Политические настроения молодежи: лояльность или протест?

Обложка

Цитировать

Полный текст

Аннотация

В статье проанализированы результаты исследования массового политического сознания молодежи, проведенного весной 2019 г. в четырех регионах Российской Федерации: Алтайском крае, Ленинградской и Новосибирской областях, Санкт-Петербурге. Анализ позволил выделить группы молодежи, существенно различающиеся по своим установкам в отношении потенциальной политической активности и реально используемым ими способам реализации интересов своей социально-демографической группы, а также доверия политическим и социальным институтам. Молодежь дифференцируется на 8 групп по доминирующему типу политического поведения и на 4 группы, принципиально различающиеся по уровню институционального доверия.

Полный текст

Обеспечение в краткосрочной и среднесрочной перспективах политической лояльности больших, обладающих значительными ресурсами или потенциалом влияния на ситуацию в стране социальных групп является актуальной задачей политической элиты любой страны. Молодежь в этом отношении является важной стратегической мишенью. Политическая элита России прилагает значительные усилия, чтобы создать в глазах поколения миллениалов образ ответ- ственной, настроенной конструктивно к запросам населения силы, готовой к преобразованиям и развитию политической конкуренции. Политическая лояльность традиционно определяется как приверженность индивида или группы целям, нормам, ценностям, идеологиям, предлагаемым социуму политическими институтами, элитой и лидерами общественного мнения [1]. Эта характеристика массового политического сознания может быть подлинной и отражаться в определенном, легитимизирующем идеологию и политический курс акторов образе мыслей и действиях людей, но может быть и формальной, внешней, связанной только с вербальным выражением поддержки. Попытки использования в научной литературе таких терминов, как «формальная верность» или «благожелательная нейтральность», предполагают акцент на ситуациях, когда граждане относятся к политическим акторам весьма целерационально, воспринимая их лишь как средства реализации своих интересов. В политической практике подобные ситуации предельно редки; скорее, граждане становятся объектами воздействия политических институтов и политического класса. Следует различать демонстративную и скрытую политическую лояльность/нелояльность. Политическая лояльность/нелояльность социальных групп может быть как следствием реакции на действия властей, так и особенностью политической субкультуры [2]. Политическая лояльность включает и целерациональный (осознанное приятие/неприятие действий властей на основе учета экономических и политических последствий), и эмоциональный (эмпатия, симпатия/антипатия, чувство преданности/отчуждение) компоненты. Необходимо учитывать степени политической лояльности. На наш взгляд, речь может идти о следующих пяти степенях лояльности: 1. почти полное принятие действий политического класса, его поддержка и готовность участвовать в его проектах; 2. частичная лояльность, когда при критических оценках отдельных аспектов политического курса большинство населения в целом настроено достаточно позитивно; 3. равнодушие, индифферентность по поводу ситуации в стране и действий политиков, когда население концентрируется на решении своих проблем или наивно полагает, что их жизнь не зависит от политики; 4. умеренная нелояльность, отражающая недовольство существующим режимом, действиями властей, политической элитой определенных социальных слоев, которая ограничивается в основном негативными высказываниями онлайн и офлайн по поводу политического курса, репостами и лайками критических материалов в интернет-пространстве, отказом от участия в голосовании или голосованием по протестной модели, поддержкой отдельных акций системной или несистемной оппозиции; при этом недовольные граждане чаще всего остаются в рамках правового поля, не нарушая действующее законодательство; 5. проявленная политическая нелояльность вследствие серьезного недовольства населения ситуацией, когда могут возникнуть риски дестабилизации политического режима и даже его смены. В основе лояльности в силу ограниченности у многих людей информации о целях и реальных последствиях реализации тех или иных политических программ, нежелания или неспособности разбираться в этих вопросах лежит доверие, основанное на вере индивидов в совпадение системы ценностей рядовых граждан и политической элиты [3]. Подобная установка содержит в себе значительную долю иррациональности, неопределенности, риска и надежды, что политические институты и/или политики, политическая элита будут действовать исходя прежде всего из интересов страны и граждан. Персонификация образа власти традиционно связана с доверием к харизматическим фигурам, олицетворяющим собой конкретные политические институты высокого ранга [4]. Четко сформулированный в свое время Н.А. Бердяевым тезис о том, что «русский народ - народ государственный» [5. С. 13], который часто используют для обоснования лояльности политической власти, в современных условиях, особенно если речь идет о молодежи, неизбежно ставится под сомнение. Аналогична ситуация и с жесткой связью состояния экономики и политической лояльности [6] (принципы «политическая лояльность в обмен на экономическое благополучие» или «политическая лояльность вопреки падению материального уровня жизни»); в отношении миллениалов они работают далеко не всегда. В рамках эмпирических исследовательских проектов политическую лояльность целесообразно оценивать по таким показателям, как: признание права определенной политической группы на власть (политическая легитимность), уровень доверия различным созданным властью институтам и действующим политикам, уровень проявления (демонстративности) лояльности, осознание лояльности самими гражданами, готовность граждан поддерживать проекты власти. На наш взгляд, достаточно точными, минимально необходимыми индикаторами степени политической лояльности/нелояльности являются показатели доверия социальным и политическим институтам, а также спектр потенциальных и реальных политических практик социальных групп. Политическая активность граждан - значимая характеристика политического поведения [7], фиксирующая многообразие форм политических действий, их интенсивность и периодичность. Эта тема неизменно остается в зоне внимания политологов, политических социологов и политических психологов [8] на протяжении десятилетий, находя свое отражение в публикации результатов эмпирических исследований по данной теме [9], диссертациях [10], научных статьях, посвященных теме трансформации в условиях цифровизации политики и политического управления политического поведения различных социальных групп [11] и населения страны в целом [12]. Одним из приоритетных направлений в исследовании политического поведения молодежи в настоящее время остаются проблемы, связанные с тотальной интернетизацией коммуникации людей [13]. Молодежь играет все большую роль в общественно-политических процессах. Изучение многообразия форм политического поведения российской молодежи [14], ее отношения к социальным и политическим институтам может предоставить дополнительные возможности для более точного прогнозирования рисков роста политической напряженности в стране. В статье представлены некоторые результаты проведенного в апреле-мае 2019 г. учеными Санкт-Петербургского государственного университета и Алтайского государственного университета эмпирического исследования политического сознания российской молодежи. Исследование проводилось в следующих регионах, отобранных по принципу максимального отличия: в Алтайском крае, Новосибирской области, Ленинградской области, Санкт-Петербурге. Метод сбора информации - личное полустандартизованное интервью. Объем выборки - 1000 человек в возрасте от 14 до 30 лет; выборка квотная с контролем несвязанных признаков пола, возраста, образования, типа населенного пункта и региона проживания (по 250 человек в каждом из 4 регионов для обеспечения сравнимости данных). Пропорции контролируемых признаков в подвыборках строго соответствуют данным генеральной совокупности по регионам, согласно данным Росстата. Среди опрошенных респондентов в целом по выборке мужчины составили 47,6%, женщины - 52,4%. Респонденты в возрасте 14-17 лет составили 17,6% от числа опрошенных, 18-21-летние - 25,0%, респонденты в возрасте от 22 до 25 лет - 26,6%, в возрасте от 26 до 30 лет - 30,8%. Обладатели начального и неполного среднего образования составили 11,4%, среднего полного (средняя школа) - 19,7%, начального профессионального (профессиональное училище, лицей) - 2,4%, среднего профессионального (техникум, колледж) - 25,5%, неполного высшего (3 курса вуза) - 11,7%, высшего - 29,3%. Ученики старших классов школы в выборке составили 14,5%, студенты колледжа (техникума, училища) - 11,2%, студенты вуза - 20,0%; учатся и работают официально 17,0%, трудоустроены и при этом не учатся 27,0%, работают неофициально и не учатся 7,4%, вариант «другое» (находятся в декретном или послеродовом отпуске) выбрали 2,9%. 7,1% респондентов оценили ежемесячный доход своей семьи на каждого члена семьи равным не более 10000 рублей, 14,8% - в диапазоне от 10001 до 15000 рублей, 20,0% - в диапазоне от 15001 до 25000 рублей, 21,9% - в диапазоне от 25001 до 40000 рублей, 16,7% - свыше 40000 рублей. 19,5% респондентов не смогли точно определить размер ежемесячного дохода на каждого члена своей семьи. Среди респондентов жители областных центров, мегаполисов составили 47,6%, средних и маленьких городов - 26,6%, поселков городского типа - 9,4%, сельских поселений, сел, деревень - 16,4%. Обработка данных проводилась в статистическом пакете SPSS. Использовались такие методы, как простая и комбинированная группировка данных, расчет статистики хи-квадрат с оценкой стандартизованных остатков, корреляционный, кластерный и факторный виды анализа. Многообразие форм политического поведения и политической активности определяется перманентным развитием института государства и политической системы в целом, оно задается в том числе и особенностями политических традиций и политического режима. К традиционным формам политического поведения относится уже не только участие в голосовании, политических кампаниях, взаимодействие с органами государственной власти, местным самоуправлением, политическими организациями, личные контакты с политиками, участие в конвенциональных и неконвенциональных акциях и т. д., но и политическая онлайн-активность, связанная в том числе и с возможностью политической мобилизации оффлайн. Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что определенная часть граждан (и молодежь в этом смысле не исключение) считает возможным использовать не только неполитические способы защиты своих прав и интересов, но и формы, отрицательно оцениваемые с точки зрения этических норм («блат», система знакомств) или переходящие грань законности («вознаграждения»). Если рост числа участников протестных форм свидетельствует о политической напряженности и нелояльности населения к политическому курсу и властвующей элите, то даже относительно невысокий показатель числа людей, допускающих неэтичные и иллегальные способы решения своих проблем, прямо свидетельствует о дисфункции всей системы политического управления. Участие в выборах - наиболее распространенная форма политического поведения, но едва чуть более трети молодежи (38,3%) использует этот ресурс для того, чтобы выразить свои политические предпочтения. Лишь 22,1% участвуют в политической коммуникации онлайн (и это при том, что молодежь проводит в онлайн-пространстве практически все время бодрствования). Имеют опыт обращения в органы власти менее 18%, участвовали/ют в работе общественных организаций 11,7% молодых респондентов. Показатели участия во всех иных формах политической активности не превышают 7% (табл. 1). Результаты группировки данных позволяют выделить четыре группы молодежи, различающиеся по степени политической активности (табл. 2). 34,6% молодежи вообще не задействованы ни в одной форме политической активности. Как низкую можно оценить включенность в политическую деятельность у 55,5% молодых респондентов, как среднюю - у 7,8%, высокую - у 2,1%. Политическая активность лишь каждого десятого может быть оценена как средняя или высокая. Налицо достаточно низкий показатель числа тех, кто активно участвует в политической жизни российского государства. Достаточно низкие показатели политической активности молодежи могут свидетельствовать не только о нереализованном политическом потенциале этой группы или аполитичности ее сознания, но и об отсутствии в государстве реальных механизмов поддержки включенности молодежи в политику. Для построения факторов, определяющих формы политического участия и иных способов защиты своих интересов, был выбран набор признаков, фиксирующих готовность и наличие опыта у молодежи обращаться в государственные органы, общественные организации, оказать материальную поддержку политикам, их проектам, участвовать в забастовках, митингах, демонстрациях, в том числе в несанкционированных акциях протеста, в работе политических партий и общественных организаций, вести обсуждение в социальных сетях, репосты политической информации. Кроме того, учитывалась готовность молодежи использовать личные связи и вознаграждение для решения своих задач и признание респондентов в том, что они уже прибегали к подобным средствам. В Таблице 3 представлена матрица факторных компонент после вращения, полученная на основе вышеназванных признаков. Полученные семь факторов можем интерпретировать следующим образом. Фактор 1 - «Потенциальная гражданская активность», включает признаки, связанные с готовностью непосредственного участия респондентов в общественных организациях и политических партий для защиты своих интересов, а также готовность оказать материальную поддержку политикам, их проектам для защиты своих интересов; важно отметить, что непосредственное наличие опыта использования этих видов политической деятельности в этом факторе нет, что говорит о высоких показателях нереализованности политической активности молодежи, особенно в традиционных формах. Фактор 2 - «Готовность и участие в протестной политической деятельности», включает признаки, связанные с готовностью и участием в последние 2-3 года в несанкционированных акциях протеста, забастовках, митингах, демонстрациях. Фактор 3 - «Институционализированное взаимодействие с гражданским обществом», включает признаки, фиксирующие наличие у респондентов опыта работать в общественных организациях и политических партиях, а также оказания материальной поддержки политикам и их проектам (понятно, что в большинстве случаев речь идет о материальной поддержке несистемной оппозиции). Фактор 4 - «Потенциальная готовность и опыт использования «теневых» средств защиты своих интересов», включает признаки, связанные с применением личных связей и вознаграждения в последние 2-3 года. Фактор 5 - «Институциональные патерналистские установки», включает признаки, связанные с готовностью обращения и наличием опыта обращения молодежи в последние 2-3 года в государственные органы и общественные организации для защиты своих интересов. Фактор 6 - «Политическая коммуникация в онлайн-пространстве», включает признаки, связанные с готовностью и участием за последние 2-3 года в обсуждении политики в социальных сетях, репостах политической информации; Фактор 7 - «Электоральная активность», включает признаки, связанные с готовностью и участием молодежи в выборах в последние 2-3 года. С целью решения задачи определения групп респондентов, существенно отличающихся по типу политической активности, был выполнен кластерный анализ методом К-средних на основе использования значений факторных нагрузок полученных компонент (результат представлен в табл. 4). Количественное распределение респондентов по кластерам представлено в табл. 5. В табл. 4 представлена оценка кластерных центров в виде средних значений факторов, которые варьируются ориентировочно в пределах от -3 до +3. Поскольку изначальная кодировка ответов по переменным, включенных в факторный анализ, имеет биноминальную структуру, большое положительное значение фактора в соответствующем кластере означает максимальную степень его проявления, а большое отрицательное значение фактора подразумевает низкую степень его проявления. На основе этих данных были выявлены восемь кластеров (групп молодежи), которые можно охарактеризовать следующим образом (табл. 5): кластер 1 - индифферентные, отчужденные от политики люди (25,8%); кластер 2 - группа с доминированием электорального участия, что соответствует «приходской» политической субкультуре (22,5%); кластер 3 - пассивная в политическом отношении молодежь с высокими показателями декларирующейся потенциальной активности в политической и общественной жизни (6,7%); кластер 4 - участники политического протеста (7,3%); кластер 5 - молодежь с патерналистскими политическими установками, ориентирующаяся на позицию «просителей» в отношении органов власти и иных институтов, оказывающих влияние на положение группы (14,2%); кластер 6 - активисты политической онлайн-коммуникации (13,1%); кластер 7 - политизированные участники работы институтов гражданского общества (3,1%); кластер 8 - использующие «блат» и коррупционные практики для защиты своих интересов (7,3%). Полученная в результате кластеризации факторов, которые сегментируют выборочную совокупность по типам политического участия молодежи для защиты своих интересов, и сохраненная переменная используется в качестве самостоятельной переменной для построения таблиц сопряженности с признаками социально демографического характера (табл. 6). При построении таблицы сопряженности между переменной, отражающей принадлежность к конкретному кластеру и переменными с социальнодемографическими характеристиками респондентов (табл. 6), выяснилось, что только два кластера - «Политическое участие не выражено» и «Электоральное участие» - имеют статистически подтвержденные зависимости с ними. Молодежь, склонная вообще игнорировать участие в политической жизни страны, обладает достаточно низким образованием (для нее более характерно наличие начального и неполного среднего образования (5,1% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке 4,0), чем высшего (5,8% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке -2,0). В данном кластере больше учеников школ (5,8% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке 3,4), чем работающих с трудовой книжкой и неучащихся молодых людей (5,2% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке -2,1). По возрастным когортам кластер в основном представлен группой 14-17 лет (7,4% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +4,2); для него нетипично представительство возрастной группы 26-30 лет (5,7% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке -2,5). Для кластера, включающего респондентов, наиболее активно участвующих в выборах, характерно наличие высшего образования (8,1% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +1,9); по роду занятий это преимущественно студенты вузов (5,7% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +1,6) и неучащаяся молодежь, работающая с трудовой книжкой (7,9% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +2,3). По возрастным когортам кластер представлен в основном группой 26-30 лет (9,4% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +3,0). Необходимо специально подчеркнуть, что данная возрастная группа (26- 30 лет) также представляет кластер активистов с патерналистским типом мышления, которые предпочитают для защиты своих интересов обращаться в органы государственной власти и общественные организации, делегируя им свои политические права (5,6% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +1,9). Предварительный расчет одномерного распределения частот доверия социальным и политическим институтам (табл. 7) показал, что за исключением главы правительства Д.А. Медведева и Русской православной церкви по отношению ко всем остальным институтам респонденты демонстрируют двойственное отношение: модальное значение распределения пришлось на вариант ответа «в чем-то доверяю, в чем-то не доверяю». Налицо если не кризис доверия социальным и политическим институтам со стороны молодежи, то как минимум раскол в оценках. На рис. 1 представлены результаты кластерного анализа, где по показателям сходства/различия оценок доверия распределены переменные, отображающие государственные и общественные институты по степени доверия к ним со стороны молодежи. Кластерный анализ сходства самооценки доверия социальным и политическим институтам у молодежи показал наличие пяти групп институтов: к первой группе относятся властные институты федерального уровня: Государственная Дума, Совет Федерации, правительство России, премьерминистр Д.А. Медведев и президент В.В. Путин; ко второй группе - законодательные и исполнительные институты региональной власти и органы местного самоуправления; в третью группу попали «силовые» институты; в четвертую группу - Русская православная церковь, к которой молодое поколение относится в целом скорее негативно (данный кластер не вошел ни в одно из кластерных объединений); наконец, в пятую - такие негосударственные институты, как благотворительные организации, волонтерские движения, молодежные политические организации. Характер оценок доверия институтов федеральной власти и общественных и политических организаций молодежи отличается максимально. При сопряжении кластерной переменной, сегментирующей молодежь по типам политической активности, и переменным «Доверие к политическим и социальным институтам» в табл. 8 представлен ряд статистических зависимостей. В табл. 8 представлены три кластера («Опосредованное политическое участие», «Участники информационной политической активности» и «Электоральное участие»), которые продемонстрировали статистически значимые показатели связи с такими институтами, как региональный парламент, премьер-министр Д.А. Медведев и Русская православная церковь. Для кластера, включающего респондентов с патерналистским типом сознания, характерно амбивалентное отношение к региональному парламенту (5,8% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +1,8). Для кластера, объединяющего онлайн-активистов, характерна склонность к абсолютному недоверию к премьер-министру Д.А. Медведеву (5,1% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке +2,4). Кластер, включающий достаточно активный электорат, показывает склонность к абсолютному недоверию в отношении Русской православной церкви (5,5% от общего числа выборки при значимом стандартизованном остатке -1,8). Для политического сознания российского гражданина в целом, и молодежь в этом смысле - не исключение, нетипична так называемая локальная лояльность, когда при негативном отношении жителей определенного региона или населенного пункта к федеральным властям представители местных органов власти и политических организаций вызывают гораздо большее уважение. Наоборот, налицо вертикальная нисходящая связанность отношения молодежи к органам власти, когда уровень доверия политическим институтам и лидерам федерального уровня коррелирует с аналогичными показателями регионального уровня: чем ниже уровень власти, тем меньше доля людей, проявляющих лояльность в отношении них. Мы видим сходство уровня доверия молодежи социальным и политическим институтам в зависимости от их типа; результаты явно указывают на необходимость политического класса давать большие возможности для участия молодежи в политической работе, имеющей практическое воплощение в принятии значимых для этой группы решений. Выявленные по типу политической деятельности группы и их размер свидетельствуют о наличии определенных рисков роста протестной гражданской активности, хотя сама по себе группа молодежи, склонной к активным протестам, невелика. Действительно тревожный выявленный показатель - то, что четверть молодежи абсолютно индифферентна к общественнополитической деятельности, а более 7% видят наиболее оптимальный способ защиты своих интересов в использовании неэтичных или незаконных технологий.

×

Об авторах

Ольга Валентиновна Попова

Санкт-Петербургский государственный университет

Автор, ответственный за переписку.
Email: o.popova@spbu.ru

доктор политических наук, профессор, заведующая кафедрой политических институтов и прикладных политических исследований Санкт-Петербургского государственного университета

Университетская набережная, 7-9, Санкт-Петербург, Россия, 199034

Олег Владимирович Лагутин

Санкт-Петербургский государственный университет

Email: o.lagutin@spbu.ru

кандидат политических наук, доцент кафедры политических институтов и прикладных политических исследований Санкт-Петербургского государственного университета

Университетская набережная, 7-9, Санкт-Петербург, Россия, 199034

Список литературы

  1. Кобелева Х.А. Политическое доверие в аспекте культурологических и институциональных концепций // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: История. Политология. Социология. 2019. № 2. С. 65-68.
  2. Шапиро С.А. Лояльность как критерий в типологии политической культуры современной России (к постановке проблемы) // Философские науки. 2013. № 1. С. 48-54.
  3. Иудин А.А., Привалов И.В. Соотношение оптимизма и лояльности власти: (вторичный анализ данных ВЦИОМ) // Вестник Пермского национального исследовательского политехнического университета. Социально-экономические науки. 2018. № 3. С. 8-20.
  4. Шестов Н.И. Мифологическое основание лояльности российских граждан идее партийности либерально-демократической политики // Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия: Социология. Политология. 2018. Т. 18. № 2. С. 195-199.
  5. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. 224 с.
  6. Авдеева Д.А. Доверие в России и его связь с уровнем экономического развития // Общественные науки и современность. 2019. № 3. С. 79-93.
  7. Головоненко Д.В. Политическая активность молодежи в современной России // Историческая и социально-образовательная мысль. 2012. № 3 (13). С. 141-143.
  8. Макарова О.А. Современные тенденции политического участия молодежи // Власть. 2014. Т. 22. № 12. С. 39-42.
  9. Леви Д.А. Интернет-мобилизуемая политическая активность и феномен цифровой дипломатии // Азимут научных исследований: экономика и управление. 2015. № 4 (13). С. 96-99.
  10. Баранова Г.В. Концептуальные основы исследования социально-политической активности в современном российском обществе: дис. … д-ра социологических наук. Орел: Академия Федеральной службы охраны РФ, 2018. 455 с.
  11. Мастерова Ю.А. Политическая активность российской молодежи в условиях распространения информационных технологий: дис. … канд. полит. наук. М.: Издательство Научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики», 2009. 187 с.
  12. Балашов А.Н., Бочанов М.А. Интернет-технологии как фактор политической активности граждан: тренды и противоречия // PolitBook. 2017. № 2. С. 22-34.
  13. Бродовская Е.В., Домбровская А.В., Пырма Р.В., Азаров А.А. Готовность современной российской молодежи к реализации гражданской и политической активности в цифровой среде // Власть. 2019. № 1. С. 91-95.
  14. Чирун С.Н. Политическая активность и политическое участие молодежи: проблемы и возможности // Вестник Томского государственного университета. 2010. № 332. С. 50-54.

© Попова О.В., Лагутин О.В., 2019

Creative Commons License
Эта статья доступна по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 International License.

Данный сайт использует cookie-файлы

Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie, которые обеспечивают правильную работу сайта.

О куки-файлах