневно встречались друг с другом. При этом в европейском сообществе в Корее присутствовала постоянная напряженность между различными группами. Крупные европейские государства и США вели в Восточной Азии империалистическую политику, пытались экспортировать свои социальные и политические модели [30]. Такая конкуренция проявлялась не только в военных столкновениях, она нашла выражение и в различных формах социализации, образе мышления и повседневных практиках. Более того, иногда социальные и политические формы конкуренции принимали в Восточной Азии иные формы, чем в Европе. В то время как в Европе Францию считали страной республиканизма, в Восточной Азии она воспринималась как оплот католицизма, этот образ был создан благодаря деятельности французских миссионеров. В отличие от европейских держав, США заявляли о гуманных формах империализма, тесно связанных с протестантизмом, об американской «моральной империи». В этом плане американцы считали себя отличными от европейцев и превосходящими их. Несмотря на то, что у прибывших в Корею европейцев и американцев было много общих черт, религиозная и национальная конкуренция разделяли малочисленную группу мигрантов первого поколения, при этом благодаря различным формам взаимодействия небольшое и хрупкое сообщество получило новые уникальные характеристики, отличавшие представителей стран Запада в Корее от соотечественников на родине. Термин «транслокальность» наиболее полно подходит для характеристики данного явления [4]. Представители немецких земель были представлены, в основном, католиками, по этой причине они стремились к общению, установлению деловых и родственных отношений с представителями одной веры, активно взаимодействуя с французами и бельгийцами. Таким образом, европейцы и, в частности, представители Германской империи в Корее в 1880-1910 гг., ведя буржуазный образ жизни, считали себя проводниками прогресса и перемен, физически, социально и ментально они вели жизнь, отдельную от корейского общества. За некоторыми исключениями, касающимися корейской элиты, правительственных чиновников или представителей интеллигенции, отношения с корейцами нередко строились «свысока». Значительное количество немецких граждан, проживавших в Корее в конце XIX - начале XX вв., оказало влияние на развитие германо-корейских отношений, налаживание культурного диалога между двумя странами и последующую модернизацию страны по западному образцу. В число наиболее известных людей - уроженцев германских земель можно включить придворного церемонимейстера при дворе корейского правителя, создательницу первой гостиницы и первого кафе западного типа в Корее А. Зонтаг, создателя придворного корейского оркестра и автора первого корейского гимна Ф. Эккерта, врача Р. Вунша, директора немецкой школы в Сеуле Й. Болляна. Большую роль в этом диалоге играли и корейские переводчики с немецкого языка. При этом следует отметить, что указанные лица одновременно входили в немногочисленную прослойку иностранного «буржуазного» среднего класса в Корее, стремящегося к жизни в комфорте и роскоши, нередко недоступной в стране происхождения, и являлись проводниками многоуровневой политики империализма. Нередко они подчеркивали свое превосходство над корейцами в политическом, экономическом и культурном аспектах.

About the authors

Irina Aleksandrovna Musinova

Ural Federal University named after the First President of Russia B.N. Yeltsin

Author for correspondence.
Email: irina.musinova@gmail.com
Senior Lecturer at the Department of Oriental Studies 19 Mira str., Yekaterinburg, 620000, Russia

References

Supplementary files