Динамика трудовой миграции в Башкортостане
- Авторы: Ахметова Г.Ф.1
-
Учреждения:
- Институт стратегических исследований Республики Башкортостан
- Выпуск: Том 21, № 2 (2021)
- Страницы: 265-278
- Раздел: Современное общество: актуальные проблемы и перспективы развития
- URL: https://journals.rudn.ru/sociology/article/view/26816
- DOI: https://doi.org/10.22363/2313-2272-2021-21-2-265-278
Цитировать
Полный текст
Аннотация
В статье представлены результаты анализа ряда показателей широко распространенного в России социального явления - внутрироссийской трудовой миграции, в которой в 2019 году участвовало около 2,9 млн россиян, или 4% занятого населения. Речь идет о внутренних трудовых мигрантах, которые временно работают за пределами своих регионов. Данный вид трудовой миграции россиян имеет много общего с временной трудовой занятостью в США, Канаде и Австралии ( long distance commuting (LDC), ( fly-in/fly-out (FIFO)). Эмпирические данные статьи представлены материалами официальной статистики (обследований рабочей силы Федеральной службы государственной статистики за 2011-2019 годы) и социологических исследований, проведенных в российском регионе с относительно высоким уровнем временной занятости - Республике Башкортостан - в 2015-2019 годы. Статистические данные показывают ярко выраженную региональную специфику временной занятости в стране. Основная масса (около 72%) внутрироссийских трудовых мигрантов проживает в трети регионов с высоким и средним уровнем временной трудовой миграции. В ряде регионов динамика участия населения во временной трудовой миграции носит нисходящий характер. Субъекты с низким уровнем временной трудовой занятости и нисходящей ее динамикой принимают наибольшую долю мигрантов из других регионов. Социологические данные показывают, что для жителей Башкортостана характерна разная вовлеченность во временную занятость - в зависимости от места проживания, гендера и возраста, брачного статуса и уровня образования. Аналогичные социально-территориальные и социально-демографические особенности проявляются и на общероссийском уровне. Если внутренняя трудовая миграция на федеральном уровне как инструмент социально-экономического развития способствует снижению дефицита трудовых ресурсов в определенных регионах и отраслях экономики и потому поддерживается соответствующими нормативно-правовыми актами, то на региональном уровне она ослабляет трудовой и демографический потенциал регионов, «отдающих» трудовых мигрантов. Сохранение экономического и демографического потенциала, усиление конкурентоспособности таких регионов возможно при условии развитии рынков труда и трудовой мобильности в пределах регионов.
Ключевые слова
Полный текст
Неотъемлемой частью российской действительности, характерным явлением экономической и социальной жизни страны является временная трудовая миграция. Уровень участия населения в ней неуклонно растет: доля занятого населения, временно работающего за пределами своих субъектов, с 2011 по 2019 годы увеличилась с 2,7% до 4,1%, или с 1,9 до 2,9 млн человек (1). Среди них около двух третьих (в 2019 году — 1,8 млн человек) составляют лица, выезжающие на заработки с недельным и более ритмом [7]. Их можно условно назвать вахтовыми мигрантами — в отличие от маятниковых, возвращающихся домой ежедневно. По мнению экспертов, реальная численность временных трудовых мигрантов значительно выше [4. С. 76], тем более что статистика не учитывает тех, кто работает в пределах своих регионов [6. С. 88].
Вахтовая занятость широко использовалась с 1950–1970-х годов при разработке нефтяных и газовых месторождений в СССР [8. С. 107, 108; 13. С. 19]. В российском законодательстве вахтовые методы работы обозначены как трудовой процесс в районах необжитых, отдаленных или с особыми природными условиями, с четко прописанными правилами и принципами организации труда и отдыха работников [11]. Сегодня вахтовые методы используются не только в газовой и нефтяной сферах [4–6; 9–10; 14]. Временная трудовая миграция «предполагает выезд на заработки с периодичностью не чаще одного раза в неделю (недельный ритм), или с меньшей периодичностью, вплоть до появления дома несколько раз в год — в отпуск, на продолжительные праздники» [5. С. 21]. Данное определение отражает основные черты современной вахтовой занятости — регулярность и периодичность выездов, длительность отсутствия дома (в своем населенном пункте) от одной недели до нескольких месяцев. Вахтовой можно назвать миграцию, независимо от ее направлений, выполняемых работ, географии и природно-климатических условий, в которых она осуществляется, при условии регулярности и длительности выездов.
Вахтовые формы занятости распространены и в других странах — США (Аляске), Норвегии, Канаде, Австралии и др. В зарубежных исследованиях вахтовая миграция обозначается терминами long distance commuting (LDC) и fly-in/fly-out (FIFO). Во втором случае имеется в виду форма организации временных работ горнодобывающими компаниями, когда работник определенное время находится на работе вдали от своей общины. Считается, что такой вид временной трудовой занятости имеет и положительные, и отрицательные стороны как для принимающих, так и для отдающих общин. Поскольку его масштабы будут и дальше расти, необходимо искать пути оптимального взаимодействия между тремя участниками — государством, общинами и работодателями [19. С. 1162–1163]. Необходимость тесного сотрудничества компаний, всех уровней власти и общественности отмечают и исследователи long distance commuting — чтобы вахтовая работа стала средством создания и развития устойчивых сообществ, хотя растущая экономическая зависимость отдающих регионов от занятости их жителей на выезде может усиливать социально-экономическую уязвимость этих территорий [16]. Помимо вопросов влияния вахтовой занятости на развитие принимающих и отдающих сообществ, в зарубежных исследованиях рассматриваются вопросы влияния временной трудовой занятости на образ жизни и самочувствие мигрантов и их семей [16; 18].
В статье предпринята попытка оценить динамику участия разных социально-демографических и социально-территориальных групп региона (на примере Республики Башкортостан) в вахтовой миграции на фоне общероссийских тенденций. Выбор Республики Башкортостан обусловлен уровнем временной трудовой миграции в регионе — более высоким, чем в среднем по России, поэтому процессы трудовой миграции в Башкортостане привлекают внимание как российских, так и зарубежных ученых. В 2011–2015 годы были проведены исследования на северо- и юго-востоке республики и сделаны выводы о роли вахтовой миграции как инструмента социальной мобильности семей вахтовиков [17]: вахтовая миграция в северные регионы стала реакцией населения на структурные проблемы села. В условиях ограниченных возможностей и отсутствия поддержки со стороны государства в решении социальных и экономических проблем вахтовый мигрант берет на себя ответственность за будущее своей семьи. При этом свое положение он ощущает как маргинальное — по причине отсутствия работы у себя дома, на родине, к которой он привязан [17. С. 152–154, 170–171, 212]. О привязанности вахтовых мигрантов к привычной социокультурной среде говорит и М.С. Туракаев, проводивший исследования на северо-востоке республики: они имеют высокий социально-экономический статус в своих поселениях и реализуют несколько типов мобильной занятости [13. С. 12–14].
Статья написана по материалам социологических исследований, проведенных в Башкортостане при непосредственном участии автора. Два из них охватывали все население республики и были проведены методом стандартизированного интервью по месту жительства респондентов (2015 и 2019 годы) (2); по аналогичной методике был проведен третий опрос сельского населения республики (2018) (3); четвертое исследование среди вахтовых мигрантов и их супругов, а также опрос экспертов были проведены при поддержке РФФИ в 2018 году в двух малых городах и пяти сельских районах республики (4). Также были использованы данные официальной статистики — результаты обследования рабочей силы Росстата за 2011–2019 годы [2; 7] — и данные муниципальных районов Республики Башкортостан о численности временных трудовых мигрантов в сельских поселениях за 2015–2018 годы, предоставленные по запросу Института стратегических исследований Республики Башкортостан.
Динамика временной трудовой миграции в субъектах РФ в 2011–2019 гг. (5)
По уровню участия занятого населения во временной трудовой миграции российские регионы были разделены на три группы: с высоким (свыше 10%), средним (5–10%) и низким (менее 5%) уровнем участия (в Таблице 1 представлены первые две группы). Между двумя «трехлетиями» число регионов, где доля временных трудовых мигрантов превышала 10%, осталось практически неизменным (6 и 7 субъектов соответственно), но изменились максимально высокие значения участия занятого населения во временной трудовой миграции и состав регионов, входящих в эту группу.
Таблица 1. Регионы с высоким и средним уровнем участия занятого населения во временной трудовой миграции, в среднем в год, 2011–2013, 2017–2019 гг., % [2]
2011–2013 | 2017–2019 | |||
Субъекты | Доля в составе занятого населения | Субъекты | Доля в составе занятого населения | Темпы роста/снижения к 2011–2013 гг., % |
Российская Федерация | 3 | Российская Федерация | 4 | 33 |
Высокий (свыше 10%) | ||||
1. Республика Адыгея | 16,6 | 1. Московская область | 20,6 | 62,2 |
2. Московская область | 12,7 | 2. Ленинградская область | 19 | 62,4 |
3. Чувашская Республика | 11,7 | 3. Республика Адыгея | 16,7 | 0,6 |
4. Ленинградская область | 11,7 | 4. Чувашская Республика | 13,3 | 13,7 |
5. Республика Калмыкия | 11,7 | 5. Республика Калмыкия | 12,5 | 6,8 |
6. Тульская область | 10,8 | 6. Республика Марий Эл | 11,9 | 28 |
|
| 7. Еврейская АО | 11,1 | 23,3 |
Средний (от 5 до 10%) | ||||
1. Республика Марий Эл | 9,3 | 1. Республика Мордовия | 9,6 | 29,7 |
2. Еврейская АО | 9 | 2. Орловская область | 9,2 | 39,3 |
3. Ивановская область | 8,9 | 3. Брянская область | 9,1 | 35,8 |
4. Владимирская область | 8,5 | 4. Владимирская область | 8,9 | 4,7 |
5. Пензенская область | 8,1 | 5. Тульская область | 8,9 | −17,5 |
6. Республика Мордовия | 7,4 | 6. Республика Башкортостан | 8,6 | 30,3 |
7. Тамбовская область | 6,8 | 7. Ивановская область | 8,5 | −4,5 |
8. Брянская область | 6,7 | 8. Смоленская область | 8,4 | 42,3 |
9. Тверская область | 6,6 | 9. Пензенская область | 8,2 | 1,2 |
10. Орловская область | 6,6 | 10. Тверская область | 7,7 | 16,6 |
11. Республика Башкортостан | 6,6 | 11. Омская область | 6,8 | 23,6 |
12. Курганская область | 6,4 | 12. Курганская область | 6,6 | 3,1 |
13. Смоленская область | 5,9 | 13. Кабардино-Балкарская Республика | 5,8 | 155,3 |
14. Калужская область | 5,8 | 14. Курская область | 5,7 | 9,6 |
15. Омская область | 5,5 | 15. Ульяновская область | 5,5 | 10 |
16. Курская область | 5,2 | 16. Саратовская область | 5,4 |
|
17. Ульяновская область | 5 | 17. Калужская область | 5,2 | −1,7 |
|
| 18. Волгоградская область | 5 |
|
Если в 2011–2013 годы самый высокий показатель был 16,6% в Республике Адыгея, то в 2017–2019 годы — уже 20,6% и 19% в Московской и Ленинградской областях. В последних темпы роста участия занятого населения выросли более чем на 60% (вдвое выше среднероссийского уровня), в Адыгее остались на прежнем уровне. Незначительно повысилось участие занятого населения в Чувашии и Калмыкии, которые в течение всего рассматриваемого периода входили в группу регионов с высоким уровнем временной трудовой миграции. В связи с ростом показателей данную группу в 2017–2019 годы пополнили Марий Эл и Еврейский автономный округ, а в связи со снижением покинула Тульская область.
Почти втрое больше регионов со средним уровнем участия занятого населения во временной трудовой миграции — их число практически не изменилось (17 и 18). Половина из них входит в состав Центрального федерального округа, и в них к 2017–2019 годам проявились противоположные тенденции. С одной стороны, в трех регионах наблюдались самые высокие темпы роста уровня временной занятости: в Смоленской (на 42%), Орловской (на 39,3%), Брянской (на 35%) областях; с другой стороны, в трех других регионах произошло снижение, особенно в Тульской области (на 17,5%), а также в Ивановской (на 4,5%) и Калужской (на 1,7%). В других субъектах ЦФО со средним уровнем временной трудовой занятости наблюдались разные темпы ее прироста: во Владимирской области — на 4,7%, Курской — 9,6%, Тверской — 16,6%. Около трети регионов в группе со средним уровнем участия входят в Приволжский федеральный округ (Пензенская, Ульяновская области, республики Мордовия и Башкортостан), по одному — в Сибирский (Омская область), Уральский (Курганская область), Северо-Кавказский (Кабардино-Балкарская Республика) и Южный (Волгоградская область) федеральные округа.
По итогам 2017–2019 годов общее число регионов с высоким и средним уровнем участия занятого населения во временной трудовой миграции составило 25, или менее трети субъектов РФ (29%). Вдвое больше регионов с низким уровнем участия населения во временной трудовой миграции — 58 субъектов, или 68%. Несмотря на то, что субъектов с высоким и средним уровнем значительно меньше, именно из них выезжает большая часть временных трудовых мигрантов страны — более 2,1 млн человек, или 72% в среднем в год в 2017–2019 годы.
Динамика вовлечения в вахтовую миграцию групп населения Башкортостана
Республика Башкортостан — регион на территории Урало-Поволжья, где проживает более 4 млн человек. Здесь выше, чем в среднем по России, доля сельского населения (около 38%). Более четверти жителей республики проживают в столице — городе-милионнике Уфе (28%), пятая часть (17%) — в больших городах, десятая (11%) — в средних, 6% — в малых [1. С. 17]. Республика дифференцирована по уровню социально-экономического развития: наиболее развиты центральные, западные, южные территории, наименее — юго-восточные и северо-восточные (слабо урбанизированы).
Основное направление временной занятости в республике — сибирские регионы, что связано со спецификой республики как региона с развитой нефтяной промышленностью. Так, по данным Росстата, в 2019 году только в Тюменскую область с автономными округами выехало более 65% всех временных трудовых мигрантов Башкортостана (треть всех временных трудовых мигрантов области — 29%). Вторым направлением временной трудовой занятости для жителей республики стала граничащая с Башкортостаном Челябинская область, где работало в 2019 году около 5% всех временных трудовых мигрантов (половина внутренних мигрантов области — 49%). Примерно 6 тысяч жителей Башкортостана выехали в Свердловскую область и составили более четверти ее временных трудовых мигрантов (27,4%) [12]. Всего, по данным Росстата, временные трудовые мигранты трудятся более чем в 40 регионах страны.
Для определения доли вахтовых мигрантов в составе разных групп населения в ходе репрезентативных опросов был задан вопрос, приходится ли респондентам выезжать из своих населенных пунктов на работу длительностью от недели до нескольких месяцев. В 2015 году положительно ответили на вопрос 7,4%, в 2019 году — 8,9%. Среди них работали в указанные годы за пределами Башкортостана 58,9% и 66,3%, в Башкортостане — 41,1% и 33,7%, в том числе в столице республики — 23,3% и 26,4% соответственно. В среднем по России от 20% до 25% выездов на работу совершаются в пределах регионов [6. С. 83]. Выделенная категория респондентов, независимо от местонахождения работы (в республике или за ее пределами), была условно обозначена вахтовыми мигрантами, а их выезды на работу — вахтовой миграцией, т.е. речь идет о группе респондентов, регулярно работающих за пределами своих населенных пунктов и возвращающихся домой не реже одного раза в неделю.
Социологические данные показывают более высокий уровень вахтовой миграции у жителей сел. Представленность вахтовиков различается по типам городов: в малых городах их доля выше, чем в средних, в средних выше, чем в больших, самый низкий уровень — в столице республики. Если в 2015 году эта тенденция проявлялась не так отчетливо (доля вахтовых мигрантов в средних городах была меньше, чем в больших), то в 2019 году стала более выраженной (Рис. 1). Данные по Республике Башкортостан подтверждают общероссийскую тенденцию: чем крупнее поселение, тем ниже доля участвующих в трудовой миграции [6. С. 81]. С 2015 по 2019 годы доля вахтовиков выросла с 7,4% до 8,9%, но не во всех типах поселений: значительное увеличение доли вахтовых мигрантов, более чем в 1,5 раза, произошло в селах — с 8,7% до 14,8% (в 2018 году — 15,9%); в Уфе осталась практически такой же — ниже 3%; в больших городах сократилась с 7,3% до 4,4%; незначительно выросла в малых (с 9,2% до 10,9%) и средних городах (с 6,1% до 8,5%). Можно увидеть закономерность: чем ниже статус поселения, тем быстрее растет вахтовая занятость населения.
Рис. 1. Участие респондентов в вахтовой миграции по типам поселений, %
Увеличение доли участников вахтовой миграции среди сельского населения показывают и данные сельских поселений муниципальных районов за 2015–2018 годы: численность вахтовых мигрантов выросла с 55,4 до 75,4 тысяч человек, или с 6,1% до 9,4% сельского трудоспособного населения республики. Этот показатель сильно дифференцирован на уровне муниципальных районов — от 3–5% в центральных до 25–30% в удаленных, окраинных районах, особенно на севере и северо-востоке. Схожие тенденции наблюдаются и в других регионах: «Доля трудоспособного населения, работающего именно на отходе, с отлучками из дома более чем на один день, но с постоянным возвращением, в обследованных сельских районах Нечерноземья колебалась от 5% до 30% населения в трудоспособном возрасте и зависела от близости к крупному центру, транспортного положения, демографического состава, набора предприятий и их состояния, в общем, от экономико-географических факторов» [4. С. 76].
В общей структуре вахтовых мигрантов доля сельских жителей в Башкортостане, по данным опроса 2019 года, составила около 65,5%, жителей средних городов — 11,5%, Уфы и больших городов — по 8%, малых городов — 6,9%. По данным Росстата, в 2019 году в общероссийской структуре временных трудовых мигрантов селяне составили среди работающих в своем субъекте 21,8%, за его пределами — 33,8% [7], т.е. в Башкортостане доля сельских жителей несколько выше, чем по России в целом.
Как правило, трудовая миграция предполагает более высокий уровень участия мужчин, чем женщин. Так, в Башкортостане в 2015 году в вахтовой занятости участвовало 12,9% опрошенных мужчин и 2,8% женщин, в 2019 году — 14,7% мужчин и 4% женщин. Если в первый год проведения опроса среди вахтовых мигрантов мужчины составляли 79,5%, а женщины — 20,5%, то к 2019 году мужчин стало чуть меньше — 76%, а женщин больше — 24% (по России — 76,2% и 23,8% соответственно [7]). Причем рост и мужского, и женского участия в Башкортостане произошел главным образом в сельской местности. Так, на селе доля вахтовых мигрантов увеличилась среди женщин с 3,1% до 8,7%, среди мужчин — с 14,8% до 22,2%, в Уфе и других городах уровень вахтовой занятости женщин несколько снизился, мужчин — вырос
незначительно (Рис. 2).
Рис. 2. Участие в вахтовой миграции по гендерным и социально-территориальным группам, %
Основной вклад в рост вахтовой занятости внесла молодежь до 24 лет: среди женщин этой возрастной группы уровень участия в работе на выезде вырос с 2015 по 2019 годы более чем в два раза — с 9,9; до 21%, у мужчин — с 14,6; до 25,9%. В остальных возрастах женское участие с небольших значений еще больше снизилось (Рис. 3).
Рис. 3. Участие в вахтовой миграции по гендерным и возрастным группам, %
Уровень занятости на выезде относительно стабилен среди 25–44-летних мужчин (рост с 16% до 18%), а в старших возрастах снижается: среди 45–54-летних мужчин — с 15,1% до 12%, 55–64-летних — с 4,3% до 3,2%. Анализ вахтовой миграции возрастных групп в социально-территориальном разрезе показывает, что рост активности молодежи до 24 лет произошел главным образом на селе — с 16% до 52,5%. В городах республики (кроме столицы) относительно низкий уровень участия молодежи изменился незначительно (с 10% до 12,3%), а в Уфе опустился до нулевых значений (Рис. 4).
Рис. 4. Участие респондентов в вахтовой миграции по возрастным и социально-территориальным группам, %
В другой возрастной группе молодежи (25–34 года) наблюдался незначительный рост трудовой миграции в селах (с 11,8% до 14,3%) и городах (с 7,5% до 11,9%), в Уфе повторилась тенденция снижения (с 3% до 1,7%). В целом по выборке уровень участия этой группы остался на том же уровне, как и у респондентов более старшей возрастной группы 35–44 лет (9%). Последние активно включились в вахтовую занятость в Уфе, и доля вахтовиков среди них выросла в столице с 3,9% до 8,9%, достигнув уровня других городов (рост с 6% до 8,8%) и сел (небольшое снижение с 10,6% до 9,2%).
К 2019 году возрастная структура участников вахтовой миграции характеризовалась значительной представленностью молодежи до 24 лет (44%), пятой частью молодежи 25–34 лет (22%), чуть меньше — респондентами 35–44-х лет (18%), десятой частью группы 45–54 лет (13%) и очень незначительно — людьми старше 55 лет (3%). Возросшая доля сельской молодежи Башкортостана среди вахтовых мигрантов не вполне соответствует традиционному возрастному профилю трудовой миграции в стране — молодежь в ней всегда была представлена незначительно [5. С. 36].
Вовлеченность молодежи в вахтовую занятость способствовала тому, что в составе вахтовых мигрантов возросла доля не состоявших в браке: доля вахтовиков увеличилась среди холостых мужчин с 14,3% до 20,8%, незамужних женщин — с 9,9% до 16,8%. Стабилен уровень участия мужчин, находящихся в зарегистрированном браке, — 12% по итогам обоих опросов (Рис. 5). В брачной структуре вахтовых мигрантов в 2019 году значительную долю, помимо холостых/незамужних, не имевших брачного опыта (48%), составили респонденты в зарегистрированном браке (41%); десятая часть — живущие в незарегистрированном браке (7%), вдовые и разведенные (4%).
Рис. 5. Участие респондентов в вахтовой миграции по гендерным группам и брачному статусу, %
Участие молодежи способствовало и тому, что в структуре вахтовых мигрантов возросла доля респондентов с основным и общим школьным образованием — с 14,9% до 24,4% — и средним специальным образованием (с 29,6% до 45,3%), но почти втрое сократилась доля респондентов с высшим образованием (с 30,3% до 10,5%).
***
Временная трудовая миграция, динамика которой в стране носит преимущественно восходящий характер, регионально дифференцирована по масштабам и темпам роста, что во многом обусловлено особенностями социально-экономического развития регионов. Большая часть регионов (около двух третьих) демонстрирует относительно низкий уровень участия занятого населения во временной трудовой миграции (менее 5%), меньшая часть — регионы с высоким (более 10%) и средним (5–10%) уровнем участия, где сконцентрирована наибольшая доля временных трудовых мигрантов (72%).
Временная трудовая миграция имеет ярко выраженные территориальные и социально-демографические особенности, которые проявляются в неодинаковой вовлеченности населения по критериям места проживания, гендерной и возрастной принадлежности, брачного статуса и уровня образования. Особенности проявляются как в общероссийском масштабе, так и в региональном: например, в Республике Башкортостан выше, чем в среднем по России, доля сельского населения и молодежи до 25 лет среди временных трудовых мигрантов. Согласно социологическим данным вахтовые мигранты и их супруги рассматривают такую занятость как вынужденную меру в интересах выживания их семей. Между двумя ценностями — материальным благополучием и семейным — большинство выбирает ценность семьи (80,3% в 2018 году).
Эксперты, опрошенные в селах и малых городах республики, отмечают, что вахтовая миграция влияет в основном отрицательно на семейные отношения (супружеские — 55% и детско-родительские — 68%), состояние здоровья (75%) и социально-демографическое развитие территорий проживания вахтовых мигрантов (59,4%). Среди положительных эффектов было названо только повышение доходов и уровня жизни семей (90,8%). Большая часть экспертов (60,5%) уверена в необходимости регулирования вахтовой миграции в республике в целях ее сокращения. На уровне региональной власти проводится идея возвращения вахтовиков домой, «чтобы наши земляки, работящие, опытные специалисты не уезжали тысячами от своих семей в другие регионы», «чтобы люди в республике могли найти рабочие места и достойные зарплаты» (6).
Межрегиональная трудовая миграция как инструмент социально-экономического развития и регулирования рынка труда имеет разное значение на федеральном и региональном уровнях. В первом случае она способствует сокращению дефицита трудовых ресурсов на определенных территориях и сферах экономики, из чего вытекает необходимость ее развития — государство принимало соответствующие меры и нормативно-правовые акты (7). В то же время очевидна проблема ослабления трудового и демографического потенциала отдающих регионов, хотя временная трудовая миграция решает острые материальные проблемы населения. В рамках государственной политики в сфере занятости и внутренней миграции целесообразно сделать акцент на развитии локальных рынков труда и трудовой мобильности в пределах регионов.
Примечания
(1) В то же время в 2019 году по сравнению с предыдущим годом впервые снизилось число временных трудовых мигрантов (примерно на 76 тысяч человек по стране).
(2) «Стратегия социально-экономического развития Республики Башкортостан до 2030 года» (Институт стратегических исследований Республики Башкортостан, Башкирский филиал Института социологии ФНИСЦ РАН, 2015; N = 6264) и «Проблемы социально-демографического и социально-экономического развития Республики Башкортостан» (Институт стратегических исследований Республики Башкортостан, 2019; N = 1000).
(3) «Стратегия социально-экономического развития муниципальных образований Республики Башкортостан до 2030 года» (Институт стратегических исследований Республики Башкортостан, 2018; N = 4412).
(4) «Внутренняя трудовая миграция жителей сел и малых городов Башкортостана: факторы и последствия» (Институт стратегических исследований Республики Башкортостан, проект РФФИ № 18-411-020028, 2018: опрос в двух малых городах и пяти сельских районах: 1) 200 семейных пар, в которых один из супругов является временным трудовым мигрантом; 2) эксперты — главы сельских поселений, руководители муниципальных администраций, представители образовательных учреждений).
(5) Анализ участия населения во временной трудовой миграции проведен без выделения вахтовых и маятниковых мигрантов по причине отсутствия данных о категориях временных трудовых мигрантов. Вероятно, в большинстве регионов вахтовые мигранты составляют большинство участников временной трудовой миграции (за исключением Московской, Ленинградской областей, Республики Адыгея, где доминируют маятниковые мигранты в Москву, Санкт-Петербург и Краснодарский край) [14. С. 31].
(6) Послание Главы Республики Башкортостан Р.Ф. Хабирова Государственному Собранию — Курултаю Республики Башкортостан (10.12.2019) // URL: http://gsrb.ru/ru/
supplement/message-rb/poslanie-glavy-respubliki-bashkortostan-10-12-2019.php.
(7) Например, Распоряжение Правительства РФ от 24 апреля 2014 г. № 663-р «О плане мероприятий по повышению мобильности граждан РФ на 2014-2018 гг.» // URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/70546340; Федеральный закон от 22 декабря 2014 г. № 425-ФЗ «О внесении изменений в Закон Российской Федерации “О занятости населения в Российской Федерации” в части повышения мобильности трудовых ресурсов и признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации» // URL: https://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/70726322; Федеральный закон от 29 декабря 2014 г. № 465-ФЗ «О внесении изменений в часть вторую Налогового кодекса Российской Федерации» // URL: https://www.garant.ru/products/ipo/
prime/doc/70730750.
Об авторах
Гульдар Фаритовна Ахметова
Институт стратегических исследований Республики Башкортостан
Автор, ответственный за переписку.
Email: hilazhevagf@isi-rb.ru
кандидат исторических наук, ведущий научный сотрудник
ул. Кирова, 15, Уфа, 450008, РоссияСписок литературы
- Демографические процессы в Республике Башкортостан. Уфа, 2019.
- Итоги выборочного обследования рабочей силы. 2019 // URL: https://www.gks.ru/ compendium/document/13265.
- Карачурина Л.Б. Вахтовая миграция в юго-восточном Башкортостане // Республика Башкортостан. Демографический доклад. Вып. 4 / Под ред. А.Н. Дегтярева, А.Р. Кузнецовой, Г.Ф. Ахметовой. Уфа, 2020.
- Между домом и.. домом. Возвратная пространственная мобильность населения России / Под ред. Т.Г. Нефедовой, К.В. Аверкиевой, А.Г. Махровой. М., 2016.
- Мкртчян Н.В., Флоринская Ю.Ф. Трудовая пространственная мобильность россиян на примере жителей малых городов. Препринт. М., 2015.
- Мкртчян Н.В., Флоринская Ю.Ф. Жители малых и средних городов России: трудовая миграция как альтернатива безвозвратному отъезду // Журнал Новой экономической ассоциации. 2019. № 3.
- О межрегиональной трудовой миграции в 2019 году // URL: https://rosstat.gov.ru/ storage/mediabank/GhpJyhEX/mtm_2019.pdf.
- Нуйкина Е.В. Влияние вахтового метода работы на принимающие города российского севера (на примере города Воркуты) // Известия Коми научного центра УрО РАН. 2013. Вып. 2.
- Плюснин Ю.М. Российское отходничество: вехи многовековой истории // ЭКО. 2019. № 11.
- Плюснин Ю.М., Заусаева Я.Д., Жидкевич Н.Н., Позаненко А.А. Отходники. М., 2013.
- Трудовой кодекс Российской Федерации (ред. от 31.07.2020 г.). Гл. 47. Особенности регулирования труда лиц, работающих вахтовым методом // URL: http://www.consultant.ru/ document/cons_doc_LAW_34683/b28df2870d3c3b2aeb65f905c59c7ddc1b139dd0.
- Трудовая миграция жителей Республики Башкортостан в 2019 году. Уфа, 2020.
- Туракаев М.С. Социокультурные факторы воспроизводства мобильной трудовой занятости в российском регионе (на примере северо-востока Республики Башкортостан). Автореф. дисс. к.с.н. СПб., 2016.
- Флоринская Ю.Ф., Мкртчян Н.В., Малева Т.М., Кириллова М.К. Миграция и рынок труда. М., 2015.
- Gallegos D. Airplanes Always Come Back’: Fly-in Fly-out Employment: Managing the Parenting Transitions. Perth, 2005.
- Hoath A., McKenzie H.F. The Socio-Economic Impacts of Long-Distance Commuting on Source Communities. Perth, 2013.
- Öfner E. In den Norden fernpendeln - Arbeitsmobilität im ruralen Baschkortostan. Doctoral thesis. Vienna, 2017
- Sibbel А Living FIFO: The Experiences and Psychosocial Well-Being of Western Australian Fly-in/Fly-out Employees and Partners. Edith Cowan University, 2010.
- Storey. K. Fly-in/fly-out: Implications for community // Sustainability. 2010. No. 2.